Обаламус

30

Случай этот очень заинтересовал нашего Деда. Всё следующее утро Николай Иванович провисел на телефоне и к обеду выяснил, что прошлым вечером ближайший к нам колхоз впервые использовал на соседнем поле новые поливальные установки. По госпрограмме они тому колхозу достались, и прибыли буквально накануне…

Меня начальник службы хвалить не стал: просто выложил на стол очередную порцию инструкций и велел готовиться к следующему экзамену; но уже не на СМУ[51], а сразу по минимуму погоды. Надо ли говорить, что я был вне себя от счастья! И дело здесь не только в профессиональной гордости, хотя и она, что уж греха таить, неплохо грела измученную постоянной зубрёжкой душу. Получив допуски ко всем видам полетов, я приобретал полную самостоятельность в профессиональном плане, а вместе с ней — реальную возможность занять ту самую должность, которая идеально подходила для операции «Капкан», как в своих тайных мыслях я окрестил предстоящую встречу с Обаламусом…

Тут необходимо пояснить, что наш учебный истребительный полк по штату включает в себя не четыре, как боевой, а целых шесть эскадрилий. Вся эта летучая орда только три зимних месяца базируется на основном аэродроме, где ремонтируются самолеты и поддерживают форму летчики-инструкторы. В остальные же время полк, пополнившись прошедшими теоретическую подготовку курсантами-первогодками, проводит учебные полёты с трех аэродромов: основного и двух лагерных (именуемых в документах иногда ещё «летними» или «полевыми»). Поэтому все структуры управления в нём, не исключая и метеослужбу, имеют полуторный штат специалистов. У нас, к примеру, должно быть шестеро инжернеров-синоптиков. Но со средним руководящим звеном в армии давно уже напряжённо… Не хватает офицеров. Дефицит. Если со мной считать — пятеро получается, и это — на три аэродрома. Пополнения в ближайший год уже не предвидится. А следовательно, в одном из летних лагерей кому-то вскоре предстоит совмещать две офицерские должности, а проще говоря — пахать в две смены. Не требуется быть Нострадамусом, чтобы предсказать: драки за это место среди моих коллег не предвидится… Оно и понятно! С одной стороны, нафига она кому сдалась — двойная нагрузка при одинарной зарплате? А с другой… Люди они все семейные, и на такой длительный срок из дому уезжать, от жены и детей — кому же охота… Иное дело — я!

Меня положение единственного в службе офицера: начальника метеослужбы лагерного сбора, и по совместительсту — его же дежурного помощника, в сложившихся обстоятельствах устраивало идеально. Во-первых, это — самостоятельная жизнь, где я буду единолично руководить всеми своими действиями, имея определённую свободу рук. Во-вторых, если я правильно понял характер Сидоренко, «бросившемуся на амбразуру» одиночке он предоставит карт-бланш. И у меня появится возможность самому выбрать подчинённых и выстроить систему отношений с ними таким образом, чтобы это помогло в грядущем противостоянии с Обаламусом. А в том, что после прибытия пришельца мне придется какое-то время строить свою жизнь вокруг наших с ним «танцев», сомневаться не приходилось.

Если с экзаменом по минимуму всё сложится удачно, для летнего лагеря нужно будет подобрать двух невольных помощников. Но одного из них я, похоже, уже нашел. Холопушин, как недавно выяснилось, знает «на зубок» не только технику приёма факсов и наблюдений на площадке. В лётном училище он проходил основы авиационной метеорологии: умеет читать и обрабатывать карты, составлять простейшие прогнозы. Короче, идеально подходит на роль человека, способного в критический момент оказать помощь в обеспечении полетов. Если я буду несколько дней сосредоточен на Обаламусе, Паша не подведёт — подстрахует. На роль второго помощника тоже намечено несколько кандидатов, но поскольку ни один из них пока что не подходил идеально, поиски продолжались…

Рассуждения и мечты сейчас совершенно не мешали мне дежурить. Хотя, если подумать, не такая уж это тяжёлая работа — периодически снимать показания ИВО. Жми себе и жми на клавишу каждые пятнадцать минут. Других-то дел всё равно нету… Вот уже пятый час пошёл, как наш аэродром, а с ним заодно и все соседние, «закрылся» из-за низкой облачности. За окном начинает светать, через час мое дежурство заканчивается…

Чуть слышно скрипнула входная дверь. Я обернулся. У порога стоял Дед. Его глаза быстро обшарили карты и графики, лежащие на моём рабочем столе.

— Здравия желаю, товарищ капитан.

— Как погода? — этот вопрос Сидоренко всегда задавал первым.

— Сто десять на четыре! — чётко ответил я; что означало: «нижняя граница облаков сто десять метров, видимость четыре километра, опасных явлений нет».

— Ветер? — такого вопроса я не ожидал, и перед ответом скосил глаза на журнал фактической погоды.

— Двести тридцать градусов, четыре метра в секунду.

Почему его это интересует? Ветер не сильный, практически вдоль полосы. Полетам такой помешать не может.

— А ну-ка… Бегом за мной.

Мы вышли на улицу.

— С какой скоростью движутся облака? — спросил Николай Иванович, подняв над головой руку.

— Да… Они, практически, совсем не движутся, — пожал я плечами. — На месте стоят.

Дед смотрел и ждал…

— О, чёрт! — до меня наконец-то дошло. — Значит это вовсе не низкая облачность, а средний ярус, до которого ИВО не достаёт. Но что же тогда за пакость отражает сигнал на ста десяти?

— Инверсионный слой[52] его отбивает! Вместе с аэрозольной дымкой, что под ним образовалась! — ответил Николай Иванович. — Ты же час назад зонд обрабатывал: неужели не заметил, что чуть выше, на ста двадцати метрах, линия температуры практически горизонтально лежит! А теперь вспомни школьную физику и прикинь: какой там перепад плотности получается…

Я опустил голову. Это же надо было так лопухнуться! И что теперь? Прости-прощай мечты о самостоятельном аэродроме! Где же тогда встречать Обаламуса? Но это всё ещё когда… А сейчас-то надо срочно действовать! Я бегом вернулся в кабинет и начал быстро обзванивать все заинтересованные службы, сообщая об улучшении погоды. Через полчаса наш аэродром уже напоминал взъёрошенный сучком муравейник: все готовились к очередной лётной смене.

После того как я сдал дежурство, Николай Иванович велел задержаться. Но ругать, как ни странно, не стал…

— Сейчас много появилось разных хитрых приборов, помогающих нам в работе, — сказал он вместо этого. — И потому все стали забывать, что лучшие приборы: глаза, уши, руки. Для того чтобы безошибочно контролировать погоду, нужно самому выходить на улицу для осмотра облаков, лично засекать ориентиры видимости, своими собственными руками щупать траву на наличие росы. Приборы всегда помогут определить, сто или сто двадцать метров до нижнего края облаков. Но они легко ошибаются в ярусе или порядке величин. Всегда помни об этом, Саша! Техника сильно расширяет, и всегда будет расширять возможности человека, но она не способна заменить нас полностью! И ещё не забудь о том, что послезавтра с утра экзамен по минимуму погоды.

Он меня простил! Ура-а-а!