Как Хорсекок рассказал Нейту, семейная пара — Уолтер и хозяйка Мэгги — оказались не в его вкусе, нет, совсем нет. Уолтер был готов пойти на любые унижения, деградацию, издевательства и боль, чтобы защитить свою жену и уберечь ее от беды. Невзирая на то, что это означало для него самого.
Очень достойно с его стороны. Благородно. Хорошо и правильно. Достойный муж. Настоящий мужчина.
С другой стороны, этот коллега-адвокат…
О, этот адвокат, этот Эммерсон Прайс, оказался именно таким, какого искал Хорсекок. Сплошное высокомерие и бахвальство. Гордый. Надменный. Напыщенный, как самый длинный день. Как ты посмел это сделать и если бы у тебя была такая идея. Считая себя лучше других из-за своего богатства, воспитания и образования. Своего высокого положения. Его положение в обществе. Как будто такие, как Хорсекок, не могут чистить ему ботинки.
Большая болтовня, горячее дерьмо на блюдечке с голубой каемочкой, выдвижение требований, обещание страшных проклятий. Сама мысль о том, что Хорсекок придет в его дом! Сама наглость! Как будто он мог изгнать Хорсекока только своими словами и гневом, изгнать его, как бродячую собаку с хвостом между ног.
Это длилось не дольше первого удара. А первый удар даже не был сильным. Всего лишь подзатыльник, чтобы привлечь внимание адвоката. Вряд ли это был единственный раз, когда кто-то замахнулся на этого надутого болвана, хотя его оскорбленная реакция, конечно, заставила его так подумать.
За это Хорсекок нанес второй удар, причем с чувством. Удар по губам свалил Прайса на задницу. Обида исчезла, сменившись ошеломляющим страхом.
Угадайте, что, даже крутой и горячий адвокат может пострадать. Важные политические связи не помешали Хорсекоку третьим ударом подбить глаз. Диплом какого-то модного колледжа на востоке не помешал четвертому удару расшатать несколько зубов.
Впрочем, третий и четвертый удары последовали позже. Первых двух было достаточно, чтобы остановить его кривляния, если не сразу превратить его в хнычущее, умоляющее, извиняющееся желе. Достаточно, чтобы усадить его в кресло, привязать и зафиксировать, чтобы они могли поговорить.
Миссис, ну, она была кроткой, как мышка, в ней не было ни капли борьбы или сопротивления. Искра давно погасла в ее душе; Хорсекок видел это совершенно отчетливо. Она висела вокруг нее в шали избитого согласия.
Это его раздражало. Когда-то она могла быть живой, энергичной леди. Возможно, она была милой и нежной. С милым смехом и умением радоваться таким простым мелочам… веточка букета… пикник… любование закатом.
Давно она не смеялась и не радовалась ничему. Хотя она была явно напугана ситуацией, что-то в ее изможденной позе говорило о том, что это всего лишь очередная плохая рука в непрерывной карточной игре жизни.
Хорсекок применил свою обычную тактику: застал их крепко спящими и разбудил грубой, внезапной силой. Их жилище было прекрасно обставлено и чисто вымыто. Нигде ни пылинки. Полы такие чистые, что их можно было протирать. И ни одной горничной или наемной девушки. Все это ее собственная работа, он был уверен.
И какую благодарность она получила?
Скудная, блядь, благодарность — таково было его предположение.
Вскоре он убедился, что наверху был ребенок… мальчик. Только тогда хозяйка проявила нечто большее, чем трепет. "Пожалуйста", — сказала она, задыхаясь и робея, не в силах встретиться с Хорсекоком взглядом. "Наш сын, пожалуйста, не трогайте его; он крепко спит, он не…"
"Молчать, женщина!" — перебил адвокат, снова напустив на себя грозный вид, словно ее дерзость оскорбила его; кто дал ей право говорить?!
Тогда Хорсекок подбил ему глаз. Затем он заверил хозяйку, что не собирается ругаться с ребенком, пока тот не проснется, не вмешается и не попытается сделать какую-нибудь глупость. "Хотя, может быть, — добавил он, — здесь есть несколько уроков, которые ему не помешало бы усвоить. Уроки о том, что за человек его отец".
Такого, который, что неудивительно, не слишком стремился разглашать местонахождение своих денег, даже когда были предложены определенные наказания в отношении его жены. Оскорбления, которые Хорсекок, как это было ему свойственно, описал в мельчайших подробностях.
Вскоре он снова был на взводе, натягивал пуговицы брюк и рвался в путь. Миссис стала унылого цвета воды для стирки. Не рыдала, не умоляла. Просто смирилась со своей печальной участью. Безнадежная. Сломанная. В выражении лица адвоката промелькнула жалкая, ненавистная, бессильная ярость.
"Делай, что хочешь", — прошипел он. "Все равно сделаешь. Не то чтобы у меня был выбор!"
"Ну, мистер Прайс, сэр, я удивлен. Такой умный, образованный парень, как вы, должен знать, что всегда есть выбор".
В этот момент где-то снаружи ночная тишина была грубо прервана выстрелами, криками и возвышенными голосами.
"Проклятие", — сказал Хорсекок. "Разве не понятно? Как раз когда мы дошли до самого интересного. Но нет, знаешь что? Нейт и они сами разберутся со своими делами. У нас все еще есть незаконченное дело".
Снова в графических подробностях, как это было в его обычае, он изложил адвокату варианты ответов… хотя он уже был уверен в том, какими будут ответы. И хозяйка, судя по ее виду, тоже. Такой человек, как этот? Терпеть оскорбления в собственный адрес? Пожертвовать пальцем или тремя? Только чтобы избавить ее от страданий?
Чтобы окончательно убедиться в этом, Хорсекок освободил своего тезку из заточения и провел свернутым кулаком вверх-вниз по его налитой, покрытой венами толще. Ее безнадежность, ее сломленность, ее жалкая покорность. Его злобная, эгоистичная, оскорбленная обида.
"Теперь есть шанс, что с ней все будет в порядке, после", — сказал он. "Больше шансов, хотя, я думаю, нет. Ваша миссис — женщина худощавого телосложения. Скорее всего, она будет несколько хуже, чем обычно. Или, что печально, но факт, они могут умереть от этого, иногда, я слышал. Внутренние разрывы, так они это называют".
"Тогда убей ее, если собираешься! Разорви ее на куски! Трахни эту суку наизнанку, мне все равно!"
Если это не сделало его абсолютно уверенным, то ничто не сделало бы. Даже Хорсекок, с его большим опытом подобных разговоров, был ошеломлен уродством, ядом. Он остановился на середине хода и просто посмотрел на мужчину.
"Она твоя жена", — сказал он. "Хранительница твоего дома; я видел, какой он хороший, какой чистый. Мать твоего ребенка; родила тебе сына! Как я слышал, часть того, что ты припрятал, досталась тебе по наследству от нее! И ты бы… ты бы сидел здесь и смотрел, как такой грубиян, как я, трахает ее до смерти".
"А что, если бы я так и сделал? Что это для тебя?"
"Для меня не очень. Для нее, я думаю, гораздо больше. Разве ты не должен быть ее мужем? Любить и защищать ее? Любить и защищать свою семью, ставя ее превыше всего? Перед деньгами? Перед собой? Какой мужчина не сделает этого? Что ты за человек?"
Снаружи продолжалась шумная возня; он узнал голос Нейта, который, похоже, вел переговоры, и решил, что кто-то в городе сохранил оружие и сообразительность настолько, что смог заставить их отступить. Он также почувствовал запах дыма — вероятно, Нечестивый Джо поджег еще одну церковь после того, как принес дьяволу свою обычную кровавую жертву.
Однако все это было лишь мимоходом. Все его внимание было приковано к стоящему перед ним адвокату. Который каким-то образом пробрался сквозь его страх и обнаружил его ядовитую сущность.
" Вы пришли в мой дом…!" Лицо Прайса раскраснелось, ноздри раздувались. Из разбитой губы летели плевки.
"Верно." Хорсекок взмахнул ногой, ударил по стулу, отправил его в сторону, и адвокат все еще был привязан к нему. Остаток тирады Прайса был потерян в болезненном ворчании. Он лежал и стонал, пока Хорсекок запихивал себя обратно в брюки, застегивал пуговицы и стоял над ним. "Не нужно мне слушать остальное. Твой дом, как я посмел, и так далее, и тому подобное".
Он снова замахнулся ногой, на этот раз носком ботинка в ребра Прайса. Что-то треснуло, что его порадовало. Адвокат заблеял, как обиженный козел, что порадовало его еще больше. Подняв стул вертикально, он нанес еще один удар сзади. Прайс упал, оцепенев, цепляясь за сознание на волоске.
"Сиди тихо и держи язык за зубами", — сказал он. "Мне нужно перекинуться парой слов с твоей хозяйкой".
Во время всего этого она оставалась такой, какой была: унылой, покорной, безнадежной, смирившейся. Он также привязал ее к стулу, хотя, вероятно, в этом не было необходимости. Она сидела, опустив голову, и просто ждала, какие карты жизнь выкинет из колоды.
"Мэм? Миссис?"
"Пожалуйста, не обижайте моего мальчика", — вздохнула она. "Не трогайте моего Эммета. Он крепко спит. Он не причинит никаких неприятностей. Он хороший мальчик. Пожалуйста, оставьте его в покое".
Хорсекок бросил взгляд на потолок. Действительно, крепко спящий человек… если судить по тому, что происходило снаружи, то, черт возьми, так и должно быть… или он был там, наверху, напуганный и бодрствующий, забившись под одеяло, пытаясь прогнать весь этот ужас.
Что, как мог бы сказать ему другой мальчик, давно ушедший Гораций Кокран, не сработает. Ни пожелания, ни молитвы. Ничего. Некоторые ужасы, ну, некоторые ужасы сами по себе имеют свойство задерживаться.
"Расскажи мне об этом наследстве, которое ты получила", — сказал он.
"Один… двоюродный дед, я его почти не знала. Деньги за нефть. Тридцать тысяч".
Он присвистнул. "Это кругленькая сумма. Твой муж там, он распоряжался этим?"
"Да. Да, конечно".
"Конечно."
Прайс зашевелился, чтобы пробормотать еще одно "не смей", адресованное его жене. Едва удостоив его взглядом, Хорсекок снова ударил его ногой, выбив его из колеи.
"Он запер деньги в сейфе?" спросил Хорсекок.
Она уныло кивнула. "И наши собственные сбережения".
" Ты знаешь комбинацию, не так ли? Он позволил тебе, потому что его палец на тебе так хорошо сидит, что он никогда не ожидал, что ты пойдешь против него".
Ее голова склонилась в знак признания.
"Уверен, ты думала об этом пару раз", — продолжил он. "Взять деньги, взять своего мальчика, сесть на скорый поезд до ближайшей железнодорожной станции".
"Я. Я не могла… " — сказала она. "Он мой муж".
"Сегодня вечером ты ясно увидела, какой он муж. Какой он мужчина. Хотя, почему-то, я думаю, что это не было сюрпризом".
"Нет." Она сказала это ровно, без эмоций. "Совсем не удивительно".
"Таким человеком ты хочешь, чтобы вырос твой мальчик? Чтобы он рос достойным восхищения?"
Ее взгляд метнулся к нему, впервые проявив настоящее чувство. "Эммет совсем не похож на своего отца! Он…" Она оборвала фразу.
"Ненавидит его?" уточнил Хорсекок. "Боится его? Он тоже обижал мальчика? О, не надо мне врать, миссис. Я видел твои синяки".
У нее вырвался горестный всхлип, но он не нуждался в дополнительных подтверждениях. Он повернулся и бросил взгляд на мистера Эммерсона Прайса, бесчувственно лежащего на полу. Никакого движения с его стороны. Ни от него, ни сверху — ребенок, видимо, хорошо обученный не высовываться и вести себя тихо.
Тем временем то, что происходило снаружи, приняло какой-то дикий оборот; похоже, разгоралась настоящая битва. Может, отряд из форта Уинстон прибыл с опозданием и без предупреждения? Отряд по следам мерзких ублюдков, настигший их в самый неподходящий момент? Один из владельцев ранчо, до чьих владений они еще не добрались, вооружился и собрал своих людей в дорогу?
Ну, со всем этим он скоро разберется. Сейчас же у него было незаконченное дело в этой комнате.
"Тебе даже не так важны деньги", — сказал он хозяйке. "Ты бы рассказала мне комбинацию, если бы тебя больше не волновало, что он сделает с тобой после этого".
"Он будет в ярости", — сказала она. Возможно, это было мягко сказано; знание того, что ее муж не просто побьет ее, а, скорее всего, забьет до смерти, висело между ними тяжелым грузом.
"Вот в чем дело… " Хорсекок жестом указал на окно. "Мой босс, он будет не слишком доволен, если я покину этот дом с пустыми руками. Но… " Он достал свой пистолет. "Мы оба окажемся в выигрыше, если ты скажешь слово".
Она посмотрела на него, в ее глазах замешательство переросло в понимание, затем в неверие, а потом… вот оно… крошечный росток реальной надежды. Возможный свет в конце длинного, мрачного туннеля. Свобода. Будущее. Шанс.
" Вы… "
" Будет нашим секретом", — сказал он. "Никто больше не должен знать, даже твой мальчик. Люди могут быть очень сочувствующими. Такая потеря, такое испытание. Вряд ли у них есть повод для подозрений или поиска виноватых, не так ли? Но я должен услышать это от тебя".
"Да", — прошептала она. Она моргнула, как бы удивляясь собственной смелости. Затем, встретившись с его глазами, она повторила сильнее. "Да. Пожалуйста".
Он был уверен, что она его не разочарует. Но никогда нельзя было сказать наверняка. Ему было приятно слышать решимость в ее тоне.
А еще лучше, что мистер Прайс немного ожил, вновь обрел достаточную последовательность, чтобы осознать, что произошло и что происходит. Услышать часть их разговора. Знать, кто подписал ордер… кто будет смеяться последним.
Выражение его лица!
Совершенство.
Прежде чем Прайс успел все испортить, напустив на себя издевательский вид, Хорсекок пустил ему пулю в лоб.
Миссис — вдова — слегка подпрыгнула в своих узах. Это было все. Она уставилась на труп, череп, похожий на разбитый посудный горшок, вытекающий тушеным мясом на хороший ковер в спальне. Тело оседает, как они это делают. Сдувается, почти. Оно уже казалось уменьшенным, не таким огромным и внушительным, не таким грозным, заслоняющим, контролирующим ее жизнь. Больше не властная сила природы. Просто остывающий кусок мертвого мяса.
Хорсекок дал ей несколько секунд, чтобы вникнуть в происходящее, после чего мягко напомнил ей о комбинации. Она, не отрываясь, произнесла цифры. Они сработали отлично. Он открыл сейф, издав еще один свист при виде аккуратно сложенных пачек банкнот и кучи маленьких мешочков с завязками.
Погрузив свой мешок с награбленным, он обошел ее кресло. "Собираюсь перерезать часть веревок", — сказал он ей, как говорил Уолтеру и Мэгги в их усадьбе. "Немного времени и усилий, и ты освободишься. К тому времени я уже буду далеко".
Давно уже нет, и он полностью удовлетворен, удовлетворен больше, чем когда-либо за чертовски долгое время.
Снова обогнув ее, он положил ей на колени несколько пачек банкнот и мешочки с монетами. Она перевела взгляд с них на него, недоумевая. "Что…?"
"Скажи людям, что деньги были спрятаны не в сейфе, а в другом месте", — сказал он. "Это не много, но это поможет тебе и твоему мальчику начать все с чистого листа. Позаботься о нем, слышишь?"
" Обязательно." Из ее глаз выкатилась слеза — такая слеза ему нравилась больше всего. "Спасибо."
Он наклонился, чтобы одарить ее лоб целомудренным, нежным поцелуем. "Мэм".
Затем он взвалил на плечи свой мешок с добычей и отправился выяснять, в какие неприятности теперь вляпались Нейт и Мерзкие Ублюдки.