Низы не хотят

Глава 4

— А ресторан здесь есть? — сразу же поинтересовался Носов, — а то у нас еды маловато… да и с напитками тоже как-то не очень густо.

— Успокойся, есть тут ресторан и, как люди говорят, довольно неплохой. Вот тронемся, тогда и сходим.

Прозвенел третий звонок, поезд медленно тронулся и выполз из-под дебаркадера Брестского вокзала, застучал на стыках и стрелках, постепенно набирая ход. Почти не болтает, надо же, подумал Носов. А тут и проводник пожаловал, в этом времени пока что эта профессия не оккупирована толстыми сварливыми тетками. Проводник был в фирменном железнодорожном кителе, штанах с шикарными лампасами и в щегольской высокой шапке с эмблемой императорских железных дорог. Он был сама любезность, ну еще бы, класс-то первый. Мельком просмотрел билеты, потом пригласил на завтрак в ресторан, начнется мол через полчасика, это входит мол в стоимость ваших билетов, но напитки, если пожелаете, за отдельную плату.

— А обед? — сразу спросил Носов.

— Обед в Витебске будет, в центральном зале вокзала, но это тоже за свои деньги, рассчитаетесь на месте.

— Окей, — повеселел Иван, — вы нас порадовали, любезный, вот вам полтинник на счастье.

Проводник, довольный так, что дальше некуда, расплылся в улыбке и исчез за дверью (которая отнюдь не сдвигалась в сторону, как мы все к этому привыкли, а просто открывалась в коридор — очень неудобно кстати, в открытом состоянии она полностью перегораживала коридор).

Завтрак начался в строго обозначенное в расписании время — Иван с Зиной сели за столик, где были аж три свободных места, занятое же принадлежало важному господинув возрасте где-то между 40 и 50 в цивильном и довольно качественном костюме.

— Добрый день, господа, — вступил с ними в диалог Иван, — я Иван Александрович Носов, это моя супруга Зинаида Михална, можно просто Иван и Зина, едем в свадебное путешествие в Вену.

— Очень приятно, — ответил господин, — присаживайтесь пожалуйста. Меня зовут Алексей Александрович Лопухин, чиновник, еду по личным делам в Варшаву.

— Лопухин…Лопухин, — пробормотал Иван, — не тот ли самый вы Лопухин, уж извините за любопытство?

— Тот самый, тот самый, — быстро ответил он, помешивая чай в стакане, — был до недавнего времени, а со вчерашнего дня уже нет.

(Лопухин А.А. — директор департамента полиции в 1902–1905 годах, человек либеральных взглядов, на своем посту решительно выступал против т. н. «полицейской провокации» и секретных осведомителей в рядах опппозиции. Снят с должности после убийства Каляевым великого князя Сергея Александровича. Потом некоторое время был губернатором Эстляндии. В 1908 году выдал руководству эсеров информацию о провокаторстве Азефа, за что был осужден по обвинению в госизмене. После революции эмигрировал во Францию.)

— Искренне сочувствую, — сказал Носов, наливая красное вино в бокалы.

— Не возражаете, Алексей Александрович? — спросил он у Лопухина, тот не возражал и пододвинул ему свой бокал.

— За процветающую Россию, — с чувством сказал Носов. — Какая однако же увлекательная у вас была профессия — сплошные тайны и детективы, как у писателя Конан-Дойля наверно, правда Зиночка?

Зина не очень-то поняла, куда он клонит, но на всякий случай кивнула.

— Точно, вы вылитый Шерлок Холмс, только трубки не хватает. Я все романы господина Конан-Дойля прочитала не по одному разу.

— Спасибо, — ответил польщенный Лопухин, — только зря вы так думаете, что служба в полиции это сплошная романтика, на 90 % это грязь, кровь, нудные процедуры и работа с отбросами общества.

— Ну вот, — смеясь отвечал Носов, — что же вы так обламываете розовые иллюзии у барышень? Однако чем же вы теперь намерены заняться, если не секрет?

— Не секрет, через месяц-другой заступлю на пост губернатора одной из наших провинций, а пока я в нахожусь в краткосрочном отпуске.

— А вот скажите, драгоценный Алексей Саныч, — Носов выпил уже третий бокал подряд, поэтому наверно решил сыграть ва-банк, — каким вы видите дальнейшее развитие событие в нашей многострадальной отчизне? Ну хотя на горизонте года?

— Интересный оборот «на горизонте» — надо будет запомнить, — задумчиво ответил Лопухин, крутя в руках рюмку. — Извольте, извольте, на горизонте, так на горизонте… войну японцам мы проиграем, причем с треском, далее начнутся народные волнения, поджоги усадеб, забастовки, еще далее наш государь-император пойдет на некие уступки и смягчения… ну например парламент учредит по примеру английского… но это успокоит народ слабо и волнения продолжатся вплоть до общегосударственных стачек. И наконец, когда горизонт этот будет совсем близко, премьер-министром будет назначен решительный человек без комплексов, который и решит все проблемы силовыми, так сказать, методами.

— Очень любопытно… а насчет оппозиции что скажете? Я имею ввиду социалистов-революционеров и социал-демократов, это ведь сейчас две главные оппозиционные силы, верно?

— Легко, — быстро ответил Лопухин, наверно потому что бокал у него в руках был уже четвертым по счету, — с оппозицией можно и нужно работать… с конструктивной конечно. Неконструктивную, которая бросает бомбы, палит из револьверов и грабит банки, следует конечно ликвидировать.

— Каким образом?

— Ну их же методами например — раз они в нас стреляют, у нас должно быть полное право на ответные соразмерные действия. Перестанут стрелять, начнем договариваться, но не ранее…

— Очень любопытно, — сказал Иван, бросив многозначительный взгляд на Зину, — а вот если попытаться сравнить эти две главные оппозиционные силы, то чья программа вам, так сказать, ближе? За кого бы вы, короче, проголосовали на выборах, если бы случилось чудо и их вдруг ввели в России?

Лопухин немного подумал, почесал правый глаз, потом ответил:

— Странные вы вопросы задаете, молодой человек, чисто гипотетические — разве у нас в России такие чудеса случаются?

— Вы наверно будете смеяться, Алексей Александрович, но лично я считаю, что конкретно это чудо случится еще до конца этого года.

— Ну хорошо, на гипотетический вопрос я дам такой же гипотетический ответ — за эсдеков я голосовать не буду никогда, за эсеров наверное, но при двух условиях — если они разберутся со своими террористами и если не появится какая-нибудь более правая партия с внятной политической позицией.

— А позвольте тогда уже последний вопросик — почему за эсдеков нет, а за эсеров может быть? В чем между ними разница… ну лично для вас?

— Хм… ну извольте, слушайте, раз напросились — мне не нравится упор эсдеков на пролетариев, где Россия и где эти пролетарии, это раз, еще мне не нравится их опора на Карла Маркса, только что в угол его не ставят и не молятся на него, а его учение мягко говоря схоластично и так же далеко от существующих российских реалий, как и аргентинские пампасы. Это два.

Лопухин немного подумал, допил свой бокал и продолжил.

— И три еще было у меня в голове, сейчас может быть вспомню… да, еще их внутриполитическая возня меня немного напрягает, большевики какие-то, меньшевики, центристы, не успели организовать свою партию, а уже пошли делиться почкованием. Неправильно все это. Но впрочем что-то я вас заговорил, позвольте откланяться, — и он пошел слегка пошатывающейся походкой по проходу между столиками.

Иван посидел некоторое время молча, потом сказал Зине:

— Умный человек, вот такого бы к нам в ЦК…

Зина после некоторой паузы ответила:

— Может и срастется через некоторое время.

Начало марта 1905 года, Вена

Московский поезд прибывал на Зюйдбанхофф — вообще-то по уму ему надо было бы на Северный вокзал, Нордбанхоф, но почему-то именно российские поезда все загнали именно сюда, на Юг.

— У тебя как с немецким-то? — поинтересовался Носов, — а то ведь я все больше на английском да на английском.

— Не волнуйся, объясниться смогу, — отмахнулась Зина, — ты лучше думай, как наше дело будем делать.

— Думаю непрерывно, но пока ничего путного не придумывается. Может ты посоветуешь?

— Я думаю, надо просто взять и пойти в какой-нибудь банк, лучше не очень большой, меньше вероятность, что туда депеша от нашего Госбанка придет, и поменять на для начала тысяч… ну десять-двадцать на их гульдены…

— У них кроны вообще-то, от слова корона — а если они и в маленькие банчки прислали уведомление, тогда что?

— Над этим я еще не подумала…

— Ладно, сегодня тогда гуляем по Вене, выпьем их знаменитый венский кофе со штруделями, посетим Венскую оперу, давно хотел послушать Дон Жуана в их исполнении, а завтра с утра начинаем действовать, согласна?

Зина была согласна целиком и полностью. В Кобург устроились без малейших проблем, Носова только поразили чересчур показная роскошь и слишком вымуштрованные мальчики-портье. Номер, куда их заселили, был огромным и таким же роскошным, как и все остальное здесь. Окна выходили на парк, где начинала пробиваться первая зелень на деревьях, все же Вена значительно южнее Москвы расположена, не говоря уж о Петербурге. Зине больше всего понравилась необъятных размеров кровать под балдахином.

— Здесь вчетвером можно уместиться, — сказала она, обойдя ее со всех сторон.

— Есть такое мнение, — твердо сказал Носов, — что группенсекс мы пока практиковать не будем. Однако пойдем погуляем что ли, пока погода хорошая.

— Смотри-ка, грязи совсем нет, — заметила Зина, — не как у нас в Москве.

— Да, тут брусчаткой все выложено, вода фильтруется сквозь щели. И газончики ниже, чем остальная дорога, очень по уму сделано, — отвечал Иван, — однако же куда мы пойдем?

— Ты же в оперу хотел, вот ближе к ней и пошли.

— А и верно… а напротив театра как раз кафе знаменитое есть, Захер называется (и не надо скалить зубы, ребята, именно так — скажите еще спасибо, что не Похер), там замечательный венский кофе наливают с замечательными же венскими пирожными. Пирожные любишь?

— Да кто же их не любит.

Некоторое время шли в молчании, разглядывая непривычные вывески и необычно одетых людей.

— А это, Зинуля, так называемый Ринг, кольцо бульваров вокруг центра Вены.

— А почему Ринг?

— Здесь когда-то крепостные стены стояли, когда турки пытались Европу штурмовать, учила наверно в школе про такое?

— Да, вспоминается что-то такое…

— А потом, когда угроза от турок миновала, лет 50–70 назад очередной император постановил стены снести, а на их месте сделать бульварное кольцо, чтоб как в Париже. Но пошире, на случай революции — чтоб революционным массам неудобно было баррикады строить, в Париже-то улицы узкие, там к тому времени три революции уже отгремели, и все с баррикадами.

— Интересно, — отвечала Зина, — но мы похоже уже пришли, вот твоя опера.

Носов сунулся к кассам, но там висела монументальная позолоченная табличка с надписью Аусверкауфт.

— Тут даже моего немецкого достаточно, — невесело сказал он Зине, — чтобы понять про полное отсутствие билетов на сегодня. Чеж делать-то будем?

Безвыходное положение мигом исправил верткий и суетливый человечек во всем черном, он вполголоса на чистом русском языке с одесским акцентом предложил нашей паре любые билеты на любое представление в Венской опере в ближайшую неделю. По умеренным ценам.

Носов повертел в руках билетики, посмотрел на свет, спросил у Зины, берем или как, и согласился, наценка была божеской, в пределах 100 %. Вытащил из кармана купюру в 100 рублей, одну из тех самых, протянул ее жучку.

— А австрийской валюты у вас разве нет? — спросил тот.

— Сожалею, но нет, не успели разменять… может ты поможешь? — мгновенно созрел у Носова план в голове, — а мы в долгу не останемся.

Жучок покрутил в руках сотенную и сразу запросил за размен в банке полтинник.

— Однако, — сказал Носов, — думаю, что тебе и червонца достаточно будет.

— За червонец сам меняй, гражданин хороший, — мгновенно среагировал тот со своим гнусавым местечковым акцентом, — банк-то вон он, напротив.

И действительно, через дорогу хорошо была видна вывеска «Райффайзен Ландесбанк», висевшую над красивым таким строением в духе позднего модерна.

После непродолжительного торга сошлись на четвертаке, после чего жучок перешел через дорогу в неположенном месте и скрылся в дверях «Кассы взаимопомощи им. Фридриха Райфайзена».

— Есть такое мнение, Зиночка, что мы здесь торчать не будем, во избежание, а пойдем-ка мы кофе местного попробуем, кафе «Захер» как раз напротив, из окон все прекрасно видно будет.

Зиночка кивнула головой и они зашли в означенное заведение, где их встретил официант в белом переднике, фраке и с бабочкой — ай, высокий класс, подумал еще Носов.

— Что желают господа? — осведомился официант, выдав каждому по меню в красивой кожаной папочке.

— Зиночка, что тебе заказать, душа моя? — осведомился Носов.

Но Зина как-то заробела от шикарной окружающей обстановки и предложила Носову взять на себя выбор блюд.

— Окей, дорогая… мне Захер Кофе с ликером, даме Захер Меланж со сливками и еще два кусочка Оригинал Захер Кьюбе… да Кубе конечно, — сказал он на смеси английского и немецкого.

Официант умчался за заказом, а Носов тем временем не отрывал глаз от окна.

— Смотри-ка, Зинуля, а ведь не зря мы такие предосторожности-то соблюли…

— Куда смотреть, Ванечка?

— Да на двери этого долбаного банка смотри…

Из этих дверей как раз двое полицейских выводили жучка, взяв его под руки с обеих сторон. Жучок вырывался и громко ругался на смеси трех языков, полицейские крепко держали его и что-то непрерывно спрашивали. Тот наконец показал место, где ему передали злополучную сотню и видимо начал описывать внешность незнакомцев с деньгами. Зина негромко спросила:

— Не имеет ли смысла побыстрее исчезнуть отсюда?

— Сиди спокойно, дорогая, и пей кофе с тортиком, стекла здесь толстые, снаружи ничего не видно, а искать нас здесь и портить отношения с хозяином самого знаменитого венского заведения никому в голову не взбредет.

Так и получилось, полицейские покрутили головами, не увидели никого похожего на описанных господ и потащили жучка к подъехавшему полицейскому автомобилю с эмблемами венской полиции на дверях.

— Однако в Австрии нам ловить больше нечего, — сказал, допив кофе, Носов, — надо двигаться дальше.

— Куда же дальше-то? — взволнованно ответила Зина, — и так пол-Европы проехали.

— Дальше это значит в Швейцарию, страну сыра, часов и независимых банкиров, скромно надеюсь, что туда депеши Российского Госбанка не дошли, а если даже и дошли, то независимые швейцарские банкиры скорее всего спустили их в канализацию. Допивай кофе, Зина, и пошли на вокзал брать билеты в Цюрих… или сразу в Женеву, чтоб подальше от негостеприимных австрийцев.

Ближе всего к Опернринг был Западный вокзал, туда и пошли, а там в кассе оказались только билеты на «Восточный экспресс» до Женевы.

— Давайте, чего уж там, — со вздохом сказал Носов, — две штуки на завтра в первый класс. Знаешь, Зина, что-нибудь про этот поезд?

— Откуда, расскажи уже, — ответила она, разглядывая на свет только что полученные две картонки, — я в этом мало понимаю, но кажется билеты в порядке.

— На имперских железных дорогах не обманывают… пока, во всяком случае, — сказал Носов, беря Зину под руку, — а Восточный экспресс это самый знаменитый железнодорожный маршрут в мире. Конечные станции у него Стамбул и Париж, но двигаться между ними он может двумя ветками, южная проходит через Белград и Венецию, а северная, которой вот мы сейчас поедем, через Бухарест, Будапешт, Вену и Женеву. Поезд шикарный во всех отношениях, каждый вагон произведение искусства, в ресторане работают повара экстра-класса, короче проехаться на нем входит в обязательную программу любого европейского человека, считающего себя современным.

— Интересно, — задумчиво протянула Зина, — будет что рассказать в Москве. Кофе я допила кстати, пойдем что ли?

Иван расплатился с официантом, отдав ему российский червонец, только что с поезда, разменять не успели. Вопросов у того не возникло, через пять минут он вернулся со сдачей в 15 крон. Иван провел мысленные подсчеты и объявил, что все более-менее правильно:

— Рубль сейчас это 2,5 кроны примерно, стало быть червонец 25 крон, за кофе с тортиком он 8 крон вычел, ну и две себе на чай взял, все по-божески. Пойдем, а то засиделись мы тут.

Наутро они грузились в Восточный экспресс с Южного вокзала, уже знакомого вдоль и поперек.

Пять вагончиков, впереди паровозик, игрушечный какой-то. Первый класс был впереди, чтобы другие через них не ходили наверно, за ним ресторан, далее второй класс, третьего в этом поезде по-моему не было. Носов был знаком с обустройством ориент-экспресса в основном по фильму «Из России с любовью», где именно в вагоне этого поезда бравый Джеймс Бонд спасал беззащитную Танюшу Романофф от нехороших русских кгб-ников. Ладно, подумал он, по ходу дела разберемся и лихо подсадил Зиночку на подножку первого вагона.

Да, пульмановский первый класс внутри это были далеко не российские железные дороги, настолько далеко, что как бы в вышине растворялись — натуральный гостиничный номер, два диванчика вдоль (!) вагона, а не поперек, как привыкли, два огромных окна, на одной стене картина, на другой необъятных размеров зеркало, возле столик с цветами, на полу ковры, как бы не персидские, отделка стен ценными породами дерева, в дальнем углу дверь в туалет-умывальник. Высокий класс.

— А вот мы и в Женеве, Зиночка, — сказал Носов, глядя в окно. — Стоянка 15 минут, давай-ка поторопимся.

В Женеве был всего один жд вокзал, Хауптбанхофф по-немецки или Гер Принсипаль по-французски, все-таки это франкоязычная часть Швейцарии. И был он расположен в самом центре города на площади Корнавен, пять минут до Женевского озера со знаменитым стометровым фонтаном (черт, его же еще не построили) и десять минут до старого города с достопримечательным собором Сен-Пьер. Носов не заметил, как почти все это сказал вслух.

— А что достопримечательного в этом соборе?

— В соборе хранится стул Кальвина… ну этого, реформатора католичества, в Германии был Лютер, а здесь значит Кальвин, а на стуле этом он очевидно сидел, когда занимался реформаторством…

— И что это за фонтан, который не построили?

— Были такие планы у городских властей, Зинуля, — вывернулся Носов, — но пока не осуществились — то ли 100, то ли все 150 метров в высоту он должен быть… зачем?… странные ты вопросы задаешь, как приманка для путешественников конечно, чтоб приезжали и тратили тут побольше своих денег. Однако нам бы надо устроиться тут хотя бы на одну ночь да заняться своими прямыми обязанностями, деньги разменять…

Гостиницу они быстренько нашли на той же привокзальной площади, называлась она незатейливо «Женева Хотель», стоила недорого, завтрак правда с ужином предлагала только за отдельные деньги.

— Обойдемся, — твердо сказал Носов, — тут ресторанов и ресторанчиков до чертовой бабушки.

— А теперь пошли по банкам, дорогая, чего зря время терять, по крайней мере разведку сделаем.

— Деньги брать? — спросила Зина.

— Конечно, не бросать же их здесь. Насколько я помню из своего курса по финансам и кредиту (а ты обучался? — да, было дело), в Швейцарии сейчас два главных банка, два заклятых конкурента, Банк Сюисс и Сюисс же, но Кредит, оба большие и могучие, оба независимые ни от кого, ну кроме акционеров конечно. Давай по очереди их оба посетим, а там видно будет. Вот как раз отделения Банка Сюисс, давай уже ничего изобретать не будем, а просто тупо зайдем… нет, лучше все-таки по одному будем заходить, если прокатит, тогда уже в следующее место вдвоем пойдем, ладно?

— А что мы там с деньгами будем там делать, менять? — поинтересовалась Зина.

— Ну натурально менять…

— Это будет довольно подозрительно, если крупную сумму принесем, а вот если счет откроем и положим туда наши денежки с конвертацией, это подозрительно не будет… по-моему…

— Умница, дай я тебя поцелую (неудобно, люди же кругом — да ладно, один раз и в щечку), так и сделаем, я беру 100 тысяч разными купюрами, а ты идешь вон в то кафе напротив, заказываешь там себе кофе… ну вина закажи, если кофе не хочешь… и ждешь меня… если меня под белы руки выведут, как того жучка на Опернринг, действуешь по обстоятельствам, но я очень сильно надеюсь, что все будет окей.

Предчувствия Носова оправдались, вопросов у работников Банк-Сюисса не возникло… ну как не возникло, были конечно, но все они касались лишь деталей открытия счета, процента за комиссию и оформления чековой книжки. Носов наврал им на английском, его понимал один клерк, что он крупный русский промышленник, наследник знаменитой династии мучных королей… нет, царей, у нас же королей нету… России и имеет поручение закупить в Швейцарии некоторое оборудование для расширения мукомольной империи. После этого банкиры забегали вокруг него, как ошпаренные, а он, желая ковать железо, пока горячо, тут же заявил, что завтра-послезавтра приедет жена и подвезет еще немного наличности. Обрадованные банкиры выкатили ему в виде бонуса два билета в Большой театр Женевы (ничего себе, у вас тоже есть Большой театр? Ну давайте конечно, сходим) и еще пару билетов на прогулочный пароходик, он вдоль берега до Шильонского замка у нас ходит. Дайте четыре, зачем-то попросил Носов. Дали и четыре.

— Ну что, Зинуля, — сказал Иван, плюхаясь на стул рядом с ней, — все прошло как по маслу…

— По какому маслу?

— Неважно, по оливковому допустим. Деньги на счете, завтра мы им заносим остаток, я сказал, что супруга подвезет, вечером мы идем в оперный театр на «Вильгельма Телля», а завтра прокатимся на пароходике вдоль да по берегу Женевского озера. Учись, пока я живой.

Из всей этой речи Зина зацепилась за одно слово:

— Ты меня уже и в супруги определил?

— Конечно, а ты разве против?

— Я подумаю, — кокетливо ответила она и пригубила вино.

— Что пьем?

— Местное какое-то, красное, неплохое кажется…

— Возьму того же…

В этот момент, когда Носов делал заказ гарсону, к кафе подкатил велосипедист на допотопном бренчащем всеми деталями велосипеде. Велосипедист прислонил свое средство передвижения к стеночке, сел через два стола от наших героев и подозвал официанта, причем голос его показался Носову удивительно знакомым… бы, да это же…

— Владимир Ильич? — спросил он у незнакомца, приподняв шляпу.

— Да, — ответил он, ухитрившись скартавить даже в такой коротенькой фразе, — с кем имею честь?

— Носов Иван Александрович, предприниматель из Нижнего Новгорода, а также человек, сильно сочувствующим идеям современной российской оппозиции. А это моя супруга Зинаида Михайловна, мы тут с деловыми целями. Вы ведь возглавляете одну из партий оппозиции, если не ошибаюсь?

Зина довольно удивленно воззрилась на Ивана, но тот сумел подмигнуть ей тем глазом, который не был виден Ульянову, мол подыгрывай, так надо.

— Да, вы не ошибаетесь, молодой человек (сам-то старый что ли? — подумал Носов, — всего 35 лет… даже 34), я один из руководителей социал-демократической партии, а как меня зовут, как я вижу, вы и так знаете.

— Любому думающему и читающему гражданину России стыдно не знать имя господина Ульянова… одно время я зачитывался вашим трудом о капитализме в России, захватывающая вещь. Ничего нового не написали по этой тематике?

— Да-да, «Развитие капитализма в России»… я ее три года писал, когда в ссылке был… в Сибири… эх, золотые денечки были, — мечтательно посмотрел в потолок Ульянов, — а с тех пор я много чего еще написал, если вам любопытно, могу дать почитать.

— Очень любопытно, Владимир Ильич, вы даже не представляете, в какой высокой степени это мне любопытно!

— Вы где остановились?

— Отель Женева, рядом с вокзалом.

— Я вам туда занесу свои труды… завтра, если не возражаете.

— Отлично, до 12 мы будем в номере, а после у нас прогулка по Женевскому озеру…

— Местные жители говорят Леманское озеро, а не Женевское, — поправил Ульянов.

— Хорошо, пусть Леманское, не желаете присоединиться к нашей прогулке — у нас 4 билета на пароходик, заодно побеседуем о стратегии и тактике революционных действий на нашей многострадальной Родине, а?

— Охотно, охотно, а то все сидишь за книжками, света белого не видишь, эх, жаль Лёва Бронштейн уже уехал… но ничего, мы тогда с Наденькой прокатимся, во сколько говорите пароход отходить будет?

— В час от второго причала, это совсем недалеко отсюда.

На этом Носов и господин Ульянов раскланялись, приподняв свои свои шляпы.

— Я что-то про него слышала, — сказала Зина, когда они уже шли по улице дю Гарр к своей гостинице. — Действительно лидер одной из фракций партии эсдеков, но к нам-то это как относится? По-моему никак, эсдеки нас, эсеров, на дух не переносят, мы для них мелкобуржуазные соглашатели, злейшие враги их любимых пролетариев, разве не так?

— Так-то оно конечно так, — отвечал Иван, — но вода течет, камень точится, времена меняются, глядишь, и перестанем мы быть врагами, тем более у нас революция на дворе, верно?

Начало марта 1905 года, Женева

Колесный пароходик отчалил от второго причала в ровно обозначенный срок — в час пополудни. На борту оказалось не так уж и много народу, кроме Носовых и Ульянова (Крупская не смогла, сказалась больной) там было еще человек десять, все, как нетрудно было заметить, иностранцы, швейцарцам такие тематические прогулки видимо неинтересны были.

— Любопытная все же страна Швейцария, — говорил тем временем Ульянов, прогуливаясь вдоль борта, обращенного к ближнему берегу, — никаких событий вообще не было, пока я тут живу, а живу я тут больше года уже.

— Нейтралитет, Владимир Ильич, это очень полезная вещь, но к сожалению очень штучная — двух Швейцарий в Европе уже никому не надо… а может и во всем мире не надо, одной хватит. К сожалению России швейцарский сценарий не грозит.

— Да, вы наверно правы, батенька, у нас свой путь. Так что вы там говорили насчет стратегии и тактики революционных действий?

— Пока еще ничего, но сейчас полностью готов выложить все, что у меня накопилось… хотя страна у нас и большая, но умных, честных и готовых к реальным действиям людей, не так уж и много. Можно сказать, что каждый на счету. К чему это я… не гоже в минуту решительного противостояния с режимом заниматься мелочными внутри и межпартийными дрязгами… нужно объединение оппозиции, широкий фронт революционных сил, так сказать…

— То есть вы хотите сказать, что нам, большевистской фракции РСДРП, нужно блокироваться не только с меньшевиками, но и даже с эсерами, и с этими… анархо-синдикалистами?

— Да, — просто ответил Носов, — именно это я и хочу сказать. Цели у этих партий примерно одинаковы, свалить царя и учинить справедливое общественное устройство, детали конечно немного отличаются, но это все мелочи и их можно решить в рабочем порядке, разве не так?

— Не так, — с вызовом ответил Ульянов, — пока наши коллеги-оппоненты не согласятся с решающей ролью пролетариата и установлением его диктатуры, как написал великий Маркс, мы с ними блокироваться не будем.

— Но помилуйте, Владимир Ильич, где Россия и где пролетариат — сколько сейчас кстати в нашей стране пролетариев? Вы же написали классический труд по истории капитализма в России, должны знать эту цифру.

— Пять лет назад было 2 %, - с неохотой ответил Ленин, — сейчас наверно больше.

— Хорошо, пусть 4, даже все 5 — и вы собираетесь установить диктатуру этих 5 % над остальными 95 %? Что-то мне это очень сильно напоминает…

— Да вы, батенька, как я посмотрю, ничего не понимаете в марксизме — пролетарии это единственный революционный класс по умолчанию, потому что у них нет никакой собственности, кроме цепей. Поэтому они пойдут до самого конца, терять-то им нечего. А с кем вы приглашаете блокироваться, с крестьянством? С этим вдоль и поперек мелкобуржуазным классом, среди которого полным-полно и собственно буржуазии, кулаков. Да они будут держаться за свое, по большей части неправедным образом нажитое имущество, за своих батраков, за свою землю наконец — ну как с таки контингентом построишь справедливое общество?

— Ну хорошо, — сказал Носов, делая очередной круг по палубе, — вот в России сейчас разгорается революция, по всем признакам разгорается… хотелось бы услышать от вас хотя бы кратенький сценарий развития событий… и как социал-демократы планируют участвовать в ней, может быть и я тоже на что-то сгожусь.

— Охотно, — легко согласился Ленин, — охотно… в первую голову надо тотчас же организовать отряды от 3-х до 10, до 30 и т. д. человек. Пусть тотчас же вооружаются они сами, кто как может, кто револьвером, кто ножом, кто тряпкой с керосином для поджога и т. д. Проповедники должны давать отрядам каждому краткие и простейшие рецепты бомб, элементарнейший рассказ о всем типе работ, а затем предоставлять всю деятельность им самим. Отряды должны тотчас же начать военное обучение на немедленных операциях, тотчас же. Одни сейчас же предпримут убийство шпика, взрыв полицейского участка, другие — нападение на банк для конфискации средств для восстания, не бойтесь этих пробных нападений. Они могут, конечно, выродиться в крайность, но это беда завтрашнего дня, а сегодня беда в нашей косности, в нашем доктринерстве, ученой неподвижности, старческой боязни инициативы. Пусть каждый отряд сам учится хотя бы на избиении городовых. Отряды должны вооружаться сами, кто чем может (ружье, револьвер, бомба, нож, кастет, палка, тряпка с керосином для поджога, пироксилиновая шашка, колючая проволока, гвозди против кавалерии. Даже и без оружия отряды могут сыграть серьезнейшую роль: забираясь на верх домов, в верхние этажи и т. д. и осыпая войско камнями, обливая кипятком и т. д. К подготовительным работам относится раздобывание всякого оружия, в том числе кислот для обливания полицейских. Как можно скорее переходить и к военным действиям, в целях добычи средств на восстание, конфискации правительственных денежных средств. Начинать нападения, при благоприятных условиях не только право, но и прямая обязанность всякого революционера. Убийство шпионов, полицейских, жандармов, взрывы полицейских участков, отнятие правительственных денежных средств. Отряды революционной армии должны выступать и вооруженной силой, избивая черносотенцев, убивая их, взрывая их штаб-квартиры и тому подобное… как-то так примерно, — наконец выключил он свой фонтан.

Ээээ, подумал Носов, а ведь ты, батенька, маньяк… как этот… Джек-потрошитель — тебе просто нравится убивать (ну не прямо вот убивать, но учить других этому делу… настоящим образом), как барышням кушать пирожные… каши с тобой, дорогой ты мой Владимир Ильич, ни разу не сваришь, даже из быстрорастворимого пакета. Но вслух он сказал немного другое:

— Очень любопытно, очень, вы мне прямо глаза открыли, уважаемый господин Ульянов.

— Можете называть меня товарищ… и кстати, не ссудите ли немного денег на неотложные нужды революционной борьбы? А то мы с Наденькой порядком поиздержались в последнее время, а деньги от наших товарищей из России задерживаются и задерживаются.

— Это без проблем, Владимир Ильич, как только вернемся в Женеву, сразу и ссужу… тысячи на первое время хватит? Вот и славно, а мы тем временем кажется приплыли… в смысле доехали — вот он, знаменитый Шильонский замок-то, он же Шато де Шильон, узнаете?

— Честно говоря, ничего про него не знаю, голова другим занята, так чем, говорите, он так знаменит?

— Резиденция графов Савойских, заложен где-то в 9-10 веке, тыщу лет назад короче, потом какое-то время был тюрьмой, но уже сто лет как здесь что-то похожее на музей. А знаменит он в основном тем, что здесь происходит действие поэмы Байрона «Шильонский узник», её-то вы наверно в школе изучали, Владимир Ильич?

— Да-да, вспоминаю, здесь сидел Франсуа Бонивар, один из первых, кстати, революционеров, наш коллега, можно сказать…

— Отлично, пойдемте пройдемся по замку, ноги разомнем.

И они все втроем спустились по сходням на маленькую пристань и пошли берегом озера к мостику. На экскурсию, кроме них, возжелали сходить еще трое. Носов с компанией стоически выслушал, что им там говорила на французском пожилая тетенька в длинной юбке, а потом предложил компании отстать и посмотреть все самим. Спустились в подвал — там вместо пола были натуральные скалы, так что видно было, что это все не муляж и не пускание пыли в глаза наивным туристам, а кондовая такая и сермяжная правда. В дальнем углу подвала зачем-то стоял грубо сколоченный стол и рядом две лавки.

— По-моему подойдет, — сквозь зубы сказал сам себе Носов и врезал Ленину по макушке рукояткой его любимого Смит-и-Вессона модели «русский»…