Нужный (СИ)

Глава 8

По улице несся, как угорелый, высокий плотный парень. Мелькали высокие башмаки, за спиной развевались полы модной куртки апаш. Прохожие с удивлением расступались в стороны и еще долго провожали его взглядом, с осуждением что-то бормоча ему вслед.

Витян, а это был именно он, уже оказался у кирпичной стены, отделявший от проспекта городской парк. Одним махом «взлетел» на стену и тут же слетел вниз. Оказавшись на той стороне, рванул дальше. Гигантскими скачками перескакивал через красочные цветники и газоны, проламывался через декоративные изгороди.

Дыша, как загнанная лошадь, вырвался из-за парка. Сил уже почти не было. Обеими руками вцепился в фигурные чугунные ворота, едва не повиснув на них.

— Б…ь, сдохну щас… — харкнул он себе под ноги с таким видом, словно собрался все нутро выплюнуть. — Черт, черт… Точно сдохну.

Снова харкнув тягучую слюну, парень оторвался от ворот и поковылял дальше. До дома его тетушки оставалось чуть более версты, но медлить было никак нельзя. Нужно было попасть к ней, как можно скорее.

— Тетушка⁈ Тетушка⁈ — Витян с силой заколотил в дверь, едва только оказался на пороге дома мадам Камовой. Дверь с аккуратной бронзовой ручкой в виде головы льва аж ходуном ходить начала от таких ударов. — Тетушка, это я! Тетушка!

В нетерпении он уже и ногу занес, чтобы ударить посильнее. Казалось, мгновение, и дверь, вообще, с петель снесет.

— Тетушка⁈ Это я! Открывай, не бойся! Все кончилось! — кричал он во весь голос. — Слышишь⁈ Все закончилось!

Наконец, послышался скрежет замка. Следом тетушка, похоже, сдвинула массивный засов, больше подходящий для ворот средневекового замка. Дверь чуть отворилась, и в проеме показалась женщина с ружьем. Дуло весьма внушительного калибра при этом смотрела прямо в лицо племянника.

— Чего орешь, как оглашенный? Живо внутрь! — рявкнула она на него, толкая дверь от себя. — Только что тут какие-то типы крутились. Чую, по наши души…

Она цепко ухватила его за ворот куртки и буквально втащила внутрь.

— Чего орал? Узнал чего? — заперев дверь на все засовы, она резко развернулась к нему. Ружья при этом так и не выпустила из рук. И, судя по жесткому выражению лица, сдаваться она не собиралась. Не той закалки. — Или кто за нас вписался? Чего лыбишься? Совсем без мозгов? Старшие того гляди своих быков пошлют, а он лыбу давит…

А парень, словно не слышал ее. Спокойно прошел в гостиную, прихватив по пути бутылку вина с фужером. Подошел к окну и без всякого страха устроился возле него в кресле.

— Ты, совсем придурок⁈ — зашипела женщина на него, показывая на окно. Пусть и плотно зашторенное, оно совсем не закрывало от выстрела. — Свали от окна! Здесь же все, как на ладони!

К ее удивлению, племянник в ответ широко улыбнулся. Демонстративно плеснул в фужер красного вина и с чувством сделал глоток.

— Успокойтесь, тетушка. Не надо так нервничать, — Витян, похоже, наслаждался, видя, как злится ничего не понимающая тетушка.

— Прячься, придурок! — снова махнула она. — Шмальнут в окно, и поминай, как звали…

Сейчас, когда на кону стояла её жизнь, с Камовой окончательно слетел весь её налет благообразности, что сложился вокруг неё за все эти годы новой жизни. Вновь вместо респектабельный, почтенной мадам, стояла отчаянная Катька Шило, мамка всех шлюх столицы, не боявшаяся ни черта, ни бога. Правда, вместо излюбленного оружия, длинного тонкого клинка, в её руках надёжно устроился африканский слоновой.

— Слазь, говорю! Старшие…

Витян же в ответ качнул головой. Мол, вряд ли:

— Не придут. И не пошлют никого. Вообще, — довольно ухмыльнулся и потянулся, как разомлевший на солнце кот. И говорил соответственно: пренебрежительно, растягивал слова. — Не смогут. Потому что они трупаки, тетушка…

От удивления у нее рука, а вместе с ней и ружье, дернулось. И хорошо, что она палец на курке не держала в этот момент, а то бы в стене рядом с племянником появилась внушительная дыра.

— Сегодня во всех газетах про это будет. К тому дому сейчас фараонов нагнали, что мама не горюй. Близко не подойдешь, — начал рассказывать Витян, чувствуя, что у женщины кончается терпение. А, зная ее, можно было ожидать и оплеухи. — Я, правда, одним глазком успел поглядеть. Там можно было с стороны Кузнецкого переулка пройти можно. Вот я и через дыру в стене и позыркал.

Камова, все еще стараясь не подходить к окну, встала у стены, не сводя глаз с парня. Ружья, от греха подальше, опустила стволом вниз.

— … Охренеть, че там! Пол стены снесло с той стороны! Аж наружу все вывернуло! — едва сдерживаясь, Витян резко взмахнул руками. — Кругом вот такенные куски стены валяются. Хрен пройдешь. Я там потерся в толпе, послушал, что говорят. Сама знаешь, на каждый роток не накинешь платок, — усмехнулся, разводя руками. Мол, видишь, какой-он пронырливый. — Один «колобок» из чиновников сказал, что там бомбы рванули. Вроде даже видели, как пара террористов по улице убегала. Короче, взорвали этих уродов к ебен… Помнишь, Рафа еще говори…

И тут Витян замолк. Глаза у него округлились, сделавшись, как два здоровенных медяка по пять копеек. Похоже, до него дошло, на что все это похоже.

— Тетушка, ведь он говорил, что нужно пару дней потерпеть и все решится? — у парня дрогнул голос. Неужели, этот малец, которого Витян при каждой встрече панибратски хлопал по спине, как-то связан со всем этим⁈ Слишком уж дикой была эта мысль, чтобы вот сразу в нее поверить. — Ты тоже это слышала? Так?

Фужер с остатками красного вина, что он все еще держал в руке, дрогнул, и пара капель пролилась на рубашку. Ярко-алая жидкость медленно расплылась по груди, отчетливо напоминая рану.

— Б…ь, — пробормотал Витян, с явным страхом смотря на расползающееся пятно. От его недавней веселости не осталось и следа. Рафи, которого все они считали за очень странного, но не более того, юнца, открывался для всех них совсем с другой стороны. — Это он что ли сделал? Вот же черт…

Он перевел взгляд на молчавшую, как рыба, тетушку, вновь поудобнее перехватившую ружье. Все ее мысли были на лице написаны.

— Ты веришь, что это сделал…. Рафи?

Плотно сжатые женские губы скривились в неопределенной гримасе. Как говорится, понимай, как хочешь.

— Подожди, а где он сейчас?

И взгляды обоих тут же повернулись в сторону деревянной лестницы, ведущей на второй этаж. Именно там находилась комната, в которой последнее время ночевал Рафаэль.

— Спит еще, но скоро встанет, — Камова развернулась в сторону лестницы, уже не обращая никакого внимания на окно. Похоже, мифическая угроза с улицы ее совсем теперь не заботила. — А вчера его, и правда, очень долго не было, — многозначительно проговорила она. — И пришел он весь какой-то взъерошенный, нервный.

Для Витяна теперь все стало окончательно ясно. Если раньше у него еще были какие-то сомнения, то сейчас от них не осталось и следа. Выходило, что этот пацан взорвал всю верхушку воровского мира столицы, тех, которых боялись тысячи людей, от самого последнего пропойцы и шлюхи и до некоторых генералов.

— Вот тебе и пацан, б…ь! — вырвалось у парня. — Старших завалил.

Рафи едва не проспал. Вчерашние события явно давали о себе знать: все тело ломило и адски хотелось еще подремать.

— Время, время!

Один взгляд на настенные часы, и он уже стоял у кровати в пижамных штанах. Быстро собрал постель, заодно проверяя, не оставил ли он чего-нибудь лишнего со вчерашней операции. К счастью, ничего странного и подозрительного ни у кровати, ни в карманах его брюк и куртки не было.

— Точняк опоздаю…

Лицо ополоснул, слегка мазанул по зубам щеткой с каплей зубного порошка. После чего уже принялся натягивать на себя гимназический костюм.

— А служанка бы сейчас не помешала. Утюгом разок пройтись… — бормотал Рафи, держа в руках мятую сорочку. — Да и для другого дела подошла бы, — опустив глаза вниз, на топорщившийся бугорок в штанах, с усмешкой добавил он. — По-любому нужно будет этим озаботиться. А то, как каменный…

Наконец, более или менее собравшись, он стал спускаться по лестнице в гостиную. По уже появившейся привычке начал принюхиваться, пытаясь угадать, что у них сегодня будет на завтрак.

— Хм, ничем не пахнет.

К его удивлению, ничем особенным и не пахло: ни ветчиной, ни обжаренными гренками с маслом, ни ароматными блинчиками с медом. Странно! Тетя Ира всегда старалась его чем-то удивить утром. Это уже стало для них традиционной игрой: он, едва сев за стол, пытался угадать, а что сегодня будет на столе.

— Эй⁈ — Рафи негромко позвал, неосознанно замедлив шаг. В голове даже появилась подлая мыслишка, а не рвануть ли в комнату за пистолетом. Вдруг сейчас в гостиной его ждали враги. Оружие в таком случае стало бы неплохим аргументом для защиты. — А, тетя Ира! Витян! Совсем вас не слышно, как будто спрятались.

Те, и правда, были в самой дальней части комнаты. Витян сидел на краю дивана, будто бы вжавшись в его спинку. Камова стояла почти в самом углу. Полное впечатление, что они прятались от кого. Только от кого? Врагов же не было больше.

— Вы что? Тетя Ира⁈ Что с вами такое? Опять что-то случилось?

Рафи уже не на шутку встревожился, начиная невесть что себе придумывать.

Первым «вышел» из явного ступора Витян, начиная медленно подниматься с дивана. Причем делал это с таким видом, что у Рафи еще больше становилось вопросов.

— Э-э-э-э… Я ведь того… Э-э-э-э, деньги еще за те два починенных ствола не отдал, — он вроде бы смотрел на Рафи, но «поймать» его взгляд никак не удавалось. — Я завтра все отдал, все до копейки. Э-э-э, господин Рафаэль, все отдам.

А вот тут-то Рафи и «выпал в осадок». Такого обращения от Витяна, все время общавшегося с ним на уровне «загадочного» друга, никак не ожидал.

— И за прошлые стволы добавлю, сколько скажешь, — еще добавил парень, по-прежнему не смотря на Рафи. — Я, э-э-э, пойду тогда. Деньги еще собрать нужно.

С этими словами «исчез» из гостиной, а через мгновение хлопнула входная дверь.

Проводив его глазами, Рафи с немым вопросом повернулся к женщине:

— Что, вообще, происходит?

Та в ответ пожала плечами. Ружье поставила в угол, словно скалку, и сделал шаг ему навстречу:

— И я тоже хочу это знать. Что происходит, Рафи?

Смотрела укоризненно, словно в чем-то обвиняла. Но при всем при никакой злобы не чувствовалось.

— Эх, Рафи-Рафи, бедовая ты головушка, — она вдруг тяжело вздохнула и, притянув к себе, обняла. Рукой взъерошила волосы, причем это получилось у нее как-то по-доброму, по-матерински. — Пошли за стол. Позавтракаешь, а заодно мне все и расскажешь. И не думай ничего скрывать.

Паренек сразу же кивнул. Рассказать о вчерашнем все равно нужно было. Камова же женщина с непростым опытом и особыми знаниями, могла чего-нибудь и подсказать. В таком деле толковый совет от знающего человека, который к тому же хорошо к тебе относится, очень много стоит.

— Это ведь твоих рук дело? — сразу же спросила она, едва он сел за стол и потянулся к ватрушке с творогом. — Ты со Старшими разобрался?

— Я, — с набитым ртом повинился Рафи. — Все зашло слишком далеко и вопрос с ним нужно было решать окончательно. Поэтому и пришлось их наглухо валить. Других вариантов все равно не было. Ясно же было, что от Витяна они не отстанут. К бабке не ходи, после него принялись бы за нас. Вот и пришлось действовать на опере…

Окончание слова проглотил вместе с остатками ватрушки, бормоча что-то маловразумительное. Сразу же потянулся за второй ватрушкой, хватая с румяным боком.

— …ие… Вот так как-то…

Все это время Камова напоминала собой каменное изваяние. И только еле раздувавшиеся крылья носа выдавали ее.

Не сводившая с него глаз, женщина пыталась как-то разобраться в том, что узнала. Подросток, которого она когда-то «взяла под свое крыло», и, казалось, знала, как облупленного, снова превратился в загадку. И этот его рассказ совсем добавил не ясности, а, напротив, поставил еще больше вопросов. Как подросток смог взорвать квартиру, которую охраняли лучше, чем генерал-губернатора столицы? Где раздобыл бомбу? Как в конце концов он решился на все это⁈ Вон Витяю, ее племяннику, ничего такого даже в голову не пришло, а он ведь родился «на улице», и с детства был обучен воровскому ремеслу.

— Как, Рафи, ты все это провернул? — наконец, решила она задать вопрос, который мучил ее больше всего.

Он же, дожевывая последнюю ватрушку, уже поднимался из-за стола.

— Все, тетя Ира, опаздываю! Потом все расскажу. Сегодня опять какое-то торжество будет. Попросили не опаздывать…

Сказать, что директор Санкт-Петербургской императорской гимназии был взволнован, значит ничего не сказать. Сегодня в стенах его учреждения вновь должно было произойти мероприятие, о котором потом будет шептаться вся столица. Несколько дней назад в главном зале гимназии было награждение государственными наградами обычного мещанина, учащегося его гимназии, что многие и высшем свете сочли грубейшим нарушением традиций и порушением чести благородного сословия. Сегодня снова в центре событий был этот странный юнец: ему будут вручат указ Его императорского Величества о приобретение им личного дворянства. И что теперь скажут люди⁈

Добролюбов в очередной раз вытащил батистовый платок с монограммой, вышитой его супругой, и вытер от пота сначала лоб, а потом шею. Как тут не потеть, если ждешь высокого гостя. Указ о приобретении личного дворянства должен был вручать член попечительского совета гимназии, князь Голицын. Фигура во всех смыслах особенная: один из старейших и сильных магов империи, глава могущественного рода. Ко всему прочему обладал весьма скверным характером, совершенно невыносимым для окружающих.

— Не было забот, а тут сразу привалило…

Снова вынув платок, он сморщился. Батистовую тряпочку можно было уже выжимать. А ведь мероприятие даже еще не началось

— Господи, за что же мне все это…

К счастью, для директора все «прошло без сучка и задоринки». Огромный зал гимназии был полон празднично одетых воспитанников и их педагогов. Отдельно стояли приглашенные гости, сиявшие обилием наград на мундирах и пиджаках, драгоценностей на платьях. Все это тонуло в красивой торжественной музыке, заставлявшей замирать сердце в груди.

— … Попечительского совета, его сиятельство князь Голицын! — в ливрее, украшенной традиционными цветами императорской гимназии, седой церемониймейстер громко ударил по паркету посохом.

После оглашения выступающего перед небольшой переносной трибуной, украшенной красным бархатом, появилась высокая худая фигура в старинном фраке. Князь, опираясь на трость, положил перед собой большой лист бумаги, на котором в ярком свете блеснул золотом оттиск императорской печати.

— Высочайшим повелением Его императорского Величества мещанин Мирский Рафаэль Станиславович приобретает личное дворянство и переходит в новое сословие, — скрипучий колкий голос старика разнесся по залу. Особые теплоту и симпатию его голос не излучал. Чувствовалось, что эта миссия ему малоприятна, а может даже и противна. Хотя внешне все это почти не проявлялось. — С сего часа его чаяния и заботы больше не будут прежними, а станут отражение его благородного состояния.

Похоже, князь решил ограничиться дежурными словами, ничего лишнего не добавив в речь. Это понял и директор, подталкивая своего выпускника в сторону трибуны. Сейчас, гимназист Мирский примет императорский указ, что-то пролопочет благодарственное в ответ, и этот день, наконец-то, закончится.

Мирский, невысокий подтянутый паренек, с каменным лицом пошел через весь зал. Сотни и сотни глаз других гимназистов и гостей скрестились на нем, тщательно осматривая его с головы и до ног. Ведь, завтра все это станет пищей для разговоров.

За пару шагов до трибуны его шаг почему-то сбился. Казалось, он чуть оступился, но, к счастью, снова выровнялся. Что-то странное в этот момент случилось и с князем, который, вздрогнув всем телом, изменился в лице.

— Ты?

— Ты?

Почти одновременно прошептали они оба, «зацепившись» взглядами.

Яркий свет из десятков громадных хрустальных люстр, заливавший огромный зал, слепил. Некоторые из стоявших у стен людских фигур неуловимо расплывались и превращались в блестящие пятна.

Жутко хотелось прикрыть глаза от слепящего света. Хорошо идти нужно было в центр зала. Не ошибешься, шагай прямо и шагай. Именно это Рафи и делал, вышагивая с идеально прямой спиной и каменным лицом.

Но, оказавшись в нескольких шагах от трибуны, замешкался. Он вдруг узнал того, кто должен был вручить ему указ императора.

— Ты?

В мгновение ока внутри него все всколыхнулось, «загорелось огнем». Рафи физически почувствовал, как пожиравшая его изнутри сила требовала своего выхода. Нужно было лишь чуть-чуть ослабить волевую «удавку».

— Ты? — с таким же удивлением, пропитанным злобой, ему ответил старик за трибуной.

В шаге от него стоял тот, кто похитил сестренку настоящего Рафи. Правда, легче от этого парню совсем не было. Чувство жуткой потери с такой силой накатывало на него, что сопротивляться ему едва ли было возможно.

— Как же я искал тебя… — старик вдруг раздвинул серые губы в ухмылке.

— Как же я ждал этой встречи… — такой же ухмылкой ответил ему Рафи, делая еще шаг вперед. Теперь их разделяла лишь трибуна и кусок пергамента с роскошной золотой печатью.