Низы не хотят

Глава 2

4 февраля 1905 года, Москва, Красная площадь

Носов подъехал к Спасской башне примерно к двум часам дня, на козлах у него сидел тот самый жучок Алмазов. Да, как раз два часа — куранты начали отзванивать «Коль славен наш господь в Сионе». Надо же, заметил он себе под нос, почти как у нас, очень похоже на «Славься, славься». Далее Носов указал Алмазову, где дожидаться его возвращения (вон там, справа от входа ближе к Никольской башне, есть местечко), сказал, что вернется скоро и возможно не один, так что дождись непременно, а не то на дне морском найду и в морской узел завяжу. Алмазов согласно кивнул головой — Носов его деньгами не обижал, вот и за сегодняшнее дело пообещал аж пару червонцев, ну если оно удачно закончится, почему бы и не помочь хорошему и щедрому господину?

А Носов тем временем вздохнул, перекрестился на всякий случай на Покровский собор и медленно вошел на территорию Кремля через ворота Никольской башни. Никто его не остановил и не проверил, ну и беспечно же вы тут живете на заре своего 20 века, мысленно заметил он, ни тебе охраны, ни тебе рамок металлоискателей, ни пропусков даже не придумали, хотя, казалось бы что может быть проще пропускной системы?

— Так, где же у нас Николаевский дворец-то? — спросил он сам себя. И тут же сам себе ответил: — А, вот же он, на углу Ивановской площади стоит, с красивым закругленным эркером, а вон и богатый экипаж с двойкой гнедых, не иначе как на нем Сергей Александрович в свой последний путь скоро и тронется.

В Кремле было достаточно людно — помимо городовых на каждом углу (хоть какая-то охрана), совсем простого народа-то конечно не было и никто не торговал вразнос, как за Кремлевскими стенами, там этих торговцев хватало с избытком, но достаточно большими группами фланировали какие-то неплохо одетые праздные люди. Непорядок, опять же себе под нос заметил Носов, лично я бы доступ сюда резко ограничил, но будем работать с тем что есть, чего уж там… о, да это похоже и есть господин Каляев, подумал он, увидев явного студентика в худой шинели и с саквояжем в руке. А в саквояжике у него явно бомба и лежит…

Носов прошелся туда-сюда по Ивановской площади, копируя стиль фланирующей публики, чтобы не отличаться от масс, глазами же он непрерывно сканировал две вещи — парадный выход из дворца и господина Каляева. Время текло медленно, отщелкивая секунды в голове. А примерно через полчаса все и началось…

Парадный вход в Николаевский дворец раскрылся наружу, обе половинки двустворчатой двери, и из них вышел представительный осанистый вельможа в богатой шубе, явно соболиной, шапка впрочем у него была не менее шикарной. Его сопровождали двое военных чинов, один из них помог взобраться князю в экипаж, потом сел напротив, второй просто сопроводил их до пролетки, отдал честь и вернулся обратно. Экипаж тронулся и поскакал по кремлевской брусчатке по направлению к Никольской башне. Каляев, как Носов мог увидеть со своей позиции, напрягся, расстегнул свой саквояж и сунул туда правую руку. Носов плавно, но быстро стал смещаться по направлению к месту будущего преступления, потом резко замедлился и спрятался за постаментом Царь-колокола. В этот момент прозвучал взрыв…

Когда клубы дыма несколько осели, Носов резко рванул по направлению к останкам кареты, орали и голосили в это время кажется все, кто находился внутри Кремлевских стен, нашел взглядом Каляева (ну и видок же у тебя, дружок, подумал Носов, вся шинель на полоски похоже порвалась), схватил его за рукав и сказал:

— Ходу, Иван Платонович, пока есть время.

— Откуда вы меня знаете? — медленно спросил тот, по инерции отряхиваясь от пороховой пыли.

— Потом расскажу, бежим, за воротами нас пролетка ждет!

— Я никуда не пойду, — гордо ответил Каляев, — это будет нечестно. Сдамся властям и пойду на эшафот.

— Вот идиот, — ели сдерживаясь отвечал ему Носов, — твоя жизнь сейчас тебе не принадлежит, ты нужен будущей революции.

На это Каляев не нашелся, что ответить, и поплелся к выходу через Никольскую башню, ежесекундно понукаемый Носовым. Выбрались на площадь они беспрепятственно, еще никто не успел ничего сообразить, там сели в повозку к Алмазову и неторопливо (Носов шепнул кучеру, чтобы не гнал) покатили мимо недавно построенного здания Верхних торговых рядов (он же в дальнейшем ГУМ) к Лубянской площади, вслед понеслись многочисленные трели очнувшихся городовых.

— Куда вам надо, молодой человек? — через несколько минут, когда опасность осталась довольно далеко позади, обратился к Каляеву Носов.

— В Марьину рощу, — буркнул сквозь зубы тот. — Вы кстати так и не представились — кто я, вы знаете, а вот вас я в первый раз вижу.

— Пожалуйста, — легко согласился Носов, — меня зовут Иван Александрович, предприниматель из Нижнего Новгорода, занимаюсь производством и эксплуатацией самобеглых экипажей, мне не нравится царский режим и я сочувствую борьбе любых прогрессивных сил против него. Достаточно? А, чуть не забыл — в Москве я по делам фирмы, остановился в номерах Белоглазова на Большой Сухаревке, под своей фамилией, там меня всегда можно найти. Вот вам моя визитка, надеюсь, она пригодится вам лично или вашей организации. А засим ауффидерзеен, милостивый государь, мы приехали.

Повозка остановилась на въезде в Марьину рощу, в самом начале Шереметьевской улицы.

— Дальше мы, извините, не поедем, уж больно дурная слава у этого района.

Каляев еще раз буркнул что-то похожее на «благодарю», выпрыгнул из экипажа и пошел вглубь деревянной застройки, механически продолжая отряхиваться от чего-то несуществующего…

6 февраля 1905 года, где-то в Москве

Носова нашли через два дня, прямо на Сухаревке подошел малолетний оборванец, сказал, что его через полчаса вон в том переулке ждут серьезные дяди, а ты дай малому копеечку за важные сведения, не скупись. Носов дал ему две копейки, а через положенные полчаса подошел в показанное место, это была какая-то из Мещанских улиц (о них через 70 лет споет Высоцкий), вся грязная и загаженная на полметра от земли. Там его действительно ждали двое серьезных дядей, сидя на обычной крестьянской телеге.

— Носов? — спросил тот, который повыше.

— Ну да… — осторожно ответил тот.

— С нами поедешь, садись… а лучше ложись на дно телеги, а глаза мы тебе, извини, завяжем, если ты не против конечно.

— Завязывайте, я же все понимаю, — ответил Носов и выполнил все, что они требовали.

Ехали не менее получаса, телегу сильно трясло на неровностях и ямах, коими московские дороги всегда были очень богаты. Наконец телега остановилась, Носову сказали встать и идти, куда покажут, повязку пока не снимать. Завели в подъезд доходного дома, судя по каменному крыльцу, поднялись на второй этаж в какую-то квартиру, там уже и открыли ему глаза.

В большой комнате с плотно задернутыми шторами (бархат, с кистями) стояли по углам комод с зеркальным шкафом, посередине же был большой круглый стол, за столом сидели пятеро серьезных мужчин среднего и ниже среднего возраста и одна очень-очень серьезная дама весьма привлекательного возраста, невзирая на ужасную одежду по тогдашней моде. Носов всмотрелся в их лица и узнал каждого, все-таки он немного в теме был. Итак начиная с дальнего края по часовой стрелке за столом сидели такие члены Боевой организации эсеров:

— Борис Савинков, после ареста Гершуни и смерти Азефа видимо руководитель этой конторы, лысина, подкрученные усы, хитрый прищур глаз, тертый похоже товарищ…,

— Моисеенко, тоже Боря, участник недавнего покушения на Великого князя, очочки, прилизанные волосики, здесь он скорее всего за мозговой центр проходит,

— Кудрявцев Женя по прозвищу Адмирал, русый, коренастый, на крестьянина похож, прославится чуть позже убийством градоначальника Петербурга,

— Петя Куликовский, еще один участник позавчерашнего покушения, обеспечивал наблюдение за князем, он постарше всех остальных, под сороковник, лысый как колено и плотный до той степени, за которой уже сразу идет жирность,

— Иван Каляев, он в представлении не нуждается,

— ну и последним номером здесь шла Зиночка Коноплянникова, молодая и красивая, да… но взгляд у нее конечно колючий, как и у всех прочих собравшихся здесь граждан.

— Присаживайтесь, господин Носов, — сказал Савинков, пододвигая ему стул, между собой и Каляевым. — В ногах правды нет.

— Благодарю, — ответил тот и сел. — Рад встрече со столь значительными и ответственными товарищами.

— Иван рассказал нам все, что было в Кремле — поведайте теперь нам честно и откровенно, зачем вы спасли его? — начал допрос Савинков.

— Не вопрос, — сказал Носов, — все расскажу, только сначала можно закурить?

— Конечно, вот папиросы, вот спички, — вступил в диалог лысый Куликовский, пододвинув все это добро ближе к Носову, — закуривайте и начинайте.

Носов неторопливо зажег спичку, прикурил папиросу Ада, Савинков и Зиночка сделали то же самое, остальные воздержались.

— Дело в том, что я патриот России и хочу ей только самого лучшего, а царский режим, сколько я могу составить себе представление о нем, толкает нашу страну на край пропасти. Спасти ее могут только честные и бесстрашные люди, коих я вижу в составе вашей уважаемой организации. Поэтому я сделал то, что смог — спас одного из ваших честных и бесстрашных товарищей от неминуемой кровавой расправы. А теперь хотел бы вступить в ваши ряды, чтобы бороться плечом к плечу с вами за лучшее будущее России и русского народа. Вкратце как-то так…

— Что вы делали в Кремле? — спросил похожий на крестьянина Кудрявцев.

— У меня там было рандеву с партнером по бизнесу.

— И что, оно состоялось, рандеву? Как зовут вашего партнера? Что у вас за бизнес? — задал сразу три вопроса Моисеенко, который до этого помалкивал.

— Отвечаю по порядку спрошенного: 1)нет, партнер почему-то не пришел, 2)зовут его Сергей Владимирович Бусыгин, он так же, как и я, из Нижнего Новгорода, поставляет мне кое-какие детали, необходимые для сборки конечного продукта и 3)у меня механический заводик по производству и эксплуатации автомобилей или, как их еще зовут, самобеглых колясок.

— Расскажите свою биографию, можно вкратце, — попросил Савинков.

— Хм… — закашлялся Носов, — вообще-то это наверно будет очень вкратце, потому что помню я себя с января прошлого года, очнулся в лесу под Нижним Новгородом, раздетый до исподнего белья и без копейки денег… меня выходила солдатка из Благовещенской слободы, но что было со мной до января, я совершенно не помню… врачи сказали, ретроградная амнезия, может с течением времени что-то и прояснится, но пока не прояснилось…

— Тааак, — с нехорошей ухмылкой протянул Савинков, — не очень-то здорово начинать знакомство с такой вот биографией…

— А мне он нравится, — неожиданно вступил в разговор Каляев, — другой бы наворотил с три короба, а этот честно все рассказал. Охранка вряд ли заслала бы к нам человека с такой дырявой легендой.

— Это верно, — легко согласился Савинков. — Надеюсь вы понимаете, господин Носов, что если вы засланец из 3 отделения и мы успешно это докажем, вы будете немедленно ликвидированы?

— Вполне, — кивнул Носов, — это такая специфика вашей работы, надо либо ее принять, либо держаться от вас подальше. Я вот принимаю…

— Хорошо, расскажите, что вы делали после января 1904 года и как оказались успешным предпринимателем?

— Это все очень просто — я так думаю, что приехал я в Россию откуда-то из-за границы, где изучал основы механики и металловедения, а здесь на меня видимо разбойники напали, хорошо дали по голове, вызвав амнезию и отобрали одежду и деньги. А потом, когда та солдатка меня выходила, я вспомнил, где зарыл свои ценности, накопленные, как мне представляется, за границей, откопал их, отблагодарил солдатку и купил небольшую механическую мастерскую в Канавино. Дальнейшее, думаю, понятно — автомобили мы собираем поштучно, взяв за основу изделия господина Форда (слышали наверно?), профит получается не сказать, чтобы большой, но на жизнь и некоторые удовольствия хватает.

— Что же вы в Москву-то не приехали на своем этом изделии господина Форда?

— Ага, — быстро ответил Носов, — и выглядел бы я тут как белая ворона посреди черной стаи, в Москве всего-то таких изделий меньше сотни… большинство из них на приколе кстати стоит, так что бегает пара десятков.

— Ну хорошо, понятно… но что же послужило, так сказать, толчком к вашему решению начать бороться с властями? — спросил Савинков, нервно крутя в руках коробок спичек.

— Охотно, — быстро откликнулся Носов, — когда я валялся без памяти в этой вот Благовещенской слободе, насмотрелся на жизнь и мучения простого народа. Ну и понял, что так, как они живут, жить не надо. Можно устроить и им, и себе новую, более благоустроенную жизнь, вот ради этого и стоит наверно жить, уж простите за тавтологию.

— Понятно, — после некоторой паузы сказал Савинков, — нашу программу, цели и задачи вам, как я понимаю, рассказывать не надо?

— Правильно понимаете, — ответил Носов, — я в курсе.

— Ну что, товарищи, голосуем? — подытожил разговор Савинков. — Кто за принятие в наши ряды господина… товарища то есть Носова, прошу поднять руку.

Руку подняли все, кроме похожего на крестьянина Кудрявцева.

— Вы почему против, Евгений Федорович?

— Он мне сразу не понравился, слишком чистенький и говорит чересчур складно…

— Ну хорошо, ваша позиция мне понятно, но у нас демократические порядки, верно? Мне лично жаль было бы ликвидировать вас, у нас и так каждый человек на счету. Большинством голосов вы, Иван Александрович, приняты в ряды Боевой организации эсеров условно с испытательным сроком. В ближайшее время вы получите свое первое боевое задание, если справитесь успешно, испытание мы будем считать законченным…

— Окей, — ответил Носов, — все абсолютно понятно. Как будем связываться?

— Мы вас найдем, когда понадобится — не уезжайте из Москвы в ближайшие три дня. Это для вас не составит проблемы?

— Совсем нет, у меня еще некоторые вопросы бизнеса не решены, так что займусь между делом.

— На этом собрание закончено… нет, глаза ему можно не завязывать, — сказал Савинков Куликовскому с усмешкой, — он же теперь наш человек.

Когда начали выходить из комнаты, Носов случайно оказался рядом с Зиной Коноплянниковой, единственной женщиной здесь, и как-то само собой предложил ей помочь одеться, а она не отказалась. На улицу вышли вместе.

— Может быть скажете, как вас зовут, а то вы меня знаете, а я вас нет? — спросил у нее Носов.

Она исподлобья посмотрела на него, но все же ответила, что Зинаидой Васильевной ее зовут, можно просто Зиной.

— Ну и меня тогда можете Ваней называть, возраст у нас с вами где-то рядом. Позвольте проводить вас до дому — время уже позднее, в Москве по ночам, знаете ли, разные людишки пошаливают.

— Не боюсь я людишек, — резко ответила она, — у меня браунинг для них есть.

— Ух ты, — восхищенно сказал Носов, — а стрелять-то из него вы умеете?

— Хотите проверить? — ответила она, потупив глаза, — так я это могу устроить. Специально для вас.

— Ну что вы, что вы, верю вам на слово, — быстро ответил Носов.

— Однако мы уже пришли, — сказала Зинаида, остановившись перед входом в изрядно потрепанный погодой и временем двухэтажный каменный дом. — Мерси за приятную компанию.

Совсем было собравшись уходить в свой подъезд, Зиночка вдруг передумала и повернула обратно:

— А вы и правда собираете эти… самоходные коляски?

— Хотите перекрещусь? Ну не хотите, не буду — истинная и беспримесная правда. Две модификации — с металлическим верхом и с кожаным, который надо руками поднимать, ну если вдруг дождь или снег…

— Прокатите меня как-нибудь?

— Непременно, любезная Зинаида Васильевна, как только перетащу хоть один экземпляр в столицу, дороги-то у нас сами наверно знаете какие… или приезжайте в гости, в Нижнем покатаемся сколько захотите.

— Хорошо, я подумаю, — нерешительно промолвила Зина.

— На чай не пригласите? — набрался наглости Носов, но в ответ услышал, что в следующий может быть раз.

Ну в следующий, значит в следующий, делать нечего, подумал он и решительно зашагал по направлению к Соболеву переулку. Там у него нашлось дело в заведение, обозначенном на вывеске как «Рудневка».

— Что, — спросил он, переступив порог этого заведения, — Жозефина сегодня принимает?

— А то как же, — ответила ему скучавшая до этого мамка, — у нас и Турецкая комната свободна, займете?

— Сегодня пожалуй да, — весело ответил Носов, — бутылку шампанского и коробку конфет получше туда доставьте. О, а вот и Жозефиночка! У меня сегодня удачный день был, так что гуляем! А это кто так активно веселится? — спросил Носов, указывая на веселого молодого господина, разливающего за столиком вино сразу трем дамам.

— А это известные писатели-с, — ответила с придыханием мамка, — Куприн Александр Иваныч пожаловали, очень обходительный и щедрый господин.

Ну да, ну да, подумал Носов, собирает материал для своей «Ямы» наверно… пообщаться что ли с известным писателем? Нет, не сегодня.

— Ну так что же мы стоим и никуда не едем, Жозефиночка, Турецкая комната с нетерпением ждет нас!

9 февраля 1905 года, утро, опять Москва

— Сегодня в районе полудня проводим экс… знаете что это такое?

— Конечно, продолжайте пожалуйста.

— В 11.15 на Николаевский вокзал из Питера приходит литерный поезд, на нем по нашим сведениям перевозится около 400 тысяч рублей в Московский Госбанк на Неглинку.

— Какие там будут купюры?

— А это имеет значение?

— Да, и большое, если они все по 100 или по 500 рублей будут, номера наверняка переписаны и со сбытом начнутся определенные трудности.

— Я точно не знаю, как в этот раз будет, но обычно купюры самые разные кладут, от рубля и выше. В случае чего мелкие сначала будем расходовать.

— Хорошо, какая будет охрана?

— Внутри дилижанса скорее всего кроме кассира будет двое вооруженных охранников, кроме того сзади и сбоку пустят конных казаков, не меньше четырех штук.

— Солидно… маршрут следования известен?

— Обычно они едут по Орликову-Мясницкой, потом сворачивают Бульварное кольцо.

— Где предполагается засада?

— Вернее всего было бы прямо возле Госбанка, но там есть вероятность подключения местной охраны, так что мы решили где-то посередине, на углу Мясницкой и Милютинского…

— У вас карта Москвы есть? Черт, как же вы на такое дело и без карты… ладно, у меня где-то была… вот, сами смотрите… да, наверно на Мясницкой хорошо будет. Сколько бойцов будет участвовать в эксе?

— Вы, я и еще Каляев с Кудрявцевым, четверо.

— Бомбы готовы?

— Конечно, две штуки, на всякий случай.

— Не подведут? Собирали надежные люди?

— Обижаете, все проверено десять раз.

— Моя задача?

— Вы должны кинуть свою бомбу под колеса дилижанса, после чего контролировать действия казаков и конвоиров, можно пристрелить их, центр дал добро.

— Пути отхода?

— Два экипажа, тоже для надежности, будут дожидаться на параллельных улицах — один в Кривоколенном переулке, ответственный Каляев, другой в Милютинском, за ним Кудрявцев проследит.

— Ваша задача какой будет?

— Контролирую бросок вами бомбы, если не получится, активирую свою бомбу, но надеюсь, неожиданностей здесь не возникнет… затем мы вдвоем забираем мешки с деньгами.

— Сколько их кстати будет?

— От трех до пяти. Далее бежим к одному из двух экипажей… к какому, определимся по обстоятельствам.

— На экипажах потом куда едем?

— А этого я, уж извините, вам не скажу, потом сами увидите.

— Почему так поздно меня известили, через час же уже выдвигаться надо?

— Из осторожности, Иван Александрович, из осторожности — у нас пока нет гарантий, что вы не агент охранки и не сдадите нас с потрохами. А так вы все время под моим контролем будете и не сможете нас сдать, даже если очень захотите.

— Убедительно. Одежда какая на нас будет? Повседневная или камуфляж какой?

— Я принес вот целый мешок — выбирайте, что-то должно подойти.

Носов вывалил содержимое мешка на диван, там были очень простонародные штаны, рубахи, валенки и пара полушубков из овчины.

— Мы в этом как два кучера будем выглядеть, — недовольно сказал Носов.

— Так даже лучше, в глаза не бросается…

— Кстати, знаете такое простое правило маскировки — какая-нибудь яркая деталь, шапка необычная, яркая заплата на треть шубы, метла или лопата, еще лучше молоток в руках. Тогда люди запомнят то, что выбивается из привычного ряда, а на лицо внимания совсем не обратят. Давайте сварганим что-нибудь этакое, — сказал Носов, примеряя веселенькую поддевку из сатина.

Савинков с интересом выслушал его, почесал в затылке и согласился — давайте. Общими усилиями сумели пришить большими суровыми стежками по заплатке на оба полушубка, одну ярко-красную, другую ярко же, но синюю, две рубашки не пожалели располовинить для этого дела.

— Да, а с бомбой-то как обращаться, объясните? А то сделаю что-то не то, — вспомнил самое главное Носов.

— Пожалуйста, — легко согласился Савинков, доставая из наплечной торбы круглый шарик, — смотрите, это фитиль, его надо поджечь, лучше прямо здесь, в торбе, поставьте ее на землю и поджигайте. Фитиль горит 30 секунд, ну плюс-минус сколько-то, подождете, пока он разгорится прямо в торбе секунд 15 и бросайте. Спички на дне, две коробки.

— Не сырые? — уточнил Носов, — дайте я проверю.

Спички из обеих коробок зажигались и горели исправно.

— Ну кажется все детали обговорили, присядем что ли на дорожку? — спросил Савинков.

Присели, посидели минутку.

— Не страшно?

— Я свое уже отбоялся… страшно то, что вдруг не справлюсь и подведу товарищей.

— Однако у вас нервы хорошие, мне бы такие… ну все, поехали — вот ваша торба, вот моя. Да, если попадетесь в руки полиции, молчите обо всем… ну или скажите, что вы одиночка и ненавидите режим и все такое, тогда вам будет обеспечена самая широкая поддержка. Если расколетесь и сдадите наш комитет, тогда пеняйте на себя, это понятно?

— Да уж чего тут непонятного… скажите лучше насчет этих котомок — а чего они такие страшные-то?

— Сами посудите, мы же два кучера, какая еще поклажа у них в руках может быть, не кожаные же портфели?

И они вышли из конспиративной квартиры и спустились на улицу. Половой на первом этаже посмотрел на них достаточно расширенными глазами, особенно на две огромные заплатки, но сказать ничего не сказал.

— Пешком пойдем, тут всего минут пятнадцать, а то кучеры, ловящие пролетку, будут выглядеть подозрительно.

Савинков не соврал, ровно через пятнадцать с половиной минут они были на углу Мясницкой и Милютинского.

— Я проконтролирую Кривоколенный, а вы сходите в Милютинский, стоит ли там пролетка с нашим человеком, — попросил Савинков, — разговаривать с ним не надо, просто кивните издалека.

Они разошлись на пару минут, потом опять встретились на Мясницкой.

— Ну как?

— Все окей, — ответил Носов, — пролетка на месте, Кудрявцев прохаживается рядом и по-моему сильно нервничает. А у вас как?

— У меня тоже, как вы выражаетесь, окей… кстати, откуда у вас эти американские словечки, так ведь в России никто не говорит?

— Видимо из прошлой жизни, которую я не помню, Боря… можно я так буду вас звать?

— Разрешаю, Ваня, — ответил тот, — и можно даже на ты, мы же теперь товарищи, верно? Если поезд не опоздал, остается порядка пяти минут до подъезда конвоя… все помните, что должны сделать?

— Да, конечно, — сказал Носов, но видя требовательный взгляд напарника, счел необходимым повторить свои обязанности вслух, — поджигаю фитиль, жду 15 секунд, кидаю бомбу под колеса, контролирую и нейтрализую казаков, потом вместе с вами берем мешки и уходим. Все верно?

— Да… идем кстати в разные сторону, я на Кривоколенный, ты к Кудрявцеву, так лучше будет и погоню, если что, собьем с толку.

— Хм… — задал давно волновавший его вопрос Носов, — а если события из-под контроля выйдут? Ну вдруг все пойдет совсем не так, тогда же обычно вводится в действие план Б — у нас будет какой-то план Б?

— Будет, — быстро ответил Борис, — действовать по обстановке.

Помялись еще некоторое время, Носов вдруг обратил внимание на афишную тумбу.

— Смотрите-ка, — сказал он, — сегодня «Три сестры» в Художественном, с Книппер и Андреевой…

— Любите театр, Ваня? — спросил Савинков.

— Да, есть немного, — ответил тот, — хороший если. Сходить что ли, не желаете?

— Если все удачно пройдет, почему бы и нет… однако давайте лучше отойдем в сторонку, а то два кучера, внимательно читающие афишу МХТ, выглядят довольно подозрительно.

В томительном ожидании прошло еще пять-шесть минут.

— Возьмите вот револьвер, я знаю, что у вас свой есть, но еще один не помешает, — сказал Савинков, протягивая Носову сверток из белой материи. Носов взял этот сверток, заглянул в него и ответил.

— Наган кажется? Не люблю я европейское оружие, по мне так американцы гораздо более надежные и удобные устройства делают.

— Кажется едут, — спокойно сказал Савинков, заслышав звонкий цокот копыт по мостовой Мясницкой, — я пошел на свое место, вы оставайтесь здесь. Ни пуха.

— Идите… ну то есть иди ты к черту, — отозвался Носов, теребя в руках торбу с бомбой.

Вдали, от Садового, показалась процессия — карету сопровождало не четверо, а все шесть казаков, по двое спереди и сзади, по одному с боков, причем шашки у них наголо были. Однако, подумал Носов, дело усложняется… он поймал взгляд Савинкова с другой стороны улицы, тот кивнул головой, работаем, мол, по утвержденному плану.

Носова вдруг прошибла холодная испарина, он сам себе удивился — надо же, давно такого не испытывал. А карета все приближалась и приближалась… все, пора поджигать бомбу… он раскрыл торбу, взял со дна спички и чиркнул о боковую грань — спичка сломалась. Черт-черт, без паники, подумал он и взял спичку из другого коробка. В этот момент с криком «чего тут расселся, дядя» его пихнули в бок, присел-то он посреди мостовой, мешая проходу. От толчка Носов упал на бок, выпачкав в грязной кашице свою красную заплатку на полушубке. Черт-черт, а процессия с казаками тем временем уже поравнялась с ним.

Без паники, поднимаемся, отходим к стеночке и повторяем процесс… спичка на этот раз зажглась сразу, фитиль тоже занялся без вопросов, Носов подождал, пока он хорошо не разгорится, потом вытащил шарик из сумки, прикрывая его другой рукой, но это плохо помогло, народ все равно заметил, что там у него в руках.

— Гля-ка, гля-ка, — заверещал какой-то приказчик, оказавшийся рядом, — у него бонба!

Народ шарахнулся в стороны от Носова, образовав вокруг него небольшое пустое пространство. Ну пора кидать, подумал он, 15 секунд точно прошло, и швырнул бомбу уже вслед проехавшей процессии — пока он ковырялся со спичками, прошло некоторое время и экипаж с казаками уже удалился в сторону Лубянки, хорошо хоть недалеко.

Сам Носов одновременно с броском резко подался назад и замер за той самой афишной тумбой, на которой зазывали на спектакль МХТ. Тумба чугунная, подумал он, личная безопасность не помешает. И тут под крики уличной общественности (про бомбу кричала, кажется, уже вся Мясницкая) и случился взрыв. Сильный, минимум полкило тротилового эквивалента, машинально подумал Носов. Все заволокло дымом с сильным привкусом химии, и улица замолкла, противоестественная тишина какая-то настала.

Ну пора, высунулся из-за тумбы Носов, карета лежала перевернутая вверх дном, из окон ее свисали видимо охранники, эти похоже проблем не составят, а вот из шестерых казаков остались целыми, здоровыми и готовыми к боестолкновениям сразу двое, они дальше от взрыва оказались. Хорунжий и вахмистр, если я правильно помню знаки их различия, оба здоровенные, чубатые и шашки у них в руках серьезные, ну и ладно, а у меня пистолет есть… два даже пистолета, старый добрый Смит-и-Вессон и новомодный Наган, ну подходите, браточки, выясним, что эффективнее, ваше холодное и мое огнестрельное оружие.

Казаки как-то одновременно оскалились и сократили расстояние между нами до нескольких метров, Носов дальше ждать не стал и разрядил в них практически обе полные обоймы. Тут подбежал Савинков, в руках у него было четыре мешка, тяжелые, судя по тому, как он сгибался под ними.

— Все отлично, Ваня, вот твоя часть (и он сунул мне половину мешков), ходу, пока народ не очухался.

И Носов дал ходу направо, но через несколько метров споткнулся, идиот, о мостовую и проехался даже по ней носом, мешки вывалились у него из рук. Быстро поднялся, взял один мешок, второй протянул ему высокий горбоносый парнишка, явно студент.

— Спасибо, Россия вас не забудет, — сказал он ему. — Как вас зовут, молодой человек?

- Казимир Малевич, студент училища живописи.

— Хорошо, Казимир, я вас найду.