Новая жертва

Глава 48

Олаву был озадачен. Ирена, этот Пинкертон в юбке, никак не могла успокоиться и подбрасывала ему все новые версии. Вчера она ему поведала без всяких сомнений, что Клебер убит, потому что именно он был последней жертвой в списке, а не сеньора Феррету. Олаву только посмеялся в ответ на это. Тогда Ирена пригрозила — если он не займется делом Клебера, ей самой придется сделать это. Олаву вздохнул и пообещал проверить обстоятельства этого странного несчастного случая.

Первым делом он решил навестить семью покойного. Ведь они с Сиднеем приятели, поэтому его визит не будет выглядеть официальным. Открыл ему сам Сидней. Они обнялись.

— Узнал о вашем горе. Даже не знаю, что сказать. Приношу свои соболезнования, — сказал Олаву, ободряюще похлопав друга по плечу.

Сидней познакомил его со своим семейством. Джеферсона Олаву встречал у Элены, Патрисию видел на рекламных плакатах. В комнату вошла бледная, измученная Фатима.

— Мама, это мой друг Олаву де Мелу. Он сейчас работает следователем в полиции, — представил его Сидней Фатиме.

Глаза Фатимы вдруг расширились от ужаса. Она отпрянула от Олаву, как от сатаны.

— Полицейский! — испуганно прошептала она и, потеряв сознание, упала на ковер.

Поднялся переполох. Сидней бережно уложил мать на диван, Патрисия побежала за лекарством. Этот обморок никому, кроме Олаву, не показался странным. Фатима не спала уже две ночи, измученная noxopoнами и своим горем. Вскоре ей стало лучше, и она заснула под присмотром дочери. А Сидней увел друга в свою комнату.

— Ты очень вовремя, Олаву. Я как раз собирался к тебе. Не знаю, с кем мне посоветоваться, — озабоченно говорил Сидней, угощая гостя кофе.

И он рассказал о странном отъезде отца, похожем на бегство. Клеберу ни с того ни с сего предложили работу в Рио, а на следующий день он упал в шахту лифта и разбился. Олаву попросил найти телефон и адрес этого друга Клебера из Рио.

— Но кому могла быть выгодна смерть моего отца, тихого, безвредного и домашнего человека? — недоумевал Сидней.

— Пока мы этого не знаем, — пожал плечами Олаву. — А тебе не кажется, что ваша мать напугана и как будто что-то скрывает? Ты не позволишь мне поговорить с ней?

Но Сидней решительно запротестовал: мать так плохо себя чувствует, что волновать ее сейчас он никому не позволит. Тем более он уверен, Фатима ничего не знает, иначе она бы давно рассказала о своих подозрениях детям. Сидней и представить себе не мог, что мать может что-то скрывать от него. Олаву пришлось смириться и отложить свое расследование. Самое главное сейчас — узнать, что же случилось с лифтом.

«А ведь девчонка оказалась права, — думал Олаву, садясь в машину. — И какая могла существовать связь между скромным бухгалтером, женой дипломата, преуспевающим юристом и миллионершей Франческой Феррету? Почему они вдруг очутились в одном списке и умерли один за другим?»

Не успела Соланж проводить своего «папашку» — так она называла Элизеу, — как к ней в номер нагрянула Романа. Именно Романа год назад познакомила в Италии своего зятя с хорошенькой танцовщицей из ночного клуба. И сделала это не без умысла.

Романа ничего не делала просто так, без заранее намеченного плана. Ей нужен был свой человек в доме сестры. С Элизеу они быстро сдружились. Настолько, что зять не скрывал от нее своего увлечения Соланж. А Романе было приятно сделать хотя бы маленькую гадость «любимой» сестрице. Но это было только начало. Она готовила Филомене новые сюрпризы.

— Вот что, киска, я заплатила тебе большие деньги не только за то, чтобы ты влюбила в себя Элизеу, — деловито заявила она Соланж, закуривая сигарету. — Пора приниматься за настоящую работу.

Соланж забеспокоилась. Романа любила время от времени припугнуть ее и обещала отправить обратно в Италию. Соланж не любила вспоминать свою прежнюю жизнь и не хотела возвращаться в прошлое. Но Романа порой требовала невозможного. На этот раз ей понадобилось несколько пустых бланков с подписью Элизеу.

— Но, Романа, ты же знаешь, как он хитер и осторожен! — взмолилась Соланж. — Он никогда ничего не подписывает, не читая.

— Это твои проблемы, — безжалостно отрезала Poмана. – Ты сексуальна, сообразительна. Элизеу влюблен в тебя. Если через неделю у меня не будет пустых бланков с его подписью, собирай вещички.

Даже солнечная, благодатная Италия без денег не рай, а каторга. Соланж танцевала ночи напролет в своем весьма сомнительном заведении, терпела приставания пьяных завсегдатаев, перебивалась на гроши. Она вспомнила все это и горько заплакала.

Изабелла просто умирала от тоски, когда мужа не было дома. А Марселу все дни проводил на комбинате, часто крадя у нее и вечера. Она ненавидела его работу. Бродила по дому, пыталась читать. Но чаще всего лежала у бассейна в обществе Бруно. Как только Романа уходила из дому — а у нее было много дел в городе, — Бруно тут же принимался ухаживать за хорошенькой племянницей «мамочки».

— Мы с тобой слеплены из одного теста, детка. Ты разве не замечаешь этого? — посмеивался он, нахально обнимая Изабеллу.

— Ничтожество, знай свое место! — сердито отталкивала его Изабелла.

Но Бруно нисколько не обижался и тут же начинал новую атаку. Изабелла презирала этого альфонса, но чувствовала, что он прав: у них было что-то общее, он видел ее насквозь. Именно поэтому их тянуло друг к другу, они часами сплетничали и весело болтали у бассейна. Однажды Бруно все же изловчился и сорвал с ее губ поцелуй в одном из пустынных коридоров их огромного дома. И тогда Изабелла испугалась. Испугалась самой себя. Того, что она от скуки и одиночества может наделать глупостей.

Изабелла решила круто изменить свою жизнь. Она не может позволить себе безделье и приятную негу праздности. Энергия кипела в ней. Теперь она каждый день ездила на комбинат. Вместе с Марселу обходила цеха, вникала во все тонкости дела. Любила поболтать с Розанжелой, новой секретаршей. Из этой простушки Изабелла хотела сделать новую подружку и наушницу. Девушка была очень удивлена, получив приказ докладывать жене шефа обо всех новостях и происшествиях на комбинате. В особенности Изабеллу интересовали дела на «Коста-Брава».

— Через три дня состоится торжественное открытие комбината «Коста-Брава», — простодушно сообщила Розанжела новость, которую узнала от Джеферсона — Ирена вручила всем своим друзьям приглашения на праздник.

— Вот как? Торжественное открытие! — в глазах Изабеллы вспыхнули зловещие огоньки.

Она бы полжизни отдала, чтобы этот комбинат вместе с Диего провалился в преисподню.

Вечером Изабелла с торжественным и решительным видом вошла в кабинет Филомены.

— Тетя, я решила работать на комбинате рядом с Марселу — изучаю все особенности нашего дела. Скоро я стану таким же прекрасным специалистом, как ты. И такой же сильной, хладнокровной и смелой.

— Браво! Скоро ты сумеешь занять мое место, — обрадовалась Филомена.

Но сначала Изабелле не терпелось отомстить Диего. Она знала, что тетка тоже ненавидит семейство Буено. Сначала они прекратили поставки мяса, а теперь вдобавок стали конкурентами. Филомена всегда жила по принципу — око за око, зуб за зуб? без жалости уничтожала врагов и соперников. Она давно размышляла как избавиться от «Коста-Брава», но при этом сохранить приличия и хорошую репутацию.

— Тетя, у меня есть план. Очень простой, но гениальный, — с видом заговорщицы сообщила Изабелла. – Через три дня у них торжественное открытие комбината. Оно с треском провалится. И после этого Диего уже не встанет на ноги. Даже деньги отца ему не помогут.

Филомена с трудом сдерживала волнение, пока племянница излагала ей план. В самом деле, должно получиться. Но что, если Изабеллу поймают на месте преступления? Тогда неизбежно последуют суд и огласка. На семью Феррету и без того свалилось немало позора и унижений.

— Я знаю, о чем ты думаешь, тетя, — угадала ее мысли Изабелла. — Не бойся, ты останешься в стороне. Одно дело — вредительство конкурента, другое — месть оскорбленной невесты. За это никого не сажают в тюрьму. Присяжные еще посочувствовали бы мне. Но все пройдет благополучно, я уверена.

После таких заверений Филомена окончательно решилась. Изабелла никогда ее не выдаст. Филомена с нежностью обняла племянницу. Милая девочка, она унаследовала ее ум, хватку, непримиримость к врагам. Вместе они сумеют проучить Буено и напомнить, что с Феррету ссориться опасно.

Но Марселу был начеку. После того как Изабелла явилась на свадьбу Аны и учинила там скандал, он ждал от женушки чего угодно, любых неприятных сюрпризов. С каждым днем он все сильнее любил Изабеллу, но это не мешало ему ясно видеть ее недостатки.

— Ты просто дьявол в женском, обольстительном, обличье, — говорил он ей с нежностью. — Но, к сожалению, твои козни могут принести беду не только твоим врагам, но и тебе самой.

Изабелле даже нравились эти сомнительные комплименты, и она весело хохотала и душила Mapceлу в объятиях. Она обожала опасность, риск и скандалы.

Марселу сразу заметил необычайную активной жены и насторожился. Она, такая лентяйка, все дни проводила на комбинате и постоянно о чем-то шушукалась с Розанжелой.

Прежде всего Марселу сурово допросил свою секретаршу. Розанжела еще больше удивилась, когда узнала, что отныне должна пересказывать шефу все разговоры с его женой. Странная семейка. Но Розанжела дорожила своим местом и решила, что с нее не убудет, если она будет сплетничать с Изабеллой, а потом уведомлять об этом шефа. Может, Марселу ее ревнует? Немудрено, она такая красотка, а он вдвое ее старше.

— Сеньора интересовалась комбинатом «Коста— Брава», там намечается праздник в честь открытия, — вдруг вспомнила Розанжела.

Эта информация показалась ей совсем невинной, ничуть не компрометирующей Изабеллу. Но сеньор Марселу очень заинтересовался и выспросил подробно, в каком часу начнется церемония.

Теперь Марселу был почти уверен, что Изабелла собирается появиться на празднике и каким-то образом испортить его. Он очень встревожился и долго размышлял о чем-то, сидя в своем кабинете. Вечером он тайком вручил Алфреду крупную сумму, намного превышающую его месячное жалованье, и тихо спросил:

— Ты понял, что тебе нужно делать?

— Вы можете рассчитывать на меня, сеньор Марселу, — с готовностью заверил дворецкий.

К Марселу он почему-то испытывал невольное уважение, чего нельзя было сказать о других обитателях этого дома. К тому же Алфреду любил выслеживать, вынюхивать, шпионить.

На другой день после похорон Клебера Улисс вернулся из Параны. Ана с нетерпением ждала его. Он кое-что узнал о сыне Китерии, но поиски, похоже, только начинались. Главное, он был уверен, что мальчик жив. По крайней мере, с ним все было в порядке два года назад. Улиссу не терпелось все рассказать Китерии.

Семья, которой она когда-то отдала сына, вскоре переехала из Бауру в Парану. Но на новом месте им еще больше не повезло. Они впали в нищету и заставляли приемыша просить милостыню.

— Вы знаете, что такое Парана? — спросил Улисс у женщин. Сам он впервые побывал на севере. — Там зимой холод, зуб на зуб не попадает. Особенно страдают бедняки. Они наливают в кастрюлю или жестянку спирт и жгут его, чтобы согреть хижину. И вот однажды барак, в котором жил твой сын, Китерия, загорелся.

— Улисс, мой мальчик сгорел? — вскричала Китерия.

Но Улисс ее успокоил. Он разговаривал с соседкой, которая сама вытащила ребенка из огня. Он не пострадал. Только на ягодицах остался небольшой след от ожога.

Китерия молча глотала слезы, сдерживая рыдания. Такая мать, как она, не заслуживает прощения. Отдала сына чужим людям, которые плохо с ним обращались, посылали на улицу клянчить у прохожих деньги. Сколько горя хлебнул ее мальчик! И где он сейчас? Почему Улисс смущенно на нее поглядывает, словно не решается сказать самое главное?

— Китерия, два года назад твой сын сбежал в Сан-Паулу. Он сел в грузовик, который ехал сюда, и больше о нем ничего не слышали, — грустно вздохнул Улисс.

Найти ребенка в таком огромном городе очень трудно. Но у них есть особые приметы мальчика — следы ожога. Ана с Улиссом утешали Китерию: надо терпеливо искать, обратиться за помощью в полицию. Никогда еще Китерии так не хотелось увидеть своего ребенка.

— Тетя, дайте мне, пожалуйста, нитку с иголкой. Я хочу пришить пуговицу, — попросил Аре, появившийся в комнате со своей рубашкой.

— Оставь, я сама пришью, — велела ему Китерия, вытирая слезы.

Ана давно заметила, как привязалась подруга к своему постояльцу. Всякий раз, когда Китерия с жалостью смотрела на Аре, она вспоминала своего сына. Когда она кормила его или стирала его одежду, то думала: может быть, сейчас кто-то по доброте душевной заботится о моем ребенке, кормит его или утешает добрым словом.