Не сравнил бы я любую с тобой,
Хоть казни меня, расстреливай.
Посмотри, как я любуюсь тобой,
Как Мадонной Рафаэлевой.
Бывают встречи, которые запоминаются надолго, иногда на всю жизнь… А случаются встречи, которые определяют всю дальнейшею жизнь. Существует множество свидетельств и воспоминаний, касающихся первой встречи Владимира Высоцкого и Марины Влади, и часто они противоречат друг другу… Приведем, на наш взгляд, самые достоверные и проверенные сведения.
Татьяна Самойлова — киноактриса, исполнительница главной роли в фильме «Летят журавли», который получил главный приз Каннского кинофестиваля в 1958 году:
«Мы познакомились на показе фильма «Летят журавли». И когда наши киношные бонзы предложили Марине посетить Москву, она сначала засомневалась, но мы ее убедили. Она приехала в Москву, познакомилась с Высоцким, и между ними вспыхнул роман».
«Когда Высоцкий познакомился с Мариной Влади, она считалась в СССР звездой абсолютно первой величины. На рубеже пятидесятых и шестидесятых годов наряду с Брижит Бардо она была, пожалуй, самой знаменитой молодой кинозвездой Европы. Добавим к этому чисто русское происхождение, и станет ясно, что любви русских не следует удивляться. Ее отец, летчик Владимир Поляков, накануне первой мировой войны выехал во Францию за самолетами для русской армии. Война застала его в Париже. Драматические известия из России, революция, гражданская война, большевистская власть склонили его к эмиграции. Во Франции же родились его дочери. Артистический псевдоним Марины — это сокращенное имя отца». Так Марину Влади представляет ее друг — знаменитый польский актер Даниэль Ольбрыхский.
Ну а теперь хронология событий, которая отражена в дневнике Валерия Золотухина.
«04.07.1967
Вечером позвонил Гугьеррес (Анхель Гутьер-рес — преподаватель В. Золотухина в ГИТИСе. —В.П.). Пригласил в ВТО. Марина Влади. Роли, водка. Поехали к Максу (Макс Леон — корреспондент французской коммунистической газеты «Юманите». —В.П.).
Пили джин со льдом, пели песни. Сначала Высоцкий свои, потом я — русские, и все вместе — тоже русские.
Марина пела песни с нами, вела подголосок — и так ладно у нас получалось, и всем было хорошо.
09.07.1967
Ничто не повторяется дважды, ничто. И тот прекрасный вечер с Мариной Влади с русскими песнями — был однажды и больше не вернется никогда. Вчера мы хотели повторить то, что было, и вышел пшик… Все уехали, опозорились с ужином в ВТО, отказались от второго, все хотели спать, канючили: «Добраться бы до постели поскорее…» А я все ерепенился чего-то, на русские песни хотел повернуть и начал было «Все пташки перепели», да пел один…
А спектакль прошел прекрасно («Десять дней, которые потрясли мир»), я так волновался и так старался, что даже кой-где поднаиграл. Рвал гармошку свою во все стороны — аж клочья летели. Американцы ручку подарили. Лез фотографироваться с М. до неприличия, надо позвонить Гаранину — подобострастные негативы уничтожил чтоб. Дурной характер, не выдержанный до конца, нет-нет да и сорвется рука на глупость…
С тоской собачьей ехал домой, плакал и рыдал в рассвет, говорил жене, что болит нога, курил, хотелось повеситься и завидовал В., который, взяв за плечи М. в цыганском платке, пошел ее провожать».
И еще одна точно установленная дата.
Владимир Тучин: «Восьмого июля в Театре на Таганке вечером шел спектакль «Десять дней, которые потрясли мир». Начался он в 18:30, закончился ровно в 21:00 и, слава Богу, в документе об этом спектакле (см. РГАЛИ, ф. 2485 оп. 2, ед. хр. 908, 42-й лист) сохранилась запись нашей незабвенной Г.Н.Власовой (в то время заведующая труппой Театра на Таганке. — В.П.): «…Спектакль шёл хорошо и празднично — присутствовали Марина Влади, один из руководителей франц. компартии и др.».
Теперь обратимся к книге Марины Влади «Владимир, или Прерванный полет» — ее описание первой встречи:
«На сцене неистово кричит и бьется полураздетый человек. От пояса до плеч он обмотан цепями. Ощущение страшное. Сцена наклонена под углом к полу, и цепи, которые держат четыре человека, не только сковывают пленника, но и не дают ему упасть. Это шестьдесят седьмой год. Я приехала в Москву на фестиваль, и меня пригласили посмотреть репетицию «Пугачева», пообещав, что я увижу одного из самых удивительных исполнителей — некоего Владимира Высоцкого. Как и весь зал, я потрясена силой, отчаянием, необыкновенным голосом актера. Он играет так, что остальные действующие лица постепенно растворяются в тени. Все, кто был в зале, аплодируют стоя».
Владимир Высоцкий: «В этом спектакле я играю Хлопушу, беглого каторжника, и меня там швыряют, кидают по цепям вперед-назад по станку. Бросаешься голым телом на эти цепи, иногда бывает больно. Однажды, когда ввели новых актеров, меня просто избили до полусмерти. Они не умели работать с цепью; там надо все репетировать. Цепь нужно держать внатяжку, а они меня просто били по груди настоящей металлической цепью. Топоры у нас тоже настоящие, они падают… Одним словом, неприятностей было много, но искусство требует жертв, и все-таки мы освоились».
Марина Влади: «На выходе один из моих друзей приглашает меня поужинать с актерами, исполнявшими главные роли в спектакле. Мы встречаемся в ресторане ВТО — шумном, но симпатичном. Там хорошо кормят и закрывают гораздо позже, чем в других местах. Мы предъявляем пропуска, и наша небольшая компания устраивается за столиком. Наш приход вызывает оживленное любопытство присутствующих. В СССР я пользуюсь совершенно неожиданной для меня известностью. Все мне рады, несут мне цветы, коньяк, фрукты, меня целуют и обнимают…
Краешком глаза я замечаю, что к нам направляется невысокий, плохо одетый молодой человек. Я мельком смотрю на него, и только светло-серые глаза на миг привлекают мое внимание. Но возгласы в зале заставляют меня прервать рассказ, и я поворачиваюсь к нему. Он подходит, молча берет мою руку и долго не выпускает, потом целует ее, садится напротив и уже больше не сводит с меня глаз. Его молчание не стесняет меня, мы смотрим друг на друга, как будто всегда были знакомы. Я знаю, что это — ты. Ты совершенно не похож на ревущего великана из спектакля, но в твоем взгляде чувствуется столько силы, что я заново переживаю все то, что испытала в театре. А вокруг уже возобновился разговор. Ты не ешь, не пьешь — ты смотришь на меня.
— Наконец-то я встретил вас.
Эти первые произнесенные тобой слова смущают меня, я отвечаю тебе дежурными комплиментами по поводу спектакля, но видно, что ты меня не слушаешь».
Вот как комментирует рассказ Марины литературовед, автор книги «Приближение к Высоцкому» Евгений Канчуков:
«Откровенная бутафория и театральные жесты в этих воспоминаниях, вроде почти блоковской проходки Высоцкого по ресторану с поцелуем в конце и неотрывного взгляда на весь вечер, все же, по-моему, не должны заслонить от нас главного. Слава М.Влади в Советском Союзе была огромна, ее «Колдуньей» бредили целые поколения и, в общем, не мудрено, что даже она, привыкшая к вниманию, попав сюда, поразилась своей известности. Но слава Высоцкого на этот момент была уже ничуть не меньше. Уж на что обычно скуп на публичное проявление внимания, да еще к своим пророкам, ресторан ВТО, а и тот, заметим, Высоцкого встретил не скромней, чем заезжую кинозвезду.
Что же до экзальтации воспоминаний М. Влади, то я вполне допускаю ее ненамеренность, воспринимая подобную интонацию как следствие чар Высоцкого, действие которых, по всеобщему признанию, описать просто невозможно. Театральность к тому ж вполне могла появиться благодаря самому Высоцкому».
Олег Халимонов: «Марина вспоминала о дне знакомства: «После спектакля попали в ресторан ВТО. Володя подсел ко мне и говорит: «Я вас люблю. Вы будете моей!». Я посмотрела на него — небольшого роста, шустрый… Говорит не совсем всерьез, но и не совсем в шутку. Я не сразу стала понимать и смысл, и силу его песен. Но когда мы стали вместе бывать в разных компаниях, я видела, какое ошеломляющее впечатление его песни производят на слушателей. Стала прислушиваться, вникать… Прошло немного времени — и я влюбилась по уши».
Марина Влади: «Ты говоришь, что хотел бы уйти отсюда и петь для меня. Мы решаем провести остаток вечера у Макса Леона, корреспондента «L'Humanite». Он живет недалеко от центра. В машине мы продолжаем молча смотреть друг на друга. На твоем лице — то тень, то свет. Я вижу твои глаза — сияющие и нежные, коротко остриженный затылок, двухдневную щетину, ввалившиеся от усталости щеки. Ты некрасив, у тебя ничем не примечательная внешность, но взгляд у тебя необыкновенный. Как только мы приезжаем к Максу, ты берешь гитару. Меня поражает твой голос, твоя сила, твой крик. И еще то, что ты сидишь у моих ног и поешь для меня одной. Постепенно я начинаю постигать смысл, горький юмор и глубину твоих песен. Ты объясняешь мне, что театр — твое ремесло, а поэзия — твоя страсть. И тут же, безо всякого перехода говоришь, что давно любишь меня.
Как и любой актрисе, мне приходилось слышать подобные неуместные признания. Но твоими словами я по-настоящему взволнована».
Давид Карапетян — переводчик, друг В.Высоцкого: «Марина так рассказывала нам с Мишель (Мишель Кан — француженка, переводчица, в то время жена Карапетяна. — В. П.) о своих первых впечатлениях о Высоцком: «Чтобы снова увидеть меня, Володя приехал к моему приятелю Максу Леону… Во-первых, Володя чисто внешне был вовсе не в моем вкусе. Мне нравятся мужчины латинского типа, а Володя — небольшого роста, ничего выдающегося, кроме глаз. Он тут же подсел ко мне, стал уверять, что давно меня любит. <…> Я была уже предупреждена, что Володя сегодня будет петь. В квартире царил ажиотаж. Когда гости стали просить Володю попеть, он взял гитару, посмотрел мне прямо в глаза и произнес: «Сейчас я буду петь для тебя». Едва я услышала этот голос, вслушалась в смысл его песен, напомнивших мне о моих русских корнях, как что-то во мне всколыхнулось, переворот какой-то внутри произошел. Я забыла обо всем на свете. Видела и слышала только его, чудесным образом моментально преобразившегося из простоватого парня в незаурядного творца. Еще через две-три встречи я поняла, что люблю его. Никогда в жизни не встречала я человека с таким обаянием».
О другом вечере, в пресс-баре московского кинофестиваля, подробно рассказывает Аркадий Свидерский — школьный друг Высоцкого из компании на Большом Каретном:
«Это был последний банкет, присутствовали все наши звезды, все делегации. Я на Марине Влади, честно говоря, проиграл бутылку коньяка. Дело в том, что нам досталось место прямо у входа в бар, и я видел, как прошла Марина в длинном таком роскошном платье. Потом, примерно через полчаса, ребята мне говорят: «Вон Марина идет», — и показывают на женщину в легком ситцевом платьице. Я говорю: «Бросьте. Она только что прошла в таком шикарном наряде…» — «Спорим на бутылку коньяка, что это она». Я говорю: «Давай». Пошел туда, посмотрел — действительно Марина. Она, оказывается, остановилась в этой же гостинице, где проходил банкет, так что пошла к себе и переоделась.
..А в это время заиграла музыка. Тут Сергей Аполлинариевич быстренько — раз! — к Марине, схватил ее и пошел с ней танцевать. Он же любитель таких штучек Я пошел с Тамарой Федоровной, и в это время Володя появился. Он взял Марину, они начали танцевать, и он ее уже не отпускал… А Лева Кочарян, я и все наши ребята, которые там были, мы их взяли в кольцо, потому что все прорывались к Марине — танцевать. Но Володя до самого конца никому этого не позволил. Мне запомнилась его фраза, которую он тогда нам сказал: «Я буду не Высоцкий, если я на ней не женюсь». Это как сейчас помню».
Марина Влади об этом вечере в пресс-баре: «В баре полно народу, меня окружили со всех сторон, но как только ты появляешься, я бросаю своих знакомых, и мы идем танцевать. На каблуках я гораздо выше тебя, ты встаешь на цыпочки и шепчешь мне на ухо безумные слова. Я смеюсь, а потом уже совсем серьезно говорю, что ты необыкновенный человек и с тобой интересно общаться, но я приехала всего на несколько дней, у меня очень сложная жизнь, трое детей, работа, требующая полной отдачи, и Москва далеко от Парижа… Ты отвечаешь, что у тебя у самого семья и дети, работа и слава, но все это не помешает мне стать твоей женой».
А в это время Высоцкого ждут дома — в гостях у семьи Аркадий Стругацкий: «…Володя пришел поздно. Уже брезжил рассвет. Чтобы не тревожить лифтершу, он впрыгнул в окно, не коснувшись подоконника: в одной руке гитара, в другой — букет белых пионов. Он пел в пресс-баре — в Москве шел международный кинофестиваль» (Людмила Абрамова).
В 1973 году Владимир Высоцкий вспоминал об этом вечере:
Как во городе во главном,
Как известно — златоглавом,
В белокаменных палатах,
Знаменитых на весь свет,
Выразители эпохи —
Лицедеи-скоморохи,
У кого дела неплохи,—
Собралися на банкет.
Для веселья есть причина:
Ну, во-первых, — дармовщина,
Во-вторых, любой мужчина
Может даму пригласить
И, потискав, даму эту
По паркету весть к буфету
И без денег — по билету
Накормить и напоить.
Под дверьми все непролазней —
Как у лобного на казни,
Но толпа побезобразней —
Вся колышется, гудет…
Не прорвешься, хоть ты тресни!
Но узнал один ровесник:
«Это тот, который — песни, —
Пропустите, пусть идет!»
У буфета всё не хитро:
«Пять «четверок», два поллитра!
Эй, мамаша, что сердита?
Сдачи можешь не давать!..»
Повернулся — а средь зала
Краля эта танцевала:
Вся блестела, вся сияла,
Как звезда — ни дать ни взять!
Оказал ему услугу
И оркестр с перепугу,
И толкнуло их друг к другу —
Говорят, что сквозняком…
И ушли они, не тронув
Любопытных микрофонов,
Так как не было талонов
Спрыснуть встречу коньяком.
Но продолжим воспоминаниями людей, которые узнали о встрече Высоцкого и Марины Влади из рассказов других.
Вадим Туманов: «Володю с Мариной познакомили в театре в 1967 году. Потом Володя уехал в Одессу… Он позвал Абдулова: «Сева, пойдем посмотрим…» А в кинотеатре шла кинохроника Московского кинофестиваля. Когда Марина появилась на экране, вскочил со стула: «Смотри! Вон, вон она!.. Ну вот, уже нет…»
Инна Кочарян рассказывала мне о приезде Высоцкого из Москвы после кинофестиваля: «Володя приехал в Одессу из Москвы, он тогда снимался в фильме «Служили два товарища». Подходит ко мне на пляже: «Инуля, надо поговорить… Слушай, у меня роман с Мариной Влади…» Когда об этом узнали в съемочной группе, все просто умирали от хохота. «У него роман с Мариной Влади! Это какая Марина Влади? Подпольная кличка «Как ее зовут»? Никто не поверил».
Всеволод Абдулов: «Осень 1967 года мы жили вместе в Одессе в гостинице… Володя снимался в «Интервенции», у меня была другая работа. На несколько дней он улетал в Москву, а там как раз в это время проходил кинофестиваль. Вернулся… В каком-то маленьком кинотеатре мы вместе с ним смотрели «Новости дня», и там был сюжет «Звезды кинофестиваля». Появилась Марина-Володя вскочил: «Вон она, смотри! Ну вот, уже нет…»
Несколько позже Всеволод Абдулов вспоминал об этом по-другому: «В 1967 году мы с Высоцким снимались в Одессе. Он то и дело уезжал играть спектакли в Москву. И вот однажды он приехал с каким-то особым блеском в глазах и стал мне рассказывать про Марину. Это было заразительное чувство. И любовной волной тогда накрыло многих Володиных товарищей».
Станислав Говорухин спросил у Марины:
— Скажи, что он тебе говорил в первый вечер?
— Ты что, не знаешь своего друга? Он же такой наглец был. Сразу сказал: «Будешь моей женой!» Я только посмеялась тогда…
Марина Влади: «Я захожу за тобой в театр к концу репетиции. Утром мне позвонил Сергей Юткевич и предложил сыграть роль Лики Мизиновой — молодой женщины, в которую был влюблен Чехов…» Марина, конечно, сомневается — съемки рассчитаны на целый год, — но Высоцкий умеет убеждать… «Это веселое и легкое общение продлилось несколько дней, и вот фестиваль заканчивается, я уезжаю из Москвы, подписав контракт, и приеду на съемки в начале шестьдесят восьмого».
Владимир Высоцкий и Марина Влади во время кинофестиваля встречаются часто, практически каждый день. Марина улетает в Париж — и еще ничего не решено…
Мне каждый вечер зажигают свечи,
И образ твой окуривает дым,
И не хочу я знать, что время лечит,
Что все проходит вместе с ним.
Я больше не избавлюсь от покоя,
Ведь все, что было на душе, на год вперед,
Не ведая, она взяла с собою
Сначала в порт, а после в самолет.
Мне каждый вечер зажигают свечи,
И образ твой окуривает дым,
И не хочу я знать, что время лечит,
Что все проходит вместе с ним.
В душе моей — пустынная пустыня.
Ну, что стоите над пустой моей душой?!
Обрывки песен там и паутина,
А остальное все она взяла с собой.
Теперь мне вечер зажигает свечи,
И образ твой окуривает дым,
И не хочу я знать, что время лечит,
Что все проходит вместе с ним.
В душе моей — всё цели без дороги.
Поройтесь в ней — и вы найдете лишь
Две полуфразы, полудиалоги,
А остальное — Франция, Париж.
И пусть мне вечер зажигает свечи,
И образ твой окуривает дым,
Но не хочу я знать, что время лечит,
Что все проходит вместе с ним.
<лето 1967, ред. 1968>
Итак, первое знакомство Высоцкого и Марины произошло на Московском кинофестивале 1967 года. Но настоящая Встреча — встреча, которая определяет судьбу, — состоялась в следующем, 68-м году, когда Марина приехала в Москву для съемок.
Вспоминает О. Тенейшвили: «Частично съемки фильма «Сюжет для небольшого рассказа» финансировал французский режиссер Ив Чампи, автор нашумевшего в нашей стране фильма «Кто Вы, доктор Зорге?». И на квартире у Ива Чампи, в Париже, а иногда и в пригороде Парижа, в доме Марины Влади Мезон-Лаффит, проходили репетиции отдельных сцен…»
Юрий Сушко: «Буквально через несколько месяцев после их в общем-то мимолетного знакомства — в феврале 68-го — Марина вновь появляется в Москве. Режиссер-постановщик картины «Сюжет для небольшого рассказа» Сергей Юткевич решил закрепить старинное каннское знакомство с французской звездой творческим альянсом, пригласив ее на роль чеховской возлюбленной Лики Мизиновой. Партнеры по съемочной площадке оказались более чем достойные Ия Саввина, Юрий Яковлев, Николай Гринько, Ролан Быков, юная Катя Васильева!..»
Айше Чулак-оглы, жена Николая Гринько: «Как-то в перерыве съемок… мы с Мариной пошли обедать, и она позвала меня в дамскую комнату… Она стояла в уголке, что-то поправляла и вдруг говорит: «Айше, что мне делать?» Она в это время решала свои отношения с Володей. Я говорю: «Как что делать? Если ты его любишь, он тебя тоже, так при чем тут другие?» — «Понимаешь, много сложностей». И тут я увидела такие глаза — русалочьи, горячие, страстные! Обычно у нее они невинные, голубые, а тут — зеленые! Никогда их не забуду…»
О том времени и о поразившем ее московском стиле жизни вспоминает Марина Влади: «В 1968 году я поехала в Россию сниматься в фильме Юткевича «Сюжет для небольшого рассказа». Девять месяцев съемок, холодная зима. Мы работали страшно медленно. Вначале это меня раздражало. В субботу выходной, много времени, на мой взгляд, уходило даром… И только когда я поняла, что такое время «по-русски», мне стала ясна такая манера работать. Время не деньги: человек видит перед собой бесконечность. Поначалу меня удивляло какое-то полное отсутствие у русских представления о времени: разбудить приятеля в три часа утра, прийти к нему только потому, что на тебя «нашла тоска», они не считают ни невежливым, ни чем-то исключительным. Найдут время тебя выслушать — столько, сколько нужно. Где еще можно встретить такую душевную открытость, такое внимание к друзьям?»
В июне 1968 года Марина Влади вступает во Французскую коммунистическую партию: «Сама того не подозревая, совершаю таким образом поступок, который во многом определит весь ход твоей жизни. И впоследствии, когда я буду хлопотать о выдаче тебе для поездки заграничного паспорта, это кратковременное и символическое членство в партии придаст моим просьбам вес, о котором я пока и не догадываюсь». А через некоторое время Влади избирают вице-президентом общества дружбы «Франция — СССР». Высоцкий откликается на эти события шутливым стихотворением:
Я все чаще думаю о судьях.
Я такого не предполагал:
Если обниму ее при людях —
Будет политический скандал.
Будет тон в печати комедийный,
Я представлен буду чудаком:
Начал целоваться с беспартийной,
А теперь целуюсь с вожаком!
Трубачи, валяйте, дуйте в трубы!
Я еще не сломлен и не сник:
Я в ее лице целую в губы
Общество «Франс — Юньон Советик»!
<осень 1968>
После поездки в Париж: «…Я приеду в Москву, но увидимся мы не сразу. Мне сказали, что ты снимаешься далеко в Сибири и вернешься только через два месяца. Я начинаю работать, жизнь устраивается. Я живу в гостинице «Советская», бывшем «Яре», где пировал еще мой дед. У меня роскошный номер с мраморными колоннами, роялем и живыми цветами — каждый день свежими. Мама согласилась поехать со мной. Все ее волнует и удивляет в России<…> Прогулки по Москве уводят нас в прошлое. А настоящее — это художники, поэты, писатели, актеры, которые каждый день собираются у меня как в модном салоне. В один из таких вечеров ты появляешься на пороге, и воцаряется полная тишина. Ты подходишь к моей маме, представляешься и вдруг на глазах у всех сжимаешь меня в объятиях. Мама шепчет мне:
«Какой милый молодой человек, и у него красивое имя». Когда мы остаемся одни, ты говоришь, что не жил все это время, что эти месяцы показались тебе бесконечно долгими…»
В 1969 году Высоцкий пишет письмо маме Марины. Этот документ говорит об их отношениях больше, чем самые подробные воспоминания.
«Дорогая Милица Евгеньевна! Это первое письмо, которое я пишу Вам. Не сомневаюсь, что будут и другие, и много! Недавно я снова перечитал Ваше письмо нам с Мариной, которое Вы написали нам летом, — очень теплое и милое письмо с фотографией отца Марины в роли Гришки Кутерьмы. Прочитал и очень удивился — как же так я до сих пор Вам не написал?
Марина очень много мне рассказывала об отце. Так много и хорошо, что у меня впечатление, будто я видел его и хорошо с ним знаком, так же, как мне кажется, что и Вас я встречал очень часто, хотя мы виделись всего два раза. Я даже расстроился, что никогда никто не напишет о Вашем муже, потому что он был очень талантлив и прожил такую яркую жизнь. Марина сказала мне, что я немного его напоминаю, и если это так, то мне очень приятно, потому что я хотел бы быть похожим на него.
Марина очень любит отца, так же, как он любил Вас. А я конечно же живу наполовину ее чувствами и смотрю на людей ее глазами и отношусь к ним, как она. И мне хорошо оттого, что Вы всегда рядом с ней, а, значит, немного и со мной.
У Вас прекрасные дети, Милица Евгеньевна! Для <меня>, конечно, особенно прекрасна одна, но все они очаровательны.
Конечно, жаль, что мы так мало смогли видеться в Москве, но я надеюсь на встречи с ними в будущем. Обязательно с Вами. Вероятно, летом. Чтобы Вы отдохнули здесь. А потом, если все выйдет так, как мы с Мариной придумали, — мы сможем встречаться еще чаще. Мне бы этого очень хотелось…
До скорой встречи. Володя».
Воспоминания Всеволода Абдулова возвращают нас в 68-й год: «Первым возвращался в Москву Володя. Я ему сказал: «Возьми ключи от квартиры, но не забудь — я завтра прилечу последним рейсом». Приезжаю домой, звоню — никто не открывает. Расстроился, конечно… Но у меня был отработанный трюк: с лестницы я «нырял» через форточку и приземлялся на кухне на кафельный пол. Я все это проделал, лег спать… Вдруг слышу голоса — вваливается большая компания. Володя знакомит меня с Мариной… Помню, что были Михалков-Кончаловский, Аксенов… Прекрасно тогда посидели и поговорили»
Марина Влади: «Все лето мы видимся почти каждый день, круг друзей сужается. Теперь остались только самые близкие: наш любимый Сева Абдулов, его мать Елочка — красивая пожилая дама, говорящая на французском языке прошлых времен, Вася Аксенов — угрюмый и симпатичный, настоящий медведь, Белла Ахмадулина — гениальная и восторженная поэтесса. Целыми вечерами мы болтаем, читаем стихи, иногда кто-нибудь из художников или скульпторов приносит показать свои работы. Днем я снимаюсь, вечером мы собираемся вместе. Теперь мы так близки с тобой, что просто дружбой это уже не назовешь. Я знаю о тебе все — по крайней мере, так мне кажется. Ты очень сдержан, но все настойчивее ухаживаешь за мной».
«Они приехали ко мне почти сразу после знакомства, — рассказывает Алексей Чердынин. — Володя звонит: «Ой, Лешка, с такой женщиной познакомился! Можно мы к тебе приедем?» Приезжают часов в одиннадцать, после спектакля. Я смотрю и не могу понять — ну очень знакомое лицо! Говорит с акцентом — эстонка или латышка?.. Господи, да это же Марина Влади! Марина… Она очень многое сделала для Володи, очень!»
«И вдруг трах-бах! — среди ночи Володя заявляется… с Мариной Влади. Леша (Чердынин, тогда муж Ларисы Лужиной. — В.П.) давай меня будить: «Вставай скорее, к нам сама Влади пожаловала!» А я за это на Высоцкого разозлилась — словами не передать. Сработала женская солидарность: «Ну и что, если Влади? Не выйду к ним и баста! Даже чистого белья не дам. Пусть на раскладушке как хотят вдвоем укладываются. И водку свою сами пьют — я даже не пригублю…» (Лужина снималась с Высоцким в фильме «Вертикаль». Тональность ее воспоминаний объясняется тем, что в то время она дружила с Татьяной Иваненко — актрисой Театра на Таганке и в то время близкой подругой В.В. — В.П.)
На просмотре фильма Петра Солдатенкова «Я не люблю» в марте 89-го присутствовал Алексей Чердынин. И Марина Влади сказала ему: «Леша, помнишь, как мы приходили к тебе с Володей и ночевали на раскладушке?»
В 1968 году Высоцкий и Марина на несколько дней приезжают в Одессу. Из воспоминаний Вероники Халимоновой — жены друга В.В. Олега Николаевича Халимонова: «После того как Володя появился в Одессе с Мариной Влади, местные обывательницы удивлялись: «Она такая красивая, что она в нем нашла?» И когда Марина пожаловалась мне, что очень нервничает, как он здесь, когда ее нет, я ей это рассказала. А она, видимо, передала Володе, потому что он так серьезно на меня посмотрел».
Реакция в Театре на Таганке на роман Высоцкого с Мариной Влади была, разумеется, разной. Вспоминает актер Анатолий Васильев: «Появилась Марина, и много всякого было, что тут скрывать… Марина Влади — звезда! И наш Вовка Высоцкий! Для всех нас он был Володька, Вовка Высоцкий… И вдруг — Марина Влади! И в нашем театральном воздухе повисло:
— Ну ведь не по Сеньке шапка!
— И куда это его занесло? В Париж!
Был такой шелест… Вообще люди завистливы, а актерская братия — тем более…»
Давид Карапетян: «А вскоре упорные пересуды о новом романе докатились и до кулис Таганки, застав Иваненко врасплох. Ведь Марину она уже видела в ВТО, сидела с ней за одним столом со «своим» Володей вместе с другими «таганцами». И вдруг эта собачья чушь в обличье упорно муссируемого слуха. Поверить в измену было невозможно. Даже его вступление в ряды КПСС показалось бы меньшим абсурдом.
И тогда на помощь пришел коллектив… Самые участливые предложили воочию убедиться, что людская молва отнюдь не всегда превратна. Необходимо было лишь попасть в квартиру старинного приятеля Марины, московского корреспондента «Юманите» Макса Леона. Пусть даже незваной гостьей. И, примкнув как-то раз к собиравшимся туда Золотухину с Шацкой, Таня в этом преуспела. Конечно, в тот вечер Высоцкий и Влади тоже находились там. Оставалось накрыть их тепленькими. Увидев Шацкую с Иваненко, не чуявшая никакого подвоха Марина искренне обрадовалась:
— Как хорошо, что вы пришли, девочки.
И хотя само присутствие гипотетической соперницы в этом доме еще ни о чем не говорило, женский инстинкт и некоторые нюансы быстро убедили Татьяну, что никаким оговором здесь и не пахнет. И она не придумала ничего лучшего, как объясниться с коварной разлучницей с глазу на глаз и немедленно. Настал черед удивляться Марине, которая резонно посоветовала Тане выяснить отношения непосредственно с самим виновником возникшей смуты. Но та уже закусила удила:
— Марина, вы потом пожалеете, что с ним связались. Вы его совсем не знаете. Так с ним намучаетесь, что еще вспомните мои слова. Справиться с ним могу только я.
Спустя несколько лет, вспоминая этот инцидент, Марина заметила:
— А ведь эта актерка была тогда права. Мне действительно тяжело. Но что до такой степени — я, конечно, не предполагала.
Пообещав конкурентке, что он вернется к ней, стоит ей пошевелить пальцем, разгоряченная воительница, развернувшись, вышла. В гостиной увидела подавленного, но не потерявшего головы Володю.
— Таня, я тебя больше не люблю…»
Из дневника Валерия Золотухина. «15.10.1968»
Ну вот, погуляли, значит, мы в тот день с французами, понаделали забот. Во-первых, не хотела ехать жена: «Не хочу и все, потом объясню… там будет эта… Влади, я не хочу ее видеть, я прошу тебя туда не ездить»… Как-то мне удалось ее уломать, а теперь думаю — зря… Посещение Макса должно было состояться втайне от Иваненко, по крайней мере, присутствие там Володи. Танька с Шацкой потихоньку у меня по очереди выведывали, должен ли быть там Высоцкий… Кончается спектакль, стоит счастливая Танька и говорит, что ей звонил Володя и «все мы едем к Максу… машина нас уже ждет. Приехал за нами его приятель»… Меня это обескуражило, честно говоря, но я подумал: а что? Высоцкий не такое выкидывал, почему бы и нет? А вдруг так захотела Марина или он что-то замыслил. Но всех нас надула Танька, а меня просто «сделала», как мальчика. Мы приехали к Максу, когда там не было еще ни Володи, ни Марины, и весь обман мне стал ясен… А когда вошли счастливые Марина с Володей и я увидел его лицо, которое среагировало на Таньку, я пришел в ужас: что я наделал и что может произойти в дальнейшем… Танька сидела в кресле, неприступно-гордо смотрела перед собой в одну точку и была похожа на боярыню Морозову…»
Естественно, что у Татьяны Иваненко своя оценка происходившего в тот вечер в доме Макса Леона: «Были произнесены какие-то напыщенные фразы, которые сейчас мне кажутся смешными. Влади сказала, что от такого мужчины, как Володя, она не отступит, даже если придется лечь на рельсы. А я ответила, что не родился еще мужчина, ради которого это могу сделать я… После этого я ушла… Я конечно же понимала, что Марина нужна ему, а тут я своим появлением ломаю все его планы».
Евгений Канчуков: «Не мудрено, что Высоцкий запомнился в это время разным людям совсем по-разному. Причем чисто психологическая амплитуда между воспоминаниями огромна. От безоглядной влюбленности, обвороженности и обворожительной самоуверенности в глазах М.Влади до шутовства и веселья танцев в пресс-баре кинофестиваля, когда компания Л.Кочаряна взяла М.Влади и В.Высоцкого в кольцо и весь вечер не подпускала к ним никого из многочисленных желающих если не потанцевать, то хоть прикоснуться к девушке своей мечты. <…>
Чисто психологически роман с М.Влади для него был сродни альпинистской эпопее. Воздух, которым он дышал, будучи рядом со своей избранницей, пьянил, как на больших высотах, и он вроде бы уже был даже готов жить, дыша таким воздухом; ему, кажется, это было уже доступно — по плечу, по чину, но нет…
Слава, признание и следующая за ними порой безграничная уверенность в своих силах приходят в человека не изнутри, а снаружи, как бы пропитывая его постепенно каким-то особым составом, недоступным простым смертным».
Нет рядом никого, как ни дыши!
Давай с тобой организуем встречу!
Марина, ты письмо мне напиши,
По телефону я тебе отвечу.
Пусть будет так, как года два назад,
Пусть встретимся надолго иль навечно,
Пусть наши встречи только наугад, —
Хотя ведь ты работаешь, конечно.
Не видел я любой другой руки,
Которая бы так меня ласкала, —
Вот по таким тоскуют моряки…
Сейчас — моя душа затосковала.
Я песен петь не буду никому!
Пусть, может быть, ты этому не рада —
Я для тебя могу пойти в тюрьму, —
Пусть это будет за тебя награда.
Не верь тому, что будут говорить, —
Не верю я тому, что люди рады.
Когда-нибудь мы будем вместе пить
Любовный вздор и трепетного яда.
<начало 1969>