Нужный (СИ)

Глава 7

На этот пустырь с полуразвалившимся домом купца Калистратова редко кто захаживал. Даже местная пацанва, которая всюду свой нос любила сунуть, здесь не появлялась. Слишком уж слава за этими развалинами дурная тянулась. Поговаривали, что в подвале дома до сих пор дух самого купца обитал, которого когда-то грабители страшной смерти придали, а всю его семью вырезали. Мол, с тех пор купец и ходит неприкаянным, пытается тех душегубов найти и полной мерой им отплатить.

Хотя находились и те, кто заглядывал сюда. Вот и сейчас что-то зашуршало в стороне у поваленной изгороди.

— … Да я всех этих… вертел, — из кустов, покачиваясь, вышел мастеровой Федька Зубов. Хорошо выпивши был, только из трактира, потому и море по колено. — Чтобы я, Федор Зубов зассал⁈ Чтобы какого-то мертвяка спужался⁈ Я им всем покажу! — едва не падая, он грозил кому-то кулаком. Плевался. Слюна летела во все стороны, попадая на землю, на одежду. — Я этого мертвяка в бараний рог скручу! Эй⁈ Выходи! Где ты там бродишь⁈

Ноги запутались, упал, чуть голову не разбив. С ругательствами поднялся и снова принялся орать:

— Обосрался, сука? Выходи! Я тебя…

И тут из подвала полуразвалившегося каменного дома кто-то вылез. Весь темный, горбатый с длинными руками. Страшно кашлял, словно хотел все внутренности выплюнуть.

Это нечто вылезло, вытянулось во весь рост. Показало серое лицо, замотанное черной тряпкой. Вдобавок еще остро серой потянуло.

— Ик… Ик… — мастеровой при этом весь посерел, трезвея на глазах. Он ведь и не думал, что все это может оказаться правдой. Разве мертвецы могут ходить по земле? — Ты…

Отчаянно тряся головой, Зубов начал пятиться назад. По ноге побежала вонючая струйка от страха.

— Изыди, изыди… — забормотал мужичок, выхватив крестик из-за пазухи. — Прочь! Прочь!

Едва же мертвяк глухо захрипел, закашлял, мастеровой не выдержал. Похоже, это стало для него последней каплей. Зубов по-бабьи пискнул, резко развернулся и, словно кабан в лесу, стал ломиться сквозь густые кусты. Орал, как безумный. А за ним тянулся зловонный дух.

А фигура в черном балахоне и тряпкой на голове, что только что до напугала незадачливого мастерового, еще с минуту кашляла и харкала. То и дело громко сморкалась в платок, а после шумно дышала.

— Кхе, кхе, кхе! Чертов сернистый ангидрид! Вонючий, мерзкий, просто смерть! От этой тряпки, вообще, никакой пользы! — никак не мог откашляться Родион Молин, что в подвале бывшего дома купца Калистратова оборудовал свою лабораторию. Он даже и не думал кого-то пугать, в мыслях такого не было. Просто внизу вентиляции толком не было, а от его опытов поднялся жуткий дым. Оттого он и выскочил в таком виде. Задыхаться начал, совсем не было сил терпеть. — Ничего, ничего… Потерпеть немного нужно.

Продышавшись чуть-чуть, опустился на сохранившийся кусок каменной кладки и начал что-то строчить в небольшой записной книжке.

— … А если пойти другим путем… Ведь господин Рафаэль сказал, что ему нужен результат, а как его достичь моя забота, — бормотал студент, быстро чиркая карандашом по бумаге. — Хм… А этот самый тротил, похоже, мощная штука будет. Ей никакой динамит и в подметки не годится. Интересно, для чего такая игрушка?

Родион на какое-то мгновение задумался. Для чего, вообще, могла понадобиться такая мощная взрывчатка? Этим ведь можно было целый дом на воздух поднять.

— Да, какая разница! Я теперь ему по гроб жизни обязан, — истово прошептал Родька, размашисто кладя крест. — Плевать, что он там хочет! Плевать! Если бы не он…

И правда, если бы не он, то все было бы очень плохо. Даже страшно было представить, что тогда могло произойти. Ведь, вся жизнь Родьки и егосемьи шла под откос. Считай, полная безнадега, из которой даже выхода не виделось. Матушка чахоткой болела, из комнаты второй месяц не выходила. Сестренка с малолетства в трактире прислуживала. Он тоже с детства сытой жизни не видел, одни только шлепки и унижения. Господин Рафаэль же, словно добрый волшебник, пришел и все решил…

— А как он этого борова приструнил, что нас с квартиры гнать собрался! — улыбнулся Родька, вспоминая вчерашнюю встречу с домовладельцем. — Тот, шкура, оказалось уже матушку стращать начал, что на улицу ее в одном исподнем выкинет. А если, мол, она сама не пойдет, то полицейских кликнет, чтобы ее за воровство закрыли в кутузку. Еще, сучий потрох, хотел матушку к сожительству склонить, чтобы по квартире в зачет пошло… А господин Рафаэль только узнал про это и как треснет ему по харе…

Этот момент он мог тысячу раз «прокручивать» в памяти, никак от этого не уставая. Больно уж он сладостный был, словно награда за все его многолетние страдания и унижения от богатых и знатных.

— После же, как схватил его за нос и начал крутить! Подумать только, пацан взрослого дядьку, как сопляка какого-то по полу возил! — Родька не смог сдержать смешок. — Вот уж воплей-то было! Ха-ха-ха!

Вспомнил Родька также и то, как его благодетель грозил их домовладельцу. Признать тогда и он притих от того ледяного голоса, что стал звучать. Домовладелец же и, вовсе, едва без чувств не свалился.

— Хорошо сказал, сильно… Ты, говорит, скот помойный, гнойный прыщ, какого черта на будущее российской науки руку поднял? Ты должен его холить и лелеять, холить и лелеять, чтобы он как у Христа за пазухой жил! А ты что делаешь? Со свету его сживаешь? С комнаты гонишь⁈

У Родьку снова злорадный смешок вырвался. Та картинка из воспоминаний словно целительным бальзамом пролилась на его измученную постоянными унижениями душу. Не будь он так скромен и воспитан, сейчас, наверное, бы ржал в полный голос, как лошадь. Еще бы приговаривал что-то срамное.

— Хи-хи! А как он ему под зад наподдал, тот аж кубарем покатился!

Перед глазами вчерашнее встало так, словно только что произошло. «Послышались» охи и ахи домовладельца, который своей жирной тушей все ступеньки пересчитал.

Фигура нежданного благодетеля все явнее и явнее обретала черты библейского спасителя, который каким-то неимоверным чудом пришел к ним на помощь. Такому впору молиться было, свечку в церкви за здравие ставить.

— И поставлю! — парень вновь размашисто перекрестился, отвечая на свои мысли. — Господа Бога буду молить, чтобы все у него в делах получалось. За такого человека можно и нужно помолиться…

Еще некоторое время подышав чистым воздухом, юный химик снова «нырнул» в свой подвал. Бомба, которую он мастерил, требовала к себе особого внимания. Тут на скорую руку сделать ничего не получится. А если и получится, то может все и рвануть.

Высокий доходный дом из красного кирпича пусть и находился на одной из центральных улиц столицы, но за массивной кованой изгородью и высокими соснами его было особо не разглядеть. Отваживала любопытствующих и пара мордастых дворников с косой саженью в плечах, оттого больше похожих на бандитов-грабителей из подворотни. Правда, желающих попасть внутрь особо и не было. Уличная пацанва здесь сроду не появлялась, опасаясь получить метлой по хребтине. Прохожим, совершавшим променад, тоже здесь делать особо было нечего.

Те же, кто появлялся вблизи, были отнюдь не случайными прохожими. Хорошо одетые, с лоснящимися лицами и золотыми часами в жилетках, они быстро проходили через ворота и сразу же направлялись к высокой каменной лестнице. Иногда помимо хорошо одетых господ тут появлялись и люди, одетые попроще — в потертый пиджак, видавшие виды брюки и сапоги в гармошку. Частенько у них были сбитые кулаки и красовались изрядные царапины на лице. Словом, так себе публика, которой скорее место в кутузке, а не на улице.

Тем удивительнее был проезд через ворота небольшой повозки с соломой и громадными лакированными часами, обложенными для сохранности парой овчинных тулупов. На козлах сидел совсем юнец, сопливый совсем, с важным видом поглядывавшим по сторонам. Сразу было видно, что он здесь не случайный человек, а право имеет.

— Вроде правильно все рассчитал… Местным паханам часто подарки привозят, — тихо-тихо бормотал Рафи, правя в сторону высокого крыльца. Одним глазом при этом нет — нет да и косил в сторону своей «непростой» поклажи — здоровенный, с человеческий рост, часов в лакированном черном деревянном футляре. Дорого и богато, как говорится. — А мой подарок тоже ко двору придется. Выглядит так, что к нему рука сама тянется.

Прикрикнув на конягу, потянул поводья на себя. Повозка как раз у самого крыльца встала. Сейчас, как пить дать, местная охрана выйдет. Рафи уже несколько дней за этим домом наблюдал и все как следует изучил.

— Главное, чтобы раньше времени, никакой обалдуй крышку часов не открыл, — парень осторожно погладил лицевую крышку, через которую были видны роскошный циферблат, фигурные золоченные стрелки. — Не должны… Черт, а то начинка больно чуткая. Не так тряхнешь и мигом к Святому Петру отправишься… А вот и охрана.

А на крыльце, и в самом деле, показались двое мужчин в дворницких фартуках и окладистых бородах. Правда, Рафи готов был сейчас с кем хочешь об заклад побиться, что из дворницкого у них только эти самые фартуки. Душегубы это, чистой воды, что воровских королей охраняют. Вон, как у них одежда сбоку топорщится то ли от револьвера, то ли от хорошего тесака.

— А ну пшел отседова! — сразу же рявкнул двухметровый амбал с рябым лицом, что спускался по лестнице первым. — Че здесь забыл⁈ Поди с торговлей? Ничего нам не надо! Здесь сурьезные люди живут, а не всякая шелупонь. Вали отседова, пока леща тебе не выписал!

Второй, чуть по ниже ростом, но такой же крупный, просто молчал. Медленно спустился по лестнице и застыл у дома, крутя головой по сторонам. Осматривался, похоже.

Рафи, выдержав паузу, тут же принял опасливо-пугливый вид. Даже слезу попытался пустить для достоверности.

— Не бейте, дяденьки! Не бейте, Христом Богом прошу! — заканючил он, медленно слезая с повозки. Носом то и дело шмыгал, ладонь пытался стереть несуществующие слезу. Словом, всем своим видом показывал, что очень сильно испугался. — Я же вот не сам пришел… Меня послали…

Шустро заворошив солому в повозке, он начал очищать часы. «Товар» нужно было показать лицом, чтобы у них «слюни потекли».

— Заречная кодла прислала со всем уважением… Кланяться велела подарком, — тут же поклонился, достав вихрами до самой земли. — Велели передать, что настоящие аглицкие часы нашли. Мол, для от всего честного обчества подарок. Со всем уважением…

Расчет, честно говоря, был хорош. Судя по наблюдениям Рафи, именно сюда стекались все подношения со стороны воровского мира. Приносили свертки с деньками и драгоценными' цацками, привозили дорогую мебель и тому подобное. И его часы должны были «пойти в самый кон».

— От заречной братвы, говоришь? — задумчиво проговорил второй амбал, подходя к повозке. Облапил часы, сметая с них солому. — Знатные котлы-то. Паханам в самый зачет будут.

У Рафи в душе екнуло. Похоже, они клюнули. Невооруженным глазом было видно, что подарок признали годным.

— Хватайся, че встал? Пока паханы здесь, показать нужно, — здоровенный деревянный футляр они подхватили, словно пушинку. Хотя весу в нем было под сотню, если не больше килограмм. — А ты чего трешься здесь?

Рафи с заискивающим видом проговори:

— Сказать чуть не забыл, — он показал в сторону часов. — Как часы поставите на пол, дверцу откройте, чтобы механизм завести. Ключ тоже там лежит.

Рябой скорчил недовольную гримасу. Мол, еще слушать всякую соплю малолетнюю.

А Рафи, провожая их внимательным взглядом, скрестил пальцы. Едва же они скрылись за дверью, быстро прыгнул в повозку и хлестнул поводьями по крупу коняги. Чтобы не случилось дальше, ему нужно было срочно убегать отсюда.

— Даже если раньше дверцу откроют, не критично… Считай, целых пять кило тротила всех выметут, словно метлой.

Уже выехав из-за ограды, он начал беспокоиться. Взрыва все не было и не было. Все сроки вышли.

— Чего они там ждут? Не любопытные что ли? Я же сказал, что часы прежде завести ну…

И тут бабахнуло!

Ба-а-а-ах! Позади него раздался громкий хлопок!

Михаил Павлович Мирский махнул рукой, отпуская своего помощника. Высокий офицер, затянутый в щегольской черный мундир, молодцевато щелкнул каблуками сапог и отвесил короткий поклон. И, придерживая ножны палаша, пошел в сторону экипажа.

— Что-то подозрительно тихо, — в задумчивости проговорил шеф столичных жандармов, вслушиваясь в «висевшую» в доме тишину. Необычно, что и говорить. — Катя что ли еще не пришла… Эта егоза давно бы уже прибежала, — улыбка сама собой появилась на губах, едва только про дочь вспомнил. — Странно.

Недоумевая, начал подниматься по лестнице на второй этаж. Там был личный кабинет супруги, где она частенько пропадала. Возможно, и сейчас там с чем-то возилась.

— Нет, кто-то все-таки есть в доме…

На последней ступеньке мужчина остановился, услышав какой-то странный звук. Чей-то разговор, кажется. И, вроде бы, голос супруги узнал.

— … Все, сударыня, разговор окончен! — действительно, это был голос супруги, Анастасии Мирской. Причем, в ее голосе отчетливо слышались недовольные нотки. — И не смей повышать на меня голос. Как я сказала, так и будет…

У Мирского брови удивленно поползли вверх. Он даже и не ожидал, что его супруга могла таким тоном говорить. Причем ее голос доносился из комнаты дочери, что было очень и очень странным.

— … Как ты, вообще, могла так себя вести⁈ Этот человек совсем не нашего круга, — слово «человек» женщина произнесла таким тоном, словно это было какое-то ругательство. — Ты, вообще, никаких дел не должна с ним иметь! Никаких! Держись от него на расстоянии выстрела! Я понятно говорю?

Мужчина недоуменно покачал головой. Что это еще такое? С кем это его дочь не должна встречаться?

Он подошел к комнате и, толкнув дверь, оказался внутри, где застал весьма живописную картину: его дочь с заплаканными глазами стояла у окна, а супруга с недовольно сдвинутыми бровями нависала над ней.

— Что тут происходит, мои хорошие? Дочь? Анастасия? — Мирский переводил взгляд с одной фигуры на другую. А обе почему-то молчали, насуплено поглядывая в ответ. — Я жду.

После недолгого молчания женщина переменила позу. Повернулась к мужу и недовольно произнесла:

— Наша дочь ведет себя просто возмутительно. Молодая особа ее круга не должна якшаться со всяким… э-э сбро… — не договорив, она запнулась, но сразу же продолжила. — Представляешь, Миша, — ее глаза горели настоящим возмущением. — Она сказала, что ей нравится тот мальчишка! Ну, тот самый… приютский.

До Мирского наконец-то дошло, что хотела сказать супруга. Она возмущалась тем, их дочь проявила интерес к этому странному парнишке, Рафаэлю Мирскому. Вот же Анастасия дур…

— Так, дамы! — теперь уже пришла его очередь строго сдвинуть брови. Причем это у него очень хорошо получалось. По крайней мере, некоторые жутко бледнели при виде него, а кое-кто, вообще, без чувств падал. — Катерина, приведи себя в порядок. Не приличествует юной леди выходить к столу в таком виде. Как будешь готова, спускайся в столовую ужинать. А с вами сударыня нам нужно серьезно поговорить.

Взяв супругу за локоть, он вывел ее в коридор. Плотно прикрыл дверь в комнату дочери, и начал непростой разговор:

— Анастасия, что это сейчас такое было? Признаться, я тебя совсем не узнаю. Что плохого в том, что она общается с тем молодым человеком? Все дело в том, что он незнатного происхождения? Я правильно тебе понимаю?

Женщина, являя собой холодность и неприступность, плотно сжала губы.

— Значит, я прав, и все дело в его незнатном происхождении, — с тяжелым вздохом, мужчина покачал головой. — Вижу ты уже забыла, кем был твой отец, твой дед, а до этого его дед. Ведь только именно твой батюшка получил потомственное дворянство благодаря своим капиталам. Что молчишь?

Анастасия продолжала молчать. Хотя остро чувствовалось, что она едва сдерживалась, чтобы не нагрубить ему.

— А ты, вообще, хорошо подумала, когда запрещала дочери общаться с ним? И не надо смотреть на меня так. Я не страдаю излишним либерализмом. Напротив, я практик до мозга костей, — Мирский выразительно постучал себя по лбу. — Ты знаешь, что сегодня высочайшим указом Его императорского Величества этому самому юноше будет даровано личное дворянство⁈ А может быть слышала, что на самом верху очень озаботились его судьбой? Поговаривают, сама Ее императорское Величество выразила желание встретиться с ним и расспросить его о героическом поступке. Ты, вообще, понимаешь, как высоко этот юнец может взлететь⁈