До пролетки Носов добежал без единой проблемы, вскочил в нее и крикнул Кудрявцеву «Гони», тот начал нахлестывать лошадь, которая с места пошла довольно резвым аллюром. Народ испуганно вскрикивал и уворачивался от несущейся повозки, где-то сзади загремели выстрелы, но потом быстро стихли. А Кудрявцев тем временем успешно запутывал следы от возможной погони — сначала свернул на Малую Лубянку, потом пересек Большую, сдал чуть назад и по какому-то там Кисельному переулку и Рождественке успешно миновал Трубную площадь. Дальше этого места Носов географию Москвы знал довольно плохо, поэтому запутался в поворотах и отслеживать свое перемещение уже не мог. Через полчаса таки вся эта бешеная езда закончилась, лошадь была вся в мыле и довольно подозрительно хрипела, когда Кудрявцев затормозил ее перед большим постоялым двором. Он кинул поводья какому-то местному служащему, тот увел и лошадь, и повозку на задний двор, а Кудрявцев взял оба мешка, буркнул Носову «Что встали, идем» и зашагал внутрь.
Там он перекинулся парой слов с половым, получил ключ и повел Носова на второй этаж, в номера. Бросил мешки на стол и сказал:
— Давайте пересчитаем что ли…
Носов согласился и они занялись бухгалтерией… через час выяснилось, что в двух мешках находится 228 тысяч 550 рублей, расклад же по купюрам дал такой результат: 320 штук пятисоток, 411 соток, 348 полтинников, 242 четвертака и оставшиеся 395 купюр были по червонцу, вертикально ориентированные, в отличие от всех остальных. Разложенное в пять кучек на столе, все это выглядело довольно живо и завораживающе.
— Что, не приходилось до этого работать с такими суммами? — весело спросил Кудрявцев.
— Признаться нет… — ответил Носов, — самое большее, что в руках держал, так это тридцать тысяч, и то это не мое было. Сколько же это в долларах будет?
— Делите на два, не ошибетесь.
— 114 тысяч значит… солидно, можно небольшой заводик в Чикаго прикупить, — задумчиво ответил Носов, сразу же впрочем добавив, — у пятисоток и соток номера наверняка переписаны, уж очень они новые…
Он взял по нескольку тех и этих купюр и внимательно разглядел их, пододвинувшись к окну.
— Ну точно, номера подряд все идут, так что примерно… — он сделал в уме необходимые вычисления, — так что около 200 тысяч можно пока не считать, но все равно остается около тридцатки.
— А что тогда с ними делать, с крупными? — обеспокоенно спросил Кудрявцев.
— Самое верное это за границу сплавить, в Стокгольм какой-нибудь или в Вену-Берлин, причем как можно быстрее, а то ведь наши банкиры и туда могут направить депеши с подозрительными номерами. Однако какой же у нас дальнейший план действий?
— План очень простой, Иван Александрович, вы переодеваетесь в цивильную одежду — вон, выбирайте из того сундука, и идете не торопясь к себе домой… ну в номера то есть, где вы там живете. А завтра с утра уезжаете в свой Нижний Новгород и двигаете свой бизнес. Мы вас найдем, когда понадобится.
— Хорошо, — покладисто согласился Носов, — дайте немного денег из этой кучи, а то поиздержался я что-то в этой поездке…
Кудрявцев недовольно потряс головой, но выудил из маленьких кучек десяток билетов по червонцу и четвертаку и отдал их в руки Носову.
— Я запишу, сколько взято из партийной кассы, потом возместите, — сказал он, доставая блокнот из-за пазухи.
— Однако, — улыбнулся Носов, — я же за эти деньги как бы шкурой рисковал, неужели не заработал хоть немного без отдачи?
— Нет, Иван Александрович, это теперь партийные деньги и за ними нужен строгий учет и контроль.
— Бай, хоуп ту си ю сун — сказал Носов, переодевшись, и вышел на улицу.
Да и хер с вами, — думал он, огибая запряженные коляски, — обойдусь без ваших денег. Далее путь его лежал к дому, где жила Зиночка Коноплянникова, кликнул первого встреченного извозчика и назвал ее адрес. За полтинник добрался и через каких-то полчаса уже названивал в дверь ее квартиры. Открыли сразу, горничная видимо.
— Что вам угодно, сударь? — надменно спросила похожая на верблюда горничная в белом передничке.
— Угодно, чтобы вы передали Зинаиде Васильевне, что пришел Иван Александрович.
Горничная кивнула, пропустила его в прихожую и удалилась в глубь квартиры. Однако ж небогато они тут живут, подумал Носов, разглядывая ободранное сиденье дивана и отваливающиеся на стенах обои. А тут и Зиночка вышла.
— Ой, — испуганно сказала она, — а я вас и не ждала.
— И совершенно напрасно, Зинаида Михайловна, был здесь по делам фирмы, как же я мог пройти мимо дома такой неотразимой дамы. У меня к вам деловое предложение — давайте сходим на спектакль в Художественный театр, там сегодня «Три сестры» дают, Книппер в заглавной роли, говорят, блистает. Ну и Лужский конечно как всегда неотразим.
Зиночка помялась пару секунд, не зная, что ей делать, но потом видимо внутренний голос сказал ей махнуть рукой и не упускать возможностей, поэтому она потупила глаза и согласилась.
— Но мне же надо переодеться, — добавила она, — не в этом же домашнем на публике появляться.
— Конечно переодевайтесь, а я вас пока подожду в чайной, тут напротив как раз — когда выйдете из подъезда, махните рукой, окей?
— Что такое «окей»? — непонимающе спросила Зина.
— Ну «хорошо», если с американского на русский перевести.
— Тогда значит окей… минут через 15–20 ждите.
Носов вышел из подъезда и пересек улицу наискосок, до чайной под завлекательным названием «Бублик». Там он немного поколебался между водкой и чаем и все-таки заказал стакан индийского чая, нехорошо на даму перегаром дышать, успеется еще выпить. Ну и обещанные на вывески бублики тоже попросил принести. Сел возле окна, чтобы видеть улицу, и стал чай пить, что еще в чайной делать?
Зиночка сдержала слово и вышла почти точно в те сроки, что и сказала, через полчасика, одетая в меховой капор (головной убор, сочетающий в себе черты чепца и шляпы) и английский костюм (прямой удлинённый пиджак и прямая юбка) серого цвета. Обувь видно не было из-за длинной юбки. Ну ничего так конечно, уныло подумал Носов, но юбку можно было бы и покороче. Вслух же он сказал следующее:
— Боже мой, Зинаида Васильевна, более впечатляющего зрелища я не видел со времен… ну короче давно не видел. Вы прямо как богиня, как ее… Афродита, во, сошедшая на землю в пене морской, да.
Зиночка молча взяла Носова под руку и сказала, чтоб он не терял времени на комплименты, а то в театр опоздаем.
— Да, это я маху дал, Зиночка (разрешите вас так называть? хорошо), погнали, значит, в театр, извозчик! — махнул он рукой увиденному вдали экипажу.
Ехать было не сказать, чтобы очень далеко, но и не вот-то рядом, минут двадцать они протряслись до Камергерского переулка.
— А билеты у вас есть? — поинтересовалась по дороге практичная Зина.
— Да что билеты, на месте решим вопрос, — беспечно махнул рукой Носов, — тем более, что это не премьера.
— Ну смотрите, я на вас рассчитываю, — ответила ему Зина, — а то выйдет, что зря я переодевалась.
Билетов в кассе и правда не было ни одного. Там даже кассира не было, его заменяла унылая табличка «Все билеты проданы». Ну что же, будем изыскивать другие способы, буркнул себе под нос Иван и пошел искать спекулянтов.
Искать их собственно и надо было, как сразу же выяснилось, они сами нашли Ивана, наперебой предлагая билетики по сходной цене, оставалось только выбрать получше и подешевле. Иван взял два билета на пятый ряд партера по центру, обошлось это ему ни много ни мало в два червонца… однако, однако, подумал он, это ж на деньги 21 века тысяч 20, если не 25… но усилием воли задавил в себе свое скаредное начало и вернулся к Зиночке с сияющей улыбкой:
— Вот, пятый ряд партера, почти в центре — устраивает, Зинаида Васильевна?
— Да, вполне, — ответила она, — но мы же кажется на Зину с Ваней условились, какая еще Васильевна?
— Виноват, сэр, больше это не повторится, сэр! — вытянулся в струнку Иван. — Сэр это почтительное обращение в англоязычных странах, — на всякий случай добавил он.
— Уж это-то я знаю, — смеясь, ответила Зина и потащила его ко входу, — первый звонок уже был, нехорошо опаздывать.
Первое действие Носов отсмотрел с немалым интересом, в свое время он видел этот спектакль в интерпретации Современника и Таганки, сравнить чеховские трактовки Станиславского, Любимова и Ефремова было весьма любопытно. Позже, сидя в антракте в буфете театра (бутылка шампанского плюс дюжина пирожных), он позволил себе пару высказываний:
— Нет, что ни говорите, но все-таки игра Книппер это шедевр актерского мастерства, чего к сожалению нельзя сказать о других сестрах, эээ… о Савицкой и Андреевой, не дотягивают они, к сожалению до высокой чеховской драматургии, да…
Зиночка, к его удивлению, разговор о театре поддерживать не стала, а спросила прямо в лоб совсем про другое:
— Ну как сегодня все прошло?
— В каком смысле? — деланно удивился Носов.
— Бросьте Ваньку валять, знаете вы, о чем я…
— А, вы про это дело… а допуск у вас, я извиняюсь, есть? Хотя что это я говорю, вы же в ЦК входите… ну слушайте, — и он рассказал о сегодняшнем эксе, без лишних подробностей.
— Деньги значит Кудрявцев забрал?
— Точно так. Ну не все, часть мне досталась.
— На них, значит, мы и гуляем сейчас… а и ладно, так даже интереснее. А вот скажите-ка (можно на ты, вставил свою фразу Иван), скажи-ка Ваня, это страшно, когда человека убиваешь?
— Когда первого, очень страшно, да, со вторым уже проще, а дальше эмоции уже притупляются, работа и работа, не страшнее других.
— Значит сегодняшние казаки не первые у вас были?
— Конечно нет.
— Про первого тогда расскажите, — попросила Зина.
Носов закрыл на минутку глаза — перед его внутренним взором проплыло Аргунское ущелье недалеко от Шатоя и снесенный череп боевика, совсем молодого парнишки, у которого даже борода еще не росла, и как он битый час блевал потом между камнями… нет, про это он явно рассказывать не будет.
— Тяжелая слишком тема, Зиночка, может про что-то другое поговорим?
— Хорошо, — согласилась она, — расскажите тогда, что лично вы… ты то есть будешь делать после нашей победы. Мы ведь победим царский режим, верно?
— Ну натурально победим, — задумчиво ответил Иван, — царский режим слаб и обречен, а вот что потом будет… рассказать ей что ли все, как на самом-то деле там будет… реки крови и океаны горя… миллионы эмигрантов, 4 года гражданской войны, а сразу вслед за ней вас, ребятушки-эсеры, по тюрьмам рассуют, и это только для начала… нет, пожалуй рановато.
— Я буду президентом новой России… хотя нет, лучше премьер-министром, царя мы сохраним как декорацию — в Англии примерно так, а ты будешь супругой премьер-министра, а по совместительству начальником департамента культуры…
— Это что, предложение? — удивленно спросила Зина.
— Догадайся с двух раз, — туманно ответил Носов.
— Боюсь не угадаю, так что давай уж прямо выражай свои мысли, — сказала Зина.
— Ну да, это оно самое…
Зина внимательно посмотрела в глаза Ивана, потом не спеша доела пирожное, потом ответила:
— Уж больно ты быстрый, Ваня, может это в Североамериканских штатах так принято, а у нас такие дела немного по-другому делаются.
— Ну научи как у вас тут они делаются, а то так и умру неучем, — пошутил Носов, допивая свой бокал с шампанским.
Зиночка попыталась что-то ответить, но не успела — Иван вдруг обратил ее внимание на осанистого, довольно молодого, но уже с солидной проседью в волосах господина.
— А это не Константин ли Сергеич? Руководитель этого театра в смысле?
— Я его не очень хорошо знаю, но судя по газетным снимкам вроде он, — ответила Зина.
— Режь меня на куски и скармливай койотам, но такой шанс упустить нельзя, — быстро сказал Иван и встал из-за стола.
— Константин Сергеич? — спросил он, подойдя к соседнему столу.
— Да, — удивленно ответил тот.
— Позвольте засвидетельствовать вам свое искреннее почтение и восхищение сегодняшним спектаклем!
— Позвольте узнать, с кем имею честь? — небрежно ответил Станиславский.
— Охотно, охотно, — зачастил Ваня, — меня зовут Иван Александрович Носов, я предприниматель из Нижнего Новгорода, а это моя невеста Зиночка.
Зина покраснела, но отпираться не стала и сделала реверанс.
— Ну тогда присаживайтесь за мой стол, молодые люди, расскажите старику, как там в провинции идут дела.
— Ой-ой, — немедленно возразил Носов, — ну какой же вы старик, Константин Сергеич (ему на тот момент было 42 года), вам до старика как мне до балерины Ксешиньской. А в провинции-то у всех по-разному, кто-то черную икру ложками ест, кто-то зубы на полку кладет.
— А что вы скажете относительно сегодняшнего спектакля? — заинтересованно спросил Станиславский, — мне правда интересно мнение провинции, не часто с ней встречаешься.
— Что скажем, что скажем… — пробормотал Носов, собираясь с мыслями, — давайте шампанского сначала выпьем, а потом уж относительно спектакля, а?
Он быстро принес со своего стола бутылку и пирожные, разлил.
— За российский театр! — сказал он стоя и немедленно выпил, а вслед за этим продолжил:
— Игра Книппер бесподобна, Лужский выше всяких похвал, сценическая драматургия крепко сколочена и стоит, не падает, декорации заслуживают отдельного упоминания — классные декорации, однако…
— Что однако, вы говорите как есть, я критики не боюсь, — уточнил Константин Сергеич.
— Однако, если бы я например был режиссером, я бы ввел например в игру ведущих актеров элементимпровизации— пусть они говорят, что думают, а не то, что в тексте написано, тогда каждый спектакль будет уникальным и на них народ будет билеты из рук рвать…
— Интересно, — протянул Станиславский, разглядывая свой бокал на просвет, — налейте что ли немного… еще что-то скажете критического?
— А как же, Тузенбах у вас к примеру не очень сильно отличается от Соленого, ну по внешним признакам, вот лично я бы усилил их отличительные особенности… ну хоть акцент какой дал бы им, Тузенбаху прибалтийский, пусть гласные тянет, а Соленому малороссийский с хеканьем и характерными словечками, вот тогда никто не перепутает. Давайте еще одну бутылку возьму, Константин Сергеич, а то это закончилась, а сказать еще много хочется.
Носов сходил за бутылкой, налил полные бокалы, сказал «За российскую интеллигенцию» и немедленно выпил.
— Еще что? Есть и еще — ну что они у вас все одеты в одежды прошлого века, так уже в столицах давно не ходят, вот посмотрите на Зиночку, английский стиль, это сейчас самый писк моды. Пусть одеваются красиво и стильно, модного модельера можно какого-нибудь пригласить, чтоб вообще что-то уникальное сделал, по-моему это будет правильно.
Носов еще с полчаса втолковывал Станиславскому все, чему он успел нахвататься по верхушкам театральных знаний в 21 веке, основательно накачав старика. Пришлось помочь ему дойти на кабинет. На второй акт уже не пошли.
Потом Иван проводил Зиночку до дому, на прощание у них состоялся такой разговор:
— Ну так как же, Зинаида Васильевна, насчет моего предложения?
— Мы опять на вы перешли? Мне надо подумать…
— Думайте, только побыстрее пожалуйста… да, по заданию центра я завтра отбываю в свой город, телефона у вас, я так понимаю, нет?
— Это вы про ту новомодную штучку, по которой можно общаться на расстоянии?
— Да, именно.
— Ну что вы, откуда — это же очень дорого, да и очередь на установку по-моему весьма длинная.
— Тогда значит пишите письма, вот мой адрес в Нижнем, а ваш адрес я хорошо уже запомнил, — и он протянул ей листок из блокнота. Поцелуй на прощание был достаточно длительным…
Конец февраля 1905 года, Нижний Новгород
День обещал быть суматошным и сумбурным — Носову предстояло кровь с носу, но выкатить к вечеру, не позднее 6 часов пополудни, из ворот его автомастерской два готовых изделия, которые ему заказал местный богатей Николай Бугров.
По меркам 21 века это был олигарх-миллиардер, старообрядец (в России тех времен абсолютное большинство богачей было из них, только в Нижнем где-то рядом с Бугровым стояли Башкиров, Рукавишников, Блинов и Сироткин), фактический монополист на рынке муки, официальный поставщик хлеба для русской армии, владелец целого флота барж и пароходов, крупнейший домовладелец страны и другая, и прочая. Практически половину прибыли кстати отдавал на благотворительность — куда там нынешним Абрамовичам и Абрамовичам (с ударением на разных слогах)… Но в быту, как ни странно, он был прост и неприхотлив, ни яхты себе не завел, ни замка в Монако не купил, ни даже Ролс-Ройса из Англии не выписал. Но время идет, часики тикают, вода льется, и вот понадобились ему два парадных экипажа на механической тяге — заказал у довольно известного уже в узких нижегородских кругах бизнесмена Носова. Лично приезжал к нему в мастерскую, да не один раз, выслушал миллион слов о продукции фирмы, перелистал тонну рекламных каталогов, и выбрал наконец подходящие ему по размеру, цвету и другим параметрам пару авто…
Было это на исходе прошлого, 1904 года, и вот в феврале пришел срок сдачи объектов заказчику, подписания актов купли-продажи и оформления счетов-фактур. Надо ли вам пояснять, что все дела на Руси испокон веков делались медленно и неправильно, страна-то большая, ехать в любой пункт все равно долго, куда торопиться-то при таких раскладах? Правильно, некуда — поэтому за неделю до дня Ч не было готово вообще ни хрена… а за два дня кое-что сделали, но все равно больше половины оставалось. Поэтому что? Правильно, Носов объявил аврал и военное положение на своем предприятии — с сегодняшнего дня работаем без выходных, перерывов на обед и вообще никто никуда не уходит, пока не закончим работу. Народ поворчал, но в положение вошел, начали работать без перерывов…
Мастерскую себе Носов прикупил на окраине Канавинского поселка, ну окраина она конечно окраиной, но мимо нее электрический трамвай ходил, первый в России… если киевского не считать, который не российский, и питерского ледового, который три месяца в году функционировал. Построили это дело к знаменитой Художественно-промышленной выставке 96 года, ну той, где еще отдельный павильон для Врубеля сделали и куда царь-батюшка с помпой приезжал, выставка благополучно закончилась, павильоны разобрали, а трамвай остался, хоть что-то полезное для города, спасибо и на этом. Ходил он от мастерской Носова мимо железнодорожного вокзала и наплавной мост через Оку до местечка с интригующим название «Скоба». А дальше наверх надо бы было ползти, но склоны в Нижнем крутые и высокие, поэтому трамвай их не осиливал — народ пересаживался на фуникулерчик, поднимающий желающих за 2 копейки прямо в Кремль. Носов периодически договаривался с депо, когда что-нибудь тяжелое надо было доставить в мастерскую, деповцы ему охотно шли навстречу, лишняя копеечка в кармане никогда не помешает.
Ну и вот значит в самый разгар работ, Носов как раз регулировал зажигание, которое никак не хотело зажигаться, в открытые ворота вошла Зина Коноплянникова.
— Ба, какие люди, — сказал чумазый Иван, выныривая из недр моторного отсека, — а я уж грешным делом думал, вы про меня позабыли. Какими судьбами здесь?
— У меня к вам деловой разговор, — с ходу включилась Зина.
— Вот так прямо с корабля… в смысле с поезда и на бал? — ответил Иван, — может для начала отдохнете да чайку попьете?
— Пойдемте, Иван Александрович, чайку попьем, а отдыхать некогда.
Носов сделал некоторые распоряжения строгим голосом, мол не расслабляйтесь тут без меня, график сборки остается в силе, а я мол подойду через часик, потом помыл, как смог, руки и лицо в бочке с водой, потом предложил даме руку и повел ее к своему выходному автомобилю.
— Присаживайтесь, Зиночка (может на ты вернемся? Окей), поедем в ресторацию на Рождественской, у меня там дежурный столик всегда заказан.
Зиночка сделала вид, что не удивилась, но получилось это у нее довольно плохо — личные автомобили все же в те времена были такой же диковинкой, как в 21 веке… ну например свой вертолет. Заводилась машина только с помощью кривого стартера, его Носов и вытащил из багажника, потом всунул в отверстие под бампером и покрутил с усилием… слава богу завелась без проблем, а то ведь разное бывало.
— Как там столица поживает, что нового? Константин Сергеич что-нибудь еще поставил?
— Про Станиславского ничего не знаю, а жизнь тревожная, слухи один другого мрачнее ходят, — отвечала Зина, пока они переваливались по ямам, считающимся в России дорогами. Когда добрались до вокзала, стало полегче, булыжная мастерская пошла.
— Как добрались, проблем не было? — продолжил допытываться Иван.
— Все хорошо, только уж очень долго поезд идет, на каждом полустанке стояли.
— Замуж за меня не надумали выходить? — между делом справился Носов, когда они переезжали через Оку по временному ледовому мосту.
— Думаю, — коротко ответила Зина, — не надо меня торопить, дело-то серьезное.
— Окей, думайте, — согласился он, — дело безусловно серьезное. А мы тем временем приехали.
На Рождественской улице, одной из двух парадных в городе, был шикарный ресторан Пермякова, в Блиновском пассаже, известный тем, что отсюда провожали в ссылку писателя Максима Горького (во времена же были — из ресторанов в ссылки провожали, а не из КПЗ и не с Лубянки, как через 15–20 лет), в него Носов и привел Зиночку. Расторопный официант с набриолиненной челкой быстро принял заказ и так же быстро принес холодные закуски и красное вино.
— Массандра, — сказал Носов, разглядывая этикетку, — у вас нет возражений против крымского вина.
Возражений у Зины не было.
— Однако давай все-таки к делу, Ванечка, — сказала она, пригубив бокал, — меня собственно ЦК партии послал, дело очень срочное. Значит во-первых, ты кооптирован в состав ЦК, пока кандидатом, приняли абсолютным большинством голосов.
— Весьма польщен, — ответил Носов, тоже отпивая глоток, — а во-вторых что?
— Во-вторых, Ваня, надо съездить в Европу и разменять крупные деньги, взятые на последнем эксе.
— Ну или поменять на какую-то европейскую валюту… или положить на какой-нибудь счет в каком-нибудь банке, — закончила свою мысль Зина.
— Так-так-так, — забарабанил пальцами по столу Носов, — я так понимаю, что внутри страны эту операцию уже попытались сделать, но неудачно? Много народу спалилось?
— Двое, — ответила Зина, — и десять тысяч рублей потеряли.
— Ну рубли это не беда, еще тысяч триста наверно осталось, а вот что народ впустую потратили, это совсем плохо… а я ведь все это Кудрявцеву озвучил прямо в тот день, а он значит мимо ушей пропустил… ну да ладно, время назад не вернешь, а у меня такой вопрос еще есть — почему я-то, других не нашлось? И потом, а если я сбегу с этими деньгами?
— Не сбежишь, Ваня, я с тобой еду, присматривать за этим буду. Потому что это последняя проверка будет, пройдешь, значит действительным членом ЦК станешь.
Иван продолжил барабанить по столу, не забывая впрочем прихлебывать из бокала.
— Тэээк… у тебя поди и билеты уже куплены…
— Конечно, — хладнокровно отвечала Зина, — завтра в Москву на утреннем экспрессе, послезавтра с Брестского вокзала в Берлин на литерном.
— По своим документам поедем?
— Нет, вот новые паспорта, — и она достала из ридикюля пакет, — это мой, это твой.
Носов открыл свой паспорт, потом ее.
— Очень интересно, я значит теперь Иван, а ты Зинаида Нарышкина. Родственники?
— Да, муж и жена.
— К тем самым Нарышкиным мы отношение имеем?
— Это к боярам что ли? Не знаю, по ходу дела прояснится.
А тем временем официант принес горячие блюда — царскую уху из стерляди. Иван провел руками по лицу, как бы снимая липкую паутину времени, потом моргнул пару раз и весело ответил:
— Ну чо, Зинуля, ударим значит по Европам, да? В Венскую оперу сходим, в Парижский Мулен-руж, в Лондонский Глобус… в Баден-Баден завернем по дороге, знаешь кстати новый анекдот про него?
Зина удивленно посмотрела на Ивана и сказала, что не знает, расскажи конечно.
— Ну господи… подъезжает новый русский к нему на электричке, а тут проводник и объявляет, что следующая остановка Баден-Баден. Зачем два раза-то повторять? — спрашивает новый русский, — я что, тупой?
Зина все это внимательно выслушала, сдвинув брови.
— Смешно… а что такое электричка?
— Поезд на электрической тяге, в Европе уже есть такие.
— А почему он новый русский?
— Видишь ли, Зиночка, скороразбогатевших, но оставшихся с девственно чистыми мозгами русских сейчас в продвинутых кругах принято называть «новыми»…
— А «старые» тогда кто?
— Потомственная аристократия, промышленники со стажем, ну еще наверно разночинная интеллигенция.
— Понятно. Ну так какой же у нас будет план?
Носов доел свою уху, вытер рот салфеткой, долил в бокалы винца и ответил наконец;
— План предельно простой — ты едешь ко мне на квартиру и устраиваешься там, у меня кстати ванна с душем есть и даже горячую воду можно сделать. А я заканчиваю свой заказ, кровь с носу, но мне сегодня надо сдать два изделия одному местному товарищу. Завтра же с утра мы оба едем в Москву. Деньги-то, которые менять надо, при тебе?
— Ну что ты, Ваня, зачем их светить лишний раз, они в Москве в надежном месте, когда уезжать будем с Брестского вокзала, нам их подвезут.
— Хорошо… что мы там в Европах будем делать, по каким банкам ездить и что с разменянными деньгами делать, это по дороге придумается, путь у нас неблизкий будет, это не самолетом 2–3 часа.
— Каким самолетом? — удивленно спросила Зина.
— Ну таким… с крыльями, по воздуху который летает (Носов показал руками крылья и изобразил работу мотора) — братья Райт в Америке недавно придумали. Реально не слышала? Ладно, расскажу по дороге, а сейчас труба зовет, если я Бугрову через… через 4 часа не выкачу два готовых экземпляра, он меня живьем съест без соли и не подавится, он такой.
Когда поздним вечером Носов вошел в свою квартиру, громыхая замком, Зиночка встречала его в белом передничке, а позади нее виднелся стол, уставленный закусками и бутылками. Носов не долго думая, схватил ее в объятья и впился в губы длительным поцелуем.
— Экий ты быстрый, Ванечка, — игриво сказала Зина, оторвавшись наконец от него.
— Ну сама посуди, Зинуля, двадцатый же век на дворе, тут поневоле убыстришься, а не то сожрут… без соли.
— Как там кстати твой заказчик-то, остался доволен?
— Бугров-то? Да он никогда довольным не бывает, но жрать не стал… пока по крайней мере, и деньги полностью уплатил, так что теперь мы можем спокойно ехать по своим делам, мастерскую я на помощника оставил, справится.
— Да что же ты какой нетерпеливый-то? — риторически спросила Зина, убирая руки Носова от своей груди, — ты бы хоть помылся сначала, а то весь в этом… в масле машинном.
— Окей, Зинаида Михална, — быстро ответил он, — спину мне потрете?
На следующее утро в восемь часов утра они уже стояли на перроне железнодорожного вокзала, ожидая посадки в скорый московский поезд. Ага, скорый, невесело ухмыльнулся про себя Носов, всего 18 часов идет, это тебе не Сапсан и даже не Ласточка. Билеты у них были во второй класс — не общий вагон конечно, но и до первого класса с мягкими диванами и буфетом в каждом вагоне далековато. Ладно, доедем как-нибудь.
Загрузились в свой вагон желтого цвета (первый класс при этом был синий, а третий зеленый, каковая цветовая гамма постоянно ставила в тупик Ивана). Дорогу до Москвы описывать вряд ли стоит, ничего там не произошло. Единственное, что основательно напрягало Носова во всех этих железнодорожных перемещениях, так это холод зимой — отапливался весь вагон от печки, стоявшей в центре, поэтому в тех купе, что были рядом, было еще туда-сюда, но в крайних (а именно сюда купила билеты Зина) намерзал лед по краям. Знакомый с этой деталью российских железных дорог, Иван предусмотрительно захватил с собой бутылку Шустовки, полуштоф объемом примерно 0,6 литра, ей и согревались. Зиночка поначалу начала от нее нос воротить, мол я такого не пью, но через час езды сдалась и сама попросила стопочку. Ну и раз в полчаса вставали и разминались приседаниями и ходьбой туда-сюда по коридору вагона, доехали короче почти здоровыми и без очевидных обморожений.
Переночевали на конспиративной квартире где-то в районе Таганки, которая представляла собой страшную дыру с облупившимися стенами и рассохшимся полом, но горячей любви это не помешало. Зина была довольно неопытна в этих вопросах, а если уж говорить начистоту, то совсем дремуча, обучение ее доставило Ивану (да и Зине тоже) немало приятных минут.
— Откуда ты все эти приемы знаешь, — допытывалась потом до него Зина, — по бабам небось часто ходил?
— Ну что ты, Зинуля, — отвечал Иван, — какие бабы, все почерпнул исключительно из книжек. Есть такая индийская энциклопедия, Кама-сутра называется, вот оттуда и взял.
— Что за энциклопедия, дашь почитать?
— А то как же, переворачивайся на живот, прямо сейчас еще пару страниц зачитаю…
Наутро пришла пора двигаться на Запад. Добрались на Брестский вокзал на извозчике…
— Да, я ж тебе не сказала, — вдруг вспомнила Зина, — ты же в розыск объявлен.
— Да ну? — усомнился Носов.
— Посмотри на ту стену, — показала она пальцем вправо под дебаркадер вокзала.
Подошли к стене, на ней был стенд «Опасные государственные преступники», а на нем несколько рисованных портретов, под двумя из которых была одинаковая надпись «Подозреваются в ограблении экипажа Госбанка и убийстве четырех конвоиров 9 февраля сего года». Портреты были страшно неумелые, с фальшивыми бородами и клоунскими извозчичьими шапками, опознать ни его, ни Савинкова по этим филькиным грамотам было невозможно.
— Наговариваете вы на меня, Зинаида Михална, тут же каких-то бородатых кучеров ловят, а я отродясь бороды не носил. И рожа у меня совсем не такая перекошенная, как на этом портрете, ведь правильно?
— Да, рожа у тебя, Ванечка, и правда более прямая… но ходить теперь все же нужно с некоторой опаской. Шпиков кругом предостаточно.
— Тут гораздо более опасны внутренние, так сказать, враги, чем банальные шпики, — спокойно ответил ей Носов, — ну тайные осведомители охранки в нашей с тобой организации например…
— Ты о них что-то знаешь? Так не молчи, давай выкладывай.
Носов внутренне усмехнулся — знаю ли о сексотах, конечно знаю, недавно одного пристрелил, но вслух сказал конечно совсем другое:
— Ты знаешь, в Америке сейчас такой приборчик разрабатывают… ну когда я там жил, разрабатывали, сейчас наверно уже действует… так он может определять, правду говорит человек или врет… ну с какой-то вероятностью конечно, но с очень большой.
— И как же он это делает?
— На кожу испытуемого вешаются датчики, несколько штук для надежности, они регистрируют разные параметры, электропроводность там, влажность, непроизвольные движения, вот когда их все вместе соединить, то по совокупности и можно определить степень правдивости человека при ответе на разные вопросы. Детектор лжи он кажется называется.
— И к чему ты клонишь?
— Ну я как-никак инженер и такую штуку смогу воспроизвести, а уж кого и о чем спрашивать, это наверно ЦК будет решение принимать…
— Интересно, — задумчиво сказала Зина, — надо будет поставить вопрос, когда вернемся…
— Если вернемся… — поправил ее Носов, — мало ли что.
— Да, наверно ты прав, если… о, а этот парнишка нам кажется деньги несет, — сказала она, показывая вглубь дебаркадера.
И оказалась совершенно права, по виду явный студентик в очочках и длиннополой шинели прошел мимо нас и на ходу передал Носову из рук в руки потертый саквояж, довольно увесистый. Носов отвернулся к стенке, быстро заглянул внутрь и опять захлопнул его.
— Все окей, деньги на месте. Пересчитывать уж не будем, поверим на слово… а сколько кстати там должно быть?
— 312 тысяч, — отозвалась Зиночка, — 220 тысяч пятисотками, остальные по сто. Пойдемте, уже и посадку объявили.
На этот раз партия расщедрилась на первый класс, синенький, купе было отдельное на двоих и в нем даже было не холодно. Ватерклозет кстати входил набор услуг, правда один на два купе — когда его кто-нибудь занимал, он закрывал обе двери, а выходя соответственно открывал их, освобождая дорогу.
— Душа не хватает, а так был бы олл инклюзив, — со вздохом сказал Иван.
— Что-что было бы? — непонимающе спросила Зина.
— Все включено значит, — пояснил он, — стандартная услуга на южных курортах… ну в Америке конечно. Однако куда же мы едем, я что-то не очень понял — поясните уже, Зинаида Михална.
— А едем мы, Ванечка, в город Вену, столицу Австро-Венгерской империи, если ты вдруг забыл. Через Минск, Варшаву и Краков. Двое суток в пути. В Вене нам заказан номер в гостинице Палас Отель Кобург, говорят, она самая лучшая у них.