Эдвард очнулся от сна. Давно он уже так хорошо не спал. Сладкое забытье окутало его словно мягкое бархатное покрывало, принеся с собой удивительные сны.
Правда, сны эти оказались реальностью. Он открыл глаза и обнаружил, что лежит в груде подушек на полу коттеджа. Теплый воздух был напоен ароматами вина и лилий. Внезапно послышался плеск воды и мурлыканье.
— Жил на свете любовник с подругой своей, гей, го-го! Гей, го-го! Гей, го-го! Проходил через ниву однажды он с ней превосходной весенней порою… [6]
Улыбаясь, Эдвард сел и увидел Клио, плескавшуюся в ванне и распевавшую песенку. Она была окутана паром, волосы высоко подобраны, щеки порозовели. Поистине Клио была самым прекрасным созданием из всех, что он видел.
— Томас Морли в гробу бы перевернулся, услышь он, что ты сотворила с его песней, — сказал Эдвард.
Клио посмотрела на него через плечо и, улыбнувшись, брызнула водой.
— У меня, конечно, не такой музыкальный слух, как у Талии, но в ванне все — певцы. Я рада, что ты проснулся. Подай, пожалуйста, то мыло.
Эдвард встал и потянулся. Когда в последний раз он чувствовал себя таким свободным? Никогда. И вряд ли это повторится, но в его памяти навсегда останутся дни, проведенные с Клио.
— Не стоит искушать меня своим телом, Эдвард Рэдклифф. Я принимаю ванну и не желаю, чтобы меня отвлекали от этого занятия. Мыло, пожалуйста.
Расхохотавшись, Эдвард взял со стола шарик белого мыла. Он пах лилиями, совсем как Клио. Медленно приблизившись к ней, он протянул мыло.
— Может быть, ты будешь так любезен и потрешь мне спину? — спросила она.
— С удовольствием, мадам. Располагайте мной.
Эдвард намылил руки, взбивая белую ароматную пену, и осторожно коснулся обнаженной спины Клио.
— Знаешь, я хотела бы узнать о тебе больше, — сказала она вдруг. — Что ты любишь, что ненавидишь, все, что когда-то случалось с тобой.
— Это долгая история.
— Конечно, начни сначала.
— Со дня рождения? Боюсь, я плохо его помню.
Эдвард поцеловал ее в шею, вдохнув аромат лилий.
— Расскажи, что помнишь, — прошептала Клио.
Он сжал ее плечи.
— Подозреваю, что детство у нас с тобой было одинаковое.
— У тебя не было сестер!
— Это верно. Только старший брат. Прекрасный старший брат.
— Значит, мы действительно похожи. Для меня не было старшей сестры лучше, чем Каллиопа.
— А для меня не было брата лучше, чем Уильям.
Эдвард скользнул в ванну. Двоим здесь было тесновато, но Клио уютно устроилась в его объятиях, откинув голову ему на плечо.
— Уильям всегда хорошо учился и никогда не попадал в неприятности.
— А ты?
— Постоянно. Для моих родителей Уильям был идеальным сыном. Он хорошо успевал в школе, в университете, во всем. Вступил в Общество любителей древностей, нашел подходящую во всех смыслах невесту. — Эдвард помолчал. — Он был бы прекрасным герцогом.
— Но у тебя ведь тоже великолепное образование! Все восхищаются твоей эрудицией, даже мой отец.
— О, я выучился поневоле. Родителя и учителя каждый день запихивали в меня Платона и Аристотеля с Геродотом. Но тогда я был к учебе совершенно равнодушен. Только потом, когда было уже слишком поздно, я понял истинную ценность образования.
Клио несколько мгновений молчала. Потом перегнулась через край ванны и взяла стоявшие на полу кубки с вином, оставшиеся после их ужина. В ее кубке ничего не было, его кубок был полон.
— Я заметила, что ты не пьешь…
Эдвард взял у нее кубок и несколько секунд смотрел на рубиновую жидкость. Потом поставил кубок на пол.
— Ты как-то спросила меня, почему твой зять меня ненавидит.
Клио поняла, что сейчас у них может начаться серьезный разговор. Она встала и, схватив одно из пушистых полотенец, завернулась в него.
— Да, — тихо сказала она. — Камерон такой милый, не понимаю, почему он к тебе так относится.
— Милый, да. Он всегда был милым, даже со мной. После нашей первой встречи мы стали почти друзьями.
Клио села на кушетку, все еще в полотенце.
— Друзьями? — удивленно спросила она.
— Вижу, ты удивлена, да и кто бы не удивился. Даже люди не столь наблюдательные, как ты, заметили напряжение между нами. Но когда мы впервые встретились в университете, все было по-другому. Я никогда не встречал прежде такого человека. Он много путешествовал, видел новые места, встречал новых людей. Он был серьезным, я имею в виду серьезно относился к учебе и к своей семье, но и пошутить был не прочь. Я был другим. Испорченным. Гонялся за удовольствиями. Мои друзья были такими же.
Эдвард встал и потянулся за полотенцем. Его брюки намокли, амулет блестел на мокрой груди. Каменный пол вокруг ванны был весь в лужах, но он, казалось, этого не заметил. Он был далеко, в своем прошлом.
— Тогда дружба с лордом Вествудом могла оказаться для меня полезной: Но я был слишком занят — алкоголь, девицы легкого поведения, игра. Я проиграл все деньги, которые имел. И тем самым показал родителям, как мало для меня значит то, что для них было важным.
— Тебе правда было все равно?
Эдвард мрачно улыбнулся:
— Конечно, нет. Но я слишком быстро катился по наклонной и уже не мог остановиться. Я постоянно был пьян. Тогда это все и случилось.
Клио похолодела, но было уже поздно — как и Эдвард, она не могла остановить то, что должно было случиться. Если для них есть какое-то будущее, оно должно основываться на правде.
— Что случилось?
— Появилась женщина. Разве не всегда так случается? Это была совсем юная девушка, лет семнадцати — восемнадцати.
Эдвард опустился на кушетку у камина и уставился в огонь.
— Она была служанкой в таверне, куда мы с друзьями любили заходить. Она была милой и доброй, и я ей нравился. Бог знает почему.
— У тебя с ней был роман? — спросила Клио пересохшими губами.
— Роман? Я переспал с ней, если ты это имеешь в виду. Несколько раз. Точнее вспомнить не могу. Все мои отношения с женщинами в то время были такими.
— Тогда что особенного было в этой девушке?
— Она нравилась твоему зятю. Не так, как мне, разумеется. Он смотрел на нее другими глазами. Он просил меня оставить ее в покое, но я только посмеялся в ответ.
— И что случилось?
— Однажды ночью она пришла ко мне. Я, как обычно, был пьян и только что проигрался в пух и прах, поэтому пребывал в дурном настроении. А она сказала, что беременна.
— От тебя?
— Да. Я не поверил ей. Сказал, что ублюдок, которого она носит, не мой и что его отцом может быть любой из дюжины мужчин. Она расплакалась. Через два дня ее нашли повесившейся. И нашел ее Камерон.
— О…
Клио крепко обхватила себя руками, ее глаза были полны слез. Бедная девочка.
— Долгие годы она преследовала меня. Я убил ее и своего ребенка, и мне было все равно, потому что я был пьян. В тот день, когда Камерон нашел ее тело, он разбил мне нос, хотя вправе был сделать и кое-что похуже.
Клио покачала головой:
— Он не мог наказать тебя так, как ты наказал себя сам. Это было ужасно, но сейчас ты совсем не пьешь и не соблазняешь служанок.
— Только девиц из хороших семей. — На губах Эдварда появилась слабая улыбка. — Предварительно их похитив, разумеется.
— Эта девица практически заставила тебя соблазнить ее. А что до похищения… мне это все еще не нравится, но я знаю, что ты поступил так, как считал нужным, чтобы защитить меня. Ты работаешь на Общество любителей древностей и, как я слышала, щедро жертвуешь на благотворительность.
— Лучше поздно, чем никогда, а?
— Конечно. Ничто не потеряно, пока ты жив.
Эдвард рассмеялся:
— Кто бы мог подумать, что ты такая оптимистка.
— Я думаю, что мы все чему-то учимся. Твои уроки были гораздо более жестокими, чем мои. Но они заставили тебя начать новую жизнь.
— Не только…
— Что ты имеешь в виду?
Неужели его прошлое таит еще какие-то ужасные секреты, подумала Клио и поежилась.
— Помнишь игру, которую затеяла леди Ривертон? Она называлась «Истина».
— Да.
— Вот моя истина, Клио. После смерти той девушки я продолжал вести прежний образ жизни. Больше выпивки, каждый день игра. Я даже пробовал курить опиум и говорил всем, что это для того, чтобы умерить боль в сломанном носу. Но это неправда. Я хотел довести себя до крайности. Даже родители не смогли меня остановить, хотя и пытались.
— Что же остановило тебя?
Эдвард присел на кушетку рядом с Клио и взял ее за руку:
— Муза. Разве они не приносят вдохновение?
— Что же вдохновило тебя?
— Та игра у леди Ривертон…
— Да, ты сказал, что утратил настоящую любовь…
Клио почувствовала ревность к этой незнакомой женщине.
— Нельзя утратить то, чего не имеешь. Эта женщина никогда не была моей в этом смысле этого слова.
— Где же ты нашел эту музу?
— Где же еще, как не в Британском музее?
— И как же ты нашел время посетить музей? Ты же все время пил и играл, должно быть, у тебя совсем не оставалось свободного времени.
— Так и есть. Но в один прекрасный день мои непутевые друзья решили, что было бы забавно пойти в музей и устроить там драку с маменькиными сынками, как они их называли. Я согласился, зная, что известие об этом обязательно дойдет до моих родителей. Но я получил больше, чем рассчитывал.
Клио вспомнила тот давний день. Она с родителями и сестрами отправились в музей взглянуть на новое приобретение — чернофигурную вазу. Привлеченная раскатами смеха, Клио заглянула в скульптурную галерею.
Конечно, она знала этого человека. Все знали Рэдклиффов — филантропов и больших поклонников античного искусства, и все знали их блудного сына. Ее отец еще пошутил, что благодарен богам, что они благословили его одними только дочерьми. Клио было тогда пятнадцать, и она видела лорда Эдварда Рэдклиффа только издали. Ей он казался ужасно привлекательным.
— Ты увидел меня…
— Я увидел тебя. Ты была так прекрасна, что мне захотелось стать достойным кого-то вроде тебя.
Клио поцеловала Эдварда, не выпуская его руки. Это был медленный поцелуй, который сказал больше, чем слова. Она хотела утешить его, даровать ему прощение, облегчить бремя прошлого.
— Наверное, пора в постель, — сказала она мягко. — Уже поздно.
Эдвард молча поднял ее на руки. Клио прижалась к его теплой груди, уткнулась в шею, пока он нес ее по лестнице в спальню. Их спальню.
Когда-то она боялась его. Теперь она доверила бы ему свою жизнь.