Ноктюрн

Двое в океане

Норвежское судно «Нордкап» затонуло на рассвете. Взрывом его переломило надвое. Из всей команды, пожалуй, один человек видел, как это случилось, — кочегар Антон Вейш. Минут за десять до взрыва он выбрался на корму подышать свежим воздухом. Море покоилось в сумрачной утренней дымке. Вдруг из глубины огромной акулой вынырнула подводная лодка. И тут же корпус корабля вздрогнул: раздался оглушительный взрыв. Торпеда угодила прямо в середину. Корма и нос взметнулись кверху и стали быстро погружаться. Обеими руками вцепившись в поручень, Антон Вейш напряг все силы и выпрыгнул за борт. В это мгновенье он действовал безотчетно, подчинившись инстинкту.

Вынырнув на поверхность, Антон поспешил отплыть как можно дальше от черной металлической массы, тянувшей в пучину все, что находилось поблизости. Где-то кричали. Вдруг из «Нордкапа» вырвалось огромное облако пара, а когда оно рассеялось, корабля уже не было. Подводная лодка тоже скрылась. В утреннем тумане на черных волнах покачивались бочки, какие-то обломки, непонятные предметы — все, что осталось от стройного красавца «Нордкапа».

Людей не было видно.

Антон Вейш лег на спину и стащил с себя старые башмаки. «Без них будет легче плыть», — подумал он. Если не считать берета, на нем теперь не было ничего, кроме легкой робы, которая не стесняла движений. А берет был очень кстати — он не давал спадать на глаза его темной густой шевелюре.

Снова повернувшись на живот, делая широкие, размеренные взмахи, Антон поплыл к месту крушения, чтобы там подыскать какой-нибудь нетонущий предмет. Нужно приготовиться к долгой схватке с океаном. Кто знает, сколько времени придется провести в воде, да и удастся ли вообще увидеть берег. Мир охвачен второй мировой войной. Со всех морей беспрерывно доносятся сигналы, но очень немногие корабли спешат на помощь. Пожалуй, наоборот — они стороной обходят эти места, опасаясь встречи с вражеской подводной лодкой.

«Мало, очень мало надежд на спасение», — подумал Вейш. Где-то далеко за горизонтом на востоке берега Испании, Португалии, но даже если достичь их — означает ли это спасение? Там свирепствует фашизм. И Франция за Бискайским заливом в руках нацистов.

Три года назад, когда франкисты оккупировали Испанию, Антону Вейшу с товарищами из интербригады удалось на портовом катере бежать в Африку. Затем концентрационный лагерь, снова побег, и наконец он попал в котельную «Нордкапа». Когда гитлеровцы высадились в Норвегии, судно стояло в Лондонском порту. «Нордкап» стал доставлять руду из Африки в Великобританию. Антон надеялся, что в один из рейсов ему посчастливится перебраться на корабль, плывущий на Родину — в Советский Союз.

Это был его пятый рейс, похоронивший все надежды... Красавец «Нордкап» на дне Атлантики. Но неужели никого не осталось в живых?

Антон подплыл к толстому обломку доски. Она вполне могла заменить спасательный круг. Антон ухватился за нее обеими руками. Под его тяжестью доска осела, но не затонула. Она была сухая, легкая как пробка. Опершись руками на доску, Антон огляделся. Только широкие, мерные волны. Из-за гребня одной показалась и снова исчезла чья-то голова.

Антон повернул свой плот в ту сторону. Волна опять подбросила голову. На фоне светлеющего неба она казалась совершенно черной. Человек заметил Антона Вейша, закричал, но крик его захлебнулся в набежавшей волне.

Надо спасать человека. Правда, слово «спасать» здесь теряло свой истинный смысл. Может ли он со своим обломком спасти человека посреди бескрайнего океана? Продлить его жизнь на несколько часов или дней... А потом? Нет, об этом не время думать. Удвоив силы, работая ногами и свободной рукой, Антон спешил на выручку.

— Эй, друг, держись! — прокричал он. — Плыву навстречу!

Он мог уже различить лицо человека. Теперь оно не казалось черным пятном. Светлые мокрые волосы спадали на широкий загорелый лоб, жесткое, властное лицо было нарочито спокойным. «Так, наверное, выглядит человек, смирившийся со смертью», — подумал Антон. Но кто он все-таки? Уж не сам ли это капитан «Нордкапа»? Ну да, это он, своевольный Роберт Брун, господин капитан, которого Антону Вейшу за пять рейсов довелось видеть всего несколько раз.

Со времени катастрофы прошло примерно полчаса, последние силы покидали Роберта Бруна. Резким движением рук Антон Вейш толкнул свой плот по направлению к капитану. Доска устремилась к тонувшему, тот вцепился в нее, жадно глотая воздух. Широкими взмахами Антон Вейш нагнал доску и схватился за другой конец.

— Благодарю! — с трудом переводя дыхание, проговорил капитан по-английски. — Кто вы такой?

— Кочегар.

Сильное течение и поднявшийся ветер разогнали во все стороны незатонувшие предметы. Поодаль на волнах покачивалась бочка, и вдруг Антону показалось, будто чьи-то руки пытаются ухватиться за нее. Но бочка крутилась как юла, и напрасно ослабевший пловец старался остановить ее тяжелое вращение.

— Там кто-то борется с бочкой, — сказал Антон.

— Думаете, этот обломок способен удержать троих? — спросил Роберт Брун.

— Посмотрим, — отозвался Антон.

— Дайте мне сначала отдышаться. Я чертовски устал.

— Нельзя, — ответил Антон, разворачивая доску. — Он едва держится.

— А кто это? — спросил капитан.

Антон не ответил. Откуда ему знать, кто это? Одно ясно — кто-то из команды. Может, боцман, а может, вахтенный, во время катастрофы находившийся на палубе.

— Помогите мне грести! — приказал Антон капитану.

Медленно приближались они к тому месту, где человек боролся с непослушной бочкой. Он силился удержать ее, лечь на нее, и временами это ему удавалось, но бочка тут же, словно пробка, выскакивала из воды, и опять все начиналось сначала. Выбившись из сил, человек лег на спину отдохнуть, а когда поднял голову, ветер успел отогнать бочку довольно далеко.

— Держись! — крикнул ему Антон. — Держись!

Человек решил оставить бочку в покое и плыть навстречу своим спасителям. Но вялые взмахи рук говорили, что силы его на исходе. Когда расстояние между ними сократилось метров до ста, он со стоном ушел под воду. Бочка уплывала, покачиваясь на волнах...

— Опоздали, — жадно глотая воздух, сказал Антон.

— Вы узнали его? — спросил Роберт Брун.

— По-моему, один из ваших штурманов.

— Да, Паул Мунк из Хаммерфеста. Отличный парень, дельный человек. Дома у него остались жена и двое детей.

— Жена и дети остались не только у него, — сказал Антон.

— Он был лучшим штурманом «Нордкала». Я доверял ему как самому себе. Из него бы со временем вышел хороший капитан дальнего плавания. Бедняга Паул.

— Слишком много погибло хороших людей, чтобы оплакивать одного, — скрывая досаду, проговорил Антон Вейш.

Доска качалась на волнах, и вместе с нею качались люди. Они перестали грести и теперь отдыхали, думая, что делать дальше.

— Вы правы, — нарушил молчание капитан. — Много погибло хороших людей. Проклятая мина!

— Нас потопила подводная лодка.

— Подводная лодка?

— Сам видел.

— Немецкая?

— А какая же еще?

— Туг неподалеку у них база.

— Неподалеку? — оживился Антон,

— Четыреста пятьдесят миль.

Антон усмехнулся. Роберт Брун бросил на него удивленный взгляд. Он не мог понять, что в этом смешного. Незадолго до катастрофы он зашел в штурманскую рубку и там, взглянув на карту, отметил про себя, что «Нордкап» находится в четырехстах пятидесяти милях от испанского порта Ла-Корунья, где, по данным английской разведки, была расположена база немецких подводных лодок. Он рассказал об этом Антону, добавив:

— Ближе всего к нам оконечность мыса Ториньяна. Четыреста миль на восток.

— Всего-навсего! — опять усмехнулся Антон.

— Разумеется, — невозмутимо продолжал капитан, — для нашего обломка расстояние немалое, но у меня есть компас. — И он вскинул руку с блестящим компасом.

— А когда вы думаете туда добраться? — с ехидцей спросил Антон.

— Все зависит от нас самих, — спокойно ответил капитан. — Если будем грести поочередно, делая две мили в час, через восемь суток мы увидим землю.

— Через восемь суток!

— Не раньше, — подтвердил капитан.

— А чем будем питаться?

— Только это меня и смущает. Иначе бы я не сомневался в спасении.

— А по-моему, лучше всего остаться на месте, — сказал Антон. — Может, нас подберет какое-нибудь судно.

Впрочем, сам Антон в этом был не очень уверен. Но испанский берег для него тоже опасен. В распоряжении франкистских властей наверняка имеются списки бойцов интербригад, а в них, конечно, была занесена и фамилия Антона Вейша. Пожалуй, найдется у них и фотография. Так что на испанском берегу он может рассчитывать на каторгу или смерть.

Капитан хранил молчание, но мысль его напряженно работала.

— И все же разумнее плыть к Испании, — произнес наконец Брун.

— Испания заодно с фашистами, — возразил Антон.

— Какое нам до этого дело? — отозвался капитан. — Может, вы жаждете попасть на судно союзников, чтобы снова стать добычей немецкой субмарины? С меня хватит. Хватит таких путешествий. Сегодня я потерял корабль. В следующий раз могу потерять жизнь. Итак, решено. Будем грести к берегам Испании. Может, встретимся с рыбаками. Здесь места лова сардин.

Антон Вейш не спорил с капитаном, но, как только тот, справившись по компасу, повернул их маленький плот на восток, Антон стал притормаживать. Он делал это очень осторожно, так, чтобы не заметил капитан.

Все-таки лучше ждать какого-нибудь судна союзников, уклоняясь от встречи с немецкими подводными лодками, держась подальше от берегов Испании и Португалии.

Капитан усиленно греб на восток, Антон притормаживал. Через час они оба устали и решили отдохнуть.

— Может, нам грести поочередно? — предложил капитан.

— Нет, лучше грести вместе и вместе отдыхать. Так веселее, — сказал Антон.

— Ладно, будем грести вместе.

Они гребли до позднего вечера — каждый в свою сторону — один к берегам Испании, другой в противоположном направлении. Когда на взбудораженное море опустились сумерки, они опять сделали остановку. Антон Вейш предложил ночью отдыхать, но капитан возразил.

— Тут проходит Госьфстрим. Стоит зазеваться, течение отнесет нас в Бискайский залив. А это дело пропащее.

В конце концов условились грести и отдыхать поочередно. «Так лучше, — подумал Антон. — Пока капитан будет спать, я смогу грести в обратную сторону».

Первым встал на вахту Антон Вейш. Впрочем, какая там вахта? Их судном был жалкий обломок, а его пассажирам приходилось все время быть начеку в единоборстве со всемогущим океаном. С каждым часом все больше давал знать о себе голод. «Долго ли мы продержимся?» — раздумывал Антон, уводя свой плот дальше в открытое море. Только не напрасно ли все это? Может, лучше, пока капитан спит, судорожно обхватив руками доску, тоже отдыхать? Своими силами Роберту Бруну не добраться до берега Испании. Но он может отклониться от трассы судов союзников, тогда спасения ждать напрасно. И Антон решил не сдаваться. Он стиснул зубы, проглотил подступивший к горлу комок и начал грести...

Вдруг он вспомнил: не взял у капитана компас. Но капитан уже спал, и Антон решил его не будить. Запрокинув голову, он оглядел темно-синий небосвод с россыпями звезд. Антон отыскал среди них Большую Медведицу и Полярную звезду. Где-то там лежала его Родина — Советский Союз. Он повернул свой плот на запад. «Дальше, дальше на запад», — думал он. Дальше от фашистских берегов. Дальше от Испании, куда стремился совсем недавно, преодолевая неимоверные трудности. Дальше, дальше... На трассу союзных судов.

Капитан спал, ветер затих, и море как будто тоже задремало. Оно дышало ровно, спокойно, как уснувший человек, то поднимая, то опуская на своей могучей груди деревянный обломок. Да, только этот обломок и воспоминания о катастрофе объединяли двух пловцов, только это, больше ничего. У каждого была своя жизнь, свои взгляды, стремления, мечты. Они многое скрывали друг от друга. Откровенность приходит с дружбой. Они же были чужие, просто случайные спутники. Капитан Роберт Брун даже не знал, кто он, этот «черный черт», вовремя подоспевший к нему со своим обломком. Всех своих кочегаров он называл не иначе как «черными чертями». Конечно, у каждого из них были имя и фамилия, но капитан предпочитал не обременять свою память. Все это вменялось в обязанность штурману Паулу Мунку, который теперь лежал на дне океана, а капитан стеснялся спросить у Антона, как его звать, видимо надеясь, что рано или поздно тот сам назовет себя.

Но это как раз неплохо, размышлял Антон. Судовой журнал, в котором среди прочих была и его фамилия, теперь тоже навсегда потерян, и если даже их подберет испанский сторожевой катер, Антон волен назваться как угодно. Для этого надо только сунуть руку в карман робы и выбросить в море свое морское удостоверение. Затем оставалось придумать себе новую фамилию. Это, возможно, спасет его от застенков. Но как из франкистской Испании попасть на Родину? Нет, каждый шаг в сторону Испании отдалял мечту Антона Вейша вернуться на Родину, где шла борьба не на жизнь, а на смерть с фашистскими захватчиками.

И Антон Вейш продолжал грести на запад, все время на запад...

Примерно в полночь Роберт Брун проснулся от плеснувшей в лицо волны.

— Так поздно? — сказал он, отплевываясь. — Почему не разбудил меня?

— У меня нет часов, — ответил Антон.

— Поспи, — сказал капитан, — ты устал. Ночью надо хорошо отдохнуть. Днем поднимется ветер, будет трудно грести.

— Пожалуй, — отозвался Антон. — Я плыл по звездам.

— Извини, забыл отдать тебе компас, — капитан старался держать компас в горизонтальном положении. — Восток там! — Он поднял руку и махнул в ту сторону, где находился восток. — А ты куда плыл?

— Туда, на восток, — спокойно ответил Антон. — Который час?

Капитан достал из кармана часы.

— Половина двенадцатого.

— Не намокли?

— Герметические. Жаль, что нечего перекусить...

Антон старался не думать о еде.

— Даже не успел позавтракать, — сокрушался капитан.

— Я тоже.

— Правда, перед сном съел сырок. Все случилось так неожиданно. Ничего не удалось прихватить с собой.

— Хорошо, что сами себя прихватили, — усмехнулся Антон.

— Я благодарен вам за спасение. Спасательные круги, не говоря уже о шлюпках, и те затянуло в пучину. А недурно было бы сейчас оказаться в шлюпке с веслами, с запасами воды и питания. И табака. Интересно, сколько мы протянем без воды?

При этих словах Антон крякнул. Ему тоже хотелось пить, но пока еще можно было терпеть. А потом? Через день или два? Погибнут от жажды? Однажды в Испании Антон Вейш со своим батальоном попал в окружение — это было на Южном фронте. Палящий зной высасывал из тела последние капли влаги, а поблизости ни ручейка, ни канавки. Несколько человек, не выдержав мучений, застрелились. К счастью, хлынул грозовой ливень, и солдаты набрали воды. «Если бы сейчас пошел дождь, можно было бы набрать ее в берет, — размышлял Антон. — Если бы пошел дождь! Не обязательно сегодня, можно завтра, послезавтра. Правда, грозовые дожди часто бывают с бурями. Пускай! Выдержим! Покрепче привяжемся поясами к доске и выдержим. Только бы хлынул дождь! Хотя бы на час, даже на полчаса...»

— Хорошо бы пошел дождь, — произнес капитан, словно отгадав его мысли. — Бискайский залив один из самых влажных районов в Европе. Здесь часто идут дожди. Испарения Гольфстрима, смешиваясь с холодными массами воздуха Кантабрии и Пиренеев, конденсируются и превращаются в дождевые тучи.

— Позавчера шел дождь, — вспомнил Антон.

— Посмотрим, что будет днем. Дожди здесь обычно идут днем, пополудни. С утра был туман, а это значит, что завтра должен быть дождь.

— Дай бог! — усмехнувшись сказал Антон. Научные выкладки капитана ему показались забавными. — Оно хорошо, вода здесь теплая, — добавил он, — не то бы нам крышка.

— Мы плывем по теплому Гольфстриму, — продолжал объяснять капитан. — Это течение идет через весь океан из Мексиканского залива и Карибского моря. Там течение набирает столько тепла, что оно дает о себе знать даже у берегов моей родины. Если б не было Гольфстрима, Норвегия выглядела бы совсем иначе.

— Так же, как и Советский Север, — вставил Антон.

Капитан с некоторым удивлением посмотрел на него.

— Да, вы правы. Гольфстрим доносит тепло до Баренцева моря, — и неожиданно спросил: — А вы русский?

— Нет, я латыш.

— Латыш! — с нескрываемой радостью воскликнул капитан. — Выходит, мы с вами почти земляки.

— Да, пожалуй, — сдержанно отозвался Антон.

— И судьба у нас с вами во многом похожа. Ведь и ваша страна оккупирована.

Антон подумал, прежде чем ответить.

— Да, и Прибалтику оккупировали немцы.

— А это означает, — подхватил капитан, — что самый верный, самый надежный путь на родную землю для нас лежит через Испанию. Оттуда в Германию и дальше в Прибалтику. Не так ли?

Антон Вейш все еще не решался раскрыть свои карты и потому ответил:

— Может быть. Хотя не уверен, что немцы нам особенно обрадуются.

— А почему бы и нет?

— Да потому, что мы служили в союзном флоте.

Впервые капитан позволил себе усмехнуться.

— Эти грешки, полагаю, они нам отпустят. Не будем простачками, придумаем какую-нибудь эффектную историю. Я готов под присягой показать, что узнал об оккупации Норвегии, находясь в Лондонском порту, собирался немедленно отправиться домой, но англичане силой принудили служить себе. Германская подводная лодка, потопив наше судно, тем самым освободила нас из-под ига английских плутократов. Мы счастливы, что, вернувшись на родину, все свои силы сможем отдать строительству «новой Европы». Ну, что скажете об этой версии?

— Шита белыми нитками, — отозвался Антон Вейш. — Они спросят, почему «Нордкап» совершил пять рейсов из Англии в Африку, вместо того чтобы завернуть в один из портов Португалии, Испании или Франции. Что вы на это ответите?

Капитан задумался.

— М-да, — наконец произнес он. — Вы правы. Они могут спросить об этом. Но постойте! Возможно, им ничего не известно о прежних рейсах «Нордкапа». В таком случае я могу сказать, что как раз собирался завернуть в Бордо. Но судно потопили. Потопили без предупреждения и приказа изменить курс. Как нравится такой вариант?

— Решайте сами. Меня-то не станут об этом спрашивать. Я простой кочегар, нанялся на ваше судно в Африке. Вот и все.

— А как вы очутились в Африке? — вдруг спросил Роберт Брун. — Из Латвии пробраться в Африку довольно сложно.

Антон ответил не сразу.

— Что тут сложного? Ушел в Англию на латышском судне. В Лондоне пересел на английское. Потом застрял в Африке. Но долго ли просидишь на берегу без денег? Остальное сами знаете.

— Да, знаю, — сказал капитан, хотя Антон был уверен, что Роберт Брун ничего о нем не знает. Ни имени его, ни фамилии, не говоря уже о том, когда и где Антон был принят в команду «Нордкапа». Подобными делами занимался покойный штурман Паул Мунк. За все эти пять рейсов капитан ни разу не удостоил кочегарку своим посещением.

Роберт Брун в эту минуту, видимо, думал о том же. Извинившись, он признался, что забыл, как зовут его спутника.

— Зовите меня просто Антоном, — ответил тот. — Моей фамилии вам все равно не запомнить. У латышей они замысловаты и труднопроизносимы. Антон — коротко и ясно...

— Отлично, Антон, — сказал капитан. — А как меня звать, знаете?

— Роберт Брун, — ответил Антон и добавил: — господин Брун...

— Оставьте церемонии. Здесь они ни к чему. Не так ли? Зовите по имени. Просто — Роберт.

— Роберт?

— Так проще и по-дружески. Здесь я не капитан. Здесь мы с вами равны. И если нам будет суждено спастись, вы мне останетесь другом на всю жизнь. Я ведь вам обязан жизнью, не так ли?

Антон не ответил. Он чувствовал, что капитан говорит от души. Антону стало грустно оттого, что он должен таиться. Но что делать, время для откровенности еще не пришло. Может, дружеские излияния капитана стоят не больше, чем эффектная история, которую он сочинил на тот случай, если их подберут фашисты. Жизнь научила Антона раньше времени не раскрывать свою душу и сердце, поскольку это зачастую связано с неприятными сюрпризами. Так случилось после побега из Испании. Их держали в концентрационном лагере в Алжире, неподалеку от Орана. К ним. подослали провокаторов, которые старались вызвать заключенных на откровенность. На удочку одного из них и попался Антон. Только новый побег спас его от каторжных работ на строительстве дороги в пустыне, что означало верную смерть.

Да, они с Робертом Бруном разные люди, из двух разных миров. У них не могло быть общего пути.

В океанах бывают холодные и теплые течения, которые иной раз текут совсем рядом, но никогда не сливаются. Они с Робертом Бруном похожи на такие течения. Сольются ли когда-нибудь два человеческих потока в одну волю, в одно стремление? Зависело это от Роберта Бруна и, пожалуй, от времени, потому что, человек не может измениться сразу. А сколько времени оставалось в их распоряжении, этого никто не знал. Может, завтра же эти потоки исчезнут в безбрежном океане.

— Ступайте отдохните, — сказал Брун, по привычке бросив «ступайте», словно он зашел в рубку сменить штурмана. Здесь это означало немного расслабить мускулы и, всем телом навалившись на обломок, забыться тяжелым, кошмарным сном.

— Привяжитесь ремнем к доске, — посоветовал капитан. — Как это я раньше не догадался!

Антон снял ремень, опоясал им обломок, застегнул пряжку, просунул под нее руку и лег на спину. Действительно, так было легче. Волны баюкали Антона, как нежные, заботливые материнские руки. И он вспомнил свою мать, которую не видел уже много лет. Как-то ей живется в маленьком городке на берегу Гауи? Отец умер, она одна в своем домике на окраине среди огородов, дюжины яблонь и старой груши, весной сплошь усыпанной цветами, осенью сгибавшейся под тяжестью плодов. «Мама, милая мама, — думал Антон. — Не суди меня слишком строго за то, что не послушался тебя и, покинув тихий городок, бросился в бурлящий водоворот мировых событий. Я не мог иначе. Моя совесть, мои убеждения заставили выбрать этот путь, и потому я покинул тебя, потому я выбрал жизнь другую, чем ты сулила мне, куда более тревожную и горькую, а потому и прекрасную. Навряд ли ты поймешь это, и все же не сердись, мама. Я знаю, ты любишь меня, может, еще больше, чем прежде...»

Отогнав прочь раздумья, Антон, наконец, задремал. На рассвете над ним прошлась огромная волна. Он перевернулся на живот и долго отплевывался, жадно глоТая воздух. Капитан, одной рукой обхватив доску, упрямо продолжал грести. Лицо его стало землистым, черты в неярком утреннем свете казались резче, а глаза лихорадочно. блестели.

— Ночью проходило какое-то судно, — сообщил он. — Примерно в миле от нас. Ты не слышал, как я кричал?

— Нет, не слышал, — ответил Антон. — А чей был корабль?

— Наверное, союзников, — ответил капитан. — Видел только силуэт.

— Военный?

— Транспортник. Шел нашим курсом. Только на север. Скорее всего в какой-нибудь порт. Ирландского моря. Самый надежный путь. Ла-Манш закрыт.

— Надежный? — переспросил Антон.

— Еще бы! — невозмутимо отозвался капитан. — Если судно пускают на дно после пяти удачных рейсов, то это небольшая потеря для военных лет.

— А люди?

— Люди погибают и на фронте. Кроме того, моряки получают значительно больше денег, чем в мирное время. Если нас подберут союзники и мы вернемся в Англию, вы разбогатеете. Вам причитается не только зарплата, но еще особое вознаграждение, довольно кругленькая сумма. Несколько месяцев сможете жить припеваючи.

— Господин капитан, — произнес Антон, забыв о вчерашнем уговоре называть друг друга по именам, — не знаю, известно ли вам, но я уже несколько месяцев не получал ни шиллинга.

— Но аванс-то получили?

— Аванс! — воскликнул Антон. — Эти жалкие гроши!

— Поймите же, — начал объяснять капитан, — если б мы платили сразу, тогда матросов пришлось бы держать на цепи. Куда проще принудить выполнять свой гражданский долг, удерживая их жалованье. Иначе были бы хаос, анархия. Посмотрите, Антон! — неожиданно воскликнул капитан. — Поднимается туман. Будет дождь.

Действительно, море курилось.

— Воздух холоднее воды Гольфстрима, — сказал капитан, — потому образуется туман. Сегодня обязательно будет дождь.

— Вот было бы здорово!

— У вас есть жена? — ни с того ни с сего спросил капитан.

— Я холостяк, — ответил Антон.

— А сколько вам лет?

— Тридцать семь.

— Давно пора жениться. На морской службе холостяки распускаются. Они готовы пойти с первой попавшейся женщиной.

Антон рассердился.

— А по-моему, гораздо хуже пойти с первой попавшейся, имея дома жену.

— Как сказать, — возразил капитан. — У такого человека в сердце живет любовь. Он идет к другой лишь потому, что жена далеко. А это менее безнравственно.

— На мой взгляд, это во много раз безнравственней. Так вы принадлежите к последним?

— Я? — переспросил капитан и усмехнулся. — У меня дома чудесная жена и трое малышей. Я без ума от них и потому так рвусь домой. Для меня безразлично, кто будет править — Гитлер или Муссолини, — но я, конечно, предпочитаю жить в Норвегии.

— А для меня не безразлично, — сказал Антон.

— Это потому, что у вас нет семьи.

— Я оставил в Латвии мать.

— Мать! — недовольно буркнул капитан. — Некоторые матери похожи на кошек. Наплодят детей и бросят их на произвол судьбы.

— Ваша мать похожа на кошку?

— Пожалуй, — сказал капитан, энергично качнув взлохмаченной головой. — Я из Хаммерфеста, как и Паул Мунк. У него отец был простым рыбаком, а сам он, как видите, выбился в штурманы. Я же родился в семье рыботорговца. Отец мой был весельчак, мать суровая, строгая. Весь дом держала в руках. И когда я вздумал ее ослушаться — отказался стать торговцем, — она меня выставила из родного дома. Я тут же поступил в мореходную школу, отец тайком поддерживал меня деньгами и советами. Так я стал капитаном, а потом — судовладельцем.

— Ну, а теперь ваши семейные отношения наладились?

Капитан усмехнулся.

— Какое там наладились! Особенно с матерью.

— М-да, — задумчиво произнес Антон Вейш. — И все же она не похожа на кошку. Ведь она заботилась о вас.

— Заботилась! — процедил сквозь зубы капитан, и тут Антон понял, от кого Роберт Брун унаследовал властный, суровый характер. — Послушайся я ее тогда — остался бы на всю жизнь вонючим рыботорговцем. По сей день после удачных сделок распивал бы с рыбаками магарычи в каких-нибудь паршивых кабачках. Вас прельстила бы такая жизнь?

— Конечно, нет! Но уверяю вас, сейчас даже в паршивом кабачке вы бы себя чувствовали несравненно лучше.

— Что верно, то верно, — улыбнувшись, согласился Брун. — Сейчас бы продавал свою рыбу отощавшим немцам и жил, не зная забот. Хотя, по правде сказать, немцы мне никогда не нравились. Вот уж настоящие разбойники. Неужели им мало целой Европы? Так нет, и Норвегию проглотили.

— И Латвию, — добавил Антон.

— По-моему, Латвию проглотил Советский Союз.

— Советский Союз помог освободить ее, а проглотили ее немцы.

— Возможно, — пожал плечами Брун. — Никогда не интересовался политикой. С меня хватало мореходства и бизнеса.

— Значит, вам все равно, кому служить.

— Конечно. И все равно, в какой валюте мне платят. Лишь бы платили. Но делать деньги куда приятней, когда ты сам себе хозяин. В этом целый ряд преимуществ. А что теперь? Теперь в Норвегии всем распоряжаются немцы. Я-то, надеюсь, и при Гитлере не пропаду. Но это все не то, милый Антон. Скажите, вам сколько лет?

— Я уже говорил, тридцать семь.

— Не так уж много! — воскликнул капитан. — Если хотите, я помогу вам выйти в люди.

Сейчас это звучало довольно забавно. Антон усмехнулся.

— Вы не смейтесь! Если только выберемся на берег, обещаю взять вас с собой в Норвегию. Там вы кончите мореходное училище, станете старшим механиком на моем корабле. Вы человек отважный, мне нравятся такие. А кроме того, я перед вами в долгу.

— Ерунда, забудьте об этом, — спокойно ответил Антон.

— Нет, нет! — возразил капитан. — Вам я обязан жизнью. И я непременно устрою вас в мореходное училище, оплачу издержки. А когда начнете работать, постепенно расплатитесь. Согласны?

Антон скривил губы в улыбку. Что ему ответить? Для Бруна это предел великодушия, и Антон был растроган. Смешно, конечно, строить планы на будущее, когда оба они, смертельно измученные, держатся за жалкий обломок. Уж не последний ли это разговор в их жизни?

— Что вы так долго думаете?

— Там будет видно, — уклончиво ответил Антон. — Еще неизвестно, кто нас подберет. А может, вообще не подберут.

— Вы думаете?

— Все может быть.

Давно начался новый день. В небе сверкало солнце — знойное, яркое солнце юга. На зеркальной глади моря, будто жучки, барахтались два человечка, почти не двигаясь с места. Они сами теперь не знали, где находятся — ближе к берегу или дальше от него. Их мучили голод и жажда. Во рту пересохло, и потому пришлось прекратить разговоры.

На востоке, где скрывались горы Кантабрии, понемногу собирались тучи. Сначала они были прозрачны, белы, как пушистые головки одуванчиков, но постепенно сгущались, становились серыми. Неужели будет дождь? А если нет, сколько они смогут продержаться без воды? Может, до вечера, ну еще завтра. И кто из них дольше протянет — он, Антон Вейш, или Роберт Брун? Капитан был не из слабых, но он слишком много говорил и напрасно растрачивал силы, надеясь достичь испанского берега. Пожалуй, самое разумное ничего не делать, просто ждать...

Ничего не делать, ждать? Но не значит ли это опустить руки, подчиниться судьбе? Он не раз убеждался, что тот, кто опускает руки, гибнет скорее, чем тот, кто борется и не сдается. «Хорошо, что нас двое, — подумал он. — Вдвоем не так одиноко. И все-таки силы надо беречь; а потому пора прекратить грести — это бесполезно». Разве они борются с могучей стихией? Нет, они все время борются друг с другом. Они гребут каждый в свою сторону, иначе говоря, стоят на месте. И Антон стал уговаривать капитана остановиться, беречь свои силы, берег слишком далеко, им до него не добраться.

Капитан согласился с его доводами и перестал грести. Они поудобней улеглись на своем обломке и воспаленными от бессонницы и усталости глазами смотрели на плывущие с востока облака.

— Будет дождь, — после долгого молчания заговорил капитан. — Видите, облака сгущаются.

Антон не ответил, он оглядывал небо. На горизонте, словно огромный дельфин с поднятыми плавниками, лежало темное облако. Оно предвещало грозу, в этом не могло быть сомнений. Но куда оно двигалось? Может, к берегу, на восток? Ветер дул с моря. Неужели пройдет стороной? Потом Антон вспомнил, что грозовые тучи обычно идут против ветра, и это его успокоило. Он лег на спину, просунув руку под ремень, обвязанный вокруг доски, и не отрываясь смотрел на темное облако. Скоро Антон убедился, что оно растет и набирает высоту. Плавники дельфина еще больше вытянулись. Только бы дождь не хлынул раньше, чем облако дойдет до них!

Послышались первые глухие раскаты грома, они быстро нарастали, становились все отчетливей и громче.

— Что я вам говорил! — воскликнул капитан. — Будет дождь!

— Будет, — сказал Антон. Во рту было сухо, каждое слово стоило усилий. — Будет дождь, — выдавил он и замолчал. Взгляд неотступно следил за темным облаком-дельфином. Теперь его плавники начинали застилать и солнце. На мгновение ветер, казалось, замер, потом подул с берега в море, как раз в том направлении, куда плыло темное облако. Ветер крепчал, волны росли на глазах. Кое-где замелькали вспененные гребешки.

— Ничего, ничего, — успокаивал капитан. — Ливень прибьет волну. — Не выпуская из рук края доски, он подплыл поближе к Антону и сказал: — Приготовь свой берет, сейчас польет.

Антон снял берет и сполоснул его. Темно-синий фетр насквозь пропитался по́том у горячей корабельной топки и теперь от соленой воды стал твердым, как кожа. «Это хорошо, — подумал Антон, — не будет протекать. Только бы скорей пошел дождь! Как я буду пить! Выпью целых три, нет — четыре, даже пять беретов». Утолив жажду, они на время забудут о голоде и, пожалуй, почувствуют себя вполне счастливыми. Счастливыми!

Упали первые крупные капли. Почерневшее облако метнуло молнию, другую... Их изломанные стрелы, словно гарпуны, вонзались во взбаламученную поверхность океана. Над обломком прокатились оглушительные раскаты грома. Хлынул дождь. Просунув руку под ремень, Антон лежал на спине, старательно держа перед собой берет, в котором понемногу скапливалась дождевая вода. Когда там собралось изрядное количество, Антон протянул берет капитану.

— Нет, сначала ты, — прошептал капитан, облизывая мокрую ладонь. — Я так... Сначала сам напейся...

— Не ломайся, пей! — сердито прикрикнул Антон, и капитан, выхватив у него берет, стал пить жадно, большими, булькающими глотками. Поперхнулся, закашлялся и возвратил берет Антону.

— Теперь ты!

Антон взял берет. Он пил, не испытывая наслаждения, не чувствуя живительной прохлады свежей воды. Просто заглатывал ее торопливыми, мелкими глотками, чтобы поскорей опорожнить и снова наполнить берет драгоценной влагой.

Небо содрогалось от раскатов, молнии беспрерывно хлестали морскую поверхность, а эти двое посреди бушующих волн чувствовали себя вполне счастливыми. Снова разгоралась угасшая было надежда на спасение, и это придавало им бодрости. «Если сегодня или завтра нас подберут, мы спасены», — думал Антон, опять собирая в берет дождевую воду. Только не опускать руки, только не сдаваться...

Они пили по очереди, отдыхали и снова пили. От мягкой дождевой воды начинало поташнивать, но они продолжали пить, как верблюды перед выходом в безводную пустыню.

— Жаль, что нельзя оставить про запас, — сказал капитан.

— Некуда налить.

— У меня есть кошелек, может, в него?

Антон усмехнулся.

— Напрасно смеешься. Он из резины. Настоящий морской кошелек. Водонепроницаемый.

— Покажи! — сказал Антон, все еще держа перед собой берет. — И поскорей, пока дождь не кончился!

Капитан вытащил из кармана длинный пухлый кощель, похожий на резиновый чулок. Конец его был туго перевязан, и капитан изрядно повозился, пока распутал разбухшую тесемку.

— Скорей освободи! — сказал Антон. В берете накопилось довольно много воды. — Скорей!

— В нем деньги. Куда я их дену?

— Клади в карман!

— Размокнут.

— Брось в море!

— С ума сошел! Что делать на берегу без денег!

— Все равно, прячь в карман!

Это были плотно перевязанные пачки английских фунтов. Одну за другой капитан вынимал из кошелька и рассовывал их по карманам.

— Если некуда класть, давай мне, — предложил Антон.

— Ничего, карманов много, — отозвался капитан. — Потом высушим, разгладим, ничего с ними не будет, — успокаивал он сам себя.

Кошелек был примерно с бутылку. Антон наполнил его до краев и осторожно протянул капитану. Тот крепко завязал и вернул обратно.

— Бери ты, у меня все карманы забиты.

Они больше не пили из берета, а, подставив под капли пригоршни, слизывали с них влагу. Темное облако постепенно отдалялось, дождь затихал. Океан еще сильнее забурлил, заволновался. Приходилось крепко держаться за обломок.

— С каким удовольствием я сидел бы сейчас в капитанской каюте за стаканчиком виски, — сказал Роберт Брун. Напившись дождевой воды, он заметно воспрянул духом. И Антон себя чувствовал гораздо лучше, потому отшутился:

— А я не променял бы свежий воздух на духоту и пыль кочегарки.

— Да, у вас, у черных, адски трудная работа, — проворчал капитан. — Ничего, Антон, я тебя выведу в люди. Ты станешь таким же, как я.

— Уж это едва ли, — отозвался Антон.

— А вот увидишь — возразил капитан. — У тебя будет совсем другая жизнь, мы с тобой станем друзьями...

Антон решил, что настало время открыться:

— Я бы не хотел попасть к фашистам. Я их ненавижу.

— Ничего, человек ко всему привыкает.

— Дело не в привычке. У меня иные взгляды. Я антифашист.

— Антифашист? — переспросил капитан. — Но я ведь тоже антифашист. Мне они тоже не нравятся. Но вдруг они победят? Что тогда будешь делать? Полетишь на Луну?

— Я бы и тогда с ними боролся. Но они не победят. Они побеждают только тех, кто не борется. Разве норвежцы боролись?

— Кое-кто боролся, — возразил капитан.

— Кое-кто! — с насмешкой воскликнул Антон. — Потому-то Бельгия не смогла устоять, Франция пала в течение двух недель. Голландия сдалась, Дания сдалась, Норвегия сдалась...

— Наш народ миролюбив, — оправдывался капитан. — Мы не умеем воевать.

— Сдались и те, кто умеет. Югославы и греки — хорошие вояки, но им тоже пришлось сложить оружие.

— Ну а Великобритания?

— Английский лев рычит — и только. Разве можно победить одними угрозами? Лишь Советский Союз...

— Он тоже разбит, — вставил капитан. — Немцы дошли до Кавказа, Ленинград в окружении. Пропащее дело!

— Нет, их не сломить, вот увидишь, они не сдадутся, — все больше горячась, говорил Антон. Надежда на спасение была слишком слабой, и он решил высказаться до конца. — И если вообще кто-нибудь сумеет разбить фашистов, так это Советский Союз. Там живут несгибаемые люди.

— Видимо, ты не читаешь газет, не слушаешь радио, — опять возразил капитан. — Они миллионами сдаются в плен, миллионами погибают.

— Они попадают в плен и погибают в борьбе. Это совсем другое дело. И потому они победят.

— От этого мир ничего не выиграет. Если они победят, все полетит к чертям.

— Почему?

— Ты что, не знаешь коммунистов? Они навязывают людям свой строй, свой образ жизни. Хоть ты мне и друг, но я бы не хотел, чтобы ты спал под одним одеялом с моей женой и чтобы все мы хлебали из одной миски.

Антон от души рассмеялся.

— Чего ты смеешься? — рассердился капитан. — Коммунисты так и делают.

— Кто тебе сказал?

— От многих слышал. У моей матери была знакомая эмигрантка из России.

— А я слышал, будто на Западе, в том числе и в твоей Норвегии, капиталисты на завтрак сосут у рабочих кровь.

— Какая чушь!

— Почему же ты веришь россказням твоей эмигрантки о коммунистах? — спросил Антон. — А что касается навязывания своего строя и образа жизни, ты тоже ошибаешься. Коммунисты этим никогда не занимались. У них своя большая, богатая земля, зачем им отторгать чужие земли, как это делают гитлеровцы. Коммунисты считают, что каждый народ вправе сам решить свою судьбу. Так что норвежцы после войны будут жить так, как сами захотят.

— Это было бы неплохо, — произнес капитан. — У немцев железная хватка, они не позволят нам жить как хотим.

— Не сомневаюсь.

Помолчав, капитан продолжал:

— В таком случае у меня к тебе такой вопрос. Где, по-твоему, лучше переждать войну — у союзников или у них, у нацистов?

— Я думаю, у союзников.

— Тогда надо грести в обратную сторону, — сказал капитан. — В Испании мы попадем к фашистам.

— Конечно! — согласился Антон.

— М-да, — произнес капитан. — Жизнь сложная штука. А у тебя светлая голова, Антон. Из тебя со временем выйдет отличный штурман. Если все будет так, как ты говоришь, я покрою все расходы на обучение. Тебе не придется ничего выплачивать мне. Только бы нас подобрали союзники! Только бы нам продержаться! Страшно хочется есть. Чем бы хоть немного заглушить голод?

— Чем же тут его заглушить?

— Может, попробовать медузу, — рассуждал капитан. — Самое главное теперь — сохранить силы.

— А потому перестанем грести.

— Думаешь, тогда мы будем стоять на месте? — усмехнулся капитан. — Гольфстрим унесет нас в Бискайский залив, оттуда попадем к берегам Франции, а это конец.

— Так долго нам все равно не продержаться, — сказал Антон. — Давай перестанем грести. Может, все-таки...

Пополудни ветер затих, волны уменьшились. Антон увидел неподалеку океанских медуз. Они казались очень красивыми — большие прозрачные цветы с радужными венчиками. Антон почувствовал, как у него задвигались челюсти. Ему приходилось слышать, что на востоке медуз употребляют в пищу, приготовляя их каким-то особым способом. Но сырыми... «А может, и сырые медузы вполне съедобны», — подумал Антон и глазами указал на них капитану.

— Вот наше спасение! — с радостью воскликнул капитан и продолжал с иронией: — Теперь у нас есть все, что нужно, — запасы воды и провиант. А это значит, мы продержимся еще пару дней.

Но выловить медузу было не так-то легко. Скользкий студень выскальзывал из рук, обжигая ладони.

— Черт побери! — ругался капитан. — Знаешь что? Постарайся изловить их беретом.

Медуз было множество. Они легонько покачивались на волнах, то поднимаясь на поверхность, то уходя в глубину. Можно было подумать, что они решили порезвиться.

— Ну и ну, — сказал Антон, снимая берет. — Шпарят, как крапива. Все нутро сожжет.

— Лови, не рассуждай! — возразил капитан. — Слава господу богу, что такую пищу послал. Твоим беретом рыбы не поймать.

— А ты веришь в бога?

— Все-таки лучше верить, чем не верить. Даже если его нет — ничего не потеряешь. А вдруг он есть?

— Тогда гореть тебе в аду, — усмехнулся Антон. — Ты не представляешь, сколько раз тебя проклинали.

Капитан поглядел на него.

— Кто же меня проклинал?

— Твои матросы, черные черти, — полушутя-полусерьезно отозвался Антон.

— Черные черти? — процедил сквозь зубы капитан. — Этот народец весь мир готов проклясть. Хорошо, что их проклятья стоят не больше, чем прошлогодний снег.

Антону наконец удалось загнать в берет большую медузу. Как только стекла вода, прекрасный цветок превратился в студенистую бесформенную массу. При мысли о том, что придется есть этот жалящий студень, к горлу подступил комок. Антон протянул капитану свой берет.

— Бери ты, Роберт!

Капитан принял берет. Как ни был он голоден, гримаса на его лице говорила, что и он испытывает омерзение при виде живого студня. Мотнув головой, как будто стараясь побороть чувство отвращения, он с трудом оторвал кусочек студенистой массы и, зажмурив глаза, положил его в рот. Но тут же выплюнул и сказал:

— Гадость! Может, сполоснуть пресной водой?

— Ну нет! — возразил Антон, взглянув на резиновый мешочек, привязанный к доске. — Воду трогать не будем.

— Тогда ты попробуй, — сказал капитан, возвращая Антону берет.

Антон сунул в рот кусочек медузы и ощутил соленый жгучий привкус. Он сделал над собой усилие, но проглотить так и не смог — выплюнул.

— Попытайся еще раз, — настаивал капитан. — Закрой глаза и забудь, что это медуза. Представь себе, что тебя угощают желе. Скверно приготовленным желе, похожим на медузу.

— Ешь сам свое желе! — сказал Антони возвратил берет капитану. — Пожалуй, и воды тебе дам сполоснуть. Может, тогда переваришь.

— Не стоит, — отозвался капитан и, переборов себя, снова сунул в рот кусок медузы.

Лицо страдальчески исказилось, и, глядя на него, Антон подумал, что, наверное, так должен был выглядеть распятый Христос. «Нет, не притронусь к этой гадости, — решил он про себя. — Лучше потерпеть. Только в самом крайнем случае...»

Капитан съел добрую половину медузы, остальное выбросил в море. Возвращая Антону берет, он сказал:

— Поймай себе свежую. Попробуй, ничего страшного.

Антон сполоснул в воде свой берет и опять надел его.

— Не хочется, может, потом...

— Поешь, тебе говорят, — набросился на него капитан. — Медузы уплывут. Они плавают стаями. И как только съедят весь планктон, переберутся в другое место. Так что ешь, пока они тут.

— Не хочу. Не так уж я голоден. Придет время, я черта с рогами проглочу.

— Как знаешь, — ответил капитан. — Как бы тебе не пришлось пожалеть.

Потом они лежали на спине и молча смотрели в небо. Облака постепенно уплывали за горизонт, предвечернее солнце нещадно палило. Морская вода была теплее парного молока, а цветом напоминала сочный, зеленый луг. «Сколько нам еще качаться на волнах? — думал Антон. — Неужели здесь так и не появится ни один корабль? Надо вести наблюдение, как на фронте. Мы слишком увлеклись разговорами, забыв о горизонте, где в любую минуту может показаться судно». И Антон предложил, чтобы каждый наблюдал за своей стороной.

— Верно, верно, — подхватил капитан. — Но как обратить на себя внимание?

— Сними рубашку! Один из нас ляжет на доску и будет махать рубашкой.

— Лучше ты сними, — сказал капитан. — Тебе проще.

— У меня нет рубашки, — ответил Антон.

— Как нет рубашки? — удивился капитан.

— Ты что, не знаешь? Кочегары работают в одних робах. Скидывай мундир, давай рубашку!

Капитан нехотя снял мундир и передал его Антену со словами:

— На, подержи, только смотри, как бы деньги не выпали!

Он снял сорочку — она была сравнительно чистая — и снова напялил размокший мундир. Без привычной белой сорочки и черного галстука с жемчужиной капитан был похож на вымокшего под дождем петуха. Из-под нижней рубашки проглядывала поросшая густым золотистым волосом грудь. Глядя на него, Антон чуть не рассмеялся. Роберт Брун осторожно проверил свои карманы, набитые пухлыми пачками английских фунтов, и с облегчением заметил:

— А так даже лучше. Давно надо было снять эту рубашку.

— Так снимай и мундир. Без него будет еще лучше.

— Боюсь, деньги потеряю.

— Привяжем к доске. Никуда он не денется.

— Ничего, ничего, я потерплю, — сказал капитан и шутя добавил: — Никогда не думал, что деньги могут быть такой обузой.

Как только солнце затонуло в океане, сразу посвежело. На волнистый простор быстро опускалась темнота. Ночь обещала быть темной — настоящая южная ночь. Глядя на звезды, капитан тихонько поругивался.

— Черт его знает, где мы сейчас! И как убить эту длинную ночь?

— Давай дежурить по очереди, — предложил Антон.

— А по-моему, можем преспокойно отдыхать, — сказал капитан. — В такую темень мы не увидим корабля, а нас и подавно. Лучше отдохнем. Черт побери, вторые сутки на волнах! После этих медуз расстроился желудок.

— Не надо было есть.

— Надо, Антон. Тут ничего не поделаешь. Иначе нам крышка. На завтрак и тебя заставлю отведать.

Антон поморщился, а капитан продолжал:

— Только в этом наше спасение. Жареную рыбу в оливковом масле нам никто не подаст. И морская капуста здесь не растет. Остается одно — медузы. Конечно, как нельзя более кстати были бы устрицы, но где же их взять? Поблизости ни единого острова. А что, я бы не прочь заделаться Робинзоном, ты был бы моим Пятницей. Мы бы там переждали. А тогда... Впрочем, что говорить, надо довольствоваться тем, что бог послал.

Антону нравились оптимизм и веселость капитана. Кто мог подумать, что этот долговязый человек с водянистыми глазами обладает такой несгибаемой волей и жаждой жизни? Это открытие ободрило Антона. Теперь они оба настроились на то, что их подберет какое-нибудь судно. Не могут они так бесцельно погибнуть! Надо стиснуть зубы и ждать. Надо беречь силы. Беречь, еще раз беречь. Ни одного лишнего движения, полный покой. А главное, сохранять присутствие духа и ясность рассудка.

— О чем думаешь? — спросил он капитана, не отрывая взгляда от звезд.

— О войне, — отозвался капитан. — Отчего это людям не живется в мире, отчего они вечно дерутся? Можешь мне объяснить?

— Конечно, хотя вопрос непростой, — ответил Антон. — Эту войну развязали фашисты. Они стремятся подчинить себе другие народы, чтобы жить за их счет.

— В Норвегии, — заметил капитан, — они могут поживиться только селедкой.

— И рабами, — добавил Антон. — Рабы им нужны больше, чем селедка.

— Норвежцы ни на кого еще не гнули спину, — не без гордости произнес капитан.

Губы Антона скривились в улыбке.

— Но теперь они гнут. И если ты попадешь к фашистам, тебе тоже придется гнуть на них спину. Им нужны рабы. Недаром они поют в своем гимне: «Deutschland, Deutschland über alles...»[3]

— Я не собираюсь быть их рабом. Мы должны вернуться к союзникам. Другого пути у нас нет, — сказал Роберт Брун.

Теперь не было смысла таиться от капитана. Пришло время говорить по душам.

— Если нас подберут союзники, — начал Антон, — обещай мне, Роберт, помочь вернуться на Родину. Обещаешь?

— Конечно, — не раздумывая, отозвался капитан. — Обещаю сделать все, что будет в моих силах. Но ведь Латвию захватили немцы.

— Я хочу вернуться в Советский Союз.

— Разве там твоя родина?

— Да, — ответил Антон. — Я воевал в Испании. Боролся с фашизмом, то же самое хочу делать и теперь. Ты мне поможешь?

— Конечно! Но как?

— В Советский Север ходят корабли.

— Совершенно верно — в Архангельск.

— Ты станешь капитаном одного из транспортных судов и возьмешь меня с собой.

— Хм, — протянул капитан. — Я начинаю склоняться к тому, что военную бурю спокойней переждать на суше.

— Я не могу. Понимаешь? Не могу сидеть сложа руки.

Антон считал излишним рассказывать все, что лежало на сердце. Да и можно ли выразить это словами? Навряд ли бы капитан его понял.

— Хорошо, Антон, — подумав, сказал капитан. — Клянусь, я сделаю все, что будет в моих силах. — И вдруг спросил: — А ты коммунист?

— Да, — ответил Антон, хотя никогда не держал в руках членской книжки. И добавил: — Коммунист по убеждению.

Капитан долго молчал. Ответ Антона, видимо, озадачил его. И не удивительно — разве могло ему прийти в голову, что на его корабле плавает коммунист? А может, он был не единственный в команде? И он, именно он спас ему жизнь, вовремя подоспел со своим обломком, а теперь они плывут вместе, говорят друг другу «ты», вместе глядят в глаза смерти. Антон чувствовал, что его признание ошеломило капитана. Но это продолжалось недолго. Роберт Брун натянуто усмехнулся и как бы про себя заметил:

— А вы настоящие черти. Куда вы только не пролезете!

Антон тоже усмехнулся. У него отлегло от сердца.

— Что поделаешь, уж такие мы.

— Я начинаю завидовать вам. Честное слово, не был бы я капитаном, стал бы коммунистом.

— Одно другому не мешает.

— Ты не агитируй! Мне и так хорошо. А ты уверен, что вы победите?

— Не сомневаюсь. Останусь я жив или нет, не знаю, но то, что мы победим, за это ручаюсь.

— Вы настоящие черти! — снова сказал капитан. — Только бы нас подобрали союзники! Не то...

— Не надо отчаиваться раньше времени. Давай поспим, друг, до утра.

— Что-то не хочется, — отозвался капитан и добавил: — Честное слово, вы настоящие черти.

Пристегнувшись ремнями к доске, они расслабили мускулы и, покачиваясь на волнах, пытались задремать. Но сон не приходил. Особенно беспокойной была ночь для капитана: жизнь задала ему сложный кроссворд. Заснул Роберт Брун лишь под утро, так и не заполнив многих клеточек этого кроссворда.

На рассвете третьего дня из молочной дымки на горизонте вынырнул темный силуэт корабля, и капитан закричал в восторге:

— Союзники!

С помощью капитана Антон Вейш взобрался на узкий обломок и принялся размахивать белой рубашкой. Они оба думали об одном и том же: только бы их заметили!