Нисхождение

Глава 12

На следующее утро, в воскресенье, Ингхэм проснулся довольно рано, с перспективой провести день без пишущей машинки, без почты и даже без свежей газеты. Воскресные газеты (английские, не американские) доставлялись во вторник или в среду в главный корпус отеля, по паре экземпляров «Санди телеграф», «Обсервер» и «Санди тайме», и зачастую, к огромному неудовольствию Ингхэма, присваивались гостями отеля и уносились ими в номера.

Разумеется, оставался еще его роман — аккуратная, приносившая чувство удовлетворения стопка из сотни страниц на столе. Но сегодня ему не хотелось задумываться над тем, что будет дальше, поскольку он точно знал, с чего начнет, когда заберет свою пишущую машинку обратно.

Кроме того, нужно ответить на письмо Ины. Ингхэм решил отослать спокойный, продуманный ответ (основной тон должен быть доброжелательным, без упреков), в котором говорилось бы, что он согласен с ней в том плане, что их взаимные чувства оказались, возможно, слишком неопределенными или даже прохладными, чтобы называться любовью, и что тот факт, что она завела недолгую интрижку с Джоном, только доказывал это. Он собирался добавить, что не намерен рвать с ней отношения и что непременно захочет увидеться с ней снова, когда вернется в Штаты.

Это сложившееся в голове Ингхэма письмо являлось не чем иным, как дипломатичной и осторожной формой ответа, позволявшего сохранить ему свое лицо. На самом деле он был глубоко задет краткосрочным романом Ины с Джоном, но был слишком гордым, чтобы дать ей это почувствовать. Поэтому он рассудил, что ничего не потеряет, написав Ине дипломатичное письмо, а только с честью выйдет из сложившейся ситуации.

Однако ему не хотелось тратить целый час прохладного утреннего времени на письмо от руки. После принесенного Моктой завтрака он отправился в Хаммамет.

И на этот раз, поставив машину возле ресторана Мелика, Ингхэм огляделся по сторонам в поисках старого араба, который имел обыкновение отираться здесь по воскресеньям. Но сегодня утром его нигде не было. Ингхэм зашел выпить холодной розовой воды в «Кафе де ла Плаж». Он был заранее готов наткнуться на пристальные взгляды, но не думал, что именно здесь. Возможность подвергнуться преследованию в том случае, если арабы пронюхают, что это он ударил или даже убил старика, приходила ему в голову. Они конечно же могут узнать обо всем от парней из отеля. Однако Ингхэм не заметил и не ощутил ничего такого, что предполагало бы враждебность. Преследование могло проявиться в виде проколотого колеса машины или разбитого стекла. Однако он не думал всерьез, что на него могут напасть.

Он зашел в соседний винный магазинчик и, купив бутылку букхах, направился переулками к дому Иенсена. Он внимательно глядел себе под ноги на дорогу, на которой наткнулся на араба с перерезанным горлом. Солнце яркой полосой осветило переулок, но никаких следов крови Ингхэм не заметил. И вот наконец он разглядел на утрамбованной земле темное пятно, едва заметное под нанесенной ветром пылью. Вот оно. И никто не знает, что это пятно осталось от крови, подумал Ингхэм. Или он ошибается? Может, просто кто-то уронил здесь бутылку вина пару дней назад? И он направился к Иенсену.

Иенсен оказался дома, но Ингхэму пришлось подождать, пока тот ответит на его стук, потому что, как объяснил Иенсен, он спал. Встал он рано, как следует поработал и затем снова лег поспать. Иенсен обрадовался принесенной им бутылке букхах, однако мрачное настроение из-за пропажи Хассо не покидало его. Он явно похудел. И уже несколько дней не брился. Они разлили букхах.

Ингхэм присел на скомканную постель Иенсена. Простыней не было — только тонкое покрывало, на котором, видимо, и спал хозяин.

— Никаких новостей о Хассо? — поинтересовался Иенсен.

— Нет. — Иенсен наклонился, споласкивая лицо водой в белом эмалированном тазу на полу. Затем причесал волосы.

В комнате Ингхэм не заметил никаких признаков предстоящего отъезда, но спрашивать об этом Иенсена напрямик ему не хотелось.

— Можно мне воды к этому напитку? — попросил Ингхэм. — Уж больно жжет.

Иенсен улыбнулся своей застенчивой, ничего не выражавшей улыбкой.

— И кто бы мог подумать, что это пойло гонят из сладкой фиги, — мрачно произнес он, вышел из комнаты и вернулся со стаканом воды. Стакан был не слишком чистым, но вода выглядела вполне нормальной. Ингхэму было на это плевать.

— Моя пишущая машинка пробудет в ремонте до следующей субботы, — сообщил Ингхэм. — Я хотел спросить, не хочешь ли ты отправиться со мной куда-нибудь? Можно в Габес. От Туниса до Габеса триста девяносто четыре километра. На моей машине, я имею в виду.

Иенсен выглядел удивленным и не слишком понимающим.

— Я подумал, что мы могли бы пробыть там пару дней. А если понравится, то и больше.

— Да. По-моему, идея просто отличная.

— Можно будет куда-нибудь прокатиться на верблюдах. Нанять проводника — я беру на себя расходы, разумеется, — и переночевать в пустыне. Ведь Габес — это оазис, хотя и находится почти у моря. Просто я подумал, что перемена обстановки может взбодрить тебя. Мне, например, это крайне необходимо.

В следующие полчаса, после нескольких порций букхах, Иенсен все более загорался этой идеей, словно заботливо прикрываемое рукой от ветра пламя свечи.

— У меня есть одеяла. Маленькая походная плитка, фонарь и термос. Что нам еще нужно?

— Мы поедем через Сфакс, на карте он выглядит довольно крупным городом, где сможем закупить все необходимое. Мне хотелось бы заехать в Таузар, но до него далековато. Ты знаешь это место? (Иенсен не знал.) Это знаменитый древний оазис. На моей карте обозначено, что в Таузаре есть даже аэропорт. — Ингхэм, разгоряченный спиртным, чуть было не предложил лететь туда, однако сдержался.

Иенсен показал Ингхэму свою последнюю работу — холст четырех футов высотой, натянутый на деревянные рейки, которые Иенсен, видимо, где-то подобрал. Картина просто шокировала Ингхэма. Возможно, это был настоящий шедевр. На ней изображался распотрошенный араб, разделанный наподобие телячьей туши в лавке мясника. Араб был еще жив, он истошно кричал, а красные и белые внутренности вываливались наружу до самого низа холста.

— О господи, — непроизвольно вырвалось у Ингхэма.

— Тебе нравится?

— Да.

Они решили выехать следующим утром. Ингхэм заедет за Иенсеном между 9.45 и 10.00. Иенсен пришел в радостное, приподнятое из-за предстоящей поездки настроение.

— У тебя есть зубная паста?

Иенсен дал ему пасту. Ингхэм ополоснул рот остатками воды из стакана и, по настоянию Иенсена, сплюнул ее прямо через окно во двор, где находился туалет. Букхах имел обыкновение оставлять во рту неприятный вкус, и Ингхэму казалось, что от него разит за версту.

Ингхэм поехал в «Фурати». Он решил, что ему следует пригласить мисс Кэтрин Дерби сегодня на ужин, а если она окажется занятой, то он, по крайней мере, проявит вежливость. Она уезжала в среду, когда, по расчетам Ингхэма, его здесь уже не будет. Мисс Дерби на месте не оказалось, но Ингхэм оставил записку, что он собирается заехать за ней в 19.30, чтобы вместе поужинать, но если она занята, то пусть сообщит ему в «Ла Рен» часов в пять.

Затем Ингхэм вернулся к себе в бунгало, искупался, перекусил тем, что нашлось в холодильнике, и лег поспать.

Проснувшись, Ингхэм не ощутил каких-либо дурных последствий букхах и, достав из шкафа чемодан поменьше, принялся неторопливо, с радостным предвкушением, собираться в поездку на юг, где наверняка будет еще жарче, чем здесь.

В 16.45 в дверь постучал Мокта. Мисс Дерби вечером была занята. Ингхэм дал Мокте на чай.

— О, merci, m'sieur! — Лицо юноши расплылось в обаятельной улыбке, делавшей его похожим больше на европейца, чем на араба.

— Я собираюсь уехать на три дня, — сообщил Ингхэм. — Мне бы хотелось, чтобы ты присмотрел за моим бунгало. Я запру здесь все — и шкафы тоже.

— Oui, m'sieur. Собираетесь в интересное путешествие? Может, в Джербу?

— Возможно, но сначала мне хотелось бы увидеть Габес.

— О, Габес! — Мокта произнес название города с таким восторгом, как если бы хорошо его знал. — Никогда там не был. Большой оазис. — Мокта не мог спокойно стоять на месте, он улыбался, его руки двигались, словно искали, чем бы заняться. — Когда вы уезжаете? Я помогу донести чемоданы.

— Спасибо, в этом нет необходимости. У меня только один чемодан. Послушай, ты больше ничего не слышал о том человеке, который шарил тут в прошлую пятницу?

Лицо Мокты приобрело непроницаемое выражение, рот слегка приоткрылся.

— Здесь никого не было, m'sieur.

— Да? A m'sieur Адамс сказал мне, что Хассим говорил, что был. И ваши ребята его оттащили — куда-то. Мне говорили, что это случилось у моего бунгало. — Ингхэм стыдился собственной лжи, однако и Мокта лгал, начисто отрицая случившееся.

Мокта всплеснул руками:

— Ох уж эти ребята, m'sieur! Они могут насочинять все, что угодно.

Ингхэм понимал, что давить на Мокту дальше нет смысла.

— Понятно. Что ж, будем надеяться, что в мое отсутствие воров здесь не будет.

— Я тоже на это надеюсь, m'sieur! Merci, au revoir, m'sieur. — Мокта опять расплылся в улыбке, поклонился и вышел.

Ингхэм понимал, что больше никогда не увидит мисс Дерби, но это не имело особого значения ни для него, ни для нее. Ему вспомнился отрывок из книги Нормана Дугласа, который он счел подходящим к случаю. Он взял книгу и открыл ее. Дуглас писал о старом итальянском садовнике, с которым ему довелось случайно встретиться в Тунисе.

«…Он путешествовал в дальние пределы Старого и Нового Света; в нем я снова распознал тот простой ум моряка или странника, который учится в пути говорить и мыслить достойно; который, вместо того чтобы приумножать свежие затруднения от жизненных странствий, мудро отметает даже те, с которыми он уже свыкся»[18].

Ингхэму это казалось очень созвучным сейчас. Мисс Дерби определенно не относилась к подобного рода затруднениям, а вот Ина — да. Даже страшно подумать, что Ингхэм считал ее — по меньшей мере, последний год — частью своей жизни. Рассчитывал на нее. И, хорошо зная себя, Ингхэм понимал, что еще не до конца осознал случившееся. Как ни странно, его успокаивала мысль, что Африка поможет ему справиться с этим — в том случае, если он вдруг впадет в отчаяние. Это было непонятно — ощущать себя крохотной частичкой чужого мира (которой он и являлся на самом деле), дрейфующей по бескрайней Африке, и в то же время быть абсолютно уверенным, что Африка поможет ему справиться со всеми проблемами.

Ингхэм решил не думать о своем письме к Ине, о письме, которое он напишет в ближайшее время. Пусть подождет… ну, скажем, пять или шесть дней — десять, включая время доставки. Она заставила ждать его целый месяц.

Ингхэм отправился попрощаться с НОЖем.

Тот мыл свои ласты в кухонной раковине. Он, словно женщина, встряхивавшая кухонное полотенце, тряхнул ими и поставил вертикально в мойку. Ласты походили на тюленей и в то же время выглядели не менее отталкивающими, чем ноги Адамса.

— Я собираюсь уехать на пару дней, — сообщил Ингхэм.

— И куда же?

Ингхэм сказал. Но не упомянул Иенсена.

— А бунгало сдаете?

— Нет. Не уверен, что, когда вернусь, смогу получить его обратно.

— Тут вы правы. Выпить хотите?

— Если у вас есть пиво, то не откажусь.

— Есть шесть банок, очень холодного, — радостно объявил Адамс, доставая пиво из холодильника. Себе он налил скотч. — Знаете, сегодня я кое-что узнал, — сообщил он по пути в гостиную. — Я считаю, точнее, совершенно уверен… — Адамс посмотрел на окно, словно боялся, что их могут подслушать. Однако из-за наличия кондиционера все окна были закрыты, и даже все ставни, кроме тех, что находились за стулом Ингхэма и где не было солнца. — Мне кажется, я знаю, что за воришка был здесь тогда ночью. Это Абдулла. Тот старый араб с клюкой, который стянул ваш пиджак и что-то еще.

— Вот как… Это сказал вам кто-то из ребят?

— Нет. Я услышал это в городе. — Адамс произнес это с некоторым удовлетворением, словно тайный агент, которому удалось кое-что разнюхать.

Сердце Ингхэма забилось птицей. Он надеялся, что Адамс не заметил, как он встревожен.

— В «Кафе де ла Плаж», — продолжал Адамс, — разговаривали об Абдулле. Говорили несколько арабов. Здесь многих зовут Абдулла, однако я заметил, как бармен подал им знак замолчать — из-за меня. Они знают, что я живу в «Ла Рен». И я достаточно понимаю по-арабски, чтобы понять, что он «исчез» или «пропал». Сначала мне хотелось расспросить их, но потом у меня мелькнула одна мысль. И я передумал. Однако я припомнил, что тем вечером, в пятницу, видел Абдуллу у антикварного магазинчика рядом с отелем. В тот вечер я ехал в машине в Хаммамет поужинать. Я никогда не видел этого старика здесь раньше, поэтому и запомнил. А вчера и сегодня я обратил внимание, что его нигде не видно. Я трижды был в Хаммамете и ни разу не встречал там Абдуллу, ни разу после пятницы. Это странно. — Слегка склонив голову набок, Адамс посмотрел на Ингхэма.

На некоторое время воцарилась тишина.

— Да. И никто не сообщал о его исчезновении? — спросил Ингхэм. — И его не ищет полиция?

— О, его пропажу могли бы заметить соседи. Думаю, он снимает где-нибудь комнату, чтобы ночевать, возможно еще с несколькими арабами. Сомневаюсь, чтобы у него была жена и семья. Но пойдут ли соседи в полицию? — Адамс задумался. — Сомневаюсь. Они же здесь все фаталисты — Мектуб![19] Раз Абдулла пропал, значит, на то была воля Аллаха! Voilà![20] Это совсем не похоже на американский образ жизни, не так ли?