Околоточный полицейский надзиратель Веретенников шел между торговыми рядами степенно, неторопливо. На окружающих торговцев и простой люд поглядывал свысока, словно показывал, что они не ровня ему.
— Наше почтение, господин околоточный надзиратель! — в пояс поклонился рыжий купчишка, тряхнув связкой баранок на шее. — Доброго здравия, Спиридон Никитович! — с другой стороны в пояс кланялся румяный булочник с пухлыми щеками и расплывшимся носом, и сам похожий на булочку. — Может кваску ядрененького прикажете, господине? — позади полицейского догонял водонос с небольшим бочонком в руках и деревянной кружкой на цепочке. — Прикажите. Квасок сегодня особенно душистый вышел, д обрый.
Только полицейский даже носом не повел. Чуть качнул головой, затем повел плечами. Мол, прочь пошел, от важных раздумий отвлекаешь. А подумать ему, действительно, было о чем.
— Гм, совсем ум за разум заходит, — причмокнул губами Веретенников, пытаясь разобраться в своих мыслях. — Очень странно все это…
Не первый годы Спиридон Никитович на своем околотке полицейским надзирателем служит. Почитай, с тех пор прошло уже полных два десятка годков и еще три. Двадцать три года, значит, исполнилось с того, как его курносого и лопоухого устроили на должность.
— И ведь все всегда своим чередом шло. На своем, значит-ца, месте было. Одно здесь, другое там. А сейчас что? — бурчал он, нервно оглаживая усы. — Что это еще за тишь до гладь?
Что-то совсем уж странное творилось в последние дни в его околотке. За последнюю неделю здесь ни одного даже самого мало мальского происшествия не случилось, что пугало, если честно. Никогда же такого раньше не было.
— И чего они все попрятались, как крысы? Никого не видно: ни старших, ни кержачья, ни боссоты.
За все годы его службы в должности околоточного надзирателя никогда такого не было, чтобы на улицах такое спокойствие было. Выйди глубокой ночью в темный переулок и никто тебя пальцем не тронет. Кошелек и часы, пальто или шинель, все при человеке останется. Раньше о таком и мечтать нельзя было. За ночь бывало пару мертвяков в канаве находили.
Веретенников, ведь, не поленился и у своих соседей по околотку поспрашивал про эту напасть. Какого же было его удивление, что и у них точно такое же творилось. Вон к примеру, околоток Иваныча, который по возрасту ему годком был, вообще, стал образцовым. Раньше его начальство в хвост и гриву драло, а сейчас грамоты выдает и поощрения выписывает. Как же так?
— Дожил, называется до такой благодати: никто некого не режет, в рожу не бьет, золотые часики не подрезает, гулящих девок смертным боем не бьет. И как теперь жить, прости Господи? Хоть бросай все, и на печку лезь.
Шутки шутками, а на душе у него было тревожно. Нутром чуял, что такое затишье на околотке совсем было не к добру. Ведь, ворье просто так не исчезает без следа. Затихарились, значит.
— Похоже, крупная рыба у нас завелась, — пониманием загорелись глаза у околоточного надзирателя. От пришедшей в головы мысли у него даже спина вспотела. — Очень крупная… Щука всех пескарей разогнала…
Выходит, в воровском обществе новый хозяин объявился. Ничем другим такое затишье было не объяснить.
— Да… Свято место пусто не бывает, — кивнул он своим мыслям. — Неспроста ведь от Старших ни слуха ни духа. Как в воду канули… Наверное, червей уже кормят…
И едва произнес это, нервно дернул головой. Сразу же стал по сторонам оглядываться. Не дай Бог громко это сказал. За такое ведь по головке не погладят.
— Ничего, ничего, — Веретенников наткнулся взглядом на золотые маковки какого-то церкви, и рука сама собой сотворила крестное знамение. — Даст Бог все будет хорошо. Я ведь человек маленький. Мне много не нужно. Дадут пятерку, и слава Богу…
Непростая выдалась неделя. Шебутная одним словом. Рафи, сменив гимназический мундир на простой армяк и неприметный картуз, целыми днями носился по городу с револьвером за пазухой. Помогал Витяну власть в руки брать, решая «скользкие» и дурно пахнущие вопросы.
— Ничего, со временем оботрется, шишек набьет. Может и поумнеет. Жизнь всему научит. А нет, тогда и суда нет…
Он как раз возвращался с очередного такого «разговора». Рамазану, " держащему" в страхе всех центровых воров, пришлось капитально вправлять мозги. Тот все никак поверить не мог, что его время уже ушло и наступили другие порядки. Угрожал, «пальцы гнул», зубы скалил. Мол, в гробу он новый закон видел и теперь никаких Старших на своей шее не потерпит. Целую кодлу — с полсотни здоровых лбов-амбалов с топорами и дубинами — против них выставил. Напугать, а потом и покалечить, хотел.
— А Витян не сдрейфил. С яйцами оказался, — продолжая идти по мостовой, мыслями парень ещё был там, на " разборке" с Рамазаном, паханом центровых воров. Слишком уж «жесткая» случилась история со всем этом. Никак она теперь из его головы не выходила. — Может и выйдет из него толк, если хорошенько натаскать. Материал хороший, поддатливый. Понемногу мозги ему вправлю, чтобы забыл о своих босяцких замашках. Со временем из него нормального мафиози воспитаем, чтобы за порядком следил и всю шваль к ногтю прижал. А я помогу…
С этими словами Рафи многозначительно коснулся кармана, где прятался револьвер. В барабане безобидного с виду дамского пистолета не хватало пары зачарованных патронов, которыми несколько дней назад он разогнал всю шайку Рамазана. Два раза выстрелил и они, как кегли разлетелись в разные стороны. Словом, у него было чем помочь.
Одновременно с помощью в «силовых» акциях Рафи усиленно занимался и «просвещением» Витяна. Парень прекрасно видел, что нормального боса мафии из его товарища сразу не получится. Тот при всех его сильных сторонах — напористости, резкости и жестокости — оставался малообразованным, слишком прямолинейным и зашторенным. И если с неграмотностью и узким кругозором еще можно было что-то поделать, то с остальным все обстояло очень и очень плохо.
— … Дружище, ты пойми, мир не черно-белый! Он не делится только на своих и чужих! — в одну из встреч втолковывал ему Рафи, пытаясь преодолеть его косность в некоторых убеждениях. — Ты теперь не босяк, не пахан сквада с двумя десятками сопливых бойцов с палками, а Старший! Ты стоишь на самом верху, а под тобой — тысячи человек, твоих людей. И чтобы управлять ими, тебе волей-неволей придется разговаривать с властью, особенно с полицией и жандармами…
Витян тут же, как и всегда во время такого разговора, вставал на дыбы. Хорошо хоть теперь рубаху на себе не рвал, как раньше.
— Я не пес позорный, чтобы на задних лапах перед синемундирниками прыгать! Со всеми ними у меня разговор короткий! — цыкал он сквозь выбитый зуб, всем своим видом демонстрируя своей презрение к власти. — Да ни в жисть я не зашкварюсь, понял? Вольный вор никогда с ними не будет дела вести…
Рафи уже выть хотелось от бесплодности разговора. Все его аргументы были, как горох об стенку — мимо и мимо. Никак не воспринимались. Хотелось взять что-нибудь очень тяжелое и врезать новоявленному мафиозо по его тупой башке, чтобы вся его упертость, как в трубу, вылетела. Похоже, никак иначе его и не сломать.
— Говоришь, вольный вор никогда не станет этого делать? — в этот момент парень хитро улыбнулся. Кажется, он придумал, как вернуть разговор в нужное ему русло. — Уверен, что все здесь такие же правильные?
Витян с налитыми кровью глазами, еще не отошедший от жаркого спора, заторможенно кивнул. Чувствовалось, что его вера в незыблемость воровского закона, особенно, для Старших была очень сильна. По-настоящему верил.
— Отлично, — хлопнул в ладоши парень. — А почему же Князь, бывший пахан трёх, вел дела с местным околоточным? Чего кривишься? И не говори, что такого не было? — Витян еще сильнее нахмурился. Похоже, удалось его «зацепить». — Я, когда к вам пришел, много чего такого слышал от пацанов: и про подношение кое-кому из полиции, и про совместные гулянки. Было ведь такое?
«Прижатый к стенке», Витян был вынужден снова кивнуть. Конечно, все это было. Князь, хоть и был мужиком чрезвычайно жестким, но прекрасно знал, с кем нужно дружить.
— А как по поводу Старших? Думаешь, настоящие кержаки были? С кровью и потом воровской закон защищали? — Рафи «зашел с козырей», вспомнив некоторые подробности из жизни недавних королей воровского мира. Он ведь, прежде чем их взорвать, следил за ними. И, естественно, кое-что интересное смог «нарыть». — Так вот… Старшие очень даже неплохо вели дела с жандармами. Не только получали неплохой барыш, но и имели от власти защиты. Странно ведь, что вас, уличную шелуху, все драли в хвост и гриву, а их никто не трогал. А ларчик очень просто открывался — у них была договоренность.
Насупившийся Витян, по всей видимости, не очень в это верил. Видно было, что до сих пор погибших Старших считал настоящими кержаками и защитниками воровского закона. Последний романтик с большой дороги…
— Не веришь мне, спроси свою тетушку. Она-то все это изнутри знает. Ведь, шлюхи и власть, считай, две стороны одной медали. Одно без другого никак не может.
И чтобы Витяна окончательно «добить», парень привел еще пару убойных подробностей про Старших. Рассказал про то, как они сдавали жандармам своих же людей, мелких сошек, которые в чем-то перед ними провинились. Признаться, Рафи для красного словца даже немного приплел кое-чего такого, чего не слышал и не видел здесь. Но для хорошего дела ведь.
— Ну? Че делать-то тогда? — в какой-то момент буркнул Витян, прерывая молчание. Сидел недовольный, чернее тучи. — Под фараонов ложиться?
Спрятав улыбку поглубже, Рафи подсел ближе. Теперь, когда все сдвинулось с места, нужно было работать тоньше. До Витяна должно дойти, что мир вокруг него противоречивый, сложный — серый со множеством оттенков. Здесь совсем не будет простых и однозначных решений, лежащих на самой поверхности. Все его действия в ранге Старшего будут итогом многочисленных компромиссов.
— Ни под кого не нужно ложиться! Наоборот, прежде покажешь свою силу, а потом они сами к тебе прибегут, — начал «плести кружева» Рафи, рассказывая о всех сложностях нового воровского порядка в столице. И, честно говоря, многое он и сам не до конца понимал. Нужный образы и аргументы словно бы сами появлялись в его памяти, напоминая о другой его жизни в ином мире. — Сначала, покажи зубы улице. Пусть вся боссота знает, кто теперь в городе главный. Не церемонься ни с кем из них. Только… старайся не оставлять следов. Обо всем этом власти лучше не знать.
Внимательно слушавший, Витян громко хрустнул костяшками кулаков. Сейчас, когда разговор стал конкретнее, он почувствовал себя увереннее. Стало все намного понятнее.
— Но жми лишь до определённого предела. Воровское общество должно знать не только твою силу, но и милость. Покажи, что ты ценить верность. Подбрось деньжат, продуктов беспризорникам в сквадах, старым ворам, их женам. Не жмись, все траты тебе вернуться обратно с большим прибытком…
Казалось, Рафи говорил прописные истины, но для Витяна они явно казались настоящим откровением. Похоже, дело было в том, что впервые молодой вор слышал не противоречивые россказни о воровском законе и воровском счастье, а видел перед собой связную и максимально конкретную картину нового будущего. Здесь все было по-честному, по справедливости. И как такое могло не нравиться?
— А вот теперь поговорим и том, как вести дела с властью…
Рафи, наконец, приступил к самой сложной теме. Сейчас слова и мысли нужно было особенно осторожно подбираться. Витян должен был не просто все это понять, а принять.
— Что бы ты не делал и где бы не жил, власть никуда не денется. Даже в глухом лесу, она все равно тебя найдет. Заруби это себе на носу. Ты можешь от нее отворачиваться, не замечать, плеваться в ее сторону, но легче от этого не станет. Нужно научиться жить рядом с ней так, чтобы все было хорошо… Власть похожа на здоровенного злого пса, наподобие волкодавов на купеческих складах. Она любого загрызет и не поморщится, если на ее пути встанешь. Если же пару раз ей кусочек мясца бросить, то все изменится…
У Витяна на губах заиграла легкая улыбка. Оживился весь. Выходит, язык аллегорий ему оказался особенно понятен.
— Начни с самого простого. На праздник отправь пару мальцов с небольшим подарком местному околоточному полицейскому. Например, собери увесистый пакет с хорошими продуктами — бужениной, копченым салом, хорошей колбасой с кровью, пару бутылок испанского вина. Кстати, у околоточного Ведерникова, что в этом районе службу тянет, завтра именины.
Парень, вытащив из кармана небольшой блокнот, убедился в том, что не ошибся. Вот и пригодилось его небольшое досье, которое он в свое время оставлял.
— Собери для него пакет, и туда положи записку с парой слов. Мол, от общества с уважением…
Фыркнув, Витян замахал руками. Явно, что-то придумал.
— Надо написать, что от нас это. Пусть знает, с чьих рук ест.
— Не спеши, — качнул головой парень. — Если полицейский с головой, то и сам все поймет. Не надо ничего разжевывать… А со временем на короткий поводок его посадишь. Нужно на него что-нибудь особенное накопать, за что прихватить можно. Может он пьяница безбожный, может девок совращает или пацанов, может в кассу свои лапы запускает. Короче, все сойдет. Понял?
От Витяна вновь последовал кивок. Наконец-то, осмысленное выражение в глазах появилось. Похоже, все-таки получится из него толк. Воспитаем в семье мафиозо.
А в на 2-ой Бухарской улице столицы, где госпожа Камова, тетушка Витяна, проживала, в это самое время знатный переполох случился. Почитай, со всей улицы к ее дому народ сбежался. Уже набралось под сотню человек, а люди все прибывали и прибывали. Пришлось, даже околоточного полицейского позвать, чтобы порядок навел.
— А ну, песьи дети! Чаво встали, как на базаре⁈ — рычал грузный краснолицый полицейский, грозно топорща большие усы, как у таракана. Руки упер в бока, заслонив своим необъятным телом роскошный белый автомобиль «Адмирал-Блиц». — Куды свои культяпки тянешь, паскудина⁈
Замахнулся он плеткой на босоного мальчишку, что восхищенно гладил блестящий задний бампер автомобиля. Пацан тут же рванул оттуда так, что только грязные пятки засверкали. А кому охота по заднице плеткой получить?
— Быстро по домам! Бегом! — лицо у околоточного стало совсем уж багровым от бешенства. К ножнам потянулся, за шашкой. — Чичас казаков позову!
Толпа и так уже понемногу пятилась, а сейчас и вовсе побежала. Дураков не было, с казаками встречаться. Те совсем жалости к простому люду не знали. Могли и нагайками от души отхлестать, а могли и шашками рубануть с плеча. Были уже не раз такие случаи.
— Ну, наконец-то, — заднее окошко автомобиля приоткрылось, и оттуда показалась недовольная сморщенная женская мордочка, очень напоминавшая обезьянью. За край стекла держалась узкая ладошка, затянутая в белоснежную шелковую перчатку с парой золотых колечек на пальчиках. — Какой мерзкий запах! Как они здесь только живут? Если бы не поручение государыни, то моей ноги бы здесь не было. Фи! А ты, дубина, что столбом стоишь? Помоги выйти!
Полицейский тут же подбежал к автомобилю и открыл его дверцу. Поклонился, махнув головой, и протянул руку. Помочь, значит, решил.
— Ну, где этот дом? — проигнорировав его руку, из автомобиля выбралась высокая костлявая особа из придворных дам, судя по цветам ее мехового манто. С напудренного, словно мраморного, лица презрительно смотрели ее зеленые глаза. Чувствовалось, ей было противно не то что стоять здесь, а даже дышать одним со всеми этими людьми воздухом. — Где он, я тебя спрашиваю? Ну, остолоп?
Уже мертвенно бледный, полицейский подскочил к ближайшему крыльцу и ткнул в него пальцем. Причем, в этой самое время он умудрился и по стойке смирно встать.
— Вот здесь, Ваше Сиятельство, мадам Камова проживает. В энтом самом доме, не извольте сомневаться! Сейчас, сейчас, я открою!
Резко развернулся к дому и застучал по двери. Громко, едва не вырывая из крепления бронзовую ручку.
— Открывайте! Спите там что ли⁈ Быстро открывайте! — едва не кричал он в полный голос. — Тут от самой государыни императрицы прибыли…
Не прошло и нескольких секунд, как дверь дома осторожно отворилась. В проеме показалась напуганное лицо женщины.
— Что случилось? — тихо спросила она, кутаясь в шаль. — Кто вы?
Придворная дама важно вышла вперед и, брезгливо оттопыривая губу, проговорила:
— Ее императорское Величество Елизавета Михайловна приглашает на Пасхальные празднества шляхтича Рафаэля Станиславовича Мирского…