Облако

Глава двенадцатая

Подвальная квартира, прежде служившая хозяйке как гостевая, действительно оказалась тесной. Альмут с Райнхардом ночевали в маленькой спальне, отец Райнхарда — в гостиной на диване. Куда же пристроить Янну-Берту?

Не придумали ничего лучшего, чем положить матрас в передней. Но лишнего матраса как раз и не нашлось.

Тогда Райнхард улёгся в первую ночь на диван к своему отцу, а Янна-Берта устроилась рядом с Альмут. Обе долго не спали, хотя Янна-Берта после долгой дороги смертельно устала. Она рассказала Альмут о школе, и о Хельге, и о парике. После некоторых колебаний — и о смерти Эльмара.

— Хорошо, что ты приехала, — сказала Альмут. — Мне надо было сразу забрать тебя с собой. Наша здешняя жизнь — сплошное временное положение. Но, возможно, это именно то, что тебе сейчас нужно.

— Мне не нужна упорядоченная жизнь, — прошептала Янна-Берта. — Ничего из того, что было в Гамбурге.

— Ну, поглядим, как ты с нами уживёшься, — улыбнулась Альмут. — Сами мы пытаемся не действовать друг другу на нервы. Можем предложить тебе лишь слабое утешение, что и мы порой отчаиваемся и не знаем, как быть дальше. И что ты здесь всегда, когда захочешь, можешь говорить слово «дерьмо».

Она заснула с чувством защищённости, спала без сновидений и даже не проснулась, когда Альмут посреди ночи металась в кошмарном сне и заехала ей ногой по лодыжке.

Янне-Берте очень хотелось приносить семье какую-то пользу. Но ей даже не пришлось спрашивать, чем она может помочь. Прямо на следующее утро отец Райнхарда, которого они все называли «Папс», взял над ней шефство. В его добровольные обязанности входили заботы о кухне и покупках. Райнхард тем временем преподавал, Альмут же занималась только что организованным Обществом содействия пострадавшим от атомной катастрофы. Папс проинструктировал Янну-Берту, какие продукты можно есть без ограничений, на какие штампы и наклейки следует обращать внимание, каким магазинам можно доверять.

— Мы питаемся в основном рисом, — наставлял он. — Утренний, дневной и вечерний рис. Остальное лишь дополнение к нему. После того как привыкнешь к этому, всё будет прекрасно. Рис, правда, сейчас вдвое дороже, чем прежде, но пока ещё доступен. С мясом мы совсем покончили. Слишком рискованно. Они постоянно пытаются подсунуть заражённую дрянь, а мясо из Аргентины или Бразилии слишком дорого.

— Зачем всё это? — удивилась Янна-Берта. — Ведь мы так и так давно заражены!

— Верно, — сказал Папс. — Но мы торгуемся за каждый лишний день, и тут имеет свою цену каждый чистый кочан салата.

Это её убедило. Она постаралась следовать его советам и запоминала магазины, где он покупал.

— Прежде всего, — учил он, — не доверяй властям.

Янна-Берта кивала. Он ей нравился. Его лицо загорело до черноты от работы на воздухе. И это особенно подчёркивала копна серебристых волос. А то, что он храпел по ночам, она ему прощала.

На почте она отправила открытку Хельге. На этом настояли Альмут и Райнхард. Пайс купил ей надувной матрас. Вернувшись с покупкой, они вместе изготовили блюдо, которое нельзя было встретить ни в одной поваренной книге: индийский рис с колумбийской фасолью. Альмут с Райнхардом нашли это вполне съедобным, хотя некоторые фасолинки были ещё жестковаты. Папс высказался в том смысле, что неразварившаяся фасоль, возможно, и не фасоль вовсе, а боевые пули. Янна-Берта с изумлением отметила, что все расхохотались. Здесь вообще охотно и часто смеялись. Однако должно было пройти несколько дней, прежде чем она стала смеяться вместе с ними.

Янна-Берта надписывала для Альмут адреса на лежащих стопками конвертах, сопровождала её в разные учреждения, печатала двумя пальцами письма, взяла на себя стирку, и вместе они убирали квартиру. Она помогала в сборе пожертвований для создания Хибакуся-центра и насобирала больше, чем Альмут.

— Это всё твоя голова, — улыбался Папс. — При встрече с тобой люди думают: счастье, что меня это миновало!

Когда Папса замучило многодневное жестокое расстройство желудка, Янна-Берта взяла на себя готовку, пока у Райнхарда не закончился учебный год. Райнхард готовил хорошо и охотно, но он был нужен Альмут для обустройства Центра.

— В наши планы входят юридические и медицинские консультации и помощь в оформлении всевозможных бюрократических бумаг. Мы будем оказывать поддержку в поисках жилья, выложим для общего пользования копию картотеки пропавших без вести… — мечтала вслух Альмут. — Кто захочет, сможет просто почитать газету, или встретиться с кем-то… или хоть выплакаться как следует.

До тех пор, пока она когда-нибудь не сможет снова преподавать, Альмут хотела посвятить себя целиком будущему Центру. На его открытии она собиралась провести митинг с участием всех хибакуся, нашедших приют в Рейнско-Майнском регионе. Составляя программу Альмут буквально фонтанировала идеями.

— Кто там у нас побывает, должен вернуться домой с новыми надеждами, — говорила она, — а главное, больше не чувствовать себя одиноким.

Папс заметил, что её оптимизма с лихвой хватило бы на всех. Но Янна-Берта знала её и с иной стороны: в отличие от других, воспринимавших всё куда спокойнее, Альмут зачастую теряла самообладание.

— Вы меня с ума сведёте с вашим спокойствием! — набросилась она однажды на Райнхарда и его отца. — Я не знаю, за что мне хвататься в первую очередь, а вам бы только сидеть и наблюдать за общей суетой!

— Я не собираюсь перекручивать свой часовой механизм, — ответил ей Райнхард.

Это рассердило её ещё больше. Кипя от гнева, оба отправились в Центр.

Но вечером они пришли домой дружно и в хорошем настроении.

— Милые бранятся, только тешатся, — прокомментировал Папс.

Янна-Берта восхищалась Альмут: как она, несмотря на перенесённую потерю, откидывала голову назад и смеялась, как неутомимо занималась проблемами других людей, как конфликтовала с властями, отстаивая права выживших, и с каким безумным отчаянием иной раз бросалась на диван, выкрикивая: «Всё абсолютно бессмысленно! Я сдаюсь!» — но уже на следующий день снова впрягалась в работу.

— А разве ты не хочешь всё бросить? — спросила Янна-Берта, увидев это в первый раз.

— Мало ли каких глупостей я вчера наболтала, — усмехнулась Альмут и поспешила на автобус.

Поначалу домовладелица несколько раз устраивала шум из-за пребывания Янны-Берты в её доме. Её голос разносился по всему лестничному пролёту. Янна-Берта хотела ей ответить, но Папс отговорил.

— Нарви букетик цветов, — посоветовал он. — Если её и можно как-то смягчить, то, скорее всего, подобными вещами. Попробуй встать на её место. Мы для неё и есть катастрофа.

Янна-Берта нарвала за обсерваторскими каштанами букет полевых цветов, который Папс нашёл изумительным, и отнесла его наверх к хозяйке.

Лицо старой дамы помрачнело, когда она открыла дверь. Но букет она приняла. Бросив неуверенный взгляд на голову Янны-Берты, сухо поблагодарила и закрыла дверь. Во всяком случае, с тех пор она уже больше не шумела на всю лестницу.

Однажды Альмут пришла домой особенно тихая. Она ездила навестить свою бывшую коллегу во франкфуртской больнице, но уже не застала в живых.

— Лейкемия, — сказала она, — слишком поздно обнаружили.

Янна-Берта узнала, что женщина оставила двух маленьких девочек, трёх и пяти лет. Как и Альмут, она жила в Бад-Киссингене и преподавала в Хаммельбурге. Сразу после объявления тревоги она помчалась в Бад-Киссинген спасать дочек. Бросила машину перед оцеплением и через весь город пошла пешком. Напрасно — детей уже эвакуировали с детским садом. Из города ей удалось выбраться одной из последних.

Теперь дети находятся у бабушки. Но оставить их у себя на длительное время она не может. Ей уже за семьдесят, здоровье слабое, да и дети слишком бойкие.

— А их отец? — спросила Янна-Берта.

Женщина никогда не была замужем, детей растила одна.

— Ты помнишь их обеих? — спросила Альмут, обратившись к Райнхарду. — Она брала их с собой на загородную экскурсию. Славные маленькие проказницы.

Райнхард кивнул.

— Обе ещё по очереди громко ревели, — сказал он. — Трудно было их не услышать.

— Господин старший учитель… — проговорила Альмут.

Райнхард поднял голову и посмотрел на неё.

— Иначе говоря, ты хотела бы обеих?

Она кивнула и засмеялась. Он перевёл взгляд на Папса. Тот тоже кивнул.

— А что думает Янна-Берта?

— Конечно! — воскликнула она.

Альмут с Райнхардом оставили всё как есть и пошли на улицу Янна-Берта издали наблюдала за ними. Они долго бродили между каштанами, описывая круги, и говорили. Он обнимал её за плечи, а она его — за талию.

— В нашей каморке, кажется, скоро закипит жизнь, — высказался Папс. — И работа, а?

Янна-Берта кивнула. Он улыбнулся, и она улыбнулась в ответ.

— Если ты не в курсе, — продолжил он свою мысль, — дети могут ужасно действовать на нервы.

— Моя мама всегда говорила, что у меня с детьми неплохо получается, — ответила Янна-Берта.

— Тогда, — весело отозвался Папс, — осталось только найти квартиру побольше.

Утром в свой день рождения Янна-Берта была дома одна. Она варила рисовый суп, повязав передник Альмут, когда в дверь постучали. Приехала Хельга. В дорожном костюме и с саквояжем.

— Почему ты не сказала мне, что хочешь к Альмут? — спросила она, сидя с чопорным видом на диване Папса.

— Боялась, что ты сумеешь меня отговорить, — ответила Янна-Берта. — У тебя всегда наготове благоразумные доводы.

Она сварила кофе и с трудом донесла полную до краёв чашку с плиты на журнальный столик. Конечно, кое-что перелилось через край. Хельга никогда бы не подала чашку с подтёками. Тем не менее Янна-Берта не стала возвращаться.

— Что же ты хотя бы записку не оставила, куда отправилась? — спросила Хельга.

— Я думала, тебе и так понятно, куда я поехала.

Хельга помешала в чашке и откинулась на спинку дивана.

— Твоя открыточка из Висбадена не внесла ясности, — продолжала она. — Совсем никакой. Она лишь навела меня на предположение, что ты здесь. Я за тебя волновалась.

— Разве ты не была рада освободиться от меня? — спросила Янна-Берта.

— Что ты такое говоришь?! — воскликнула Хельга. — Стала бы я тогда тебя к себе забирать. С тобой, видит Бог, мне было нелегко.

— Я хочу сама отвечать за себя и своё будущее, — резко сказала Янна-Берта.

— В твои-то пятнадцать лет? — едва заметно усмехнулась Хельга. — Да ещё в твоём… твоём состоянии?

— Здесь никто не спрашивает меня про возраст, — заявила Янна-Берта. — И я живу с людьми такими же заражёнными, как я.

— Я хотела бы, чтобы после каникул ты вернулась в Гамбург, — сказала Хельга. — Там я подала прошение о предоставлении тебе пенсии по инвалидности, и в Гамбурге у тебя есть разрешение на получение жилья.

— Это у меня и здесь есть, — ответила Янна-Берта. — Альмут достала. И выдали его очень быстро.

Некоторое время Хельга молчала. Потом спросила:

— Ты оставила в Гамбурге все свои школьные вещи. Как собираешься восполнять пробелы?

— Я больше не вернусь в Гамбург и не пойду в школу, — упрямо ответила Янна-Берта.

Хельге стоило большого труда сохранять спокойствие.

— Как же ты представляешь себе будущее без школьного образования?

— Будущее… — помрачнела Янна-Берта. — Откуда ты знаешь, что оно у меня есть? Я этого не знаю. Но некоторое количество оставшейся жизни я хочу прожить так, как хочу я. Можно подумать, будто для таких, как я, ничего важнее школы нет!

— И что же это такое, что важнее, чем школа? — спросила Хельга.

— То, что я тут живу, — ответила Янна-Берта и, поскольку Хельга не поняла её, добавила:

— Тут я чувствую себя живой.

Но Хельга по-прежнему не понимала.

— Ладно, — сказала она. — Обязательное образование — побоку. Но если ты всерьёз решила не посещать школу, это будет иметь последствия. Без аттестата зрелости перспективы твои невелики.

Янна-Берта не отвечала. Она мыла посуду.

— Некрасиво было с твоей стороны, — сказала Хельга после некоторой паузы, — бросить меня за две недели до твоего дня рождения.

— Мне жаль, — пробормотала Янна-Берта и повернулась к Хельге. — Извини. Это было бегство.

— Мне пришлось отменить все приглашения, всем написать, — продолжала Хельга. — Я объяснила это тем, что тебе после всего пережитого не до праздника.

Она вынула из сумки несколько писем.

— Вот, кое-кто ответил, — сказала она. — Они тебя понимают.

— Эти письма мне? — спросила Янна-Берта.

— Да, — подтвердила Хельга и, помедлив, добавила:

— Я их прочитала, да. В конце концов, это ответы на мои письма.

Янна-Берта склонилась над кастрюлей и усердно скребла её.

— Вы будете сегодня отмечать день рождения? — спросила Хельга.

Янна-Берта обернулась, их взгляды встретились.

— Про мой день рождения тут никто не знает, — сказала она. — Я бы и сама, возможно, про него забыла, если б ты не напомнила.

Хельга покачала головой, открыла саквояж и достала из него стопку белья.

— Это ты оставила в Гамбурге, — сказала она. — И свою одежду тоже. Я вижу, ты снова одета слишком ярко. А вот твой парик. Может, когда-нибудь захочешь им воспользоваться.

Потом протянула Янне-Берте через стол конверт из тонкой бумаги.

— Твой подарок ко дню рождения, — улыбнулась она. — Купи себе сама, что тебе нужно или что захочется.

Янна-Берта поблагодарила и предложила Хельге переночевать на своем надувном матрасе. Та отказалась. У неё уже забронирован номер в гостинице.

Перед уходом она сказала:

— Бабушке Берте и дедушке Хансу-Георгу я напишу, что ты на летние каникулы уехала к Альмут в Висбаден.

В ответ Янна-Берта лишь пожала плечами.

— Поздравляю тебя с днём рождения, — сказала Хельга уже в дверях, — и желаю тебе такой жизни, какую ты сама себе желаешь. Если вдруг решишь вернуться в Гамбург, возвращайся. Я буду ждать. Надеюсь, ты так и сделаешь, поскольку, кроме моих родителей, ты моя самая близкая родственница из оставшихся. Понимаешь, что это значит? Я бы хотела считать тебя своей дочерью. Мы с тобой носим одну фамилию. И уж поверь, я смогла бы открыть для тебя многие двери!

Она повернулась и вышла.

— Передай привет Альмут и Райнхарду! — крикнула она уже на полпути к каштановой аллее. — Скажи, я желаю им всего хорошего!

Янна-Берта вернулась в дом. Она смотрела вслед Хельге в окно, раскладывая одежду, бельё и парик на полке.

Под большим каштаном Хельга ещё раз остановилась и высморкалась.

Вечером Альмут разложила на столе свою работу: надо было написать кучу писем, придумать плакаты, начертить таблички с инструкциями. Трое хибакуся из Майнца — двое молодых мужчин и одна девушка — помогали ей. Они сидели за столом, а Янна-Берта с Альмут малевали на полу. Янна-Берта как бы невзначай упомянула о визите Хельги, вытащила из кармана брюк мятый конверт и открыла его. В нем оказалось три купюры по сто марок. Она запихала их в банку для пожертвований и объяснила:

— Подарок ко дню рождения.

— У тебя сегодня день рождения?! — удивилась вся компания.

Стол был немедленно освобождён от писем, кисточек, красок и плакатов, со всех сторон звучали поздравления. Папс, ещё неуверенно державшийся на ногах, взялся делать салат из доаварийного картофеля.

— Это нечто совершенно изысканное, — сказал он. — Дорогой, как киви, и несравненного качества. Ещё каких-то полгода назад мы бы такое сморщенное старьё просто выбросили. Я ведь покупал его на случай праздника, и вот он настал.

Альмут выудила из гардероба в спальне бутылку вина, Райнхард нашёл в холодильнике сок маракуйи и с ходу сочинил поздравительный стишок:

Янна-Берта смеялась, но в глазах у неё стояли слёзы.

— Ты не должна думать о том, что было, — прошептала ей на ухо Альмут. — Смотри лучше вперёд.

— Вперёд? — всхлипнула Янна-Берта.

Альмут обняла её.

— Всего хорошего в день рождения!

Вдруг она, отстранившись, уставилась на лысую голову Янны-Берты, потом обхватила её обеими руками, притянула к себе, нежно погладила и воскликнула:

— Твои волосы снова растут, девочка моя! Появился пушок!

Янна-Берта бросилась к крошечному туалетному зеркалу.

— Ой, правда! — ликовала она. — Они появились! У меня снова будут волосы!

Она принялась танцевать, вне себя от радости. Все присоединились к ней, даже гость из Майнца, который сам был лысым. Они так шумели, что домовладелица рявкнула сверху, призывая их к порядку.