В эту пятницу с утра дул сильный ветер. Глянув в окно, Янна-Берта увидела, как блестят на солнце молодые берёзовые листочки. Тени ветвей плясали на асфальте школьного двора. Цветущие вишни осыпались метелью лепестков. Небо было ярко-синим. По нему плыли белоснежные и лёгкие, словно вата, редкие облака. Для майского утра было невероятно тепло.
Внезапно взвыла сирена. Господин Бенциг, учитель французского, прервал объяснение новой темы прямо посередине фразы и посмотрел на часы.
— Без девяти одиннадцать, — сказал он. — Странное время для учебной тревоги. И в газете об этом ничего не говорилось.
— Это атомная тревога! — крикнул Эльмар, первый ученик в классе.
— Вероятно, об этом всё же где-то сообщалось, я просто проглядел, — сказал господин Бенциг. — Продолжим.
Но едва он вернулся к прерванной мысли, как в динамике школьного радио щёлкнуло. Все уставились на маленький квадрат над дверью. Раздался голос не секретарши, а самого директора:
— Только что была объявлена атомная тревога. Занятия прекращаются немедленно. Всем учащимся срочно разойтись по домам.
Ещё несколько фраз потонули в разразившемся диком шуме. Все бросились к окнам, пытаясь что-нибудь разглядеть.
— Понимаешь, что это значит? — спросила Майке, подруга Янны-Берты.
Янна-Берта покачала головой. Она почувствовала, что у неё холодеют руки. Произошло что-то страшное. Но что? Она подумала об Ули, своём братишке.
— Идите домой, — сказал господин Бенциг.
Из коридора доносился шум: взволнованные выкрики, торопливые шаги, стук дверей.
— Что происходит?! — воскликнула Янна-Берта.
Господин Бенциг пожал плечами.
— Я знаю не больше вашего, — сказал он. — Идите же наконец! Поторопитесь! Но не теряйте головы.
— Скорее всего, это учения, максимально приближенные к реальной катастрофе, — заявил Эльмар, нарочито спокойно собирая сумку.
Но господин Бенциг нахмурился.
— Я знал бы об этом, — сказал он с сомнением.
Кто-то распахнул дверь и пулей вылетел наружу.
Остальные бросились следом. В коридоре царило чудовищное столпотворение. Несколько учеников пытались пробиться против течения. Янна-Берта узнала среди них Ингрид из параллельного класса. Ингрид жила в Рёне. Янна-Берта часто болтала с ней на переменках.
— Сейчас нет автобусов на Утриххаузен! — крикнула Ингрид. — Только через полтора часа. Я позвоню домой, чтобы меня забрали.
Перед секретариатом тоже толпились ученики. Не скоро ей удастся позвонить. Янна-Берта хотела остаться с подругой, но не смогла противостоять потоку, уносящему её к лестнице. Она вцепилась в руку Майке, пока их несло вниз, ступенька за ступенькой. Гвалт всё нарастал. Внизу, в вестибюле, кто-то выкрикнул:
— Графенрайнфельд! Тревога в Графенрайнфельде!
Янна-Берта попыталась вспомнить: Графенрайнфельд — не там ли атомная электростанция?
Когда она выходила из школы, мимо неё прошмыгнули несколько малышей. Не глядя по сторонам, они бросились через улицу. Взвизгнули шины. Водитель отчаянно засигналил и выругался вслед ребятишкам. Очевидно, он ещё ничего не знал.
Перед пешеходной зеброй Янна-Берта остановилась в нерешительности.
— Мой автобус тоже не скоро пойдёт, — сказала она.
— Давай пока ко мне, — предложила Майке.
Янна-Берта помотала головой, отказываясь.
— Ты что, в Шлиц пешком собралась?
— Родители сегодня в Швайнфурте, — объяснила Янна-Берта. — У папы там совещание. А мама с Каем у бабушки. Они только завтра вернутся. Ули один дома. Мне надо к нему.
В этот момент мимо проходил Ларс, Ларс из Шлица. Он был старшеклассником и в школу приезжал на машине.
— Привет, Янна-Берта! — крикнул он. — Хочешь, подвезу?
Она торопливо кивнула, попрощалась с Майке и поспешила за ним.
В машину сели ещё трое парней из Шлица, все старшеклассники. Янну-Берту посадили спереди. Ларс тронул с места, не дожидаясь, пока она пристегнётся.
— Сегодня можешь не стараться, — сказал Ларс. — Сегодня хоть ноги в окно вывешивай, ни одну собаку это не интересует. А полицию — в последнюю очередь.
— Если они так резко посылают нас домой, возможно, на АЭС серьёзное ЧП, — сказал один из сидевших позади парней.
— А тут ещё радио, как назло, не работает, — пробурчал Ларс.
ЧП на атомной станции… Янна-Берта вспомнила: тогда, после аварии на русской АЭС, тоже говорили о ЧП. Неделями. Тогда она ещё училась в начальной школе, и для неё так и осталось непонятным то, что учитель пытался втолковать им про «бэры», «беккерели» и радиоактивное излучение. Она запомнила только название атомной электростанции — Чернобыль. И до неё дошло, что теперь небо и земля, и прежде всего — дождь, каким-то образом отравлены. В дождливые дни их не выпускали во двор на переменках. Логично. Но потом, после уроков, их отправляли домой прямо под этот отравленный дождь. В первый день дошло до слёз — Янна-Берта отказывалась покидать здание школы. Ведь дождь был ядовитый! В конце концов её, всхлипывающую, доставила на своей машине учительница, жившая по соседству, и бабушка Берта назвала внучку «глупышкой». Дождь вовсе не ядовитый, сказала она, и всё, что учитель рассказывал, просто глупости.
Сейчас Янне-Берте было уже четырнадцать, она училась в девятом классе и знала гораздо больше. ЧП на АЭС означает, что на атомной электростанции произошёл выброс радиации в опасных дозах. И такая атомная электростанция находилась в Графенрайнфельде. Насколько это далеко на самом деле?
Ларс срезал путь — решил проскочить по Мариенштрассе, чтобы избежать четырёх светофоров. Это был тихий район элитной застройки. Но сегодня перед старым «опелем» Ларса выстроилось несколько машин, да и за ним раздавались нетерпеливые сигналы, хотя его скорость была уже больше шестидесяти километров в час.
На заднем сиденье спорили о типе Графенрайнфельдского реактора и о том, что в таком реакторе могло выйти из строя. То и дело слышалось «Чернобыль, Гаррисберг», «топливные стержни», «охлаждающая жидкость» и «напорные резервуары». Янне-Берте четверо старшеклассников казались экспертами по атомной энергетике. Сама она никогда не проявляла особого интереса к физике. Но знала, что атомные электростанции таят в себе опасность. После чернобыльской катастрофы она побывала с родителями на разных демонстрациях и очень хорошо всё запомнила. Тогда дошло до крупной ссоры между родителями и дедушкой с бабушкой. Бабушка Берта и дедушка Ханс-Георг считали, что без ядерной энергии просто невозможно обойтись. Что это принадлежность современной жизни, как автомобиль или телевизор. А чернобыльская авария не имеет к немецким АЭС ни малейшего отношения. Кроме того, демонстрациями ничего не добьёшься, это просто сборища романтиков и анархистов. Яростнее всего они ополчились на маму — они были убеждены, что именно благодаря ей папе приходят в голову такие дурацкие идеи.
— Мы воспитывали нашего Хартмута так, чтобы он обеими ногами стоял на земле, — в одном из жарких споров заявил дедушка Ханс-Георг. — И вот тебе на!
Там, где Мариенштрассе упирается в Низигерштрассе, образовалась пробка. Обычно её тут никогда не бывало.
— Чистой воды паника, — сухо заметил Ларс. — Все рвутся на автобан.
В своё время родители Янны-Берты участвовали в организации гражданской инициативы против использования ядерной энергии. Но со временем о Чернобыле практически забыли. Атомные электростанции в Германии продолжали работать без каких-либо заметных инцидентов, и гражданская инициатива постепенно сошла на нет.
— Одного Чернобыля недостаточно, — сказал как-то отец. — Наши граждане оторвут свою задницу от кресла, только если что-нибудь случится здесь.
Теперь Янна-Берта вспомнила, почему название «Графенрайнфельд» показалось ей таким знакомым: однажды мама копировала и распространяла листовки для гражданской инициативы. Янна-Берта ей помогала. На листовках были указаны места расположения всех немецких атомных электростанций. Одна из них называлась Графенрайнфельд. Янна-Берта не могла в точности припомнить, где это, но уж наверняка где-то не очень далеко.
Ули сейчас, наверное, спешит домой из школы, подумала она с тревогой.
Янна-Берта опустила стекло. Гремели жалюзи на окнах, люди в спешке покидали дома. По другой стороне улицы бежала женщина с двумя маленькими детьми. Одного она держала на руках, другого тащила за собой. В нижнем этаже дома открылось окно, из него выскочила кошка.
Когда они наконец миновали перекресток и выехали из города в сторону Глезерцелля, им почти перестали попадаться встречные машины. Зато их всё время обгоняли, и ещё до въезда в Глезерцелль за ними образовалась целая колонна.
— Они едут по шоссе, потому что скоро все автобаны будут забиты, — высказался кто-то с заднего сиденья.
— Если действительно станет опасно, мы улетим, — сказал Ларс.
Янна-Берта знала, что у отца Ларса есть спортивный планер, стоящий на аэродроме в Вернгесе. Однажды он пригласил её отца полетать над Шлицем.
— Готов поспорить — мой народец уже чемоданы пакует, — сказал один из парней. — Помешались на безопасности. А бабушка ещё прихватит с собой какой-нибудь самый бредовый хлам — ночнички или огородную тяпку!
Янна-Берта подумала о двух своих бабушках: о Йо, маминой маме, и о бабушке Берте, папиной маме. Йо была медсестрой в Швайнфурте и каждые вторые выходные проводила на демонстрациях. Она слегка действовала на нервы своим вечным «Всем нам нужно меняться…», своими вегетарианскими заскоками и идеей фикс, что жить надо просто. Но с ней Янна-Берта чувствовала себя на равных. Она могла участвовать в дискуссиях. И Йо жила так очаровательно-небрежно!
Бабушка Берта из Шлица жила совершенно иначе. Она словно вышла из детских книжек. Рядом с ней лучше всего было чувствовать себя маленькой! И чем меньше, тем лучше. Она так любила баловать и заботиться, и она знала столько старинных историй и песен. Большинство, правда, печально-прекрасных, хотя Янна-Берта зачастую понимала их лишь наполовину. Но даже когда они становились печально-жутковатыми, ей никогда не случалось испугаться по-настоящему. С бабушкой Бертой она была в полной безопасности. С ней добро было отчётливо видно и оно побеждало, а зло было ещё отчётливее и оно всегда терпело поражение. У бабушки Берты с этим — однозначно. У неё во всём строгий порядок, от запрета грубых слов в её присутствии до аккуратных стопок белья в шкафу. И она не была бы бабушкой Бертой, если бы на каждую прогулку, даже в изумительно солнечный день, не брала с собой зонтик. У «зелёных» она находила «прямо-таки полное отсутствие манер», а когда дедушка Ханс-Георг и папа заводили спор о политике, она удалялась на кухню. Её вафли были лучшими в мире.
Уже неделю бабушка Берта и дедушка Ханс-Георг находились на Майорке. Наверное, как раз сейчас они гуляли под пальмами. Янна-Берта очень скучала по бабушке. Хотя последнее время часто на неё сердилась. Бабушка Берта просто не хотела понять, что четырнадцатилетняя Янна-Берта уже имеет право голоса. Например, если речь идёт о политике.
— Да ладно тебе, Янночка, — мягко останавливала она, стоило Янне-Берте хоть слово вставить.
Стала бы сегодня бабушка Берта упаковывать всякую дребедень? Янна-Берта сомневалась. С одной стороны, бабушка Берта перенесла все тяготы военного времени. С другой, всякий раз, как только дедушка Ханс-Георг заговаривал об этом, она обрывала его:
— Молчи! Слышать больше не желаю об этих ужасных вещах!
Когда проезжали через маленькую деревушку в долине реки Фульда, Янна-Берта увидела, как на другой стороне улицы остановился школьный автобус, из которого высыпала ребятня. Самых младших поджидали взволнованные матери. У неё сжалось сердце при мысли о второкласснике Ули. Добрался ли он уже до дома? Но дома-то никого нет!
— Не сказать, что у малышей грустный вид, — заметил Ларс. — Радуются, что уроки отменили.
Надеюсь, он сразу пошёл домой, подумала Янна-Берта, а то ещё придётся его искать…
Они всё так четко распланировали. Сперва мама колебалась, оставлять Ули с Янной-Бертой или нет. Но папа засмеялся и сказал:
— Уж два дня она как-нибудь сможет позаботиться о своём брате. Ей ведь скоро пятнадцать!
И Ули тоже очень просил. Он поклялся, что будет слушаться Янну-Берту так же, как маму.
Тогда мама согласилась.
— Буду звонить каждый вечер, — объявила она.
Папа снова засмеялся:
— Их всего-то два. В субботу вечером мы уже вернёмся.
Вчера, в четверг, всё прошло как по маслу. В школе было всего три урока. Ключ от дома на красном кожаном шнурке мама повесила Ули на шею, и он его не потерял. Дома он сразу же сделал уроки. Когда тремя часами позже Янна-Берта пришла из школы, он уже почистил картошку и накрыл на стол. Вечером мама позвонила от Йо из Швайнфурта, и Янна-Берта доложила ей, что всё в полном порядке.
— Не забудь дать ему с собой завтрак, — сказала мама.
А Кай ещё пролепетал в трубку, что они с Йо кормили уток. Последней с ней говорила Йо. Она вообще не понимала, с чего это мама переживает по поводу Янны-Берты и Ули. Когда ей самой было тринадцать, ей пришлось обихаживать троих младших, пока мама лежала в роддоме, ожидая пятого ребёнка. Отец Йо был солдатом, и ему ни разу не дали отпуск с фронта.
Янна-Берта не забыла про школьный завтрак, а сегодня они собирались приготовить картофельные оладьи. Ули просто обожал их. Страшно ли ему сейчас?
— А сколько вообще до этого Графенрайнфельда? — спросила Янна-Берта.
Один из ребят прикинул, что километров семьдесят, другой — что восемьдесят. По прямой. До смешного ничтожное расстояние, Янна-Берта это понимала. Разве до Чернобыля не было полторы тысячи километров?
— Ты забываешь о ветре, — сказал Ларс. — Всё зависит от ветра. Для нас опасен лишь юго-восточный ветер, а его у нас практически не бывает. У нас почти всегда задувает с запада.
— А как же до нас дошёл заражённый воздух из Чернобыля? — поинтересовалась Янна-Берта.
Молчание. Потом они заговорили о воздействии вращения Земли и об атмосферных воздушных потоках.
— Как глупо, что радио не работает, — сказал Ларс. — Там наверняка каждые пять минут сообщают о направлении ветра.
— А может, и нет, — возразили ему. — Они там сейчас все силы приложат, чтобы предотвратить панику. Я вам расскажу, как всё пойдёт: нам периодически будут сообщать, что никаких причин для беспокойства нет и что у них всё под контролем. По принципу «Сохранять спокойствие — первейшая обязанность гражданина».
— Почему бы нам не остановиться и самим не выяснить направление ветра? — предложила Янна-Берта.
Ларс резко съехал на парковочную площадку перед Гемменскими прудами, выскочил из машины и взмахнул носовым платком.
— Вот дерьмо, он действительно юго-восточный!
Он быстро сел за руль, поднял стекло и, бешено сигналя, втиснулся в поток машин, движущихся по шоссе на север.
— Если ветер и правда юго-восточный, — сказал сидевший на заднем сиденье парень, — то эта зараза будет здесь через два часа.
— Не болтай чепуху! — буркнул Ларс.
— Чепуху? Мы от Фульды сюда двадцать минут пилили, а кто знает, когда это случилось. Может, уже несколько часов назад! Тогда, считай, нас уже накрыло…
Деревню Гартерсхаузен они миновали в полном молчании. С поля выезжал трактор, волочивший прицеп из-под навоза, женщина энергично размахивала руками, подавая сигналы трактористу. На окне шевелилась занавеска. Похоже, тут никто не занимался упаковкой вещей.
Янна-Берта попыталась представить себе географическую карту. Графенрайнфельд должен находиться на юго-востоке. Нет, она никогда не была сильна в географии. Как раз на днях папа только головой покачал, когда она предположила, что Эрланген находится в горах Оденвальд. Не опозорится ли она, если спросит?
Они миновали Иллерсхаузен, последнюю деревню перед Шлицем. Тут люди выносили из домов чемоданы и загружали свои машины. Не успела Янна-Берта задать вопрос, как тут же получила готовый ответ.
— В Швайнфурте сейчас уже наверняка никого нет, если только служба спасения оперативно сработала.
— Почему именно в Швайнфурте? — испуганно спросила Янна-Берта.
— Ну и вопросы у тебя, — сказал Ларс, нервно покусывая нижнюю губу. — Да потому, что Швайнфурт находится совсем рядом с Графенрайнфельдом. Или Графенрайнфельд рядом со Швайнфуртом. Как тебе больше нравится.
Янна-Берта затаила дыхание.
— Если там у них серьёзное ЧП, то можешь о службе спасения забыть, — высказался парень за её спиной. — Тогда им в Швайнфурте разве что могильщики понадобятся да специалисты по пересадке костного мозга.
— Только в Швайнфурте? Ты уверен? — угрюмо поинтересовался Ларс.
— В Швайнфурте… в Швайнфурте сегодня мои родители, — проговорила Янна-Берта.
Все четверо парней притихли. Они ехали через возвышенность у Пфордта.
Янна-Берта думала о своих родителях. Папа худощавый, с тёмной бородкой, очень загорелый; когда он смеётся, в уголках глаз собираются мелкие морщинки, которые она так любит. Мама на три сантиметра выше папы, кареглазая блондинка и ужасная хохотушка.
— Может, они ещё успели уехать вовремя, — сказал один из ребят.
Янну-Берту словно током тряхнуло при мысли о том, что и Кай тоже находился в Швайнфурте — младшенький в семье, ему ещё и трёх не было, общий любимец! И Йо тоже там!
Очевидно, произошло нечто чудовищное. Но при этом всё выглядело таким мирным, обыденным — совершенно обычный тёплый весенний ветреный день. Вишни уже почти отцвели. Вокруг деревень стояли в полном цвету яблони. Светились сочной желтизной рапсовые поля. Через две недели Троица.
— Живите, — взмолилась про себя Янна-Берта. — Пожалуйста, будьте живы!
Она вонзила ногти в ладонь — до боли. Этот приём она использовала ещё маленькой девочкой, когда зубной врач сверлил ей зубы.
Наконец добрались до Шлица. Ларс жил в одном из первых домов. Его мать бросилась наперерез машине, делая знак остановиться.
— Ларс не может сейчас развозить вас по домам! — крикнула она.
Янна-Берта вылезла. Она словно оцепенела. За ней выбрались трое парней и, бросив короткое «Пока!», разбежались каждый в свою сторону. Янна-Берта пробормотала «спасибо», но Ларс, не слушая, уже спешил вслед за матерью.
Янна-Берта подняла глаза. Там наверху, на склоне горы над городом, стоял их дом. Ули, скорее всего, уже ждал её. В десяти минутах хода. Если бежать, то это минут восемь, даже семь… Она припустила что было сил.