Она свернулась калачиком на моей кровати, тихо постанывая от боли, а я не могу отвести взгляд от мягких изгибов ее задницы и манящего контура киски находящейся всего в нескольких сантиметрах от моего пульсирующего члена.
Каждый ее слабый стон заставляет яйца дергаться.
Чувство ее подо мной оставило глубокий след на моей коже. Ее бедра, прижимающиеся ко мне, нежный пульс под пальцами — жестокое напоминание о том, как давно в моей постели не было женщины.
Я разрываюсь между тем, чтобы удовлетворить себя самому или отодвинуть в сторону ее розовые трусики и утонуть в ней.
Иванов, что за чертову проблему ты привел в мой дом?
Блять.
Я подхожу к своему комоду и достаю пару боксеров. Я редко их ношу, но сегодня вечером притворюсь, что у меня есть хоть капля приличия.
Свернувшаяся в клубок на моей кровати, она выглядит такой уязвимой. Огненная волна волос спадает потными прядями на плечи, красиво контрастируя с бледной кожей рук.
Она делает сопротивление почти невозможным, даже когда очередной болезненный стон срывается с ее припухших губ и дрожь пробегает по миниатюрному телу.
— Иди сюда, маленькая птичка, позволь согреть тебя.
Холод тела обжигает мою грудь, когда притягиваю ее к себе. Она тает в моих объятиях, утыкается носом в выемку у меня на шее, ее пальцы прижимаются к моему уху, когда она обхватывает ими мою шею.
Укладывая ее рядом с собой, она еще сильнее прижимается, и я накрываю нас обоих одеялом.
Мне приходится поправить свой член, засунув в боксеры. Он сам по себе тянется к ее теплу.
Оставить свет на прикроватном столике включенным — логичный выбор. Если его выключить, настанет темнота, и я переверну ее на спину и позволю согреть мой ноющий член между ее гибких бедер.
Дочь Иванова.
Но когда я обнимаю ее, и она вытягивается, переплетая свои ноги с моими, его лицо — последнее, что всплывает в моих мыслях.
Каждый раз, когда она стонет, я не могу удержаться и провожу рукой вверх и вниз по ее спине. Я все больше сопротивляюсь желанию прижать ее к себе.
Нежное дыхание на моей груди, запах лавандового шампуня и ее стоны всю ночь держат меня на краю пропасти. Мои блуждающие пальцы и дергающиеся бедра толкают меня все ближе к тому, чтобы спрыгнуть с нее.
Заставив себя расслабиться, я наконец задремал на несколько часов.
Меня будит ее движение, и я оказываюсь на ней с членом, крепко зажатым между мной и круглыми ягодицами ее попки. Ее голова покоится на моей руке, а другой ласкаю ее гладкий живот.
Я провожу мизинцем по шву изящных трусиков, и быстрый вдох, который она делает, вызывает новый прилив бушующей огненной крови к моему члену.
— Мистер Петров? — голос звучит робко, но она не делает попытки отодвинуться от меня.
— Ты можешь называть меня Николаем, птичка. Как тебе оказаться в логове лиса? — я не могу сдержать движение бедрами, погружая себя глубже в ее мягкие формы.
Она отвечает мне, слегка выгибаясь назад, что только сильнее подогревает мое желание.
— Спасибо, что помогли мне, — голос прерывается, дыхание учащается, и она кладет свою руку на мою, лежащую у нее на животе. Легким прикосновением она проводит по моим пальцам, обжигающим кожу.
Огонь пробегает по моей руке и разгорается в груди.
— С удовольствием, Наталья. Насколько ты теперь чувствуешь себя лучше? Ммм? — опуская руку ниже, кончиками пальцев исследую секреты ее обтягивающего нижнего белья. Мягкие завитки приветствуют меня, и я, прокладываю свой путь к теплу у вершины ее бедер.
Она втягивает воздух и задерживает дыхание.
— Мистер… Николай. Я, эм. Я не уверена, — вздох и тихий вскрик срываются с ее губ, когда я слегка касаюсь клитора.
— Я уверен, что ты влажная для меня, не так ли, Наталья? — мой рот находит изгиб ее шеи, и я впервые пробую ее на вкус.
Она выгибается, еще больше подставляя свою длинную шею моему языку.
Я позволяю бороде щекотать ее, пока пробираюсь к мочке ее уха. Мурашки покрывают ее грудь, как свидетельство моего внимания. По мере того как мой рот движется выше, пальцы опускаются ниже. Длинные нежные поглаживания ее киски растекающейся своими знойными соками по моей руке, пока с нее уже не начинает капать. Нежные щелчки по клитору заставляют ее бедра дергаться и тереться о мой налившийся член, вклинившийся между нами.
— О! О, как приятно! Я понятия не имела, что это может быть приятно, — она будто разговаривает сама с собой, но я слышу каждое слово. Четко.
— Что это значит? — рычу я, гнев пробивается сквозь похоть. Мои движения замирают из-за ее молчания. — Кто-то причинил тебе боль? Кто?
Мне не следовало впускать ее в свой дом. Внезапное чувство защиты, которое испытываю по отношению к ней, застает меня врасплох. Может быть, это потому, что она Иванова, и я поклялся, что буду оберегать их.
Или, возможно, это потому, что она в моей постели и позволяет мне гладить ее мокрую пизду. И прошло почти десять лет с тех пор, как в моих руках была мокрая киска.
Слишком давно.
— Никто не причинил мне вреда, — она закрывает лицо рукой. Румянец заливает ее щеки. — Никто никогда, ну, не прикасался ко мне раньше, — она поворачивает голову, и ее ярко-зеленые глаза встречаются с моими. — Вот почему она накачивала меня наркотиками. Чтобы сохранить меня для своего брата Антона.
Ярость полностью заполняет меня, и я вытаскиваю руку из соблазнительных пределов ее трусиков.
— Этот гребаный пес не является частью нашей договоренности. Кто обещал тебя ему?
Я уже знаю ответ.
Но когда она шепчет: — Мой отец, — моя кровь начинает закипать.
Обещания больших денег, больших связей, больших возможностей. Все это должно было стать кульминацией в следующем месяце. Теперь я знаю, почему.
Семья должна быть всем. К черту остальной мир. Защищай свой круг ценой своей жизни. Иванов готов пожертвовать единственной дочерью в погоне за деньгами, кем еще он пожертвует?
Я со стоном переворачиваюсь на спину. Потирая лицо, не могу избавиться от зарождающихся сомнений. Продался ли Иванов? Какие сделки он заключает, что стоят дочери?
— Мистер… э-э… Николай? — она поворачивается ко мне, ее пальцы касаются моей груди, и, клянусь, по мне пробегает электричество.
— Николай. Сэр. Папочка. Мне похуй. Просто я больше не мистер, это оставим для сотрудников.
Ее грудь трутся о мой бок, когда она хихикает.
— Папочка?
Мой член дергается, а гнев угасает, когда она обводит узоры моих татуировок. Следуя жестким линиям и нежным завиткам, она придвигается все ближе к выпуклости моих боксеров.
— Птичка, продолжай в том же духе, и ты можешь называть меня как хочешь.
Она прекрасна. Ее голова склонилась на плечо, рыжий каскад волос щекочет руку, нежно-розовая губа зажата между зубами, когда она смотрит на мой пульсирующий член.
Я хочу запустить руку в ее длинные локоны и вонзиться в этот дразнящий рот, пока она не задохнется.
— Можно я…
Она прикусывает уголок своей щеки, встретившись со мной взглядом.
— Могу ли я выбрать тебя своим первым? Я не хочу, чтобы Антон был у меня первым, — слезы начинают собираться в уголках ее глаз, прежде чем она закрывает их и делает прерывистый вдох. — Потом я уйду, чтобы отец не злился на тебя. Он будет искать меня, — ее пальцы дрожат там, где они лежат на моем животе.
Взяв маленькую руку в свою, подношу ее к губам и нежно целую ладонь.
— Как я могу отказать великолепной женщине, когда она лежит в моей постели и умоляет меня трахнуть ее? И к тому же сделать это незабываемым?
Я переворачиваю ее на спину и позволяю своим губам впервые найти ее губы. Она замирает, губы неподвижны и тверды, пока я исследую вкусный рот.
Со вздохом она расслабляется, и я проникаю языком в ее робкие уголки. Ногти впиваются в мои волосы, и я чувствую, как она с опаской пробует меня на вкус, а затем притягивает ближе. Стон вырывается между нами, когда наша страсть разгорается, и я осторожно убеждаю ее позволить мне зайти дальше.
Ее колено скользит по моему бедру, и я хватаю его, разводя ноги, чтобы снова погрузить руку в ее влажные трусики.
С разочарованным рычанием я отрываюсь от ее восхитительных губ и тяну тонкую ткань, облегающую ее талию.
— Это нужно убрать. Твою футболку. Я не смогу поклоняться тебе, если ты будешь прятаться от меня.
Также обнажаю мягкие рыжие завитки ее киски навстречу утреннему солнцу. Она хватается за низ своей футболки, прежде чем стянуть ее через голову.
— Хорошая девочка. Посмотри, как ты слушаешься своего папочку.
Ее бледные груди с тугими розовыми сосками — словно маяки, умоляющие меня прикоснуться к ним. Они идеальны. Мне нравится контраст с моими покрытыми темными татуировками руками, когда я пробираюсь по ее молочно-гладкому телу.
Она моя, чтобы я ее погубил.
— Моя непорочная маленькая птичка, ложись на спину и наслаждайся, — мои пальцы прокладывают путь к ее влажному влагалищу, пока беру в рот сосок одной из сочных грудей. Ее крики звучат мелодией, когда она запрокидывает голову и впивается ногтями в мое плечо. Делаю быстрые круги вокруг твердого клитора, пока ее бедра подрагивают в такт каждому движению.
— О, черт! — выдыхает она, когда я погружаю палец в девственный вход.
— Ты такая чертовски тугая, Наталья. Я бы уничтожил твою маленькую киску, если бы трахнул тебя прямо сейчас, — мысль о том, чтобы вонзиться в нее, заставляет меня тереться всей своей длиной о ее дрожащее бедро и натягивать боксеры.
Звонит мобильный телефон и отвлекает меня от размышлений. Вытаскивая палец из ее сжимающейся киски, откатываюсь назад, чтобы взять его с прикроватной тумбочки.
Иванов. Конечно, это он.
— Посмотри, кто это, моя дорогая. Твой прославленный отец. Посмотрим, что он скажет?
Ее глаза округляются, а брови взволнованно приподнимаются.
— Ты собираешься сказать ему, что я здесь? — она прикусывает свои пухлые губки, что призывает меня к еще одному быстрому прикосновению.
— Нет, но посмотрим, как долго ты сможешь молчать, пока я буду говорить, — нажимаю кнопку «Принять» и переключаю вызов на громкую связь.
— Иванов? — я кладу телефон ей на живот и втягиваю сосок в рот, перекатывая твердый бутончик между зубами.
Ее рот приоткрывается в идеальное «О», когда голова откидывается на подушку.
— Босс. Доброе утро. У меня возникла проблема, — металлический динамик позволяет беспокойству в его грубом голосе эхом разноситься по комнате.
— Я же сказал тебе, что обо всем позаботился, — продолжение темы моего вчерашнего визита кажется безопасным вариантом. Мой палец вновь находит ее влажный клитор.
Она ахает и прижимает запястье ко рту.
— Нет, босс. Дело в Наталье. Она пропала, — в голосе Иванова звучит тревога, которую я никогда не слышал.
— Наталья? Твоя дочь?
Его дочь выгибает бедра, пока я ввожу второй палец в сжимающуюся киску. Черт возьми, не могу дождаться, когда она так же сильно сожмет мой член.
— Да. Она пропала прошлой ночью. Я хотел спросить, не видел ли ты ее? — он звучит взволнованно. Жаль, но я не верю, что его беспокойство действительно связано с ее безопасностью.
— Почему я должен был видеть твою дочь, Иванов? — мой язык и зубы прокладывают путь вниз по ее животу. Она резко вздыхает при каждом укусе, пока оставляю легкие следы на животе.
— Я не знаю, босс. Просто это на нее не похоже — исчезать. Я надеялся, может быть, ты видел ее, или, может быть, машину, или что-то еще. Я спросил своих ребят, но никто не видел, как она уходила, — голос звучит издалека.
Или, может быть, это потому, что ее бедра прижаты к моим ушам.
— Возможно, она пошла в клуб, Иванов. Есть что-нибудь еще? — зарывшись носом в рыжий пушок, обрамляющий ее сладкую киску, я поднимаю взгляд и вижу, как она закрывает глаза, а розовый румянец поднимается вверх по выгнутой шее.
Человек мог бы умереть здесь счастливым.
— Нет. Больше ничего. Спасибо.
Когда слышу щелчок, означающий, что звонок завершен, я втягиваю клитор зубами и впервые наслаждаюсь ее вкусом. Два пальца все еще погружены в нее, двигаясь в унисон с моим языком, и чувствую, как ее тело сжимается вокруг них. Стенки дрожат, когда она приближается к краю.
Вот и все, кончи для меня, малышка. Я сгибаю пальцы и быстрым движением ласкаю набухший клитор.
Она кричит, сжимая простыни, тело извивается, удерживаясь только на пятках и плечах. Ее киска так сильно сжимает мои пальцы, что уверен, она перекрыла к ним доступ крови.
Великолепно.
Покрывая нежными поцелуями внутреннюю сторону бедер, позволяю ей насладиться послевкусием такого потрясающего оргазма.
— Тебе понравилось, маленькая птичка? Кончать мне на лицо? Теперь я хочу, чтобы ты была хорошей девочкой и сделала это на моем члене.
Мысль о том, как ее киска сжимает мой напряженный член, до тех пор, пока он не взорвется, заставляет стонать, в ее кончающую пизду.
— О… Я не знаю, смогу ли я… Это было так… невероятно! — ее глаза медленно открываются и встречаются с моими, пока грудь тяжело вздымается от быстрого, прерывистого дыхания.
— Сможешь. Я собираюсь трахнуть тебя и заставить выкрикивать мое имя. Потом мы позавтракаем, и я буду заставлять тебя кончать снова и снова. Весь день. Ты пробралась в логово льва, теперь готовься быть съеденной, — мой рот жадно ныряет обратно, чтобы пососать чувствительный клитор, и она ахает, ее пальцы скользят по моей зарывшейся голове.
Я поднимаю взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть, как мой телефон соскальзывает с ее плоского живота. Она вся в поту, голова бьется о подушки. Медный ореол экстаза.
Прижимая одно из бедер к груди, я раздвигаю ее, чтобы моя рука могла более свободно скользить внутри нее. Я хочу, чтобы она была растянута и готова, и мой член не был источником ее боли, только в тот момент, когда я проткну ее девственность.
Черт, я сейчас рухну на простыни от этой мысли. Я больше не могу ждать. Стоны ее растущего удовольствия — это зов сирены, перед которым невозможно устоять.
Высвобождая пальцы, прокладываю языком путь вверх по ее телу, пока спускаю свое нижнее белье вниз. Когда полностью оказываюсь над ней, мои губы находят ее, и она приоткрывается, позволяя мне разделить сладкие соки, которые все еще покрывают мой рот.
Возможно, я больше никогда не буду мыть свою бороду, чтобы навсегда сохранить сладкий аромат. Ее колени обхватывают мои бедра, и кончик моего разгоряченного члена прижимается к влажному входу.
— А как насчет, эм… — она прищуривается, в то время как ее пальцы оставляют огненный след на моей спине. — Презервативов? Разве мы не должны ими воспользоваться?
— Я надеюсь, что ты забеременеешь, малышка. Я буду смотреть на тебя до конца твоей жизни, — мои зубы прикусывают ее нежную шею, когда я вхожу в нее. Она такая чертовски тугая, что у меня перехватывает дыхание.
Мой пресс дрожит потому, что я сдерживаюсь. Небольшие толчки — это все, что я позволяю себе, когда она стонет в выемку на моей шее. Ее ноги обвиваются вокруг моих бедер, пятки вонзаются в меня, загоняя глубже с каждым толчком, пока не чувствую мембрану сопротивления внутри нее.
— Это будет больно, но только на мгновение. Вцепись в мое плечо, когда я буду заявлять на тебя права, — ее рот накрывает мой, как только я погружаюсь в нее одним длинным толчком. Головка моего члена рвется сквозь нее, когда зубы впиваются в мою кожу. Только щепотка ее укуса удерживает меня от взрыва, когда погружаюсь в болезненно тугую киску.
Моя территория. Никто другой никогда не будет владеть этим моментом с ней.
Я не останавливаюсь, а отстраняюсь и снова вхожу в нее. И еще раз.
— Хорошая девочка. Ты позволила мне сделать тебя женщиной.
Первый вздох, который она издает, превращается в глубокий стон. Я чувствую, как ее тело начинает дрожать вокруг меня. Влагалище напрягается, втягивая меня глубже в себя, в то время как ногти впиваются в мои ребра.
Я двигаюсь быстрее, давление в животе предупреждает меня, что я близко. Моя борода поднимается вверх по ее шее, когда беру губами мочку ее уха.
— Кончай на меня, детка. Освободись и вырви член из моего тела.
Она выгибает шею, ее тело борется за то, чтобы соответствовать форме, и запирает меня в себе, тисками сжимая мой член, пока я не теряю контроль. Ее крик оглушает мои уши. Волна за волной сокращения ее тела проходят через меня.
Молния вспыхивает у меня перед глазами, когда я кончаю, обжигая ее изнутри струйками спермы. Мои бедра дергаются вне моего контроля, когда она доит каждую каплю своей маленькой жадной пиздой.
Опустошенный, я выскальзываю, зная, что ей будет больно. Прижимая ее к себе, мои губы покрывают нежными поцелуями щеки, подбородок и спускаются вниз по шее. Я слизываю капельку крови, которая все еще остается в уголке ее припухшего розового рта.
— Это был очень хороший подарок, который ты мне сделала. Думаю, я добавлю новую татуировку там, где твои зубы впились в мое плечо. На память, — ее тело горит подо мной, но я не решаюсь пошевелиться.
Прошло слишком много времени с тех пор, как я кого-то обнимал. Ярость и месть наполняли мои ночи в течение многих лет после того, как моя жена была убита семьей Коскович.
Теперь этому нежному цветку угрожают те же животные, которые разрушили мою жизнь. Какая-то часть меня хочет удержать ее здесь, прижатой ко мне, но в безопасности.
Из одной клетки в другую.
В последний раз поцеловав ее шею, я отстраняюсь. Розовый оттенок на моем размягченном члене — яркое напоминание о том, что она потеряла.
— Оставайся здесь, я принесу полотенце.
Прохладный кафель оживляет мои шаги к главной ванной. Давно заброшенная, пустая вторая раковина — яркое напоминание об одиночестве, с которым я жил последние десять лет.
Горячая вода обжигает мой член, когда стираю воспоминания о ее девственности со своей кожи, обрамленной темными кудряшками и редкими седыми волосками. Я ловлю свое отражение в зеркале. Седина на висках и еще больше в бороде.
Я слишком стар для счастья. Но не должен был ждать так долго, чтобы окунуть свой член во влагу. Может быть, я не стал бы так оберегать ее, если бы за последние несколько лет у меня была целая череда женщин.
Она почти не двигалась с тех пор, как я ушел. Сложив руки под своим безмятежным лицом, она слегка улыбается, когда видит меня.
— Откройся для меня, птичка. Тебе больно? — раздвигая колени, я наблюдаю за ее лицом в поисках малейшего проблеска боли.
— Нет, я чувствую себя очень, очень хорошо, — она томно потягивается, выгибая спину и изгибая талию, чтобы обеспечить мне лучший доступ.
Капельки спермы, стекающие с нее, окрашены кровью. Ненасытная часть меня требует, чтобы я еще раз долго и медленно облизал ее, прежде чем вымыть. Я пробую на вкус, ее, себя и металлический привкус прекрасного подарка мне.
Это лучше любого завтрака, который мог бы приготовить мой повар. Но урчание в моем животе говорит, что я не могу жить одним сексом.
— Пойдем. Давай поедим и проведем остаток дня в постели. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы наполнить тебя множеством новых воспоминаний.