Новая семья: Гостевой брак, лоскутная семья и другие форматы отношений в современном мире

Бостонский брак

«Вика, Петербург. Мне 35, гетеро, но хорошо отношусь к любой другой ориентации, без консерватизма, детей нет, скорее ЧФ[184], домашних животных нет, не курю, ищу комнату в квартире с чудесными соседками. От отношений жду взаимоподдержки, возможность хорошей дружбы и заботы друг о друге — дополнительный бонус».

«Юля, Казань. 24 года, детей нет и не планирую, есть котик, работаю веб-дизайнером из дома. Мечтаю о сестринских отношениях с будущей соседкой, чтобы можно было поддержать друг друга, поговорить, вместе куда-то сходить, попить вечером чай с вкусняшками и посмотреть сериальчик…»

«Настя, 29 лет, Ростов. Есть дочка, ей три года, ищу сожительницу в отдельную комнату в трехкомнатной квартире, можно с ребенком, буду рада дружить, надеюсь на взаимопомощь в быту и не только, но с уважением личных границ».

У меня с недавних пор новое хобби: читать объявления в сообществе в социальной сети «ВКонтакте» под названием «Живи с подругой!»[185]. На мой взгляд, оно представляет весьма информативный срез сегодняшних ценностей и устремлений зумеров и миллениалов.

Это открытое сообщество существует с 2014 года, сейчас у него 22 000 подписчиков. Здесь ищут не просто соседок по квартире, а потенциальных подруг, с которыми можно разделить не только быт и ежедневные расходы, но и прочие тяготы и радости жизни. «Речь идет не о сексуальных отношениях, — говорится на странице сообщества, — а об экономической, психологической, социальной поддержке».

Понятие «компаньонки» — женщины, подолгу живущие вместе и не вступающие в брак, — уходит корнями в далекое прошлое. Его расцвет во второй половине XIX века совпал со всплеском активности движения за права женщин в разных странах: в США (особенно на Восточном побережье, в Новой Англии), Великобритании, России и других.

Феномен трепетной женской дружбы существовал веками. Западные исследователи называют это romantic или intimate friendship — романтическая или интимная дружба. Особенно популярна она была в XVII–XIX веках среди утонченных, образованных девушек из благородных семей. Подобные связи отличались исключительным эмоциональным накалом и преданностью. Девушки годами обменивались страстными письмами, посвящали друг другу стихи и клялись в вечной любви. Эротического и любого другого подтекста, который можно было бы счесть предосудительным, общество в ту пору в этом не находило. Американский историк Ричард Годбир, автор работы о платонической любви «Дружба, бьющая через край»[186], пишет, что до начала XX века далеко не всегда считалось, что «те, кто любит друг друга, должны хотеть заниматься сексом». С его точки зрения, интимная дружба отражала чувственность, свойственную культуре XVII–XIX столетий: даже после замужества многие девушки продолжали испытывать более сильные чувства к своим романтическим подругам, чем к супругу.

В 1870 году в США открылся Колледж Уэллсли — одно из первых американских учебных заведений для женщин[187]. Теперь они могли получать высшее образование и заниматься научными исследованиями. Однако и в этом передовом колледже действовало правило: после замужества девушка должна была прекратить обучение, оставить все свои академические амбиции и стать опорой для мужа, посвятив себя домашним обязанностям.

Альтернативой традиционному замужеству с его патриархальным укладом стал бостонский брак. Так с конца XIX века называли длительное сожительство двух (иногда больше) женщин, разделявших в первую очередь ценности и взгляды, а также финансовые расходы.

Подобные отношения детально описал в романе «Бостонцы» (1886) американский писатель Генри Джеймс — отсюда и название явления. Писателя вдохновил личный опыт: его сестра Эли Джеймс состояла именно в таких отношениях с близкой подругой. Романы с мужчинами у «новых женщин» — так они себя называли — тоже, разумеется, случались. Некоторые, как, например, главная героиня романа «Бостонцы», в итоге выходили замуж. Но большинство адептов бостонского брака все же не стремились создать традиционную семью. В первую очередь это касалось выпускниц высших учебных заведений.

Еще 150 лет назад выбор у женщин, не желавших следовать социальным условностям, был невелик. Бостонский брак был для образованной прослойки общества одной из немногих альтернатив супружеской жизни или унизительному статусу старой девы.

Почему бостонский брак оказался актуален и в начале XXI века? По мнению Екатерины Давыдовой, соосновательницы проекта «Живи с подругой!», многие молодые женщины по-прежнему находятся в экономически уязвимом положении, что в том числе может толкать их к раннему замужеству. Параллельно множатся нормы отношений, давая пространство альтернативам. Платоническое сожительство с другой женщиной — одна из таковых.

По данным онлайн-опроса, который администраторы сообщества провели среди своих подписчиц несколько лет назад, в числе основных причин в пользу жизни с подругой девушки указывали физическую, психологическую и эмоциональную безопасность женского союза, возможность экономить средства, а также осознанное стремление к партнерским отношениям именно с женщиной.

«Совместная жизнь с другой женщиной не накладывает каких-либо дополнительных ограничений, но дает ресурсы и поддержку, которые отсутствуют при одиночном существовании, — говорит соосновательница «Живи с подругой!» в интервью изданию «Афиша Daily»[188]. — В пространстве без мужчин снижаются риски домашнего насилия и всех негативных моментов, которые могут быть в гетеронормативных отношениях, когда обязанности и роли делятся в соответствии с гендером. В бостонском браке женщины обустраивают общий дом, зачастую имеют общий бюджет, то есть в целом это гораздо более высокий уровень вовлеченности и обязательств друг перед другом».

Елена Омельченко, профессор Департамента социологии, директор Центра молодежных исследований НИУ ВШЭ в Санкт-Петербурге, видит в женском сожительстве проявление одного из актуальных — в первую очередь для молодежи[189] — социальных трендов: «Люди находят друг друга по общим ценностям. Образуется много новых сообществ. Это специфический способ социализации, не предполагающий лишних обязательств. При этом более значимой ценностью становится дружба. Иногда она заменяет семью».

Средний возраст членов сообщества «Живи с подругой!» — 20–30 лет. Многие открыто заявляют о своих ценностях и приоритетах образа жизни — толерантности, веганстве и тому подобном. Но в сообщество обращаются и женщины за 60, которые не хотят стареть в одиночестве. Есть немало тех, кто недавно развелся, имеет детей и ищет лояльную компаньонку, которая находится в похожей жизненной ситуации.

«Мы стали меньше винить себя в том, что устаем и не хотим играть с детьми, потому что рядом есть такая же мама, которая поймет и поддержит», — признается 30-летняя Ирина, которая после рождения ребенка и последующего развода решилась съехаться с близкой подругой, которая столкнулась примерно с тем же. Женщина убеждена, что взаимопонимания и поддержки от подруги можно получить больше, чем от мужа: «Я чувствую, что могу передать ответственность и мне не надо будет 10 000 раз говорить: "Пожалуйста, выкини мусор". Человек сам заметит и позаботится обо мне. Это как раз то, чего ждешь от супруга. Это то, чего нам не хватало в браке и что есть в нашей дружбе, — заинтересованность друг в друге. Какой бы ни был сложный день, мы выпьем вместе чай, поговорим, обсудим планы. (…) А вообще семья — это не только люди, которые связаны кровью, но и люди, которые вкладываются в отношения».

У многих практикующих бостонский брак параллельно продолжаются отношения и с мужчинами, но делить жилплощадь и быт этим девушкам удобнее и легче с представительницами своего пола. «Мне кажется, что совместная жизнь с женщиной никак не мешает строить отношения с мужчиной, — рассказывает 34-летняя Надежда, которая съехалась с подругой вскоре после развода. У обеих были маленькие дочки примерно одного возраста. Решение жить вместе заметно облегчило обеим как быт, так и возможность устраивать личную жизнь. — Мы друг друга не ограничивали. Наоборот, это прекрасная возможность походить на свидания, если вам хочется. Ребенка есть с кем оставить, да и продлить конфетно-букетный период, не торопя события, получается лучше, если есть препятствие в виде подружки дома»[190].

Но даже в XXI веке отношение к платоническому сожительству двух женщин далеко не всегда ровное. У многих такие союзы вызывают неприятие или как минимум настороженность. «Всем кажется, что, когда ты живешь с подругой, вы либо лесбиянки, либо еще просто не встретили достойных мужчин. Многие уверены, что семья — это только папа, мама и ребенок. Но ведь каждый сам определяет, что это такое», — убеждена 31-летняя Анна. После начала пандемии она съехалась с подругой, с которой несколькими годами ранее познакомилась в одном из мамских чатов. У обеих женщин за плечами недавние разводы, а на руках — маленькие дети. Сожительство помогло девушкам пережить развод, а заодно и локдаун. Через какое-то время они разъехались, но не исключают, что когда-нибудь повторят этот опыт.

В западных странах, где опцию бостонского брака сейчас выбирает немало женщин разных возрастов, такой формат тоже пока готовы принять далеко не все. Особенно если это не временная опция, а постоянная история — как в случае британской писательницы Трейси Эмерсон, которая более 20 лет живет с близкой подругой, арт-дилером по имени Сьюзи. «Мы больше, чем друзья, но меньше, чем любовники, — рассказывает Эмерсон в своей статье в газете The Telegraph[191]. — Мы любим друг друга, но вступать в сексуальные отношения никогда не хотели».

Ни с одним из бойфрендов у женщин не было такой гармонии и взаимопонимания, как друг с другом.

В 28 лет Трейси переехала к подруге после очередного неудачного романа. За прошедшие годы у писательницы было немало длительных отношений с мужчинами, у ее напарницы тоже. Но ни одна связь не захватила женщин настолько, чтобы заставить их поменять жизнь. Им слишком комфортно вместе — ни с одним из бойфрендов у женщин не было такой гармонии и взаимопонимания. Но большинство из их окружения — и поклонники в том числе — считают этот союз довольно странным.

«Нас связывает глубокая платоническая любовь, но общество почему-то не хочет этого признавать, — жалуется Трейси Эмерсон. — Хотя эту опцию мы выбрали осознанно и, возможно, навсегда. Но подобная связь двух женщин не воспринимается как достойный и положительный формат».

При этом тесные, почти семейные отношения между близкими подругами давно популяризированы массовой культурой. В сериале «Секс в большом городе» четыре закадычные подруги бо́льшую часть времени обсуждают мужчин, при этом дружба в жизни девушек занимает точно не менее значимое место. Драматургия их отношений друг с другом столь же сложная и захватывающая, как и романы с противоположным полом. Главный герой сериала, Мистер Биг, в одном из финальных эпизодов говорит подругам Кэрри Брэдшоу: «Вы — ее главная любовь. Если мужчине повезет, он займет в этом списке четвертое место».

Дети по дружбе

«Что было бы, если бы в центре жизни была дружба, а не брак?» — под таким заголовком вышла статья журналистки и продюсера Рианны Коэн в американском журнале The Atlantic[192]. Речь в тексте идет о том, что дружба, причем в совершенно разных проявлениях, имеет гораздо больше шансов на долговечность, чем любовь.

В свое время я не раз задавалась вопросом, вынесенным в заголовок этой статьи. У меня на примете долгое время был такой «лучший друг». Мы были знакомы с юношеских лет. Я называю эту категорию друзей «друг-четыре-часа-утра». Таких людей в моей жизни несколько (и это, кстати, не родня, а именно близкие друзья, которых я именую выбранными родственниками). Я действительно могу позвонить им в четыре часа утра. И они точно возьмут трубку — это как минимум.

Мой друг брал трубку всегда — и, если требовалось, всегда был рядом. Поил меня с ложки, когда я болела, отвозил в аэропорт, чинил у мамы проводку, забирал с неудачных свиданий и терпеливо выслушивал очередную порцию историй о моих романтических похождениях. Сексуальное притяжение у нас тоже было, но не настолько сильное, чтобы броситься друг другу в объятия, рискуя чем-то намного более ценным — нашей дружбой. В какой-то момент, когда нам обоим перевалило за 30, мы заговорили о том, не стоит ли нам создать семью. Я не сомневалась, что мой лучший друг стал бы неплохим отцом. А он не раз признавался, что хотел бы, чтобы у его детей была такая мама, как я. Когда я представляла нас обоих на пенсии, с внуками, в отпуске (почему-то в Таиланде или где-то еще в теплой расслабленной Азии), всегда невольно улыбалась. У нас была взаимная симпатия, а отсутствие фейерверков и бабочек в животе оставляло пространство для рациональных переговоров на любые темы.

Но мне все-таки были нужны фейерверки.

Однако число тех, кто в жизненном проекте «семья и дети» готов отменить фейерверки в качестве обязательного пункта программы, постепенно растет.

«Я не ищу любовь или мужа, я ищу лишь человека, с кем могла бы родить и воспитать ребенка», — значится в профиле в приложении Bumble[193] у моей гамбургской знакомой, 40-летней программистки Ани, которая 10 лет назад переехала в Германию с мужем из Сочи. Аня не так давно развелась, у нее есть восьмилетний сын. После 17 лет семейной жизни она больше не хочет ни нового брака, ни даже постоянных отношений. Она в состоянии себя обеспечить и не желает жертвовать своей свободой. Но очень хочет второго ребенка. Для начала Аня зарегистрировалась на нескольких сайтах знакомств, но пока ее поиски отца ребенка не увенчались успехом. «Свайпов у меня сотни, — сокрушается она, — но мужчины кликают на фото, не читая описания под ним. А как прочтут, что я хочу, — сливаются». Опцию спермодонора Аня оставила в качестве последнего шанса: «Мне все же хочется найти папу для своего ребенка, который был бы в нем искренне заинтересован и участвовал в его жизни».

«Я не ищу любовь или мужа, я ищу лишь человека, с кем могла бы родить и воспитать ребенка».

Следующий шаг Ани — обратиться к услугам специальных сервисов, где знакомятся люди именно с такими запросами. Она присматривается к набирающей популярность международной платформе под названием Modamily. Слоган на ее сайте гласит: A New Way to Family — «Новый способ создать семью». Основатели проекта как раз продвигают идею платонического сородительства. Это опция именно для тех, кто еще не нашел или по каким-то причинам не желает искать вторую половину в ее традиционном понимании, не готов пользоваться услугами доноров (хотя у сервиса есть собственная база проверенных неанонимных доноров спермы и яйцеклеток), но при этом хочет поскорее завести ребенка и потом вместе его воспитывать.

«Люди заводят детей гораздо позже, а молодое поколение все больше разочаровывается в традиционных формах семьи и ищет альтернативы. Многие осознают, что отец или мать твоего ребенка — не обязательно тот же человек, с кем вы состаритесь», — говорит основатель Modamily, американец Иван Фа́тович. Он добавляет, что клиенты его и других подобных сервисов более зрелые и осознанные по сравнению с теми, кто пользуется обычными приложениями для знакомств. «В Tinder вы можете полгода ходить на свидания и не понимать, есть у этих отношений будущее или нет. Когда вы молоды, это окей, но если вам уже перевалило за 30, терять время не хочется — вдруг спустя месяцы свиданий выяснится, что ваш визави вообще не готов иметь детей»[194].

С момента запуска Modamily в 2011 году на свет появилось более 1000 малышей. Сейчас там зарегистрировано около 100 000 человек по всему миру, причем во время локдаунов в пандемию число пользователей стало стремительно расти. Представители ЛГБТ-сообщества среди клиентов сервиса составляют всего 20 %, основная аудитория — женщины от 20 до 40 лет и мужчины от 20 до 50. Базовая регистрация на платформе и в приложении бесплатна — в этом случае оно работает примерно по тому же принципу, что и Tinder и прочие подобные сервисы. Но есть ряд дополнительных платных услуг, например премиальная подписка за $30 в месяц (или $119 в год) с дополнительными алгоритмами поиска, а также услуга «Консьерж» с авансовым платежом в $10 000. В этом случае основатель Modamily лично подыскивает с клиентом сородителей и предварительно проводит собеседование с ними.

Многие пользователи сервисов по платоническому сородительству даже не вступают друг с другом в сексуальную связь, предпочитая искусственное оплодотворение.

В истории Дженники, 38-летнего геолога из штата Монтана (США), и 37-летнего кинооператора Стефана все произошло по старинке, хотя они сами того не ожидали. Когда Дженника заполняла подробную анкету сразу в двух международных сервисах по платоническому сородительству — Modamily и PollenTree, — она не стремилась найти там любовь. Женщина искала лояльного, разделяющего ее ценности друга, от которого можно было бы родить ребенка. Алгоритмы сработали неплохо, хотя и не то чтобы быстро. После вялой переписки примерно с десятью кандидатами, наконец нашелся один достойный — Стефан. Правда, он жил в другой стране — соседней Канаде.

Как выяснилось, женщины, с которыми Стефан встречался ранее, по разным причинам не хотели детей. Мужчина решил не терять время и зарегистрировался на платформе сервиса PollenTree, который существует с 2012 года и предоставляет похожие c Modamily услуги. Не менее 40 % клиентуры там составляют мужчины. «Уверяю вас: у парней биологические часы дают о себе знать не менее настойчиво, чем у женщин, — говорит основатель PollenTree, англичанин Патрик Харрисон. — Вы даже не представляете себе, сколько молодых, успешных гетеросексуальных мужчин отчаянно хотят иметь детей». Дженника и Стефан сразу нашли общий язык: они стали часами болтать друг с другом по телефону и в итоге договорились о встрече.

Изначально оба думали про зачатие в пробирке. Но, почувствовав взаимопонимание и симпатию, решили попробовать естественный метод.

Первое свидание прошло легко: «Мы не играли друг с другом в игры, как это часто бывает при романтических знакомствах, — рассказывает Дженника в интервью британской газете The Guardian[195]. — Мы были предельно честны насчет того, чего в данный момент хотим от отношений». Изначально оба думали про зачатие в пробирке. Но, почувствовав взаимную симпатию, решили попробовать естественный метод. Спустя год после знакомства у Дженники и Стефана родилась дочь.

Профессор Кембриджского университета, директор Центра исследований семьи и автор книги «Мы — семья» Сюзан Голомбок одна из первых в мире исследовала качество и длительность отношений в союзах, основанных не на романтической любви, а на дружбе и рациональных договоренностях. По ее мнению, отсутствие нагрузки в виде романтических ожиданий — менее рискованная и более стабильная основа для построения семьи.

К тому же, если снова взглянуть на историю института брака, на протяжении веков его основой был именно договор, а не страстная любовь. Поэтому, возможно, растущая популярность платонического сородительства — возврат к опыту прошлого, но уже в результате свободного выбора. А главный слоган феминистского движения в последних десятилетиях XX — начале XXI века — Have It All — «иметь все и сразу» — постепенно теряет актуальность[196]. «Так же, как в последние 50–70 лет, мы разделили для себя секс и репродукцию, так и сейчас мы, возможно, находимся в процессе отделения любви и романтических отношений от родительства», — считает американский семейный психотерапевт Арлен Лев[197].

Юнгианский психолог-консультант Ольга Данилина и вовсе уверена, что долгосрочные союзы, основанные в первую очередь на дружбе, в ближайшие десятилетия станут одним из самых распространенных форматов отношений. «Любовь-страсть — это в некотором смысле форма аддикции, — объясняет психолог. — Она обречена на угасание, если только не менять партнеров. Дружба, конечно, уступает ей по накалу, зато выигрывает по другим важным параметрам: поддержке, надежности и экологичности коммуникации. Это возможность более трезво и осознанно выбрать партнера. И даже если друзья расходятся, у них больше шансов на цивилизованный развод».

Психоаналитик и философ Эрих Фромм в своих работах выделял целых пять видов любви: братская, материнская, эротическая, а также любовь к себе и к Богу. Эротическую любовь он называл самой недолговечной: гормональный коктейль из адреналина, эндорфинов, дофаминов и окситоцина со временем неизбежно теряет градусы и, как вариант, трансформируется во что-то более рациональное, спокойное и стабильное. Примерно так же считали древние греки. Из шести базовых видов любви — эроса, людуса, мании, сторге, прагмы и агапе — именно сторге (любовь-дружбу) они считали одной из самых надежных. Основанные на открытости, доверии и уважении, дружеские отношения с годами действительно имеют шансы еще больше окрепнуть.

Но так, конечно, бывает не всегда — от сложностей и неудач, как и в любых отношениях, в дружеских союзах никто не застрахован. У сородительствующих партнеров могут возникать проблемы с границами, финансовые разногласия, противоречия в распределении обязанностей и сфер влияния в семье.

«Я хотела завести ребенка таким способом, чтобы избежать скандального развода. В итоге все именно этим и закончилось».

37-летняя жительница Калифорнии по имени Эми, мама 6-летней дочки, не пользовалась сервисами по сородительству, а родила от хорошего приятеля. С этим мужчиной они дружили давно и жили по соседству. Переговоры по проекту «совместный ребенок» заняли три месяца. Потенциальный сородитель разделял взгляды Эми по всем важным для нее пунктам: образу жизни, образованию, здоровью. Чтобы оказаться друг с другом в постели, обоим для храбрости понадобилась довольно большая доза алкоголя. Забеременеть удалось с первой попытки. Поначалу все шло хорошо — друг помогал с младенцем, затем их дочка стала проводить половину времени с мамой, половину с папой.

А потом начались конфликты. Хотя пара пыталась уладить их при помощи психотерапевта, дело закончилось судом по опеке. «У моего друга с самого начала были проблемы с соблюдением границ, — объясняет Эми. — Он, по-видимому, хотел настоящих отношений, называл меня my babe («моя малышка»)». Женщина пожалела, что изначально согласилась на интим — возможно, зачатие в пробирке помогло бы избежать будущих проблем: «Мне не надо было с ним заниматься сексом — это его сбило с толку. А ведь я хотела завести ребенка таким способом, чтобы избежать скандального развода. В итоге все именно этим и закончилось».

Но иногда на базе общего проекта по сородительству могут развиться реальные взаимные чувства. Так по крайней мере случилось с Дженникой и Стефаном из Канады: уже после того как появился на свет их малыш, они осознали, что полюбили друг друга — и отнюдь не платонически.

В союзе англичан Кейт и Оливера не возникло большой любви, но зато получилась надежная дружба. Они познакомились через интернет-сервис The Storkforlife, который также продвигает идею сородительства. У этой компании красивый офис в элитном районе Мейфэр в центре Лондона, а цены на услуги варьируются от £4000 до £10 000. Клиентам предлагают пройти тесты на эмоционально-психологическую совместимость (при желании можно также сдать генетические тесты) и на базе результатов знакомят с потенциальными партнерами. Целевая аудитория сервиса — успешные в карьере и бизнесе люди с доходом выше среднего.

На момент обращения в компанию предпринимателю Оливеру было за 40. Он недавно расстался с женщиной: вместе пара прожила довольно долго, но дети у них не получались. «Многие мои друзья, заключившие обычные браки и родившие детей, потом влипли в совершенно чудовищные разводы, — сокрушается он. — Отцы в итоге почти не видят своих детей. Это не дело. Поэтому я решил не терять времени на поиски жены и просто искать адекватную женщину, которая так же, как я, хочет детей».

Оливера познакомили с Кейт: тесты в агентстве показали совместимость на 93 %. Они сходили на несколько свиданий и даже переспали. Фейерверков не случилось. Но пара тем не менее нашла общий язык. Тесты в целом не ошиблись: у них на самом деле оказались общие ценности и главное — похожие взгляды на воспитание детей. «С Кейт мне легко, — признается Оливер. — Она приняла меня таким, какой я есть».

«Мы с Оливером отлично поладили», — соглашается Кейт, добавляя, что будь ей на 10 лет меньше (на момент знакомства ей было сильно за 30), она бы все-таки продолжила искать принца. Но тут было «не до жиру»: «Я очень хотела ребенка, а моя фертильность уже была, мягко говоря, не на пике. Оливер тоже был серьезно настроен». Через четыре месяца Кейт забеременела. Для окружения они придумали историю, что у них настоящий роман. Только несколько самых близких друзей знали правду.

«Людям проще воспринимать беременность по залету чем договорные отношения».

Со стороны Кейт и Оливер действительно выглядели как обычная пара в ожидании малыша. Оливер ходил с Кейт на плановые обследования, помогал выбирать коляску и присутствовал на родах. Эта легенда работала до тех пор, пока их малышу не исполнилось полтора года. После Кейт и Оливер объявили близким, что расстаются. «Мы оба из очень консервативных семей, потому нам так долго пришлось разыгрывать этот фарс, — оправдывается Кейт. — Почему-то людям по-прежнему проще воспринимать даже беременность по залету, чем такие договорные отношения, как у нас».

Сейчас их сыну четыре года. Каждые вторые выходные плюс два дня в неделю он проводит с папой. Кейт и Оливер постоянно на связи и вместе отмечают дни рождения и Рождество. Некоторое время назад Кейт наконец встретила любовь всей своей жизни. У Оливера тоже появилась женщина. У их новых партнеров также есть дети от предыдущих отношений. «Мы с Оливером по-прежнему на одной волне, — хвастается Кейт. — Часто шутим и смеемся. Каждый раз, когда он забирает сына к себе, я зову его попить чай. Вы много знаете разведенных пар, у которых такие классные отношения?»

«У нашего ребенка родители, которые его любят и друг друга тоже уважают. Это главное, — соглашается Оливер. — А то, каким способом мы познакомились и был ли между нами правильный роман, — разве это так важно? Хотя, когда сын подрастет, мы ему все обязательно расскажем».

Не факт, что, когда их сын начнет ходить на свидания, дружеские союзы еще будут кого-то удивлять. Уже сейчас далеко не все скрывают свой выбор в пользу платонического сородительства. В начале 2022 года мир облетела новость про третьего ребенка комментатора CNN Вэна Джонса. Джонс, разведенный отец двоих детей, хотел еще одного ребенка. Он решил не обращаться ни в какие сервисы, а сделать его со своей давней подругой по имени Наоми. Об этом телеведущий охотно делится во многих интервью: «Мы решили объединиться и стать осознанными сородителями. Я надеюсь, к этому формату со временем будет обращаться все больше людей»[198].

Жизнь в тандеме

«Мы здесь правда все счастливые, — говорит пожилая датчанка по имени Мерете. — Я не смогла бы жить где-то еще».

Я ей охотно верю. Мы сидим и пьем липовый морс за деревянным столом в стерильно чистой кухне с огромным окном без занавесок. У Мерете очень светлая двухэтажная квартира в одном из деревянных домиков свекольного цвета. «Я в этот цвет сразу влюбилась», — улыбается моя новая знакомая, разрезая на куски сливовый пирог.

Об этом идиллическом местечке в датской глуши я узнала из документального фильма под названием Happy[199]. Речь там шла об уникальных точках на планете вроде японского острова долгожителей Окинава, где живут самые счастливые люди. В числе таких мест был и Тингарден — коливинг[200] в окрестностях Копенгагена.

Несколько десятилетий назад Мерете уговорила бывшего мужа переехать сюда из датской столицы. Она прочла в газете о новом проекте архитектурной фирмы Vandkunsten[201], которая прославилась на всю Скандинавию инновационными идеями в области недорогого экологичного жилья, отвечающего духу времени.

В 1970-х годах, на волне левых студенческих волнений, Дания больше других стран помешалась на идее Make love, not war[202], и многие хиппи, идеалисты и просто сумасшедшие тогда стали стихийно объединяться в коммуны. В вольном городе Кристиании — самоуправляемой общине, появившейся в начале 1970-х в Копенгагене и существующей до сих пор, — все было общее: квартиры, наркотики, алкоголь, деньги, одежда и даже мужья и жены. Тингарден — небольшой квартал в часе езды от Копенгагена — более буржуазный и семейно-ориентированный вариант. Здесь у всех отдельные квартиры, но есть общий огород (у каждой семьи своя грядка) и коммунальные дома со стиральными машинами и морозилками на всех, а также большой кухней со столовой, где раз в неделю проходят совместные ужины.

Входные двери прилегают к соседским почти вплотную, а огромные окна, на которых нет занавесок, выходят аккурат друг на друга.

Дома в Тингардене построены на манер таунхаусов. Входные двери прилегают к соседским почти вплотную, а огромные окна, на которых нет занавесок (так, впрочем, почти везде в Дании — ведь хорошему протестанту нечего скрывать!), выходят аккурат друг на друга. То, что многое происходит на виду у соседей, тут никого не смущает, наоборот: с момента основания Тингардена на покупку квартир стоит очередь. «Наши датские деревни, — объясняет Мерете, — только выглядят как с картинки, но на самом деле там очень одиноко: к соседям так просто не зайдешь, соли и яиц не попросишь. А люди не созданы жить одни. Мы все любим подсматривать за жизнями друг друга — не зря соцсети так популярны. А тут мы не просто подсматриваем, но реально друг о друге заботимся. Если кто заболеет, его тут же придут проведать. Твой ребенок разобьет коленку — кто-то из соседей тут же подбежит и его приласкает. А когда я хочу побыть одна, просто поднимаюсь к себе и ложусь на диван с газетой. Соседи поймут, что сегодня мне не до них».

Как утверждают местные жители, в их комьюнити действует прямая форма демократии. Важные вопросы решаются на общих собраниях. В правлении пять человек, председателя выбирают раз в два года. Несогласные собирают подписи, и спорный вопрос обсуждается заново. Иммигранты в общину попадают редко, а немногочисленных маргиналов — например, одного алкоголика — деревня всячески опекает. Самые страшные преступления за все время существования комьюнити — несколько пропавших велосипедов (потом выяснилось, что их не украли, а «одолжили покататься») и однажды — курение марихуаны.

Я заглядываю в гости в соседний домик — к школьной учительнице Сесиль и бизнесмену Мишелю, которые переехали сюда из Копенгагена более 10 лет назад. Дом их обставлен довольно аскетично, но мило. Сесиль тоже нахваливает мне жизнь в коливинговом формате: «Тут нет заборов, нет шумных шоссе, мне не страшно за детей и всегда есть с кем их оставить». Я спрашиваю, как ей живется с окнами без занавесок, — она не понимает, о чем речь: «А что мне скрывать? И от кого? Все мы люди, у всех одни и те же проблемы. И радости те же».

Одна из уроженок этого поселения, 37-летняя дизайнер Кирстен, выросла в Тингардене, но после замужества отсюда съехала. Теперь она с семьей живет на другом конце Дании, но по-прежнему считает это место раем: «У меня было лучшее на свете детство. Я считала, что у меня несколько мам, потому что обедала почти всегда у подруги. Мне нравилось, что ее мама пекла пироги, а моя этого не делала. Из школы меня часто забирала еще чья-то мама. Я никогда не просила у родителей купить мне игрушки, потому что у нас все было общее. Теплые человеческие отношения — самое главное в жизни. Это рецепт здоровья и долголетия».

Эксперименты с коливингами начались задолго до 1970-х годов. Например, в Петербурге в 1863 году какое-то время существовала Знаменская коммуна: литератор Василий Слепцов поселил под одной крышей десяток единомышленников. В этом предшественнике коливингов с утра все работали, в 17:00 был общий ужин, а за чаем все обменивались мыслями и впечатлениями о прошедшем дне, после чего каждый мог уединиться в своей комнате. Эта мини-коммуна просуществовала недолго: жильцы оказались не готовы поддерживать общий быт.

На заре уже советской эпохи стали возводить более масштабные дома-коммуны. Например, состоящий из тысячи двухместных кабинок размером 2,3 × 2,7 м Коммунальный дом для студентов Текстильного института в Москве. Или легендарный дом Наркомфина с квартирами разной площади, детским садом, столовой и первой в стране прачечной с полностью механическими стиральными машинами. По тогдашнему замыслу архитекторов-конструктивистов, в домах-коммунах освобожденные от бытовых забот строители коммунизма могли полностью отдаться общему делу.

В книге «Жизнь соло: Новая социальная реальность» Эрик Кляйненберг описывает «дома коллективного быта», которые примерно в тот же период активно строили в Стокгольме: «Этот дом открыл свои двери для одиноких женщин и одиноких матерей в 1935 году. "Дом коллективного быта" расположен в центре Стокгольма в районе Кунгсхольмен. В здании имеются ресторан (с небольшим лифтом, при помощи которого можно доставлять еду в комнаты), общая кухня, прачечная (грязное белье спускали в подвал из комнат по специальным трубам, а в прачечной работали наемные рабочие) и даже ясли».

В XXI веке интерес к подобным комьюнити стал стремительно расти, причем по всему миру и среди разных поколений. На волне бума доткомов[203] в калифорнийской Кремниевой долине коливинги стали организовывать молодые интернет-предприниматели и сотрудники компаний вроде Google, чьи штаб-квартиры расположены в окрестностях Сан-Франциско: в складчину хорошие дома снимать значительно дешевле[204].

Сейчас коливинги строят во многих городах, от Лондона и Гонконга до Барселоны и Сиднея[205]. Это могут быть похожие на отели резиденции с общими лаунж-зонами, коворкингами, фитнес-клубами, спа-центрами и ресторанами, рассчитанные в первую очередь на яппи[206] с хорошими доходами; или небольшие кондоминиумы для семейной и пожилой публики. В последних, как правило, тоже есть общие пространства. Например, сад, где соседи трудятся по очереди, столовая, игровые комнаты или детский клуб, склад с инструментами, прачечная, зал для собраний и вечеринок, спортплощадки.

Некоторые проекты — к примеру, Flatmates в Париже — ориентированы на молодых предпринимателей и фрилансеров: помимо отдельных квартир, здесь по умеренной цене можно арендовать комнаты в апартаментах. Этот коливинг похож на кампусы ученых в Кремниевой долине: три корпуса, в которых разместилось сто апартаментов, кафе, коворкинг, лаунж-бар и зал для мероприятий.

Более камерный, существующий с 2014 года коливинг Nest в центре Копенгагена состоит из четырех квартир с пятью-шестью спальнями, двумя туалетами и просторными, хорошо оборудованными кухнями. Единовременно тут может проживать только двадцать один человек. Все кандидаты проходят отбор, как при приеме на работу в какую-нибудь корпорацию. Контингент — амбициозные молодые предприниматели 22–35 лет с разных концов света. Большинство, кстати, одиночки: селиться со второй половиной в коливинге нельзя. Каждому жильцу вручают ключ ко всем квартирам, а по воскресеньям обитатели Nest пекут хлеб и затем устраивают совместный ужин. Основатели говорят о себе так: «Nest — одно из первых мест совместного проживания в столице Дании, созданное с нуля как некоммерческая организация. Мы не служим крупным корпоративным интересам. Вместо этого мы искренне хотим быть частью жизни друг друга. Мы заботимся друг о друге и строим дружеские отношения на всю жизнь»[207].

Один из первых московских коммерческих коливингов на пятьдесят восемь студий — Colife — запустили в 2021 году в отреставрированном двухэтажном особняке XVIII века в районе Лефортово, вложив в этот проект около 300 млн руб.[208] Здесь можно на длительный срок арендовать спальные места и комнаты-студии, оформленные в стиле лофт[209]. Общие пространства включают коворкинг, переговорные комнаты, библиотеку, обеденную зону с безлимитным кофе, прачечные с сушилками и бесплатную парковку. Для жильцов организуют досуг — занятия йогой, турниры по настольным играм, занятия английским, кинопросмотры.

«Точечные» коливинги постепенно появляются и во многих других российских городах. Многие такие проекты — нишевые, объединяющие резидентов по интересам и образу жизни[210]. Например, арт-коливинги, фем-коливинги (только для девушек), коливинги для вегетарианцев, молодых предпринимателей или коливинги-отели наподобие проекта Soul Kitchen в Петербурге. Там можно остановиться на срок от двух суток до полугода, в отдельной комнате, в двухместном или многоместном номере.

Предпочитающие жить в коливингах, как правило, могут позволить себе снимать отдельное жилье, но не делают этого. «Тусовки, общение с интересными людьми и вдобавок ощущение, что так или иначе ты находишься в семье. В большом городе это очень важно. Хотя, возможно, для некоторых это способ не заводить реальную семью» — так объясняет мотивы шеринга жилья Рита Ситалиева, которая несколько лет занималась организацией небольших коливингов и популяризировала эту тему в соцсетях. Она сама несколько лет провела в коливинге в одном из домов старого жилого фонда в центре Москвы. Там было четыре спальни, два санузла, просторная кухня и гостиная-зал. Жильцов — большинству было не больше 30 лет — отбирали по общим ценностям, идеям и интересам.

В этом и заключается главное отличие коливинга от общаги — здесь вы не встретите случайных людей. Коливинги закрывают и другие важные потребности современного человека: экономия времени на бытовых вопросах, а также живое общение и нетворкинг, которых из-за удаленки многим стало не хватать.

Старшему поколению такой формат жилья дает возможность избежать одинокой старости. «Мы все живем как одна большая семья, поэтому я здесь уже столько лет», — признается бывшая медсестра, а ныне пенсионерка по имени Луиза. Несколько лет назад она переехала в экодеревню Нарара[211] на юге Австралии, которая состоит из небольших домиков из натуральных материалов с дворами без заборов. Здешние резиденты — на данный момент их 250 — регулярно ужинают вместе, смотрят кино, занимаются гимнастикой тай чи, пилатесом и организовывают себе прочий полезный досуг. Обязанности тоже распределены поровну. Согласно принятому в экодеревне уставу, каждый житель должен посвятить не менее 52 часов в год на уборку общих помещений или организацию мероприятий. Время у многих есть: трети обитателей как минимум за 50, и они продали квартиры в городе, чтобы переехать сюда.

«Если вы не готовы, чтобы к вам в дом в любое время дня и ночи заваливались толпы детей, такое место не для вас».

Спорные вопросы здесь решают примерно так же, как и в датском Тингардене. Недавно источником трений стали споры по поводу вакцинации от ковида и условий содержания домашних животных. «Бывают дни, когда хочется отсюда сбежать, — признается биолог Стефани, которая перебралась в Нарару из крупного города с мужем и двумя детьми. — Если вы любите анонимность, тщательно блюдете личное пространство и не готовы, чтобы к вам в дом в любое время дня и ночи заваливались толпы детей, такое место не для вас». Стефани, впрочем, добавляет, что жизнь в мегаполисе, где человек может годами не знать имя соседа по лестничной клетке, — другая крайность: «В большом городе мы чувствовали себя как лосось, который плывет на нерест против течения. Здесь, в коливинге, мы нашли тех, с кем можно плыть сообща».

В построенном несколько лет назад кондоминиуме Энтрепатиос[212] в центре Мадрида живут в основном молодые семьи с маленькими детьми. У каждой своя квартира, но двери выходят в общий двор, la corrala. Это что-то вроде патио на старинных испанских виллах, где по традиции проживало несколько поколений родственников. Один из бонусов — здесь можно не тратить деньги на бебиситтеров, так как всегда есть кто-то на подхвате. Когда в пандемию в Испании объявили локдаун, дети в Энтрепатиос оставались при деле. Родители совместными усилиями организовали для них йогу, уроки английского, театральный кружок и прочие развивающие занятия. Когда закрылись салоны красоты, среди соседей нашелся профессиональный парикмахер и отменный массажист. Каждую пятницу обитатели коливинга — сейчас здесь живет шестнадцать семей — собираются вместе на террасе выпить сангрии и послушать живую музыку.

«Мы по очереди друг другу помогаем, — рассказывает психолог Синтия, переехавшая сюда в конце 2020 года с мужем и двумя маленькими детьми. — Одна из семей может взять на вечер шестерых чужих детей, чтобы их родители куда-нибудь сходили. Детскую одежду мы тоже почти не покупаем, нам все отдают соседи. До переезда сюда нам приходилось договариваться о встречах и детских активностях заранее, ехать в гости на другой конец города, а тут все получается легко и спонтанно. Когда у тебя семья и дети, в коливинге жить гораздо проще».

В отличие от коммуналки советского типа, в современном мини-коливинге есть возможность выбрать соседей.

Именно эта причина — возможность не оставаться одной в мегаполисе с детьми — и заставила 34-летнюю Марию, художника по костюмам для кино, организовать мини-коливинг самостоятельно. «Я родом из Нижнего Новгорода, но нашла работу в Москве и как раз в тот момент развелась с мужем. На руках было двое маленьких детей. Я хваталась за голову: как я с ними буду одна в таком большом городе? Да и жизнь там такая дорогая!..» Решение пришло после разговора с подругой-москвичкой, которая недавно сама стала мамой и тоже чувствовала себя беспомощной наедине с маленьким ребенком — супруг пропадал на работе. Девушки решили снимать квартиру вместе. Муж подруги поначалу отнесся к идее скептически. Арендодатели тоже реагировали странно: «"Один мужчина, две женщины и трое детей ищут квартиру" — люди не понимали, что это за формат такой, и комментарии на свой счет мы получали разные». Но квартира все-таки нашлась, и формат сработал: две семьи прекрасно ужились вместе. «Я на целый день уезжала на съемки, — рассказывает Мария, — и мне было с кем оставить детей. Мы с подругой друг друга подменяли, и мой старший сын помогал, он малышей обожает».

Моя собеседница тоже считает, что главное отличие этого формата от коммуналки советского образца в том, что в современном мини-коливинге есть возможность выбрать соседей, близких по ценностям и образу жизни. И это дает больши́е шансы на гармоничное сосуществование: «Мы все, включая мужа подруги, из творческой среды и не заморочены в быту. Здесь важно быть на одной волне. Человеку педантичному, которому нужен порядок, возможно, с нами было бы непросто».

Мария в итоге нашла себе в Москве вторую семью: «Я не считаю, что семья — это только мама-папа-ребенок. Семья — это те, кто тебя понимает и поддерживает, это мини-сообщество близких по духу людей». Она добавляет, что для детей коливинг, возможно, даже более полезный формат, чем пребывание с няней или бабушкой: «В такой среде дети быстрее становятся самодостаточными и ответственными, ведь они тоже ощущают себя членами сообщества».

Социологи видят в растущей популярности коливингов разных форматов возможное зарождение нового типа семейного устройства — так называемых тандемных семей, или tandem tribes. Маркетологи из международного креативного агентства Dragon Rouge прогнозируют, что к 2030 году тандемные микрокомьюнити станут одним из самых распространенных типов семей, особенно в мегаполисах[213].

Возможно, это случится еще раньше.

Жизнь и работа сливаются воедино, и, чтобы сохранить баланс, приходится максимально оптимизировать личное время и пространство.

Жизнь ускоряется и дорожает. Параллельно набирает обороты sharing economy — экономика совместного и осознанного потребления[214]. Все больше офисных сотрудников переходят на удаленный или гибридный формат работы. Многие становятся цифровыми кочевниками и каждые несколько лет или даже месяцев меняют страну. Так как переезд в другую страну по уровню стресса сравнивают с разводом, наличие лояльного комьюнити в этих обстоятельствах — неоценимая поддержка.

Жизнь и работа сливаются воедино, и, чтобы сохранить хотя бы минимальный баланс, приходится максимально оптимизировать личное время и пространство.

И пусть формат коливингов — опция далеко не для всех, но, как гласит старая английская пословица, «чтобы вырастить ребенка, нужна целая деревня». Возможно, пресловутую деревню — и в какой-то мере даже семью — в недалеком будущем смогут хотя бы частично заменить соседи-единомышленники.