Нужный (СИ)

Глава 24

Большой императорский кабинет

Эти трое мужчин олицетворяли собой высшую «силовую» власть в империи: Главный полицмейстер столицы, Глава Отдельного жандармского корпуса и Комендант столичного гарнизона. Обычно вальяжные и надменные, сейчас он стояли и молча переглядывались, стараясь держаться ближе друг к другу. Понимали, что приглашение в Большой императорский кабинет не предвещало ничего хорошего. Ведь, обычные вопросы император предпочитал решать в малом кабинете. Когда же хотел показать свое неудовольствие, то провинившихся встречал здесь.

— Ну? — вдруг прозвучал громкий недовольный рык, полностью оправдывавший тревожное ожидание приглашенных. — Расслабились, обмякли? Совсем нюх потеряли?

Император стремительно ворвался в кабинет, хлопнув створками дверей так, что с потолка посыпались куски золоченой лепнины. Резко остановился у огромного стола и развернулся в полуоборота к ним, даже этим показывая свое отношение.

— Вы мне, что с городом сделали⁈ Что молчим, господин Разумовский?

Под бешеным взглядом императора Главный полицмейстер столицы попытался еще сильнее вытянуться. Но куда там. Тучное тело, едва затянутое в роскошный синий вицмундир с золотым шитьем, к такому вряд ли было способно. Дернулось, колыхнулось пузом и также, как и было, застыло. А лицо тут же приняло извиняющие выражение. Мол, не могу знать, мой император.

— И вас, господин Трубецкой, тоже постиг этот прискорбный недуг молчания?

Император резко повернулся к статному седовласому генералу, командующего столичного гарнизона. Тот, видимо, не ожидавший этого, едва не отпрянул назад. Но быстро овладел собой и выпрямился, уже пожирая глазами монарха.

— А вы… — хозяин кабинета посмотрел на последнего из троицы и сразу же запнулся встретившись с его взглядом. Ведь, в глазах Мирского, главы Отдельного жандармского корпуса, не было ничего живого. Словно у рыбы. — Что, в конце концов, происходит в моем городе? Неделю назад похитили дочь вашу дочь Михаил Павлович, — монарх снова остановил взгляд на главном жандарме. — Сутки назад было совершено нападение на дом князя Голицына, а его самого увезли в неизвестном направлении! А завтра, что? Среди бела дня влезут в мой дворец⁈

Словно лев в клетке, император зашагал из угла кабинета в угол. Сделав круг, остановился.

— Что-то, вообще, делается? Вильгельм Карлович, где полиция? Чем заняты ваши подчиненные? Где эти две с половиной тысячи лбов, которые проедают уйму казенных денег? Молчишь? А я отвечу! Пьют, черти! Безбожно пьют! Там каждого третьего нужно плетьми отходить, чтобы заставить работать!

Разумовский все продолжал пучить глаза и надувать щеки, при этом ни говоря ни слова. Видно, и сказать было нечего.

— Я недоволен вами, господа. Чертовски недоволен, — покачал головой император, вновь начиная вышагивать по кабинету. Стук каблуков его сапог гулко отдавался по паркету, звуча едва ли не набатом. — Получается сейчас никто из благородного сословия не может быть спокойным. Любого, будь то взрослый или молодой, могут ограбить, избить, надругаться, я правильно понимаю? Или что-то все-таки делается?

И тут комендант столичного гарнизона «дал маху». Генерал, видимо, по причине былых заслуг и родства с императорской фамилией решил, что все это не в полной мере касается его. Принял еще более бравый вид и, сделав шаг вперед, принялся рапортовать:

— Ваше Императорское Величество, с 15-го числа на улицы выведено четыре приданных гарнизону полка — Лейб-Гвардии Московский, Измайловский, Чугуевский казачий и Лейб-Гвардии кирасирский. Городские патрули удвоены, заставы утроены. Все шалманы, малины и нору перетряхнули, как через сито, — лихо перечислял генерал, не забывая тянуться вверх. — Мимо нас ни один лиходей не пройдет, Ваше Величест…

Главный полицмейстер дернул лицом, скрывая усмешку. Он-то, наученный горьким опытом, ни за что бы сейчас не высовывался. Слишком уж явной казалась «гроза». Сегодняшняя вспышка ярости у императора была совсем не похожа на прежние. И предчувствие его не обмануло.

— Вы дурак⁈ — неожиданно рявкнул хозяин кабинета, резко развернувшись к генералу. К счастью, у того хватило соображения ничего не отвечать. — Ну, тогда и молчите!

С бледным от злости лицом и сжатыми кулаками император явно не был настроен на разговор. Другим дурным знаком стало быстрое падение температуры в кабинете — из рта шел пар, а у ног государя появились ледяные узоры.

— Всех вывести на улицу! Сегодня же, сейчас же! Объявить всем: нашедшему девицу Мирскую или изловившему того злодея будет пожаловано личное дворянство, если такого у него не будет. Благородному — новый чин или звание. А если не будет результата, то…

Пауза излишне затянулась, заставляя всех сглотнуть одновременно появившийся в горле ком. Всем было прекрасно известно, что император на расправу также скор, как и на милость. За усердие мог сразу и чин и звание пожаловать, а за какой-нибудь серьезный промах

— … Полетят головы. Даю трое суток.

Этот кабак, что располагался в полуподвальном этаже старого купеческого лобаза, пользовался в окрестностях дурной славой. Вечно тут отирались разные темные личности, готовые за пару монет или хороший кафтан дать дубиной по башке или попросту прирезать в темной подворотне. Про здешние драки и говорить было нечего. Морды тут били регулярно и с большой охотой: косо посмотрел — получи, не туда присел — получи, не то сказал — получи, просто прошел мимо с кислой миной — снова получи. Словом, самое последнее место.

Самое веселье, если так можно сказать, начиналось ближе к полуночи. Словно кладбищенская нечисть сюда начинали стекаться опустившиеся пьянчуги и марафетчики, урки разного пошиба, шлюхи, которым в другом месте уже нечего было ловить. Сразу же поднимался шум и гам. То с одной стороны, то с другой требовали еще пива и что-то пожрать. Ревела и раздавала оплеухи дюжая подавальщица, которую кто-то снова хватанул за необъятный зад. Слышались смачные удары: кому-то уже кровянили рожу.

Сегодня же все было иначе. Михей, вор пусть и молодой, но уже немало повидавший, нутром чуял, что происходило что-то странное. Придя в кабак, чтобы «скинуть» кое-какие ворованные цацки, в нерешительности замер у самой двери.

— Лягавые что ли? — горло пересохло, а руки сами собой полезли за пазуху, где лежал сверток с ворованным. Нарочно, ведь ближе к сердцу засунул, чтобы душу грел. Никогда такого еще не добывал. — Засада…

На цыпочках он прильнул к крохотному окошку, которое, правда, едва пропускало свет. Грязное, закопченное, словно и не стекло вовсе.

— Хм… Вроде и нет лягавых.

С виду все было спокойно.

— Ладно. Я же фартовый.

Ухмыльнувшись, Михей толкнул дверь и тут же оказался в густой дымке, в которой смешались десятки тошнотворных запахов. Его нос различал и запах вонючего самосада, немилосердно дравшего горло; и прогорклого давнишнего масла, которому самое места на помойке, а не на сковородке; и вонь давно немытых тел. Свои родные запахи, а, значит, все спокойно.

Успокоенным этим ощущением, Миха прямо с порога крикнул:

— Андрон, я тутась! Плесни-ка, своего лучшего поила, а не той мочи, что наливаешь дру…

Но не договорил, резко замолкнув. Только сейчас заметил странную тишину, опустившуюся в кабаке.

— Э-э-э…

Все сидели, словно пришибленные. Уткнулись в плошки с кислой капустой и мясом и дули пиво из здоровенных кружек. Никто по сторонам старался не смотреть и не издавать лишних звуков.

— Тс-с-с, — зло зашипел на него кабатчик, едва вор оказался у стойки и встретился с ним глазами. Жирный мужик в грязном фартуке, одетом прямо на засаленную рубаху, смотрел на него выпученными глазами, явно призывая к молчанию. — Чаво разорался, дурень? Ослеп что ли?

Прикрывая рот рукой, он стрельнул глазами в дальний угол кабака, где было самое «козырное» место. Здесь любили отираться те, стоял над всей этой шушерой и с которыми лучше было не связываться.

— Видишь?

Проследив за пальцем кабатчика, Михей к своему удивлению увидел какого-то мальчонку в господской одежде. Чистенький, невзрачный, он сидел на самом лучшем в кабаке месте и прихлебывал пиво из кружки. От такого зрелища вор даже рот раскрыл. Эдакого щенка можно скорее увидеть на главной площади у храма подле мамкиной юбки, но не как здесь.

— Пару часов назад заявился и сразу туда сел. А Сеньку Кривого, что…

Этот пацан, оказавшийся одаренным из аристократов, походя изувечил троих, а то и четверых завсегдатаев. Словно кутят расшвырял еще парочку других, что попробовали броситься к своим паханам на помощь. В итоге, в самой середке кабака появилась небольшая горка из едва шевелящихся и стонущих тел с поломанными конечностями.

— На стену лучше посмотри, что у двери, — кабатчик кивнул на массивные валуны из дикого камня, из которых была сложена стена. — Видишь копоть? Сказал, если хоть кто-то рот откроет и станет ему мешать, всех здесь сожжет…

Часть стены, и правда, была черной, словно здесь бушевал сильный огонь. Даже на потолке копоть была.

— Не шуми только… Энтот у самой печи сел, а там жар мама не горюй. Скоро сморит его…

В какой-то момент тихо сопевший у печи паренек дернулся. С полузакрытыми глазами шумно зевнул, потянулся до хруста в спине. Выспался, похоже.

— Ой, что это еще за гадюшник? — спросонья удивился Рафи. — Как меня, вообще, сюда занесло?

Вопрос, конечно, был риторическим. В его голове сразу же всплыли чересчур бурные события вчерашней ночи, после которой он и заявился в эту дыру: и поджог особняка в самом центре столицы, и тушение пожара ряжеными пожарными, и похищение князя Голицына, и разговор с ним. Жуткий издевательский смех старика до сих пор еще стоял в его ушах, заставляя недовольно кривить губы.

— Вот же, старый черт! Поиздевался надо мной и свалил в преисподнюю… Скотина, если бы ты копыта сам не отбросил, то я бы…

А чего толку теперь мусолить? Ведь, весь вчерашний день пустяшным, бесполезным оказался. Только зря драгоценное время потерял. Оказалось, князь Голицын ни каким боком не причастен к похищению Лизы Мирской. Старик сам в этом признался, а причин не доверять ему у Рафи не было.

— Осталось только сидеть в этой дыре и сосать пиво, — он с отвращением обвел глазами мрачное помещение кабака, сейчас казавшееся еще хуже. — И чего делать непонятно.

Этот настрой, по-видимому, его и привел сюда. В любом другом месте, где светлее, чище и публика приятнее, «страдать» и жаловаться на судьбу не в пример хуже. Здесь же прямо всеми фибрами души чувствуешь, что попал в глубокую задницу.

— Где ее теперь искать? Ни свидетелей, ни зацепок. Черт, как сквозь землю провалилась.

Соображалось тяжело: мысли как-то вяло барахтались в пустой голове, тыкались из стороны в сторону. Похоже, третья кружка пива вчера оказалась лишней, а может уже и вторая. Пришлось кликнуть подавальщицу с квасом, от которого почти сразу же полегчало.

— Хорош, ядреный…

Дальше дело пошло веселее. Не обращая ни на кого внимания, Рафи вытащил блокнот и начал в нем бодро чертить схемы. Как оказалось, рисование разных фигурок со стрелками быстро приводили его мысли в порядок.

— Как говориться, ищи, кому выгодно? И кому, интересно? — парень задавал вопросы и тут же отвечал на них. — Да, кому угодно! Мирский — жандарм, которых никто не любит. Любого здесь спроси — все его в гробу и белых тапочках видели. Значит, здесь копать не вариант.

Бодрое начало расследование, только начавшись, вновь едва не зашло в тупик. К счастью, Рафи и не думал останавливаться.

— Тогда придется идти другим путем. Как там говорят опера, придется… рыть носом землю.

Кто такие опера и почему он сказал именно так, Рафи не особо понял. Просто само собой выскочило. Собственно, в голове стали возникать и другие довольно необычные идеи. Похоже, воспоминания из прошлой жизни снова пробиваются, решил он, и махнул на них рукой. Не страшно, лишь бы смогли помочь.

— Нужно пройти по дороге, которой возвращалась Лиза, и все посмотреть своими глазами. Глядишь, какая-то мысль и осенит.

С этими словами Рафи поднялся с места и направился к выходу из кабака. Глубоко погруженный в свои мысли, он особо не смотрел по сторонам. Хотя посмотреть тут было на что.

Едва ли не весь кабак провожал его со вздохом облегчения. Кабатчик, тот, вообще, вышел вперед и несколько раз низко поклонился. Стоявшая за ним подавальщица тоже не забыла отвесить поклон. Остальные вздрагивали при его приближении, опасливо втягивая головы в плечи. Глаза прятали в пол, стараясь не смотреть в его сторону.

С того дня среди городского дна начала гулять одна страшная история про жестокого мага-аристократа, который, притворяясь безобидным мальчишкой, ходит по самым злачным местам и жутко калечит всех подряд. Мол, такой силы злоба его переполняет, что нет у него никакой воли ее держать. Все наружу выплескивается. И не дай Бог попадёшься на его пути, лучше сразу на землю валиться замертво и не дышать, чтобы мимо прошел. Может тогда и живым останешься, если будет на то воровской фарт и Божья милость.

Рафи тем временем оказался в самом начале улицы точно у ворот гимназии, откуда в тот проклятый день и возвращалась домой Лиза. Идти было где-то пару верст, которые ему сейчас и предстояло тщательно осмотреть.

— Все равно кто-то что-то видел или слышал. Не может быть иначе.

Парень медленно шагал по улице, без устали вертя головой по сторонам. Старался во всех деталях представить путь девушки. Он ведь ее частенько в последнее время провожал и каждый закуток на дороге помнил. Поэтому осталось лишь посмотреть на все это «свежим» взглядом.

— Нужно лишь найти этого человека…

С невнятными бормотаниями себе под нос и горящими глазами Рафи и шел, пристально вглядываясь в прохожих, дома, проносящиеся мимо экипажи. Несколько раз останавливался прямо посреди мостовой, когда что-то привлекало его внимание.

На столь чудное поведение даже одна пожилая дама обратила внимание. В старомодном платье и с небольшой сумочкой в она тут же не преминула спросить, все ли у него в порядке. И очень обиделась, когда он не обратил на нее ровным счетом никакого внимания и прошмыгнул мимо.

— Стопе, — у Рафи, словно что-то щелкнуло в голове, и он посмотрел на эту женщину совсем «другими глазами». Может ее он искал все это время? Вдруг столь нужный свидетель у него под самым боком, а он и носом не ведет. — Бабулька-то, похоже, частенько тут прогуливается. Все видит, все подмечает. Вон из-под очков зыркает. Мимо такой точно не пройдешь…

Он тут же принял исключительно виноватый вид, даже немного взлохматил шевелюру.

— Мадам, прошу меня извинить. Я просто возвращался из гимназии и задумался над домашним заданием нашего учителя. Я очень виноват, — Рафи шаркнул ногой и потупил взгляд. Всем своим видом показывал, что глубоко виновен в страшном поступке — игнорирование пожилой матроны. — Прошу извинения.

Женщина немедленно остановилась и внимательно на него посмотрела. Прямо чувствовалось, как ее взгляд его «препарировал», вытаскивая наружу все «грязное» белье. Наконец, он прохладно хмыкнула, видимо, признав парня достойным для разговора.

— Не мадам, а мадемуазель, молодой человек, — строго произнесла она, покачав головой. — В столь юном возрасте нельзя быть таким рассеянным. Это состояние скорее присуще нам. Я в былые годы тоже знаете ли…

В следующий неполный час Рафи терпеливо слушал рассказ «старой баронессы», как она сама себя представила. В основном, конечно, это было старческое брюзжание обо всем на свете: о плохой погоде, о дурной испорченной молодежи, о прошедшей молодости и многое, многое другое. Но, к своей радости, «разжился» и кое-какими сведениями о том дне. Оказалось, женщина, и правда, ежедневно прогуливается здесь в одно и то же время.

— … И, знаете ли, правда видела нечто любопытное, — прищурилась баронесса так, словно прицеливалась. — В аккурат неделю назад видела. Такая орясина у изгороди стояла, весь какой-то несуразный, и глаза пустые, глупые. Ещё леденец облизывал, как дитё малое. Оттого его и хорошо запомнила. Подумала ещё: мужик уже, а сахарный леденец во рту…

Рафи все это время уважительно гугукал в нужных местах, чтобы показать свою заинтересованность.

Хотя «улов» и оказался довольно скромным, в конце разговора он очень вежливо попрощался. Даже вызвался проводить баронессу, чем вызвал у неё снисходительную улыбке.

Кое-что интересное удалось узнать и местного извозчика, который частенько торчал в этих местах в ожидании очередного клиента. Степенный дядька с густой рыжей бородой, от которого густо несло потом и табаком, тоже вспомнил странного молодца с глуповатой улыбкой и леденцом.

— … А как же! Видал, видал энтого чиловека! — ухмыльнулся в бороду извозчик, хитро поглядывая на Рафи. — Чистый блазень, что тут сказать. Племяш у моей благоверной такой же. Самому почитай три десятка лет стукнуло, а все в носу козы цельными днями ковыряет. И энтот видно из таких, блаженных…

Рафи уже не улыбался. Кажется, он что-то «нащупал». Ведь, одно наблюдение могло быть случайностью, а два уже нет. Выходит, именно в тот день, когда пропала Лиза, здесь отирался молодой мужчина с явной печатью глупости на лице. Дурень, причем с деньгами. Ведь, сахарные леденцы не каждому по карману. Не каждый босяк купить может.

— Похоже, этот самый дебилок мне и нужен, — пробормотал парень, махнув извозчику рукой. До конца улицы осталось с полсотни метров. — Хорошо бы поговорить с ним. Вдруг это ниточка…

А случившийся следом разговор уже окончательно превратил его подозрения в уверенность. Оказалось, дурня видел и коробейник, продававший на этой улице с лотка всякую дребедень.

— … Как есть дурень! — жизнерадостно рассмеялся черноволосый парень с крошечными усиками, то и дело поправляя широкий кожаный ремень лотка. — Стоял тут, как столб, чего-то бормотал, высматривал. В руках сверток с сахарными петушками… Держит так, что не вырвать.

Чувствуя, что след найден, Рафи положил на лоток металлический рубль. Следующую монету вытащил из кармана и стал вертеть между пальцами. Намекал, что и этот рубль может перейти к новому владельцу.

— … Так знаю я его! — у коробейника аж глаза загорелись. Видно, прибыль почувствовал. — Это же дворовый князя Сабурова! Точно! Я его уже на ярмарке видел! Он и там за леденцами…

Только Рафи его уже не слушал. Бросил монету в лоток и пошел прочь. Услышанное так поразило его, что он даже не знал куда идти.

— Сабуров? Этот красавчик похитил Лизу?

То, что обычный гимназист, сын князя Сабурова, похитил дочь самого главы Отдельного жандармского корпуса, звучало самым настоящим бредом! В голове даже не укладывалось!

— Из-за меня? Или из-за той сраной игры? Сука…