О божественных тайнах и о духовной жизни. Новооткрытые тексты

Беседа 41. Снова его же. Увещание вместе с необходимыми предостережениями, соответствующими данной теме.[1323]

1. Остережемся в душах наших, возлюбленные, и поймем, что, хотя геенна и подлежит ограничению, весьма страшен вкус пребывания в ней,[1324] и за пределами нашего познания – степень страдания в ней. Тем более устремимся к тому, чтобы вкушать любовь Божию через постоянную мысль о Нем и избежать опыта геенны, <который происходит> от небрежения. Остережемся растрачивания <себя> на многое и праздности в нашем сосредоточенном <образе жизни>, чтобы, избегая как пустых тайных бесед, так и явной праздности, мы получили ощущение тех милостей в самих себе. О богатстве хорошо, чтобы говорил богатый, и о чине свободы должен говорить тот, кто ей обладает; о Боге же должен говорить тот, кто удостоился Бога благодаря своей добродетели. Но тому, чьи действия являются обвинителями против него самого и чья совесть обличает его самого, ненавистно даже и говорить о благе – особенно если он говорит не в обличение самому себе, а как уверенный в <собственной> праведности.[1325] Хорошо и прилично рассуждать о величии благости Божией, о тайнах Его милостей, являемых действиями Его, – <милостей>, хотя и сокровенных, однако же раскрывающихся благодаря их внешним проявлениям в мире, – но для людей низменных и повинных[1326] стыдно даже дерзать <говорить> на эти темы. [...] для каждого хорошо, когда он говорит. Красота истины подходит к прекрасным устам. «Святое соответствует святому в полноте их; огонь ожидает огня, и благоговейному сердцу – хранить в святости красоты Божии».[1327] Что же до нас, низменных, то как дерзнем мы уверенно <говорить> о собеседованиях, относящихся к чину детей? Даже когда мы будем подходить к этому с милостью, наше грешное сердце может наполниться прозрением, но также и стыдом. Огонь святилища не мог вынести тех, кто не принадлежал к колену священников.[1328]

2. Украшай себя добродетелью, о <человек> слабый, дабы позволено было тебе священнодействовать Богу в доме таинств и дабы ты был помазан Духом во освящение благодаря обилию чистоты, которой ты украшен в служении своих внешних членов и в сокровенности сердца своего. Изобрази в душе своей образ прообразовательной скинии – вовне и внутри. В чувствах своих собери собрания добродетели, и в сердце своем священнодействуй Богу чистую жертву; соверши примирительную жертву о грехах тех, кто вовне,[1329] по причине их привязанности к тому, из-за чего впадают они в заблуждение. И вместо золотой крышки[1330] поверх Ковчега помести в сердце созерцание тайн Спасителя своего, ибо через это откроется тебе Бог в откровениях дивных – даже больше, чем посредством того, что было лишь прообразом настоящих тайн.[1331] Ибо там Он[1332] открывал <тайну> первосвященнику посредством слова и видения, и откровение касалось настоящего и временного. Здесь же, в молчании откровения и безвидном вспомоществовании дается этому первосвященнику[1333] во внутреннем святилище сердца откровение о тайне [...познания] Его; и откровение о новом веке возбуждает ощущение [...] сомневаться в них [...] Итак, красота [...] таинственное размышление, так что нас не обличает совесть наша, когда мы говорим об этих вещах [...] Да удостоимся мы уверенности детей, по благодати [...Господа нашего] Иисуса Христа, Которому слава вместе с [...Его] Отцом и Святым [Духом], ныне и присно и во веки веков. [Аминь].