Новая жертва

Глава 45

К большому неудовольствию Миролду, Олаву решил пока не вызывать на допрос Филомену и Элену, и продолжал общаться с последней в неофициальной обстановке, в том числе и в доме Рибейру. Однажды во время такого свидания туда нагрянул Жука, причем в самый неподходящий момент — когда Элена и Олаву целовались в гостиной. Поцелуй был, в общем, безобидным — одно касание губ, и Элена сразу же отреагировала на появление Жуки, оцепенело застывшего у двери, — стала извиняться, пыталась что-то объяснить ему. Но Жука ведь шел сюда совсем за другим — надеялся, что у Элены было достаточно времени на раздумье и теперь она готова выйти за него замуж. Потому он и не стал выслушивать оправдания, а опрометью бросился прочь из ее дома.

Добравшись до машины, он дал волю своим чувствам, не стал сдерживать слезы, а затем поехал в пиццерию «Ла Мамма» и напился до такого состояния, что не смог самостоятельно передвигаться. Сандру и Улисс кое-как втащили его в одну из комнат, уложили в постель, и Ана всю ночь провела без сна, потому что Жуке то и дело становилось плохо.

Утром он смущенно поблагодарил ее за помощь и поковылял домой — работать в тот день на рынке ему было не по силам. Голова у него раскалывалась от боли, и сейчас Жуке больше всего на свете хотелось как следует отлежаться. Но войдя в дом, он увидел... Элену. Жозе и Нина уже знали, где провел ночь Жука однако не хотели говорить этого гостье и вели с ней пустячную, ничего не значащую беседу.

При виде Жуки Элена тотчас же бросилась к нему, стала умолять о прощении, говорить, что это было недоразумение. Жука же проследовал в свою комнату молча, даже не взглянув на нее. Совсем отчаявшись, она заплакала, и Жозе вызвался проводить ее до дома. Элена от его помощи не отказалась, а у Нины сразу же испортилось настроение — она не сомневалось, что Жозе просто пользуется случаем, чтобы повидать Ирену, и женское чутье не подвело ее. Всю дорогу до Морумби Зе Балашу думал только о том, как увидится с Иреной и что скажет ей при встрече.

Войдя в дом, Элена сразу же приказала Алсине приготовить кофе для гостя, а Ирену попросили развлечь его. Сама же, извинившись и пожаловавшись на головную боль, поспешила в спальню, где собиралась выплакаться без свидетелей. На вопрос Ирены: «Что случилось?» — молча кивнула в сторону Зе Балашу — дескать, он все объяснит.

Это был подарок судьбы! Остаться с Иреной наедине, пусть и ненадолго — да об этом можно было только мечтатьі Окрыленный такой удачей, Жозе заговорил в своей излюбленной витиевато-возвышенной манере:

— Элена и Жука мучаются от любви друг к другу, потому что не понимают самой сути этого благословенного чувства. Любовь — это дар небесный, это редкий цветок, который надо бережно выращивать, чтобы он раскрыл лепестки и явил взору свою первозданную, чистейшую и нежнейшую красоту...

Увлекшись столь высокопарной речью, Жозе вновь, как когда-то на ипподроме, ослабил над собой контроль, и руки его сами потянулись к возлюбленной. Крепко обняв Ирену, он поцеловал ее в губы со всей страстью, на какую только был способен.

Она замерла, на мгновение подчинившись его страсти, а затем в испуге отпрянула.

— Не смей больше никогда так делать, — вымолвила она глухо, но твердо. — Я люблю Диего!

— Прости. Прости меня, — тотчас же повинился Жозе. — Я потерял голову. Прости. Я ухожу. Прощай...

Он торопливо покинул гостиную, а вскоре туда вошел Лукас, и Ирена не сумела скрыть от него своего смятения.

— На тебе лица нет! Что случилось? — подступил к ней с расспросами Лукас.

— Ничего не случилось, — вынуждена была изворачиваться Ирена. —Тебе хорошо известно, отчего я маюсь: оттого, что ты не хочешь лечиться и распространяешь чудовищные слухи о нашей маме.

Лукас посмотрел на сестру с сочувствием и, пожалев ее, впервые попытался объяснить, почему он отказывается идти к врачу:

— Понимаешь, я боюсь! Боюсь восстановить в памяти то, что из нее стерлось. Почему-то я уверен, что где-то был и что-то делал, а потом все это забыл. Наверное, такой провал в памяти случился неспроста: мне кажется, я то ли видел что-то ужасное, то ли сам это делал.

В тот день, когда Филомена подтвердила свое согласие на продажу акций компании «Парадизу», Алфреду, как доверенное лицо Романы, позвонил ей и доложил о случившемся. Реакция Романы была молниеносной: она попросила передать Филомене, что она звонила и уже завтра будет в Бразилии.

Экстренный приезд сестры не на шутку встревожил Филомену: ей показалось подозрительным то, что Романа вздумала появиться здесь именно теперь, после крупной биржевой сделки.

— Только что я продала пятнадцать процентов своих акций, а раньше перевела еще пять на имя Марселу — как приданое Изабеллы, — объясняла она мужу суть своей тревоги. — Если теперь Романа станет показывать свой норов, то у меня не будет полного контроля над предприятием. А кроме того, ей очень не понравится, что часть ее денег я использовала... ну, скажем так, по своему усмотрению. Если уж Романа решила нагрянуть сюда внезапно, значит, она непременно потребует от нас полного финансового отчета. И ты подготовишь его! На это у тебя есть ночь и завтрашний день. Романа не должна узнать, куда уходили ее деньги!

— Но я только экономист, а не волшебник, — напомнил ей Элизеу. — Ты ставишь передо мной непосильную задачу.

—А я не могу доверить это деликатное дело никому кроме тебя, — развела руками Филомена. — Так что принимайся за работу!

В отличие от старшей сестры, Кармела обрадовалась предстоящему приезду Романы.

— Я соскучилась по ней, — сказала она Адалберту. — К тому же Романа всегда умела поставить Филомену на место.

— Надо постараться привлечь ее на нашу сторону, — сразу же сориентировался он в ситуации. Не дай бог, если эти две гадюки объединятся против нас с тобой.

Кармела ничего не ответила, лишь тяжело вздохнула: ей были противны всяческие интриги, на которых испокон веков держался клан Феррету. А с тех пор как фамильную эстафету подхватила ее собственная дочь, Кармеле и вовсе стало нечем дышать в этом ненавистном доме.

Изабелла же, наблюдая за матерью, поняла, что та в любой момент может сорваться и рассказать о ложной беременности Филомене или Адалберту. Все попытки вымолить у матери прощение были напрасными, отец тоже смотрел на Изабеллу с нескрываемым осуждением, и ей стало ясно, что он знает о ее тайне.

Злясь на мать за то, что та не сумела сдержать обещание, Изабелла решила отомстить ей, а заодно и отцу, оказавшемуся таким чистоплюем. Вернувшегося с работы Марселу она встретила со слезами на глазах и взмолилась:

— Помоги мне! Только ты сможешь это сделать! Мои родители ненавидят меня, презирают! Я больше не могу жить с ними под одной крышей! Уговори тетю Филомену, чтобы она выставила их из дома.

— Как?.. Как ты можешь?.. — растерялся от такой просьбы Марселу. — Кармела любит тебя!

— Она любила меня раньше, — согласилась Изабелла. — А теперь ненавидит! Они оба были против нашего брака. И сейчас, когда я потеряла ребенка, считают это Божьей карой. Говорят, Господь наказал нас за то, что мы обманывали тетю Франческу.

— Ужас какой-то! — возмутился Марселу. — Возможно, это было сказано сгоряча!

— Нет! Они всерьез так думают. Я не могу их видеть. Пусть убираются отсюда и живут хоть на улице! Мне все равно!

Ночь, проведенная у постели Жуки, еще больше расположила сердце Аны к этому человеку, ибо любовь, которую она в себе, наконец, осознала, теперь усиливалась жалостью. «Как же он страдает, бедняжка! — с болью думала Ана. — Видать, и вправду очень любит Элену, если способен переживать из-за нее такие страсти».

Подобные мысли конечно же угнетали Ану, не оставляя ей никаких надежд на будущее. Она почти смирилась с тем, что навсегда потеряла Жуку, и попыталась сосредоточить свое внимание на детях и на работе.

Однако и дети в последнее время доставляли ей не радость, а сплошные огорчения. Беспокойство о дальнейшей судьбе Сандру теперь стало для Аны постоянной неутихающей болью. Не меньшую тревогу вызывала в ней и Карина, слишком увлекшаяся профессией фотомодели. Ана боялась, как бы девочка не сбилась с пути истинного — ведь уже сейчас она возомнила себя писаной красавицей и решительно порвала с Тонику. Поначалу Ана не придавала этому большого значения, помня о том, сколько раз дочь ссорилась и вновь мирилась со своим женихом. Но совершенно случайно Ане довелось услышать разговор дочери с подругой: Патрисия обвиняла Карину в предательстве, утверждая, что та отбила у нее Клаудиу. Карина, разумеется, эта отрицала, но Патрисия ей не поверила и ушла из пиццерии с тяжелым сердцем.

Попытка вызвать дочь на откровенность Ане не удалась, и в отчаянье она бросилась за помощью к Тонику. Тот немного успокоил ее, сказав, что отнюдь не смирился с поражением и готов сделать все, чтобы вернуть любовь Карины.

— Мы тут с Патрисией решили объединить свои усилия. — признался он Ане. — Разыграем из себя влюбленных. Уверен, что Карине и Клаудиу это будет не безразлично — они станут ревновать. Я думаю, Карина меня по-прежнему любит, но ее сбивал с толку Клаудиу.

— Ну, дай тебе бог удачи! — благословила его невинную уловку Ана.

После разговора с Тонику ей стало немного легче однако, вернувшись домой, она увидела нечто ужасное: Жулиу тащил в постель Теку, а та отбивалась, говоря, что больше не верит ему.

При появлении Аны оба смутились. Тека обреченно вымолвила: «Теперь вы меня прогоните» — и выбежала из спальни, а Жулиу с довольно наглым видом стал уверять мать, что это была всего лишь шутка.

— Нет, я не вчера родилась, — сказала Ана, возмущенная поведением сына. — Признайся, ты совратил эту девушку?

— Да как тебе могло прийти такое в голову! — ответил Жулиу, но по его глазам Ана поняла, что попала в самую точку.

— Я не переживу такого позора! — закричала она, теряя самообладание. — Никогда не думала, что мой сын окажется подлецом.

Ее слова больно ударили по самолюбию Жулиу, и, хотя крыть ему было нечем, он с еще большим упорством стал защищаться.

В разгар этой ссоры неожиданно появился Жука и сразу же спросил, в чем провинился его сын. Ана попыталась уйти от прямого ответа, но Жулиу было уже все равно, что она скажет Жуке.

— Я ухожу от вас! Больше вы меня никогда не увидите! — крикнул он, выбегая из дома.

Бежать он собрался к Марселу, однако, оказавшись на улице, сообразил, что уже поздний вечер и вряд сейчас стоит появляться в доме Феррету. Тем не менее он пошел к особняку, в котором жил Марселу, и перемахнув через высокий забор, провел ночь в саду, под окнами отцовской спальни.

Утром, когда Марселу вышел из дома, Жулиу бросился к нему с мольбой:

— Папа, возьми меня к себе! Я больше не могу жить у матери! Вчера я ушел из дома навсегда!

— Ты... ночевал здесь? В саду? — изумился Марселу. — А мать знает, где ты?

— Нет.

— Сейчас же едем к ней! — решительно заявил Марселу. — Так нельзя поступать с матерью.

Жулиу ничего не оставалось, как повиноваться. Понурив голову, он нехотя поплелся к машине, и вдвоем с Марселу они поехали в пиццерию «Ла Мамма».

Романа приехала в Сан-Паулу ближе к вечеру, когда все семейство Феррету было дома. Приехала не одна, а с молодым любовником по имени Бруно, которого, как она выразилась, ей посчастливилось усыновить.

Из всех родственников, вышедших ее встречать, Романа особым вниманием отметила Марселу — крепко обняла его и поцеловала.

— Ну, здравствуй, сердцеед, старая любовь! — сказала она, прервав поцелуй и лукаво подмигнув смутившемуся Марселу.

Изабелла при этом скрипнула зубами от злости. А гостья тем временем довольно тепло поздоровалась с Кармелой, бросила общий привет остальным и наконец подошла к Филомене.

— Ты нисколько не изменила своему стилю, — сказала Романа с язвительной усмешкой. — Платья выбираешь будто для заупокойной службы. Этот цвет и фасон старят тебя по меньшей мере лет на десять. Здравствуй, дорогая!

Филомена молча проглотила оскорбление и распорядилась проводить гостей в отведенную для ним комнату.

Затем вся семья собралась на праздничный ужин, и тут выяснилось, что гостью не устраивает меню — она потребовала подать ей весьма экзотическое для здешних мест блюдо — икру с блинами. Икра в доме нашлась, а блины пришлось заказывать в ближайшем ресторане. Таким образом, ужин был на некоторое время отложен, но Романа использовала паузу для предъявления очередной порции требований: уступить гостям спальню Филомены, так как предложенная комната для них маловата, и утром — предоставить полный финансовый отчет по мясокомбинату.

Изабелла, видевшая Роману еще ребенком и плохо помнившая ее, была поражена тем, что властная и жесткая Филомена безропотно соглашалась выполнить любой каприз сестры. «Со мной бы у нее этот номер не прошел!» — подумала Изабелла, любезно улыбаясь Бруно, который весь вечер беззастенчиво оказывал ей усиленные знаки внимания. После ужина Романа отчитала его за это в привычной для себя манере:

— Не забывай, что блюда выбирает тот, кто платит. Твое меню — это я.

— А я никогда и не жаловался на это меню, дорогая, — обезоруживающе улыбнулся Бруно.

Изабелла тоже сделала выговор Марселу, когда они остались вдвоем:

— Так, значит, ты и с теткой Романой путался?

— Ну зачем так грубо? — попытался все свести к шутке Марселу. — Не путался я! Это было еще до того как я женился на Ческе... Мы с Романой любили друг друга...

— Подлец! Кот мартовский! — не сдержала гнева Изабелла.

— Но потом все прошло. Именно Романа представила меня Луиджи, первому мужу Франчески.

— Я убью тебя, если ты опять вздумаешь крутить любовь с Романой! — пригрозила Изабелла, но в ответ услышала клятвенные заверения в любви и верности.

На следующий день после завтрака Романа углубилась в подготовленный для нее финансовый отчет, но он ее не удовлетворил.

— Я хотела бы посмотреть бухгалтерские книги, — заявила она.

— Хорошо, посмотришь, — согласилась Филомена. — Только в понедельник. Сегодня суббота, в бухгалтерии выходной...

— Так это же замечательно, — перебила ее Романа. — Никто не будет нам мешать. Едем на комбинат немедленно!

— Едем, — обреченно молвила Филомена, понимая, что теперь ей вряд ли удастся избежать разоблачения.