О святых и тенях

Глава 19

— Полагаю, Октавиану известно о наших планах, — сказал отец Малкеррин, с трудом сдерживая кипевший в нем гнев.

— Я все-таки не понимаю, как он сумел проникнуть на освященную землю, — покачав головой, сказал кардинал Гарбарино.

Он все еще не мог прийти в себя от потрясения.

— Я же говорил вам, Джанкарло. Это существо сражалось со мной днем. На солнце! Он из дома-то не должен был выходить, а уж совершать превращения при свете дня!..

— Но как?

— Один только Бог знает. Вы же читали книгу. Похоже, он смог освободиться от уз, которыми наши предшественники связали их много веков назад. Впрочем, мы пытались предотвратить все это, мы убили самых старых из Непокорных. Но Октавиан… да он же щенок, ему едва исполнилось пять веков. Он не должен был…

— Вот что теперь следует сделать, Лиам. Нечего сейчас гадать, как и почему… нужно действовать. Мы не можем ждать. Нам необходимо найти их, чтобы завтра же атаковать, завтра же с рассветом. До этого нужно вернуть книгу.

— Джанкарло, — в голосе Малкеррина была слышна тревога, — я повторю; думаю, Октавиану известны наши планы, значит, сейчас он на пути в Венецию, вероятно, он предупредит эти порождения дьявола. Мы не можем ждать целый день!

— А что вы предлагаете? Напасть на них ночью? Это самоубийство.

Наступило молчание. Собеседники поняли, что кричат друг на друга Прошло чуть больше двадцати минут после того, как Питер Октавиан украл самое дорогое их сокровище, их путеводную звезду, их библию, основу их существования — «Евангелие теней».

Нет, они вернут его!

— Нужно их собрать, — тихо сказал Гарбарино. — На рассвете нужно созвать всех. У нас есть время до полудня, не позднее, потом мы отправимся в путь. Будем перемещаться по одному или парами, пешком или на машинах. И скажите им… скажи всем — мы не вернемся.

— Мы?

— Конечно, мы. Я присоединюсь к вам. У меня есть люди, которых я могу здесь оставить, два агента Никто не знает, что мы знакомы. Однако я не хочу, чтобы остальные церковники болтались у нас под ногами, мешали нам.

— А как это предотвратить? — спросил Малкеррин.

Ему было действительно интересно.

— Я намерен нанести визит его святейшеству. К полудню нашим братьям будет о чем тревожиться, они и не вспомнят о нашем исчезновении.

Их было четверо: трое мужчин и одна женщина. Они непосредственно подчинялись Малкеррину, через них он и намеревался командовать силами Ватикана, когда наступит время для решительной схватки с Непокорными.

Трое мужчин — это Исаак, Томас и Роберт, братья Монтези. Их отец был лучшим учеником Малкеррина, могущественным колдуном, но один из старейших Непокорных убил его. Малкеррину до сих пор не удалось выяснить, кто же отнял жизнь у Винсента Монтези, у него было лишь описание этого существа, и он надеялся, что поиски увенчаются успехом. Только Винсента Монтези Малкеррин мог бы называть своим другом.

Четвертым в отряде Малкеррина была монахиня, сестра Мария Магдалина Малкеррин знал только это ее имя. Несколько лет назад в одной из миссий было изуродовано ее некогда красивое лицо. Враг вырвал из глазницы ее правый глаз, но сестра Мария и после этого продолжала сражаться. Врач зашил ей веки, но все равно было видно, что под ними — пустота. Мария никогда не носила повязку.

Все четверо владели магией, хотя пока что их нельзя было назвать истинными мастерами. Малкеррину необходимо было вернуть книгу, он надеялся завершить их обучение и продолжить работу с другими учениками. Малкеррин объяснил ситуацию. Угрюмое лицо сестры Марии помрачнело еще сильнее, Исаак и Томас расправили плечи, мысленно готовясь к предстоящим сражениям, а Роберт… Роберт Монтези улыбнулся.

«Все-таки он — мощное оружие в моих руках», — подумал Малкеррин.

— Сколько у нас людей? — спросил он.

— Двести двадцать два, — ответил Роберт.

Это число произвело впечатление даже на Малкеррина.

— Более полусотни в Риме и пригородах, — добавила Мария.

Она готовила группу женщин.

— И более ста тридцати человек близ Венеции, — спокойно сказал Исаак.

— Сто пятьдесят, — добавил Томас.

— То есть более четырехсот! Превосходно.

Казалось, подсчитав своих людей, Малкеррин стал чуть выше, глаза у него загорелись. Он попытался мысленно охватить весь план. Победа вполне им по силам.

— Во имя любви Господа нашего! — нараспев произнесла Мария.

— Во имя любви Господа нашего, — повторили братья Монтези.

Эти слова слегка охладили Малкеррина. Конечно, он делал все это во имя любви к Богу, но и себя он не забывал. Он одержит победу. Он будет управлять темными силами вселенной, командовать могущественной армией колдунов. Сначала придется немного отойти от церкви, но через десять — двадцать лет он вернется и возьмет церковь в свои руки. Возьмет даже силой, возьмет при помощи магии, если понадобится. Он займет место Папы. Постепенно церковь станет магическим продолжением его воли, а его самые темные мечты осуществятся. Гарбарино, да и все остальные, претендующие на первые роли, исчезнут навсегда.

Вокруг него одни враги.

Впрочем, получив власть, он обретет и новых врагов.

— Лиам!

Его звал Роберт Монтези.

— Да, Роберт. Извини, я слишком погрузился в молитву. Просил Господа благословить наши замыслы.

Он немного помолчал.

— Скажите своим людям, что настал долгожданный день. Ваши солдаты должны до полудня покинуть Ватикан, взяв с собой оружие. Но сделать это нужно, не привлекая к себе внимания. По два, по три человека, так, словно не происходит ничего особенного. Скажите им… да, скажите, что обратно они не вернутся, пусть будут к этому готовы. Каким бы ни оказался итог сражения, мы не имеем права подвергнуть опасности церковь, ради блага которой столько трудились.

Он посмотрел на них, казалось, их вполне удовлетворило его объяснение. Они ничего не узнают о действиях Гарбарино.

— Из Рима отправится специальный поезд, мы подготовим его в нашем депо. Вам следует позаботиться, чтобы все о нем знали, он будет формироваться в двух с половиной милях от станции. И вот что, Томас.

— Сэр?

— Предупреди наших людей в Венеции о прибытии поезда Пусть встречают нас ровно в полночь, к северу от станции Санта-Лючия, на складе возле церкви Скальци. К этому времени все должно быть готово, нам нужно будет подъехать к городу, занять позиции, мы выступим на рассвете.

— Ночью, святой отец? Можем ли мы быть уверены, что ночью нас не обнаружат? — спросил Исаак.

— Конечно, противник заметит, возможно, некоторых даже убьет. Однако на рассвете мы должны быть готовы к атаке. Передайте всем нашим людям: ночью никто не должен нападать на Непокорных. Если кого-то из нас атакуют, можно защищаться, это понятно, но если это произойдет, нужно прикончить всех нападавших Непокорных, чтобы они не сумели предупредить своих собратьев.

— А что с обычными людьми? Как быть с ними во время схватки?

— Мы уже говорили об этом раньше, Томас. Мы не должны допустить, чтобы люди увидели чудовищ и нашу схватку с ними. Но если до этого дойдет, вы знаете приказ. Люди могут и погибнуть. Может быть, что чья-то собственность будет уничтожена или повреждена, ведь огонь — наше лучшее оружие. Еще вопросы есть?

— Сейчас нет, святой отец, — мягко ответила Мария.

— Нет, сэр, — в один голос сказали братья Монтези.

— Встретимся здесь же через час. Вы должны быть готовы к полному отчету, а я дам вам дополнительные инструкции.

— Во имя Господа, — сказали все четверо.

— Во имя Господа, — ответил Малкеррин.

Странным было само появление незваного гостя. Они никогда прежде не встречались, но его лицо и Питеру, и Меган показалось знакомым, и это тоже было странным. Он появился как раз тогда, когда Питер и Меган собирались, так сказать, познакомиться поближе, что уж и говорить, как он пришел к ним. Ведь, кроме Питера, никто не мог постучать в окно мчавшегося поезда. Однако это было не все. Войдя в купе, госта назвал Питера его первым смертным именем — Никифор Драгазес. Когда первый момент удивления прошел, Питер почувствовал раздражение.

— Значит, вы меня знаете, — сказал он.

— Полагаю, да, — ответил незнакомец.

— Не припомню, чтобы мы раньше встречались.

— О да, вы меня не видели, но я с вами, Никифор Драгазес, хорошо знаком. — Он вновь повторил имя Питера, чем немало оскорбил его.

— Черт подери, откуда вы знаете это имя? — прорычал Питер.

Незнакомец отступил на шаг, обезоруживающе подняв руки.

— Пожалуйста, сэр. Я не хотел вас оскорбить. У нас общее горе, мы переживаем смерть нашего друга и отца Карла фон Рейнмана, — заявил гость, опустив и руки, и голову.

Питер не был уверен, что гость говорит правду.

— Как тебя зовут, брат? — спросил он незнакомца.

— Коди Октябрь, — не без гордости ответил тот.

Питер Октавиан рассмеялся и покачал головой, показывая тем самым, что вовсе не хотел оскорбить Коди. Смех только искрился в его глазах.

— О черт, ты нас напугал. Вот почему твое лицо показалось мне знакомым.

На этот раз удивился Коди.

— Но мы уже выяснили, что никогда не встречались.

— Я сожалею об этом, эта встреча для меня — большая честь, — сказал Питер.

Они пожали друг другу руки.

— Я много лет восхищался твоим свободолюбием, да и прочими талантами тоже.

Коди покраснел, если можно так сказать о бессмертном, и низко поклонился Питеру и Меган.

— Я польщен.

— Хм-м-м, — откашлялась Меган.

Питер повернулся к ней, он уже немного пришел в себя от удивления.

— Извини. Меган Галахер, разреши представить тебе Уильяма Ф. Коди, — сказал Питер.

Меган с улыбкой кивнула, а Коди снова поклонился ей.

— Впрочем, Коди больше известен как Буффало Уилл¹⁵.

«Буффало Уилл?!»

Меган посмотрела сначала на Коди, потом на Питера, в ее глазах читалось сомнение.

— Да ладно, этого не может быть, — сказала она, имитируя бостонский акцент.

Коди скорчил гримасу.

— Если честно, мне никогда не нравилось это прозвище, я предпочитаю Уилл, или Коди, с другой стороны, именно оно сделало меня знаменитым. Впрочем, известность хороша далеко не всегда.

— Не могу поверить, — пробормотала Меган, качая головой. — Интересно, кто следующий? Сидящий Бык?¹⁶

— К сожалению, нет, — ответил Коди.

Впрочем, Меган и не ждала другого ответа.

— Из-за этого ублюдка Маклолина¹⁷ мой кровный брат давно мертв.

Затем обратился к Октавиану:

— Питер… или ты предпочитаешь свое настоящее имя?

— Не больше, чем ты свое прозвище.

— Неплохо сказано. Простите, что я испортил вам с Меган!., хм-м-м, вечер, но раз уж я здесь, может быть, нам следует заглянуть в книгу?

Слова Коди вернули Питера и Меган к реальности.

— А что тебе известно о книге? И откуда ты знаешь, что она у меня? — спросил Питер, вновь охваченный подозрениями.

— Ну, честно говоря, я не случайно угадал, что вы окажетесь в этом поезде. Я наблюдал за Ватиканом, надеясь, захватить кого-нибудь и задать ему пару вопросов. А вот о книге, как я полагаю, мне стало известно из того же источника, что и тебе.

— И откуда же? — спросила Меган.

Она по-прежнему очень о многом даже и не догадывалась. Ей было страшно, но она решила никогда не показывать свой страх.

— От Карла, естественно, — разведя руками, ответил Коди.

— От Карла? — удивился Питер.

— Конечно. Он уже много лет пытался отыскать книгу. Мне кажется, из-за этой книги его и убили. Он ведь не был таким старым и могущественным, как остальные жертвы.

— О чем ты? — спросил Питер.

Впрочем, ему совсем не хотелось услышать ответ.

— Проклятье, что здесь происходит? — пробормотала Меган.

И Коди рассказал все, что ему было известно об убийствах, об интересе Карла к книге, о покушении в Монте-Карло и о том, как он наблюдал за Ватиканом. В ответ Питер и Меган поведали ему о кардинале Жискаре, об убийствах, которые привели к схватке с Малкеррином, и о других совпадениях, которые заставили Питера принять участие в сражении.

— Знаешь, — сказал в заключение Питер, — я думал или отложить поиски убийц Карла до тех пор, пока не разберусь с книгой, или предоставить месть клану. Но теперь… все дороги ведут в Рим.

— Ты снова про какой-то клан, — вмешалась Меган, — я так ничего о вас и не знаю. Если вы оба — члены одного клана, как вы могли не знать друг друга?

— Ну, все сложнее, чем кажется, — ответил Коди, опередив Питера. — Я умирал, и Карл фон Рейнман вернул меня к жизни, он не хотел моей смерти. Но членом его клана я стал только через несколько лет, когда Питер клан покинул. Так появилось мое имя. «Октябрь», «Октавиан» — ты видишь сходство?

— Конечно, но…

— Номер восемь, Меган, — продолжал Коди. — Я любил Карла, но должен признаться, он был высокомерным сукиным сыном. Наши новые имена — это всего лишь наши номера. Уна была его любовницей. Жасмин Декард¹⁸, Луис Онз¹⁹, Вероника Сеттимо²⁰, Рольф Зеке²¹. У всех членов нашего клана были номера. Пожалуй, это — одна из причин, по которой я так быстро его покинул. Полагаю, мотивы ухода Питера были схожими. Надеюсь, я не слишком много беру на себя?

— Значит, когда… — начала было Меган, но повернулась к Питеру. — Почему ты ушел? И когда?

— Да, Питер, — добавил Коди, — в целом я знаю, почему ты ушел, но фон Рейнман никогда не рассказывал мне об этом. Что же произошло?

Коди устроился у окна, а Меган уселась на полку. Питер, стоявший возле двери, сделал несколько шагов туда и обратно — больше в купе просто не было места Наконец он заговорил:

— Это было в Бостоне, в новогоднюю ночь. Заканчивался 1999 год, приближалось новое столетие. В нашем клане было тринадцать членов. Мы редко собирались вместе, но нас очень многое связывало. Отношения у нас сложились непростые, дружба соседствовала с ненавистью. Очень часто только Карл мог удержать нас от смертельной схватки. Если он впадал в гнев, хватало одного слова, произнесенного шепотом, чтобы положить конец любой ссоре. Но та ночь была особенной.

Он представил нам нового члена группы, ирландскую девушку. Мы называли ее Шеннон Близняшка. По традиции каждый должен был рассказать свою историю, чтобы показать, что нам нечего скрывать, что мы — семья. Да вот только новогодняя ночь всегда была ночью охоты, и, как говорится, туземцы испытывали беспокойство…

— Это хороший рассказ, Джозз, — сказала Уна.

Уна, любовница Карла, уроженка Бразилии, была уже немолодой женщиной. Она поблагодарила Жасмин за историю для новенькой Шеннон.

— Луис?

Она выжидательно посмотрела на француза, Луиса Онза. Тот сидел в кресле, обитом красным бархатом. Гостиная была отделана в европейском, стиле, стены украшали гобелены, и кресло красного бархата было в ней не единственным. Вот уже пять лет в бостонской квартире Карла клан встречался в канун Нового года. Местные жители уже начинали понимать, что под Новый год происходит нечто ужасное, и следующий год клану предстояло встречать на новых охотничьих угодьях. В Бостоне исчезновение иммигрантов, особенно ирландцев и итальянцев, только что сошедших с кораблей, не привлекало особого внимания властей, но и бесконечно это продолжаться не могло.

— Луис, — обратился к парижанину Карл, поскольку тот никак не отреагировал на просьбу Уны.

— Достаточно!

Все повернулись к Ши-эр Жи-Шенг. Свирепый маленький азиат с трудом сдерживал ярость.

— Неужели вам все это не надоело? — спросил он.

Он оглянулся на Александру, Триш и Ксавье, с ними он был наиболее близок.

— Лично я считаю, что второе место можно оставить пустым до начала Нового года. Сейчас нам ни к чему новая девушка в клане, какой бы прелестной она ни была, ведь теперь этот город стал для нас опаснее любого другого.

— Шенг.

Карл немного помолчал.

— Сядь. Сядь на место.

Шенг повиновался.

— Многие из вас не слишком рады появлению нового человека, и я понимаю почему. Конечно, ведь вам хочется поскорее выйти на улицы, оказаться в праздничной толпе. Ладно, на сегодня я прощаю вас. Но через две ночи мы совершим инициацию. Шеннон получит те же права, что и все мы. Я об этом позабочусь. А сейчас…

— Давайте охотиться! — закричал Ксавье.

— Проклятье, давайте есть! — добавил Трини.

Питер обвел взглядом гостиную, пытаясь уловить признаки сомнения на лицах. Нет, сомнений он не нашел. В глазах Трина и Ксавье горела жажда крови, Вероника и Эллен обменялись взглядами, полными ненависти, но обе уже надевали плащи, готовясь к приближению полночи, к моменту наступления Нового года, который для дюжины людей закончится смертью. Обычно их было тринадцать — чертова дюжина, но не сегодня. Сидя в углу гостиной, любовники Джозз и Луис играли, словно злобные котята. Уна утешала Шеннон — ее пугали убийства. Карл помогал женщинам надеть плащи. Вольф, немой немец, вертелся рядом, не зная, чем занять руки.

Александра Нуэва и Ши-эр Жи-Шенг стояли чуть в стороне. Они еще не надели плащи и перешептывались о чем-то, поглядывая на Питера. Пожалуй, они были самыми проницательными в клане, если не брать во внимание Карла, и уже понимали, что конфликта не миновать.

— Идем, дети мои, — со строгим видом сказал Карл, — вам следует выглядеть как люди, если вы хотите пировать после полуночи.

Взяв плащи, Александра и Шенг смотрели на Питера с гневом и удивлением. Питер отвернулся: он был уверен, что принял правильное решение, но не мог смотреть им в глаза.

«Да, я знаю, что я прав, но почему так больно моему мертвому сердцу?»

— Питер? — обратился к нему Карл.

В том, как он произнес его имя, можно было слышать множество вопросов.

«Почему ты не надеваешь плащ?»

«Почему ты на меня не смотришь?»

«Готов ли говорить о принятом решении?»

О да, Карл давно, вот уже несколько месяцев, видел, что Питера мучают сомнения. Карл чувствовал, что эти сомнения могут стать причиной, из-за которой ему придется отречься от любимого сына. Между ними легла дурная кровь, а значит, рано или поздно все станет известно.

— Я не пойду.

Молчание, взгляды, какими одарили его члены семьи, ранили больше, чем лучи солнца. Ему показалось, что прямо сейчас он может упасть замертво.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Ксавье Пента, глядя на него широко раскрытыми черными глазами.

— Только то, что я не стану охотиться. Ни сегодня, ни когда-нибудь потом.

Он с трудом смог посмотреть в глаза своего наставника, своего отца и лучшего друга — Карла фон Рейнмана. Питер увидел в них не гнев, как у всех остальных, а печаль. Впрочем, он знал, что так будет.

— Ты слишком хорош для нас, Питер? Ты это хочешь сказать? — спросила Эллен.

Сама мысль о том, что мужчина может оставить ее, была для нее невыносима. Так было всегда. В этом они с Вероникой оказались на одной стороне.

— Нет, Элли. Он просто хочет дать пощечину своему отцу.

Это было слишком.

— Я скажу это только один раз, скажу для всего клана. Сделаю это главным образом для тебя, испуганная маленькая Шеннон. — Он кивнул девушке. — Не смейте сомневаться в моем отношении к нашему отцу. Это вас не касается.

Я объясню вам, почему я не стану охотиться с вами сегодня… я не охочусь больше. Если говорить начистоту, луже много месяцев не охотился на людей.

Печаль в глазах Карла сменилась потрясением. Он чувствовал, что Питер собирается юс покинуть, но это… Все были ошеломлены.

— Но сейчас, Питер… — начал Ауис.

Его перебила Уна.

— Как ты будешь жить? — спросила она.

Вероятно, ее действительно тревожила судьба Питера.

— Я справлюсь.

— Трус! — выкрикнул Триш.

Он подошел к Питеру вплотную. Карл не произнес ни слова.

— Слабая, напуганная женщина, — продолжил Триш. — И ты называл себя воином? Ты позор нашей семьи!

— Триш, — наконец произнес Карл.

Но Триш не мог остановиться, он все говорил и говорил, словно выплескивал в лицо Питеру свою ненависть. Октавиан молчал.

— Ты — жалкий мерин, ты плюешь в глаза отцу! Мы должны охотиться на тебя, наглый трус. Предатель! Если я…

И тут Карл его ударил. Питер увидел, как рука Карла метнулась к Триш, и тот упал, не закончив очередного оскорбления.

В следующее мгновение, в то биение сердца между триумфом и разрывавшей сердце болью, Никифор Драгазес, точнее Питер Октавиан, как называл его отец, давший ему новую жизнь, но и принесший столько страданий, в глазах друзей, кого он так любил, увидел презрение. Это мгновение навсегда врезалось в его памяти. Александра Нуэва и Шиэр Жи-Шенг были для него самыми близкими людьми после Карла. Он намеренно отдалялся от них, стараясь освободиться от адских мук совести, что раз и навсегда стала властвовать над ним. Все происходившее было для Питера удивительно, однако и Шенг, и Александра, казалось, ждали от него чего-то подобного. Их молчание да еще молчание Рольфа сделало ситуацию такой мучительной. Они ничего не сказали, но в их глазах он прочитал ненависть еще более непримиримую, чем у всех остальных. Его друзья…

— Почему? — наконец спросил Карл.

Его слова будто завершили это мгновение, навсегда разорвав связь Питера с Алекс и Шенгом.

Теперь пришло время разорвать связь и с Карлом.

— Люди, — сказал Питер.

Он говорил негромко, но был уверен, что все услышат его.

— Когда мы были воинами, все было иначе. Даже если сражение превращалось в бойню, все было иначе. Мы сражались во имя какой-то цели. Сейчас, последние несколько десятков лет, мы просто убиваем.

— Питер…

Карл покачал головой. Он не мог понять.

— Ведь это только животные.

— Ты не понимаешь меня, — сказал Питер, как рассерженные дети обращаются к родителям.

— Так объясни мне.

— Они — это вы! Неужели вы сами не видите?

Обернувшись к остальным, он жестом обвел комнату.

— Они — это вы. Именно поэтому вы убиваете их. Да, конечно, вам нужна кровь, но не ценой их жизней. Вы не можете брать их кровь, не спрашивая. Вы ненавидите людей и потому убиваете их. Мы говорим о людях так, словно это скот.

— Но они и есть скот! — закричал Карл.

— Нет, друг мой.

Сначала Питер по-прежнему говорил тихо, но не выдержал и тоже перешел на крик.

— Я повторяю еще раз: они — это вы. Не совсем так. Они достойнее нас. Они не могут жить вечно, и мы лишаем их этой жизни. Они обладают могучим духом, они знают о неизбежности смерти, но в их груди бьются горячие сердца. Мы же ненавидим их и убиваем, потому что они — это мы!

Питер чуть успокоился и тихо добавил:

— Я больше не могу это делать.

Питер надел плащ. Кинул взгляд на Шенга и Алекс, изящного маленького азиата и его высокую чернокожую любовницу. Ненависти больше не было в их глазах, и Питеру показалось, что он видит на их лицах странную смесь жалости и удивления. Он повернулся к Карлу, лицо наставника превратилось в скорбную маску.

— Я еще увижу тебя? — спросил Питера Карл, его лучший друг.

— Не слишком скоро.

И он ушел.

Рассказывая все это, Питер не мог смотреть на них, старался чем-нибудь занять руки. Меган сочувствовала ему ужасно. Питер знал, что поступил правильно, но мысли о предательстве все еще преследовали его. Меган взяла Питера за руку, усадила рядом с собой.

— На этом все закончилось? — спросила она.

— Нет. Той же ночью, только чуть позже, я наткнулся на Александру и Шенга. Они напали на беременную женщину, ирландскую проститутку. Женщина шла домой. Я понимал, что не могу помешать им охотиться, но ребенок… ребенок — существо невинное. Я… остановил их и отвел женщину в первый же дом, где нам открыли двери.

После короткого молчания Меган спросила:

— Женщина умерла?

— Да, — сказал Питер. — Да, но ребенок выжил, я приходил на следующую ночь. Этого мальчика взяли в церковный приют для сирот.

— Что ж, — сказал Коди, отвернувшись к окну, — хотел бы я, чтобы меня отпустили с такой же легкостью.

— Они воспротивились твоему уходу? — спросила Меган.

— О, Карл сказал, чтобы они оставили меня в покое, но не все ему подчинились. Наверное, я что-то сделал не так? Ладно, расскайсу в другой раз.

Коди посмотрел на Питера, тот не слушал его.

— Питер?

— Извини, — пробормотал Октавиан, тряхнув головой. — Просто задумался о прошлом, о Карле.

— Это было ужасно, — сказал Коди.

Двое бессмертных посмотрели друг другу в глаза, они оба видели его гибель, как и все существа, которых Карл фон Рейнман наделил сверхъестественной силой.

— Самое страшное, что мы не могли прийти к нему на помощь. Мы отомстим за него или погибнем.

Это был молчаливый договор. Не только Коди чувствовал себя героем, не он один знал, что такое честь.

— Хорошо, вернемся к нашим сегодняшним проблемам, — прервала молчание Меган.

Она понимала скорбь обоих мужчин, но не хотела, чтобы эти чувства мешали им действовать.

— Давайте уточним, правильно ли я все поняла. Фон Рейнман нанял цыгана, чтобы тот украл книгу. Мы знаем, что он вроде бы справился, но умер, когда неожиданно появился Анри Жискар. То есть что же? У мистера вора было слабое сердце?

— Вот уж сомневаюсь, — заявил Коди. — Готов поспорить, что Карл его загипнотизировал, заложил в его разум бомбу, она должна была сработать, если бы вор сумел понять тайну книги.

Меган вздрогнула от ужаса.

— Тебе пора к этому привыкать, Меган. И я, и Коди — вовсе не, невинные овечки, но среди наших соплеменников мы — почти святые. Большинство — настоящие дьяволы. У всего есть причина, к счастью, у любого правила бывают исключения. Однако постарайся не сделать ошибки, когда мы прибудем в Венецию. По большей части Непокорные — злые и порочные существа. Если ты забудешь об этом, можешь умереть.

Меган смотрела на Питера. Она не сомневалась, что он говорит совершенно серьезно, но что-то в его словах показалось ей странным. Глядя на Питера и Коди, она не могла поверить, что подобные им существа могут быть злыми по своей природе.

— Почему фон Рейнман сам не пытался похитить книгу? — спросила она, возвращаясь к тому, с чего они начали разговор.

На этот раз Коди посмотрел на Меган и Питера удивленно.

— Да, Питер, — устало проговорил он, — объясни Меган, почему Карл сам не попытался похитить книгу.

— Он не мог этого сделать, — ответил Октавиан.

Он будто не слышал удивленного тона Коди.

— Легенда гласит, что мы не можем находиться на освященной земле.

— Но, Питер, — возразила Меган, — сегодня ты…

— Там побывав — закончил за нее Коди. — Черт возьми, как тебе это удалось, друг? Я бы никогда в это не поверил, если бы не видел собственными глазами.

Питер покачал головой.

— Я не хочу тебя обидеть, но мне казалось, что ты способен на большее, Уилл. Конечно, у меня ушло более четырехсот лет, чтобы во всем разобраться, так что мне не следует заноситься.

Меган догадывалась, что имел в виду Питер, но он ничего не объяснял ей, и сейчас она слушала с интересом, а уж Коди и вовсе ничего не мог понять, на лице у него появилось недоуменное выражение.

— Все это чепуха, — заявил Питер.

— Что?

— Чепуха, Коди. Все эти глупости. Солнце, кресты, освященная земля и тому подобное. Несусветная чушь, придуманная церковью, чтобы ослабить нас, дать им преимущество в борьбе с нами. Все, кроме серебра, серебро — это яд. Нам просто-напросто промыли мозги. Неужели ты думаешь, что не существовало Непокорных — проще говоря, вампиров — до того, как появилась церковь? Именно церковь стала называть нас «Непокорными». А ведь когда-то крест ничего не значил, о существовании «освященной земли» никто даже не слыхивал.

— Ну, конечно, но…

— Если религиозные аспекты легенды лживы, то почему не поставить под сомнение и все остальное?

— Да, конечно… если это так, в смысле, как ты об этом узнал?

— Я узнал это в ту ночь, когда я предал свою семью, когда помешал Шенгу и Александре расправиться с проституткой. Я уже говорил вам, что оставил ее в каком-то доме. Я положил ее истерзанное тело на стол и только тогда огляделся. Тут я понял, что нахожусь в церкви.

Коди кивнул.

— В ту ночь я понял, что наши представления о собственной природе неверны, можно сказать, мы понятия не имеем о своей сущности.

— И в чем же она состоит? — Коди подался вперед.

Питер замолчал, взгляд его, полный Скорби и удивления, встретился со взглядом Коди. Двое мужчин долго смотрели друг другу в глаза.

— Я не знаю, — ответил Питер. — Я выяснил только то, что церкви известно о нас, понял, что они все эти годы манипулировали нашим сознанием.

И тут на лице у Питера появилась улыбка. Умная и тонкая улыбка заставила его собеседников улыбнуться ему в ответ, хотя они не могли понимать ее причины. Питер взял кожаный портфель, в котором лежала книга — источник неприятностей и вопросов.

— Я знаю, что ты игрок, Уилл Коди. И я готов поспорить, что ответы на все твои вопросы можно найти в этой книге.

— Ну, так давайте поищем их! — воскликнула Меган.

— Вам следует еще кое-что знать, — сказал Питер. — Коди, ты не спросил, куда идет этот поезд, но если ты подумаешь хоть немного, то легко сообразишь.

— О дьявол, — пробормотал Коди. — Венеция!

— Ты прав, брат. Мы отправляемся на семейную встречу, похоже, мы оба давно этого не делали. Не думаю, что нас примут с распростертыми объятиями.

— Это точно.

— Однако у нас нет выбора. Мы с Меган отправимся туда в любом случае, может быть, мы сможем найти там убежище. К тому же я хочу знать, что они выяснили об убийстве Карла. Так или иначе', другого пути у нас нет.

Лицо Питера потемнело от гнева, глаза стали холодными, и Меган почувствовала, что никогда не захочет стать причиной его ярости.

— Что произошло? — только и спросила она.

— Покушение на тебя, Коди? Оно часть общего плана. Мне удалось подслушать окончание разговора между Малкеррином и его начальником. Они сказали что-то о Священнодействии. Времени у них мало, им нужно как можно скорее оказаться в Венеции.

— Значит, убийства лишь отвлекающий маневр, — подхватил Коди, — Они стараются скрыть от нас свои истинные планы.

— Или сделать так, чтобы самые могущественные из нас отсутствовали, когда начнется атака, — заметил Питер.

— Неужели они будут действовать при свете дня? — спросила Меган.

— Ну, для них это самое лучшее время, — с грустной улыбкой ответил Питер.

— Пожалуй, нам стоит отложить обсуждение этих проблем на другое время. Рассвет наступит через несколько часов, а я хотел бы хоть немного узнать, что это за книга. Сделать это до того, как мы отыщем место для ночлега.

Питер посмотрел на него круглыми от удивления глазами.

— Что такое? — спросил Коди.

— Я очень уважаю тебя, Уилл, — произнесла Меган, — но не думаю, что ты сумеешь отыскать подходящее место. Питер сказал, что враги намерены атаковать ваш народ, как только смогут собрать свои силы. У вас нет временщсидеть весь день. Ни в темной комнате, ни в норе под землей. Поезд прибудет в Венецию утром, и мы с него сойдем.

— Но я умру!

— Ты слышал рассказ Питера? Все это чепуха. Да к тому же, если я не ошибаюсь, ты уже мертв. Это как раз правда. У нас есть час на изучение книги, потом Питер расскажет тебе, что из твоих представлений соответствует истине, а что — нет. Ну, а потом ты сам примешь решение!

— Но я…

— Послушай, просто нужно нам поверить! Если я не сошла с ума, выслушав все это, то и тебе не мешало бы проявить немного здравого смысла!

Питер и Коди посмотрели на нее, первый улыбался с нескрываемой гордостью, во взгляде второго сквозило удивление и восхищение, впрочем, был там и страх перед приближавшимся рассветом.

— Вера.. — сказал Питер, обнимая Меган за плечи. — Какое это замечательное понятие.

Они открыли книгу и углубились в чтение.