Ночь волчицы

Глава 5 Большая псовая охота

Я позову Киарана. Он нужен мне. Чтобы поразмыслить. Я не знаю, что друиды должны будут делать завтра. Должна ли я взять их с собой? А когда все кончится, исчезнут ли они также, как, согласно легенде, исчезнет сайман? Если все это должно сгинуть, мне будет не хватать этих мгновений. Этих встреч в мире Джар.

Вот и он. В своем наряде странника. С улыбкой на устах. С видом мечтателя. Кто сегодня знает его так же, как я? Кто знает, что он дает мне, когда мы видимся здесь? Как будут вспоминать об этом друиде, когда он уйдет? Он станет одним из тех молчаливых: существ, вошедших в историю, не требуя взамен почестей. И люди его забудут.

— Видели ли вы мою волчицу, Киаран, в мире Джар?

— Белую волчицу? Нет, я давно ее здесь не видел.

— Может быть, она умерла?

— Возможно. Но возможно и то, что ее сны просто уже не приводят ее сюда. Те существа, которые не могут управлять своим присутствием здесь, иногда могут не показываться годами.

— Я скучаю по ней.

— Она волчица, Алеа. Ей лучше вдали от людей.

— Это правда. И все-таки я скучаю.

Киаран смотрит на меня. В его взгляде есть что-то от Фелима. Я помню его глаза.

— Что происходит в Совете?

— Эрнан убедил остальных братьев, что мы должны присоединиться к вам, все, кроме одного.

— Аэнгуса?

— Да. Он тоже покинул нас. И не сказал, куда отправился. Возможно, он примкнет к королеве.

— Может быть.

Амина. Почему наши судьбы так сложились? Как бы я хотела это понять. Мне хотелось бы повидать тебя, Амина. Посмотреть, что осталось от тех девчонок, которыми мы были когда-то.

— Алеа, сейчас мы уезжаем в Тарнею. Эрнан хочет там с вами встретиться.

— Хорошо. Вы не будете лишними. Будете стеречь город вместе с Воинами Земли и туатаннами.

— А вы?

— Я — нет. Мое дело — дорога, друид, вам это прекрасно известно. Мне тяжело жить с моей армией. Знаю, что без нее нельзя и что она мне нужна, но мне также нужно побыть одной, только среди близких друзей.

— Понимаю. Поразмыслили ли вы над вопросом, который я задал вам в прошлый раз?

Тот вопрос. Да, конечно. Он ни на миг не выходит у меня из головы.

— Какую Гаэлию хотела бы я создать? Конечно, я только об этом и думаю, Киаран. Но я не смогу ответить на него одна. Я знаю, о какой Гаэлии я мечтаю, но я также знаю, что мечты — это не настоящая жизнь и мне никогда не удастся их осуществить.

— Попытайтесь хотя бы приблизиться к ним.

— Я пытаюсь, друид. Я пытаюсь.

Они выступили на рассвете после долгого ночного сна. К людям вернулось хорошее настроение с тех пор, как они вышли из пещер Гор-Драка. Алеа и ее друзья шагали во главе строя, окруженные небольшим эскортом туатаннов и Воинов Земли.

Они были в пути целый день, пока наконец вдали не показалась деревня под названием Клуллиин. Крыши деревенских домов окрасила предвечерняя синева. Теплый осенний ветерок шевелил высокие травы, рисуя на позолоченном горизонте плавные волны. Оставшиеся позади вершины Гор-Драка порозовели. Небо еще не сделалось черным, но на нем уже начали появляться звезды.

— Алеа, ты хочешь, чтобы мы разбили лагерь здесь, или переночуем в деревне? — спросил Эрван.

— Не думаю, что в деревне смогут разместиться пятьсот человек, — улыбнулась девушка.

— Нет, но мы могли бы расположиться неподалеку, — настаивал магистраж.

— Да, наверно, так будет лучше, — согласилась Алеа. — Возможно, нам удастся привлечь новых солдат и разузнать, что нового творится в мире. Может, в этой деревне есть бард.

— Хорошо. Я велю солдатам остановиться возле деревни, а мы вшестером сходим повидать местных жителей. Они наверняка почтут за честь увидеть тебя так близко.

Алеа со вздохом кивнула. Молодой Аль'Даман подмигнул ей и пошел передать приказ командирам.

— Говоришь, в этой деревне может быть бард? — переспросил Мьолльн, подходя к Алее. — Ахум, вот кто сумел бы помочь мне, это уж точно. А то наш приятель друид наобещал всякого, а сам пока ничему меня не научил! Слово друида! Зря я ему поверил!

— Я приходил к вам вчера вечером, мой друг, — оправдывался друид за его спиной, — как раз хотел поговорить с вами об этом, но вы уже спали, как младенец.

— И что вам от меня было нужно?

— Я хотел научить вас нескольким бардовским триадам, господин Аббак. Потому что тому, кто хочет стать бардом, нужно их знать. Просто играть на волынке недостаточно, тем более что, между нами говоря, вы и без того уже прекрасно ею владеете…

— Вы по правде хотели научить меня триадам? — обрадовался гном. — Так за чем же дело стало, до деревни рукой подать, может, вы по пути меня и обучите, дружочек друид? Ахум?

— Договорились, — ответил Фингин.

Друид отвел Мьолльна в сторону, они зашагали впереди, и по дороге то и дело слышались стихи, которые Фингин заставлял повторять гнома. «Три непреложных обязанности у человека — страдать — меняться — выбирать. Три вечных спутника — Человек — Книга-Судия — Свет. Три пути к мудрости — не проживать каждую жизнь — помнить о каждой жизни и ее событиях — суметь прожить любую жизнь по своей воле». Гном точно повторял каждое трехстишие, и, как тогда, когда Фейт учила его играть, его глаза сияли от радости.

К вечеру они добрались до деревни. Им навстречу высыпала ребятня. Дети не могли отвести глаз от чудных одеяний туатаннов и красно-белых знамен Воинов Земли. Но за их спинами несколько стражей порядка настороженно наблюдали за пришельцами.

Пока Тагор отдавал приказ разбить лагерь возле деревни, Эрван в одиночку направился к стражам деревни. Дети расступились перед ним, завороженно глядя на его кольчугу и широкие плечи.

— Приветствую вас, галатийцы, я — Эрван Аль'Даман, сын Галиада, магистраж друида Фингина и генерал Воинов Земли. Это армия Алеи Катфад, той, которую друиды называют Самильданахом.

— Здравствуйте, — просто ответил один из стражей.

Дети прыснули, глядя, как ему неуютно. Когда он разговаривал с жителями деревни, он выглядел куда увереннее.

— Мы двигаемся в Тарнею, — продолжал Эрван, — и собираемся провести ночь рядом с вашей деревней. Надеемся, что это не потревожит вас.

— Добро… добро пожаловать, — пробормотал молодой страж порядка, протягивая магистражу руку.

— Не найдется ли в вашей харчевне место для Самильданаха и ее пятерых друзей, где они смогли бы поужинать?

— Конечно. Мы приготовим вам столик, генерал.

Эрван поблагодарил и вернулся к остальным, которые уже начали устраиваться на ночлег.

Самая крупная в стране охота на волков была организована на юге Фенданнена, в угодьях помещика Жермена Горбона. Его замок, — типичный для восточной Гаэлии — внешне был прост, но надежен, и жизнь округи кипела вокруг него.

Ограда замка, выстроенная из камня, такого же желтого, как земля в этой части королевства, насчитывала шесть больших башен одинаковой высоты. Внутри основное здание окружали хозяйственные постройки: дома челяди, конюшни, псарня, овчарня и соколятня. В центральном строении располагалась пекарня, кухня и большая столовая, где на широких столбах красовался герб Горбона — четыре деревянных колеса на голубом фоне. Далее следовал зал правосудия, где Горбон разбирал тяжбы и судил преступников — воров, насильников, убийц или просто тех, кто не уплатил оброка пшеницей сенешалю или баранами — старшему егерю. Рядом находилась оружейная, бесспорно считавшаяся самой красивой комнатой в замке Горбон. Здесь хозяин принимал гостей и выставлял напоказ все лучшее, что имел. Второй этаж занимали многочисленные спальни.

Когда рыцарь Ультан подъехал к замку, он увидел, как крестьяне, вооружившись шестами, лупят по воде рва, окружавшего стены замка. Их госпожа рожала, и Жермен Горбон приказал убить лягушек, которые своим кваканьем мешали ей отдыхать.

Слуга встретил гостя и повел через двор замка. Когда они добрались до конюшен, Ультан снял шлем и спешился. Слуге открылось суровое лицо рыцаря. Жесткие черты, мрачный взгляд, множество шрамов, но самое поразительное — его зачесанные назад белые волосы, густой волной лежавшие на затылке.

— Господин Горбон ждет вас в оружейной зале, — сказал слуга.

— Я знаю дорогу, — ответил Ультан и направился к главному строению замка.

Войдя внутрь, он прошел по длинному коридору, ведшему в широкую залу. Там слуга помоложе распахнул перед ним дверь.

Оружейная была украшена гораздо богаче всего остального замка. Стены по большей части были обтянуты бархатом и гобеленами. На больших деревянных сундуках, украшенных резьбой, стояла расписная посуда и яркие безделушки. Высокие столбы поддерживали потолочные арки, на них было развешано оружие и доспехи, знамена и флажки с гербами. Стена напротив входной двери была выбелена известью и украшена лепными розетками и цветами. Посередине висел вертикальный гобелен, изображавший битву с Харкуром. У подножия этой стены стоял высокий дубовый трон в окружении множества кресел, накрытых тканями.

— Добро пожаловать в Горбон, господин, — приветствовал Ультана хозяин замка, выходя навстречу гостю.

— Богато вы украсили эту комнату, — ответил Ультан, не обращая внимания на руку, протянугую Горбоном.

— Сюда мои вассалы приходят воздать мне почести. Я предпочитаю принимать их в зале, которая показывает процветание моих владений.

— Процветание? Сколько волков вы убили за этот месяц?

— Господин, мои охотники — лучшие на всем острове и…

— Сколько? — перебил Ультан, подходя к хозяину замка.

Жермен Горбон в страхе потер руки.

— Около сотни, — ответил он, отступая.

Ультан с размаху ударил его по лицу. Горбон опрокинулся на пол. Стальная перчатка рыцаря рассекла ему щеку. По шее потекла кровь. Весь дрожа, он поднялся на ноги.

Ультан не торопясь прошелся по комнате. В тишине слышался скрежет его доспехов. Потом он уселся на трон Горбона, который, замерев на другом конце залы, держался за щеку.

— Вы мне так и не ответили, Горбон. Сколько именно?

— Девяносто двух, — пробормотал тот.

— Подойдите.

Жермен Горбон мгновение колебался, потом покорно приблизился. Он не мог поверить, что подвергся такому унижению в собственном замке. К счастью, ни один слуга этого не видел. Однако скрыть рану на щеке вряд ли удастся.

— Вы знаете, что Он велел вам в первый же месяц убить втрое больше, Жермен?

— Мы и так убиваем в два раза больше зверей, чем другие охотники.

— Хозяин ждет от своих стражей только одного — повиновения. Я не спрашиваю у вас, сколько волков убили ваши соседи, я требую исполнить Его приказ.

Горбон сделал несколько шагов к трону и, склонив голову, жалобно промямлил:

— Ультан, должен вам признаться… я могу вызвать этим ваш гнев… но я не думаю, что всего за один месяц можно убить триста волков.

Рыцарь встал, подошел к Горбону и, ухватив за подбородок, заставил поднять голову. Большим пальцем в перчатке он сдавил рану, из которой потекла кровь.

— Горбон, я видел там мужиков. Они гоняют лягушек, которыми кишит твой ров, верно?

— Да, — еле слышно отозвался Горбон.

— Твоя жена должна родить?

Горбон кивнул, глаза его наполнились ужасом.

— Как это мило, — усмехнулся рыцарь. — Надо мне повидать твою жену, Жермен. И что-то мне подсказывает, что ты будешь думать иначе.

На глазах хозяина замка выступили слезы.

— Да, что-то мне говорит, что скоро охота станет для тебя более важным делом, — добавил Ультан, сильнее сжимая подбородок Горбона. — Что ты пошлешь больше людей, устроишь больше облав, расставишь больше силков, увеличишь вознаграждение… Не так ли?

Горбон, дрожа, кивнул.

— И тогда ты увидишь, что можно убить даже больше волков, чем Он требует.

Ультан с силой оттолкнул Горбона. Тот снова упал. Не говоря больше ни слова, рыцарь пересек залу, и Горбон услышал, что он направился на верхний этаж.

Фингин провел вечер подле Кейтлин. Он устал, и ему не хотелось разговаривать, а потому он, сидя в уголке, просто слушал остальных и с нежностью смотрел на актрису.

Он ловил каждое ее слово, любовался ее грацией и улыбкой. Она принимала участие в каждой беседе, и было видно, как ее задор передается остальным.

Как непринужденно она держится! Кейтлин — единственная среди нас, у кого нет никаких обязательств ни перед кем, и оттого ее речи столь искренни. Теперь я лучше понимаю бродячих актеров.

Мы все узники нашей истории, а они — нет: я принадлежу Совету, я должен и хочу вернуться в Сай-Мину, еще раз поговорить с Эрнаном. Мьолльн часто говорит, что хотел бы однажды вернуться к своим холмам, а теперь еще он мечтает стать бардом. Тагор отвечает за судьбу туатаннов. Алеа — за судьбу всего острова. А Кейтлин свободна. Однако и это нелегкая доля. Я бы вряд ли выбрал себе такую.

Фингин взял под столом руку Кейтлин и сжал ее в своих ладонях. Актриса улыбнулась ему. Потом снова повернулась к друзьям и продолжила беседу.

Харчевня в Клуллиине была большая, но без особых изысков. Там подавали простую пищу — пирог с печенью трески и рубленой рыбой или маленькие пирожки с начинкой из мяса и изюма. Хозяин также прекрасно готовил разное изысканное жаркое — от говядины до лебедя, салаты из вареных овощей, ножек, печени или мозгов домашней птицы. На сладкое друзья поели печеных груш и подсели ближе к огню, где собрались и другие жители деревни.

Уставший Фингин с трудом встал и переместился в высокое кресло за спиной Кейтлин.

Вряд ли в этой харчевне бывало столько посетителей за один вечер. Все обитатели деревни явились поглядеть на девушку, о которой гремела молва.

Как и надеялась Алеа, в деревне нашелся бард по имени Авендаль. Он разделил с ними трапезу и сейчас участвовал в общей беседе у очага. Это был человек уже пожилой, но проницательный и острый на язык. Он всем очень понравился.

Знает ли он про раскол в Сай-Мине? Что станет со всеми бардами и друидами из маленьких деревень, вдали от смуты Совета? Ведь именно потеряв с ними связь, Великие Друиды привели Сай-Мину в упадок.

— Местные стражи только что передали нам, что вы направляетесь в Сарр. Это правда?

Фингин улыбнулся про себя.

Вот он, настоящий бард. Сразу проверяет, верные ли у него сведения. Скоро он передаст их своим собратьям, и новость облетит все королевство.

— Да, мы идем в Тарнею, — подтвердил Эрван.

— Но ведь это единственное место на острове, где ничего не происходит! — удивился бард. — Тогда как в Галатии, Темной Земле и Харкуре события просто кипят!

Он пытается разузнать, не кроется ли какая-то тайна в нашем намерении, или боится новых войн?

— Это не совсем так, — возразила Алеа. — В графстве Сарр происходит достаточно событий, о которых вы и не подозреваете. Но главное — сейчас это единственная свободная земля на острове. После раскола Сай-Мины друиды уже не имеют над Сарром былой власти. Христианам пока не удалось обратить его в свою веру. Что до Амины, она занята Галатией и не трогает графство, в котором появилась на свет. Жители Сарра пользуются свободой, которой могли бы позавидовать многие гаэлийцы. Но я иду в Сарр не только за тем, чтобы защитить его свободу, но для того, чтобы эта свобода воссияла над всем островом.

Фингин взглянул на Алею.

Она впервые делится своими истинными желаниями. Она понимает, чего хочет. По мере того как она говорит, ее мысль становится более ясной. До сих пор она ни разу не говорила об этом. И однако, теперь это сказано. Все так просто. Простая свобода Сарра. Именно эту свободу Алеа хочет подарить острову. Конечно!

— Не думаю, что в Сарре люди чувствуют себя такими уж свободными и счастливыми, как вы полагаете, — усомнился бард.

— Конечно, их положение могло бы быть лучше, но пока им никто ничего грубо не навязывает.

Она немного несправедлива к моим собратьям. Я не считаю, что друиды кому-то что-либо грубо навязывали. И все же, вероятно, мне стоит взглянуть на нашу историю по-иному. Заново научиться, по-новому истолковать. Сомнения Алеи заставят меня пересмотреть все знания, которыми я владел. Это совсем не просто. Но, наверно, в этом и есть смысл появления Алеи. Она вынуждает нас по-новому взглянуть на жизнь.

— Однако, дорогой бард, — снова заговорила Алеа, — не расскажете ли вы о том, что происходит в мире?

— На свете столько всего творится! — отвечал Авендаль.

— А в Галатии?

— Наша королева, без сомнения, самый хитрый властитель на острове! — воскликнул бард.

В его голосе насмешка. Но он знает, кому это говорит. С одной стороны, его слушают крестьяне, которых нельзя пугать и тревожить, а с другой — Алеа, и он знает, что она понимает смысл его слов.

— После того как она позволила друидам, покинувшим Сай-Мину, обосноваться в башне Лорильена, ей удалось убедить их не только принять ее в братство, но и назначить Архидруидом. Не правда ли, восхитительно?

— Не знаю, — ответила Алеа, — но должна признаться, она над ними хорошо посмеялась.

В ней говорит женщина. Та девчушка, что хотела научиться читать и подслушивала у дверей Совета. Да, это верно. Королева хорошо посмеялась над нами, и, по сути дела, она права. Не мы ли так долго не допускали женщин к своим знаниям, тогда как Алеа и Амина доказали, что и сайман и козни могут быть им подвластны? Посвящение в сан Амины может гибельно сказаться на состоянии власти в стране, зато благотворно повлияет на умы. Ясно, что Алеа мечтает о такой Гаэлии, где мужчины и женщины будут пользоваться одинаковой властью. Только возможно ли это?

— Говорят, что Хенон посвятил ее в сан против своей воли, — добавил бард. — Вам известно, что у нас, у бардов, все менее сложно устроено. Каста бардов всегда была одинаково открыта мужчинам и женщинам. И я всегда думал, что однажды какая-нибудь ученица достигнет положения друида.

— Тогда вы просто провидец! — заметила Кейтлин. — И что говорит вам ваш дар ясновидения сегодня? Получится ли из Амины хорошая королева?

Кейтлин заманивает его в ловушку. Он не станет открыто поносить Амину, даже невзирая на то, что, как и большинству галатийцев, она ему не по душе, я уверен. Этим вопросом Кейтлин вынуждает его высказаться. Странники это любят. Вынуждать говорить правду. Но бард обязательно выкрутится.

— Думаю, сейчас ее главная забота — стать хорошей друидессой! — не без улыбки парировал Авендаль.

Кейтлин не даст ему отвертеться.

— Вы хотите сказать, что она пренебрегает своими королевскими обязанностями? — не отставала актриса.

Бард поморщился. Окинул взглядом харчевню. Здесь были стражники да и другие жители.

— Нет, если ее деятельность в Совете служит королевству.

— А она ему служит? — не сдавалась Кейтлин.

Она не отстанет. Бедный бард, не на такую напал!

— Как государыня, она уже сделала многое. Никогда еще в королевстве не было столько перемен, как с тех пор, что им правит Амина. А что до того, пойдет ли на пользу стране ее союз с Советом, не слишком ли рано об этом судить?

— Если бы мы судили своих правителей только после совершенных ими ошибок, они бы понаделали их столько, что и вовек не расхлебаешь! — засмеялась Кейтлин.

— Но как же тогда их судить? По их прошлому? О королеве нам почти ничего не известно.

Разве только то, что она выросла вместе с Алеей!

— Быть может, их и не нужно судить, а просто заставить их всегда поступать справедливо, — вмешалась в разговор Алеа.

— В тот день барды запоют не в лад! — усмехнулся Авендаль.

Мьолльну ответ очень понравился, он даже хлопнул в ладоши.

— Что еще нового в королевстве? — спросила тогда Алеа, видя, что разговор про Амину зашел в тупик.

— Граф Мерианд Мор превратился в вассала Ферена Ал'Роэга, а Эдитус обратил его в христианство и крестил на глазах всего Мерикура.

— А жители Темной Земли с тех пор тоже приняли христианство? — поинтересовалась Алеа.

Именно с этой целью Эдитус и крестил графа Темной Земли. Этот человек в одиночку сумел обратить в свою веру две пятых острова. Его вера распространится по Гаэлии, и возврата назад не будет. Каждый уверовавший в Христа изгоняет веру в Мойру. Но я знаю, что она существует.

— Да, — ответил Авендаль. — Сотнями, если не тысячами.

По харчевне пробежал растерянный ропот.

— У вас есть и другие новости?

Бард пожал плечами:

— Их много, но я не знаю, что будет вам интересно. Впрочем, есть одна странная вещь, я все чаще об этом слышу, возможно, это касается вас.

— Что именно? — нетерпеливо спросила Алеа.

— Говорят, что вы умеете говорить с волками, это правда? — смущенно спросил бард.

— Нет, это не совсем так. Но в чем дело?

— Трое знатных господ на юге Галатии устроили большую охоту на волков, — пояснил Авендаль. — Их шкуры продают все дороже, и, похоже, к этой охоте присоединяется все больше народа.

Фингин заметил, как Алеа сжала кулаки.

Волки. Ее братья. Без всякого сомнения, целясь в них, хотят попасть в нее. Но кто все это затеял?

— Как зовут этих троих господ? — спросила Алеа, едва сдерживая свой гнев.

— Я знаю имя только одного из них. Жермен Горбон.

Алеа вскочила так стремительно, что Мьолльн, сидевший рядом с ней, вздрогнул.

— Спасибо за ваш прием, — быстро проговорила она, — а теперь нам пора возвращаться в лагерь.

Она спешно вышла из харчевни под недоуменные взгляды посетителей. Фингин понял последние слова девушки как приказ, встал и сделал знак остальным. Вежливо поблагодарив деревенских жителей, друзья в свою очередь вышли вслед за Алеей.

Мерианд Мор согласился сопровождать Эдитуса в поездке по Темной Земле. С его помощью, говорил епископ, будет гораздо легче обратить темноземельцев в новую веру. За ними следовали всего человек пятьдесят солдат, а также пятеро священников из Харкура и десяток семинаристов, которые воспользовались путешествием, чтобы пополнить свое образование.

Вечером четвертого дня епископ и граф сидели наедине у камина в гостиной небольшой усадьбы, к востоку от Айверхина, в деревне, где им оказали чудесный прием. Потягивая горячую настойку, приготовленную для них хозяином, они впервые говорили с глазу на глаз.

— Обрели ли вы веру, Мерианд? — напрямик задал вопрос епископ.

Граф, казалось, удивился.

— Не знаю, Ваше Преосвященство. Я не уверен, что понимаю, в чем ее смысл.

— Ощущаете ли вы в вашем сердце Бога? — с улыбкой пояснил Эдитус.

— А разве Его можно так явно почувствовать? Нужна ли вера, чтобы быть добрым христианином?

Епископ оставил этот вопрос без ответа. Он смотрел на графа так, словно пытался проникнуть в его тайные мысли.

— Когда вы попросили крестить вас, вы это сделали из повиновения графу Харкура или потому, что сами глубоко убеждены в существовании Бога?

Мерианд не спешил с ответом. Все случилось так быстро. Он никогда не задавал себе этот вопрос. Все произошло само собой.

— Я сказал Ал'Роэгу, что, если он приведет нас к победе, я поверю в могущество его Бога. Когда мы выиграли битву, я сдержал слово и объявил, что буду креститься…

— Да, но вы сделали это только для того, чтобы не нарушать слово, или победа в битве убедила вас в существовании Бога? — не унимался епископ.

— Я прекрасно понимаю, что вы хотите от меня услышать, Эдитус.

— Я только хочу, чтобы вы были искренни. Не бойтесь, сейчас главное, чтобы ваш поступок послужил примером для жителей Темной Земли. Вы можете говорить откровенно.

— Ясно одно, Ваше Преосвященство: как в прежние времена я не чувствовал присутствия Мойры, так и теперь не чувствую Бога. Я просто принимаю все как есть.

— Значит, веры у вас нет, Мерианд Прекрасный.

Граф закусил губу.

— Вы не ответили на мой вопрос, — проговорил он.

— Какой? — спросил епископ.

— Нужно ли верить, чтобы быть настоящим христианином?

Эдитус пожал плечами:

— Сначала надо понять, кого считать настоящим христианином. И я уверен, что во многом это зависит от обстоятельств.

— А еще?

— Если говорить о вас, то, возможно, ваше предназначение как христианина заключается в том, чтобы суметь обратить остальных. Быть может, Бог не ждет от вас глубокой веры, зато ему вполне довольно вашей способности убедить остальных поверить.

— Вы так думаете? Этого достаточно Богу или вам?

— Мне достаточно того, что послужит Господу.

— А вы верите в Бога, Ваше Преосвященство?

Епископ зашелся смехом:

— Первый раз мне осмелились задать такой вопрос!

— Но он вполне уместен, если вы утверждаете, что настоящий христианин не всегда обязан верить!

Эдитус с улыбкой кивнул.

— Итак, — не отставал Мерианд, даже не думая улыбаться, — вы верите в Бога, Ваше Преосвященство?

— Вера не товар, который можно купить и носить в кармане, Мерианд. Вера — это постоянная битва. Победа каждого дня. Я терял и вновь обретал ее сотни раз, порой я лукавил с ней, иногда она обманывала меня. Но чем сильнее в нас вера, тем живее в душе Бог. Совсем не то, что застывшая, позабытая, а главное, непонятная Мойра. Бог же постоянный спутник, которого мы ищем и рядом с которым порою шагаем рядом. Его можно утратить или повернуться к Нему спиной, Он же всегда протянет вам руку.

— В таком случае я буду искать, Ваше Преосвященство, буду искать веры. А пока могу лишь заверить, что я на вашей стороне.

— Этого уже больше чем достаточно, дорогой граф.

— Об этом не может быть и речи! — воскликнул Фингин, стукнув посохом по земляному полу шатра.

— Я уеду сегодня же вечером, — повторила Алеа. — Вы отправитесь в Тарнею без меня. Я должна немедленно остановить эту травлю волков! Я должна сделать это ради них!

Она расхаживала под сводчатым потолком большого шатра, пытаясь успокоиться в кругу друзей. Все смотрели на нее смущенно, кроме друида, который пытался ее вразумить:

— Без тебя наш поход в Тарнею не имеет смысла! Ты — наша единственная возможность победить!

— Я не нужна вам!

— Напротив, без тебя мы даже не будем знать, что делать. Возможно, нам придется применить силу, чтобы граф Сарра нас послушал, а ведь ты этого не хочешь.

— Волкам я гораздо нужнее. Они были рядом, когда я в них нуждалась. Я не могу позволить их уничтожить.

— До Тарнеи осталось всего три-четыре дня пути. Мы рисковали своей жизнью в пещере, чтобы дойти туда, поворачивать назад нельзя. Охота на волков началась не сегодня, она идет уже некоторое время, это может и подождать!

— Ни дня больше! — крикнула Алеа, ее глаза наполнились слезами. — Я ни дня не потерплю убийства этих зверей теми, кто хочет отомстить мне! По моей вине и так уже погибло слишком много людей, а теперь волки? Нет! Я еду на юг!

Она схватила белый плащ и дубовый посох и направилась к выходу.

Эрван вскочил и схватил ее за руку.

— Алеа, когда волки напали на горгунов, они согласились умереть за тебя. Они согласились умереть для того, чтобы ты могла исполнить то, что должна. В память обо всех волках, погибших в тот день, ты не должна отступать.

— Они не соглашались умереть ради того, чтобы я что-то там исполнила! — огрызнулась Алеа. — Они ничего не понимали! У волков другое сознание, Эрван. Они слепо пошли за моей волчицей, не понимая по-настоящему, что происходит. Они дрались, повинуясь чутью, а не рассудку!

— Вот именно, это чутье толкает тебя уйти, когда рассудок должен велеть остаться. Фингин прав, без тебя мы ничего не сможем сделать в Тарнее. Но если ты правда хочешь идти защищать волков, мы все отправимся за тобой. От нас будет больше пользы рядом с тобой, чем без тебя у ворот столицы Сарра.

— Нет, на этот раз я пойду одна.

Эрван вздохнул. Он забыл, насколько Алеа может быть упряма. Он не знал, чем еще ее убедить. Она пристально смотрела на него. Взгляд ее был решителен. Он оглянулся на остальных в поисках поддержки. И увидел, что Кейтлин тоже встала.

Алеа резко повернулась к ней.

— Не стоит пытаться уговаривать меня по очереди! — вспыхнула она.

Кейтлин пожала плечами:

— Да нет, я просто хотела отсюда выйти, потому что если я буду и дальше слушать всякую чушь, которую ты несешь, мне захочется дать тебе оплеуху, а у бродячих актеров не принято бить детей.

Алеа вытаращила глаза.

— Что? — растерянно пробормотала она.

— Мне надоело, Алеа! Я пойду…

И актриса сделала то, что сказала. Пройдя мимо Эрваиа и Алеи, она подняла полотнище, закрывавшее вход в шатер, и вышла, ни слова не говоря.

Остальные стояли молча, смущенно глядя друг на друга. Потом Алеа тоже вышла и исчезла в ночной темноте, которая уже окутала лагерь.

Джехан, главный загонщик в охоте на волков в Горбоне, был на редкость безобразен. Его истощенное лицо наполовину скрывалось под кожаным капюшоном. На шляпе он носил белое перо старшего егеря, одевался в костюм из зеленого сукна с расшитыми отворотами и воротником малинового бархата. Очень высокий и худой, ходил он странно — быстро и вместе с тем как-то неловко. Это был человек злобный, мечтавший занять место главного ловчего, которое предоставлялось более знатным людям, чем он. А Джехану приходилось всего лишь направлять облаву, ему не дозволялось ни стрелять, ни даже водить собак.

В то утро он встал до рассвета, чтобы все подготовить, — день предстоял знаменательный. Вот уже несколько дней господин Горбон все настойчивей требовал большей добычи, которая, однако, была и без того обильна.

Жермен Горбон даже решил сам участвовать в большой псовой охоте на волков, назначенной на день Мойры. На время охоты запрещались все полевые работы, все жители деревни были предупреждены.

Джехан поднялся первым среди охотников и прежде всего велел принести во двор палки, которые заготовил еще накануне. Затем разбудил главного псаря и главного ловчего, которому предстояло вести охоту. У входа в замок он поставил большой стол, за которым можно будет принимать людей.

Когда солнце наконец встало, Джехан увидел, как к стенам замка начали стекаться вельможи и крестьяне. Он занялся приемом, а двое других старших егерей ему помогали. Помещиков и крестьян распределяли на загонщиков и ловчих.

Ловчим вручали луки и стрелы, а также несколько копий и широких кинжалов, обращаться с которыми было нелегко, но которые могли послужить, если бы волки вздумали напасть. Крестьянам выдавали простые палки, чтобы устраивать облавы, — это освобождало от оброка.

Когда все прибыли и каждому разъяснили его задачу, главный псарь вывел собак и показал их егерям, которым следовало ходить с ними весь день, а то и больше. Тут было десятков пять выдрессированных собак, приученных травить дичь, и всего с десяток ищеек, оставленных на псарне, которые на поводках выслеживали зверя перед охотой.

Солнце уже поднялось над крепостными стенами. Пора было отправляться в путь. Перед отъездом владелец Горбона произнес краткую речь:

— Благодарю всех за то, что вы приняли участие в большой охоте. Никогда еще не было облавы столь мощной, и я рад охотиться вместе с вами. Загонщики, которых поведет Джехан, отправятся первыми вместе с псарями. Они обойдут большой лес к югу от замка и погонят зверя на север. В это время мы с вами, любезные господа, разделимся на пять отрядов ловчих и пойдем с севера на юг, чтобы встретить зверя, которого погонят собаки. Вчера старший егерь с псарями обошли лес с ищейками. К югу от замка они обнаружили, по меньшей мере, две стаи волков. Охота не кончится, пока обе стаи не будут истреблены, а это около пятнадцати зверей, и до тех пор деревенские работы строго запрещены. Если кто-нибудь бросит охоту, он будет осужден и изгнан. Если же обе стаи будут уничтожены, то в следующем месяце все охотившиеся крестьяне будут освобождены от оброка, который они платят пшеницей, и от расчетов за пользование землей, а егеря удостоятся охотничьих почестей и смогут поделить между собой волчьи шкуры.

В толпе раздались восторженные крики, потом главный загонщик Джехан велел крестьянам взять палки и следовать за ним. Они вышли из ворот замка и быстрым шагом отправились на юг, впереди них шагали псари с собаками.

Джехан знал кое-кого из крестьян, но предпочитал с ними не разговаривать. Он шагал в одиночку во главе загонщиков, стараясь не отставать от шедших впереди собак. Господин старший егерь не любил людей, как, впрочем, и животных. Его жизнь никогда не была легкой, и он не собирался никого жалеть. Загонщики переговаривались у него за спиной, но сам он не проронил ни слова.

В этой части владений трава была густой и высокой, и идти было трудно. Джехан уже начал расчищать себе дорогу палкой, стараясь, однако, не слишком натрудить руки. По его лбу и коричневому капюшону стекал пот. Псари все больше удалялись. Он остановился и глянул на загонщиков, которые тащились позади. Утерся рукавом, сплюнул и вновь зашагал вперед.

Вскоре они дошли до большого леса. Обогнули опушку с западной стороны, держась на расстоянии друг от друга, чтобы прежде времени не спугнуть зверя. Им предстояло гнать его к северу, а значит, перед облавой нужно отойти как можно дальше на юг. Джехан привык охотиться в этих лесах, но он никогда не водил столько народу. За ним шли около восьмидесяти человек, но сколько из них выдержит до конца?

Дойдя до небольшого холма, Мьолльн, как и ожидал, увидел Алею. Она сидела на траве, закрыв лицо руками. Он тихонько остановился поодаль и долго неподвижно стоял и смотрел на темный силуэт девушки, который вырисовывался на фоне звездного неба. Она выглядела такой одинокой и несчастной, даже больше, чем когда он впервые встретил ее на дорогах Галатии, в тот день, когда она помогла ему отбиться от шайки отверженных.

Он так корил себя за то, что часто думал лишь о себе, когда девчушке приходилось нести на своих плечах груз, какого ему никогда бы не выдержать.

На их глазах творилась история. Именно теперь. Единственный раз. Другого не будет. Алеа понимала это и каждый день перед новым испытанием брала ответственность на себя. Гаэлия должна измениться. Мьолльн должен это принять. И согласиться творить историю сообща. А сделать гном мог только одно — помочь Алее. Помочь своей метательнице камней. Если он сейчас этого не сделает, никогда себе не простит. Всю жизнь он будет себя укорять. Алеа надеется на него и на всех остальных. И если хоть кто-нибудь из них не откликнется на ее зов, она никогда не исполнит того, что должна.

— Мьолльн, дай мне побыть одной. Мне надо подумать.

Алеа не шевелилась. По-прежнему сидела, уронив голову на руки. Просто она услышала его шаги.

— Нет уж, Алеа, — отвечал Мьолльн, подходя к девушке. — Нечего тебе думать. Сейчас, ахум, тебе нужна помощь глупого толстого гнома.

— Ты не глупый и не толстый.

— Может, и нет, ахум, но ведь все-таки гном?

Алеа пожала плечами и кивнула. Мьолльн сел рядом. Так и сидел не шелохнувшись. Потом сорвал цветочек и стал вертеть его в руках.

— Алеа, — наконец произнес он, — я, кажется, знаю, что делать. В Тарнее тебя никто не заменит, это уж точно. И что бы ты ни говорила, надо тебе туда ехать. Не можешь ты все бросить, ведь тогда эти проклятые харкурцы возьмут Сарр, если мы будем медлить.

— Знаю…

— А спасти волков как раз может и кто-нибудь другой. И кроме тебя есть кому помешать этой охоте, которую там затевают, понятно? Так вот, что тебе предлагает Мьолльн Аббак. Я сам займусь этими проклятыми охотниками на волков, пока ты поедешь в Тарнею. Ахум?

Алеа подняла голову и поглядела на своего друта.

— Нет, Мьолльн, — вздохнула она. — Придумано хорошо, да и очень великодушно, но я хорошенько подумала и не знаю, что бы могла предпринять. Не убивать же мне всех охотников… Я не собираюсь палить огнем старших егерей… Все это ни к чему. Я не смогу защитить всех волков, на всех меня просто не хватит. Нет. Вы правы. Я должна придумать что-то другое. Сначала мы отправимся в Тарнею.

Мьолльн взял руку девушки, поцеловал и прижал к своей груди:

— Ты правильно решила, Алеа, да, я очень рад.

Алеа улыбнулась ему. Он увидел на ее глазах слезы.

— Знаешь, — сказала она, опираясь на плечо старого друга, — тяжелее всего, что я даже не знаю, жива ли еще Имала. Может, ее убили горгуны, а может, охотники.

— Я точно знаю, она жива, — заверил гном. — Она ведь ловкая и сильная. Она бы не далась им в руки. Не родился еще, ахум, тот охотник, который подстрелил бы такую волчицу, бороду на отсечение даю!

— Очень надеюсь.

Они умолкли, прислушиваясь к тихим ночным шорохам. Алеа долго сидела, опустив голову на плечо гнома. Слушала, как бьется его доброе сердце.

Вдруг позади что-то хрустнуло. Мьолльн вздрогнул, и Алеа обернулась.

Это был Тагор. Он заметил двух друзей и теперь направлялся в их сторону. Он был туатанном и мог подкрасться бесшумно, но он не хотел застать их врасплох, а потому привлек к себе внимание. Алеа встретила его с улыбкой.

— Когда я вижу красоту неба, — сказал он, усаживаясь рядом с сестрой, — тысячи звезд, я не могу понять, как наши отцы могли добровольно обречь себя на жизнь под землей.

— Это уж точно, — отозвался Мьолльн, — наверно, скучали по всему этому. А знаешь ли ты, что есть на этом небе звезда, которую я назвал Алеей, давно, когда встретил твою сестру?

Туатанн улыбнулся:

— Здорово придумано. Алеа. Звезда. Да, это прекрасно.

Он повернулся к сестре:

— Ну, как, сестренка, ты что-нибудь решила?

Алеа кивнула:

— Да. Я остаюсь с вами. Мы идем в Тарнею.

— Туатанны пойдут за тобой, куда бы ты ни отправилась.

— Однажды мне придется с ними расстаться, Тагор. Кое-что я должна сделать сама.

— Я знаю, — ответил Тагор. — Но в тот день тебе придется уйти незаметно, потому что мои братья не захотят отпустить тебя.

— Я очень благодарна всем вам, Тагор.

— Мы перед тобой в долгу. Когда-то наш народ изгнал твою мать, и ты выросла сиротой по нашей вине. Мы хотим исправить эту ошибку. Мы твоя семья, сестренка.

— Я знаю, спасибо.

Она взяла за руки брата и гнома и потянула за собой:

— Вернемся в лагерь. Нам нужно поспать.