Невыносимое одиночество

11

Микаел проснулся скандально поздно. В первый момент он не мог понять, где находится. Низкий потолок, толстые балки, бревенчатые стены. Старинная, очень уютная комната…

Доминик уже проснулся и выжидающе смотрел не него.

— Доброе утро, — пробормотал Микаел. — Солнце уже встало…

Лицо мальчика просияло улыбкой.

— В доме столько жизни и движения, — сказал он. — Одна дама хотела нас видеть, но ее попросили не будить нас. Теперь она наверняка пошла к тому старику.

— Этот старик твой прадед, Доминик.

— Да, он очень мил.

— Он в соседней комнате. Давай вставать, эта дама не должна застать нас лежащими в постели. Она довольно строгая.

В столовой они встретили Сесилию.

Сесилия выглядела потрясающе! Ей было пятьдесят восемь лет, но она была переполнена жизненной силой, против которой невозможно было устоять. Доминик никогда не видел такой красивой старой дамы. «Нет, она совсем не старая», — подумал он. Она выглядела… Мальчик не мог найти подходящего слова, но он имел в виду: «вечной».

Микаел думал то же самое. Он сам с трудом удерживал слезы, видя ее слезы радости — совершенно искренние и открытые. Она обняла обоих с такой силой, что чуть не задушила их.

— Танкред много рассказывал о встрече с тобой, Микаел — проникновенно произнесла она, — этого ему никогда не забыть! Он приехал и будет тебе очень рад!

Она наклонилась к Доминику.

— Посмотрите-ка на этого мальчугана! Еще один с желтыми кошачьими глазами деда Тенгеля! Настоящее светопреставление! Просто удивительно, что…

— Что же? — спросил Микаел.

— Нет, поговорим об этом потом. Такое несчастье произошло с моим братом и дядей Аре! Мы отправились сразу же, но, конечно, не успели на похороны. Если бы я могла сделать хоть что-то для дяди Аре! Ах, эта кровать…

— Какая кровать?

— На которой он лежит. На ней нашли Тенгеля и Силью после того, как Тенгель покончил с обеими жизнями. На этой кровати твой отец Тарье боролся со смертью, но вынужден был сдаться. Его последние слова были обращены к тебе, Микаел: «Передай привет Микаелу и скажи, что я люблю его. Очень!» И твоя бабушка Мета тоже умирала здесь. Да вы же, наверное, голодны?

Она так быстро меняла тему разговора!

Войдя в комнату, Микаел поздоровался с дедом и немного поболтал с ним. Пора было садиться за стол.

Стол был накрыт в просторной и красивой гостиной Матильды, находящейся в новой части дома. Потом пришли все родственники из Гростенсхольма и Элистранда, чтобы рассказать Микаелу о Людях Льда и послушать рассказ о его жизни. Танкред тоже был там: его встреча с Микаелом была сердечной. Александр был очень аристократичным господином 65 лет, в модном парике с длинными черными локонами, которыми все восхищались. Джессика была красивой и скромной женщиной, а ее дочь Лене и двухгодовалый Тристан отправились поиграть с другими детьми. Только Доминику пришлось остаться в гостиной, чтобы послушать историю Людей Льда, что было для него очень важно. Остальным детям это было более или менее известно.

Аре внесли и положили на диван, Микаел сел возле него.

Бранд, которому предстояло после смерти Аре возглавить род, взял слово. Это был деловитый и рассудительный человек, не ударяющийся в фантазии, но Микаелу все же показалось, что тот рассказывает о чем-то фантастическом.

Бранд начал с того, что очень рад появлению Микаела. И для его радости была еще одна причина: после Бранда род Людей Льда должен был возглавить Микаел, как сын Тарье, а после Микаела — Доминик.

Потом он рассказал старинную легенду о Тенгеле Злом. О долине Людей Льда, где прошло детство Лив, где отец Микаела Тарье был смертельно ранен бедолагой Колгримом. Бранд много говорил о Тенгеле и Силье, этих прародителях семьи, обо всем хорошем, что они делали. Но он упомянул и о темных сторонах Людей Льда. И в присутствии Доминика они заговорили о кошачьих глазах, свидетельствующих об особых способностях человека.

— И в самом деле, Доминик необычный! — сказал Микаел.

— Мы заметили это, — согласилась Лив.

И только после этого мальчику разрешили уйти.

— Теперь мы подошли к самому трудному, Микаел.

И он рассказал о проклятии. Об ужасающих качествах «меченых» Людей Льда. О борьбе Тенгеля Доброго с этим проклятием. О Ханне и Гримаре, которые вообще не хотели бороться с этим. О Суль, представлявшей собой прекрасную и трагическую смесь добра и зла. О Тронде и Колгриме, склонившихся перед злом.

Микаел был потрясен.

— Не считаете ли вы… что Доминик…

— Нет, — сказала Сесилия, — и Виллему, и Никлас тоже. Мы не можем понять, в чем дело. Но у меня есть своя маленькая теория на этот счет.

— У многих в нашем роду это было, — сказала Лив. — Ты уже слышал, что в каждом поколении рождается один с такими свойствами. С Габриэллой и Калебом случилось несчастье: у них родился «меченый» ребенок, но он умер при рождении.

Она замолчала.

Аре, лежавший на диване, произнес:

— Мы с Лив держали это в тайне много лет. Но теперь, мне кажется, следует сказать всю правду, теперь это важно.

— Я тоже так думаю, — согласилась Лив. — Скажи, Аре!

— Ребенок не умер при рождении, Габриэлла. Хотя это и был не совсем здоровый ребенок. Он был недоношенным, дыхание у него еще не наладилось. Мы могли бы, возможно, его спасти в результате длительной и тяжелой работы. Но мы этого не сделали. Мы не убивали его, но и не спасали его жизнь: мы не предпринимали абсолютно ничего! Ведь мы видели, что получилось из Колгрима. А с этой маленькой девочкой дело обстояло хуже, чем с Колгримом.

Все замолчали. Габриэлла посмотрела на Калеба, он кивнул.

— Вы поступили правильно, бабушка и дядя Аре, — выдавила из себя Габриэлла. — Спасибо!

— Для меня было облегчением услышать это, — сказала Лив. — Поверь, это было испытанием для меня и для Аре.

— Но тогда моя теория еще больше подтверждается! — воскликнула Сесилия.

— Да, — сказала Лив. — Если твоя теория та же самая, что и моя.

— Давай-ка послушаем!

— Хорошо, — охотно согласилась Сесилия. — Рождается «меченый» ребенок, но ему не дают выжить. И в качестве своего рода компенсации в том же самом поколении появляются еще трое с такими качествами, хотя я сама не очень-то верю в это…

— Это звучит дико, — сказал Андреас, — хотя в этом что-то есть.

— Но я не думаю, что кто-то из этих троих злой, — сказала Ирья.

— Мы тоже так не думаем, — согласилась Лив. — Злым был первый ребенок, это было совершенно ясно, вы сами бы это поняли, если бы видели Ханну! Девочка была просто вылитая Ханна! Нет, наши малыши унаследовали другие свойства. Я полностью убедилась в этом, когда увидела Доминика. В нем собрано все самое лучшее.

— Каким образом? — спросил Микаел.

— Я отвечу на твой вопрос, — сказал Маттиас. — Как тебе известно, у меня хранится магическое наследство Людей Льда: лечебные травы, колдовские средства, рецепты. Мой долг — найти наследника всего этого, когда придет время. И нет ничего легче сделать это. Все это достанется Никласу, сыну Андреаса. В его руках есть чудодейственная сила.

Лив кивнула.

— Его руки обладают той же силой, что и легендарные руки моего отца Тенгеля. Только это свойство еще не развито у Никласа.

— А Виллему? — спросил Микаел. Габриэлла вздохнула с улыбкой.

— Она дикая и необузданная, в ней столько стихийной любви к жизни!

— Да, — кивнула Лив, — я узнаю в ней ту неодолимую радость жизни, которая была у Суль. И есть отчасти у Сесилии.

— И вот появляется Доминик с его чувствительностью к настроениям других. Расскажи нам о Доминике, Микаел!

— Хорошо. Но сначала один вопрос: кто жил в этой комнате, где мы спим?

— Почему ты спрашиваешь? — настороженно произнесла Лив.

— Мальчик разговаривал с кем-то во сне. И это была не обычная болтовня во сне, это была настоящая беседа. Он смеялся и шутил с кем-то…

В наступившей внезапно тишине Лив прошептала:

— Суль. Мы вместе с Суль спали в этой комнате в детстве. Она опять вернулась, и это уже не в первый раз!

— Ее дух продолжает жить, Микаел, — со слезами на глазах произнесла Сесилия. — Никто не может видеть ее, но мы с Александром однажды почувствовали ее присутствие — в лесу…

— Мы с Хильдой тоже, — сказал Маттиас. — Какой-то плутовской смех среди ветра…

— И у Колгрима был с ней своеобразный контакт, — сказал Калеб. — И это вполне естественно, ведь он был ее внуком и тоже, как и она, «меченым». Но Доминику нечего бояться, она не желает ему зла.

— Нет, бояться ему нечего, — улыбнулся Микаел. — Скорее, ему нужно радоваться.

— Ни один человек на земле так не любил свою семью, как Суль, — сказала Лив. — Поэтому вполне логично, что она снова появляется здесь. Она была настоящей ведьмой и обещала Аре, что вернется. В более мягком виде, как она выразилась. Я вижу, что в Сесилии есть много от нее.

— Да, — согласилась Сесилия, — во мне есть многое от Суль, это верно.

— Я тоже так считаю, — добавил Александр, — ты моя маленькая ведьма!

Сесилия ущипнула его, словно оба они были подростками.

— Теперь твоя очередь, Микаел, — сказал Андреас. — Расскажи о своей жизни и о Доминике!

— Хорошо. Но можем ли мы быть совершенно уверенными в том, что нашим детям не передалась дурная наследственность?

— Ты намекаешь на Тронда? — тихо спросил Бранд.

Микаел кивнул.

— Да, Тронд… — вздохнул Аре, — это наше наказание. Каким он был прекрасным малышом, и вдруг… в нем проявилось все это зло!

— Отец знал об этом, — сказала Лив. — Он видел признаки этого, но ничего не мог с этим поделать.

— Мысль о колдовском наследии разбудила в Тронде злое начало, — сказал Бранд, — в нем поселилась та самая тоска, которая в свое время толкнула Колгрима на совершение ужасных поступков. Маттиас, будь осторожен! Давайте все будем осторожными! Не говорите об этом двум другим детям! Мы ведь не можем знать наверняка…

— Я согласна, — сказала Габриэлла, — и я знаю, что в Виллему нет ничего злого. Но ведь и в Тронде ничего такого не было…

— Я тоже так думаю, — сказал Микаел. — После всего услышанного мною здесь я прихожу к выводу, что опасность подстерегает того, кто владеет наследством. Я ничего не скажу об этом Доминику.

— И правильно сделаешь, — вставил Андреас. — Дети, конечно, знают, что наследство существует. Но они никогда не слышали о том, что после Маттиаса владеть им будет Никлас, — он загадочно улыбнулся. — Какие это красивые дети, все трое желтоглазых! Только бы в них не было зла!

Лив и Аре переглянулись. Оба они были обеспокоены одним и тем же: в одном из них они не было до конца уверены, у обоих было слабое предчувствие, что… Это был признак, который можно было оценивать двояко, и в глубине души они молились о том, чтобы развитие пошло в правильном направлении.

Оторвавшись от своих мыслей, Аре сказал:

— Давайте же послушаем историю Микаела!

Все расселись поудобнее, Матильда принесла еще пива и наполнила кружки. И Микаел начал.

— Я всегда был одинок. Это одиночество идет изнутри и не может быть преодолено никакой дружбой. Оно существует само по себе.

Аре кивнул.

— Тарье тоже носил нечто подобное в себе. Но у него это проявлялось не в таких масштабах.

Говорить Аре было нелегко, дыхание его было тяжелым и прерывистым. Но голова оставалась ясной, хотя спина и грудная клетка были настолько повреждены, что он не мог пошевелиться.

— Как я уже говорил вчера, детство мое было суматошным, — продолжал Микаел, — вплоть до того дня, когда Марка Кристина вышла замуж за Габриэла Оксенштерна, и я поселился у них. Я точно не знал, кем хочу стать. Фактически я не знаю этого и теперь. Я пробовал учиться, как мой отец Тарье, но это меня особенно не привлекало. Не в этом мое призвание. К моему несчастью муж Марки Кристины был офицером, для него профессия воина была совершенно естественной, и ему казалось, что это подходит и для меня. Я не мог сказать ему «нет», потому что я всегда старался угодить другим.

— Стало быть, ты принадлежишь к числу таких Людей Льда? — вырвалось у Сесилии. — Бедный мальчик!

Микаел улыбнулся. Ему показалось, что сама Сесилия не относится к числу особенно покладистых.

Все обратили внимание на то, что он время от времени посматривает в окно.

— Ты думаешь о детях? — спросила Матильда, вставая.

— Да, — как бы извиняясь, улыбнулся он. — Мне интересно, как ведет себя Доминик.

Матильда и Сесилия посмотрели во двор.

— Они разделились, — сказала Сесилия. — Лене и Ирмелин явно нашли друг друга, обе они типичные хозяюшки. Они играют с маленьким Тристаном, как с куклой, укладывают его, как в постель, в поилку для лошадей. Слава Богу, что там нет воды.

— С младшим Паладином все в порядке? — не без опаски спросил Александр.

— Твое самолюбие проявляется буквально во всем! — рассмеялась его жена.

— Тристан слишком ленив, — усмехнулся Танкред.

— Зато о других этого не скажешь, — вставила Матильда. — А вот и они! Виллему, Никлас и Доминик забрались на сеновал, сидят там и о чем-то болтают.

— Трое с кошачьими глазами! — заметила Сесилия. — Уж эти-то точно нашли друг друга! Любопытно было бы послушать, о чем они болтают!

Микаел успокоился, все опять сели на свои места.

— У тебя был сын уже тогда, когда мы встретились в Бремене, — весело произнес Танкред, — но ты ничего не сказал об этом. Ты ведь женат, не так ли?

Помедлив немного, Микаел ответил:

— Да, я женат.

В комнате опять стало тихо.

— Мне кажется, ты должен рассказать о своем браке, — спокойно сказала Лив.

— Я… не вернусь обратно. Не позаботитесь ли вы о том, чтобы Доминик получил надежный эскорт до замка Мёрбю, что к северу от Стокгольма? Анетта, моя жена, очень привязана к нему. Мальчик для нее все.

— А как же ты? — спросил Аре после некоторой паузы. — Ты останешься здесь?

— Ненадолго, — все тем же безразличным тоном ответил он. — Мне нужно дальше…

— Куда же?

— У меня есть цель.

Видя, что ему не хочется давать объяснения, Сесилия спросила:

— Значит, твой брак несчастливый?

Микаел вздохнул.

— Это брак по договоренности. Мои приемные родители устроили его. И я послушался их, как обычно, — он снова вздохнул. — Но с годами я обнаружил, что все это обернулось против меня… Если на острове живет сто человек и 99 из них тактичные люди, то побеждает все равно грубиян, ведь тактичные люди не отвечают грубостью на грубость. Мне все это известно, но, вопреки этому, я прежде всего думаю о других. В этом есть нечто абсурдное.

— Тарье тоже был таким, — сказал Бранд. — Он тоже страдал из-за своей заботы о других.

— Пусть Бог благословит вас обоих за это, — сказала Лив, — и в браке ты тоже такой, насколько я понимаю?

— Если я дал хоть чем-то понять, что моя жена бесцеремонна, то это неправда. Она очень сдержанна, и я не хочу давить на нее. С годами, будучи на войне, я научился любить ее, со всеми ее заблуждениями. Я же для нее остаюсь просто обузой. Ей нужно освободиться от меня, чтобы выйти замуж за того, кто ей подходит.

Он сказал, что они живут в воздержании.

— Похоже, у тебя отнюдь не роскошная любовная жизнь, — сказала Сесилия. Он повернулся к ней.

— Два раза она была моей. Два раза за все эти девять лет.

— Тогда меня не удивляет, что она нашла себе другого, — с откровенной прямотой заметила Сесилия. — Хотя тебе удалось за эти два раза сделать Доминика! Неплохая работа!

— Сесилия, замолчи, — сказала ее мать.

Микаел не рассердился.

— Не следует забывать о том, что большую часть времени я отсутствовал.

Аре положил руку на его запястье.

— Но ты побудешь здесь еще некоторое время, не так ли?

— Да, — ласково улыбнулся он деду, — спасибо, если мне позволят.

— Оставайся здесь столько, сколько захочешь, — ответил Аре.

— Я чувствую себя здесь дома. Впервые я смог поговорить с кем-то о своих проблемах.

— Микаел, — сказала Ирья. — Что, собственно, мучает тебя? Все мы видим, что ты болен.

— Я сам не знаю, что это, — признался он. — Общительным я никогда не был, но последние два года я страдаю от тягостной меланхолии.

— Имеет ли это отношение к твоему браку?

— Нет… Нет, я не думаю. Хотя это и не способствует моему выздоровлению.

— Вряд ли это телесная болезнь, — сказал Маттиас. — Это депрессия.

Депрессия! Опять это страшное слово! Но он все же продолжал рассказывать дальше, эти люди понимали его.

— Все началось в Ливландии. У меня был настоящий срыв. С тех пор я никогда не чувствовал себя хорошо.

— Что же послужило причиной этого срыва? — поинтересовался, как врач, Маттиас.

— Война. Солдатская жизнь. Всему есть свой предел, как известно.

— Да, если тебе что-то невмоготу, рано или поздно наступит кризис.

Микаел задумчиво произнес:

— Но вызвало во мне эту душевную слабость, отвращающую меня от солдатской жизни, одно странное событие, происшедшее в тот же самый день. Я пережил нечто ужасное, и во мне поселился страх перед неизвестным. Теперь, приехав сюда, я понял, что эта кровь Людей Льда сыграла со мной злую шутку.

— Ты расскажешь нам, как все было?

— Там было старинное поместье. И на его территории находилась заброшенная церквушка…

И он рассказал о мистической женщине, которая с первого же дня выбрала его для своих странных поручений. Рассказал о том, что в конце концов он понял, что это была умершая двести пятьдесят лет назад жена рыцаря, Магда фон Стейерхорн.

История Микаела была длинной, но никто не проронил ни слова.

Аре крепче сжал его руку.

— Господи, мой мальчик! Нельзя играть с мертвецами!

— Одна старуха сказала мне то же самое: мертвецы вызывают у человека депрессию.

— Она прикасалась к тебе? — спросила Лив.

Микаел задумался.

— Нет. А впрочем, да! В последний раз, когда я видел ее, она протянула руку и… коснулась меня. Вот здесь, возле локтя…

— И что ты почувствовал?

— Ничего. Я вообще ничего не почувствовал. Но, находясь рядом с ней, я постоянно мерз. Но почему вы так напуганы? Вы же сами говорили, что Суль возвращалась сюда…

— Это большая разница, — сказала Лив, — Суль никогда не показывается, мы просто ощущаем ее присутствие. И она хочет нам только добра. Та же женщина в Ливландии наверняка была злой!

— Да, — подумав, произнес Микаел. — Во всяком случае, она обладала исключительной силой воли.

Хильда вздрогнула.

— Мне кажется, это звучит устрашающе, когда ты говоришь, что она пытается проникнуть ночью через окно. Руки, ощупывающие стекло, большие, пристально глядящие глаза… Уфф!

Улыбка Микаела больше напоминала гримасу.

— Я никогда не видел ее, это всего лишь игра воображения. Думаю, если бы я не зашторивал окно, я решился бы взглянуть на нее. Но даже если ее там и нет, можно вбить себе в голову всякие страшные картины, ощущать опасность, поддаваясь своим же фантазиям. Болезненным фантазиям, должен вам сказать.

Маттиас кивнул.

— Можно понять твои чувства.

— Опиши свои приступы, — попросил Бранд.

Микаел стал обдумывать, как ему все это понятнее изложить. Описать тьму, готовую поглотить его, описать то самое?.. Нелегко описать в словах собственный страх!

Но не успел он еще начать рассказывать, как со двора послышался плач.

— О, Господи, — сказала Матильда, — девчонки решили искупать Тристана в бочке!

— Ирмелин не могла до такого додуматься! — воскликнула Хильда.

— Это придумала Лене, я ее знаю, — сказала Джессика.

— Спасай последнего маркграфа! — крикнула Александру Сесилия, сверкая глазами. Она-то знала, как он озабочен продолжением рода Паладинов, поэтому отпускала порой грубоватые шутки по этому поводу, не забывая при этом заботиться о внуках.

Вся молодежь выбежала спасать перепуганного Тристана, готового вот-вот утонуть.

В гостиной, кроме Микаела, остались только Лив, Александр и Бранд. И Аре, разумеется.

— Ну, а теперь о твоих приступах, Микаел, — требовательно произнес Александр.

Ему было легче говорить об этом с ними, пожилыми и более опытными. Они спокойно слушали его, но Микаел заметил в их взглядах беспокойство.

Под конец он, словно извиняясь, сказал:

— Надеюсь, что мне здесь станет лучше. Здесь мне так хорошо! И когда-нибудь последствия срыва сойдут на нет.

— Ты знаешь, что это такое? — спросил Бранд.

— Да, думаю, что знаю. Но я не могу выразить это в словах. Не осмеливаюсь назвать все своими именами.

Лив взяла его за руку.

— Мы прогоним твоих призраков, Микаел. Не утруждай себя размышлениями об этом.

Все поддержали ее.

— Ты говорил откровенно со своей женой? — спросил Александр. — Это может быть важнее, чем ты думаешь.

— Я знаю, — медленно произнес Микаел, — но ей так трудно во всем разобраться. Она получила совершенно безумное воспитание, она фанатичная католичка, и от этого никому не становится лучше.

Все пристально посмотрели на него. Лив улыбнулась.

— Люди Льда просто удивительны, — сказала она, глядя, как все возвращаются в гостиную и садятся по своим местам, — чувственным переживаниям подвергнуты не только «меченые». Сесилия и Тарье, к примеру, установили друг с другом мысленный контакт на расстоянии. Микаел же явно способен видеть невидимое.

— Думаю, что Тарье обладал множеством сверхъестественных качеств, — сказала Сесилия. — Он мог передать что-то из этого сыну. Однажды между мной и Танкредом была установлена сверхчувственная связь. Что касается меня, то, я думаю, что мне эти качества достались от Суль.

— А вот мы вполне обычные люди, — сказал Андреас, — ничем не примечательные…

— Ну, ну, — улыбнулась Эли, — разве кто-нибудь из нас жалуется?

Находясь среди них, Микаел чувствовал себя таким счастливым, что его просто распирало от радости. Он был среди своих! И его любимый маленький Доминик тоже нашел себя в этой фантастической семье.