Обреченная

Глава 27

— Что же мы будем делать? — Я вцепилась в Алека так сильно, что ему, наверное, стало больно. — Не может быть, чтобы все шлюпки кончились. Ни за что.

Теперь на палубе было очень много людей, несколько сотен. Лейтон сказал, что спасательных шлюпок на всех не хватает, но вряд ли они выпустили бы пароход в плавание, если бы не могли спасти больше пассажиров, верно? Или выпустили бы?

— Если будем стоять здесь, мы их и не найдем, — сказал Алек, притянул меня к себе и поцеловал в лоб. Его пальцы коснулись моего разбитого виска. Я поморщилась. — Тесс, у тебя кровь идет. Что случилось?

— Михаил меня поймал. Но потом бросил, когда корабль наткнулся на айсберг.

— Чтобы прийти за мной, — мрачно произнес Алек. Тут я увидела, что его глаз распух и почернел; завтра там будет синяк. — Точнее, за Клинком Инициации. Он ворвался — обезумевший, даже хуже чем обезумевший. Я сумел сбежать от него только потому, что он в первую очередь кинулся обыскивать каюту.

Алек откинул полу тяжелого серого пальто и показал мне сверкающий во внутреннем кармане Клинок Инициации. Михаил будет искать его долго.

Я почувствовала некоторое удовлетворение при мысли о том, что жестокость и жадность Михаила приведут его к смерти, но у нас не было времени ни на что, кроме самого главного.

— Нам нужно убираться с этого парохода.

— Ну, давай двигаться вперед. Это увеличит наши шансы.

Судя по тому, как Алек это сказал, он тоже знал, что не всем на борту удастся выжить. Разве только…

— А помощь идет? Они наверняка позвали на помощь по радио.

— Не знаю. Мы этого и не узнаем до тех пор, пока не подойдет какой-нибудь другой корабль.

Мы одновременно посмотрели на темный горизонт, но ничего не увидели, только усеянное звездами небо над головой и льдины в воде.

Во мне поднималось отчаяние, холодное и безжалостное, как вода, протекающая в «Титаник». Я тяжело работала несчетные часы, плохо питалась и обходилась без приличной обуви, лишь бы скопить денег на новую жизнь в Америке, но теперь все это походило на издевку. Только объятия Алека оставались теплыми, настоящими. Сначала я думала, что он только отвлекает меня от моей цели, что мои чувства к нему могут помешать мне достичь желаемого. Что ни под каким видом мужчина вроде него не будет принадлежать девчонке-служанке вроде меня. Слишком поздно я поняла, что он — то единственное, о чем я мечтала и что могла по-настоящему получить.

Я прижалась к нему как можно ближе — настолько, насколько позволяли спасательные жилеты. Казалось, что окружавшая нас опасность почернела — она не исчезла, она оставалась с нами, но скрытая так, как ночь скрывает все тени, ясно видимые днем. Прямо сейчас со мной было только тепло Алека и его любовь, и больше ничего. Мне хотелось верить, что, пока мы вместе, все остальное не имеет значения.

Но это не так. Во всем виноват шок — от него я онемела, он тянет нас на дно вместе с кораблем. Даже сейчас я ощущала, что палуба накреняется все сильнее; передняя часть «Титаника» опустилась ниже, чем корма. Неужели нос уже погрузился под воду? Я не видела. Люди вокруг кричали и плайали — они поняли то, что я знала с той самой секунды, как ледяная вода коснулась моей руки. Корабль обречен.

У нас с Алеком осталось всего несколько минут, чтобы спасти жизнь.

Алек потащил меня на корму, вверх по накренившейся палубе.

— Еще не все шлюпки ушли, — сказал он. — Если мы поторопимся, то сможем посадить тебя в одну из них.

— Без тебя не сяду!

— Тесс, сначала женщины и дети.

— Но потом… — Горло сжалось.

Не будет никакого «потом» после того, как женщины и дети погрузятся в спасательные шлюпки. Не хватит места.

Алек погибнет.

Тут показалось знакомое лицо: Джордж, замученный, но по-прежнему вежливый, продвигался сквозь толпу, уговаривая всех сохранять спокойствие. Он заметил меня, и его лицо изменилось, сделавшись еще более безнадежным.

— Тесс, почему, скажите, ради бога, вы до сих пор на борту? Мне сказали, что Мириам села в одну из первых спасательных шлюпок. Почему вы не с ней?

Я пыталась уговорить Лайлов выйти на палубу. Вы их видели?

Джордж помотал головой. «Пожалуйста, пожалуйста, пусть хотя бы Ирен спасется! Хорошо, хоть Мириам в безопасности».

— И Алек… Алек, это Джордж, друг Мириам. Джордж, это Алек. Ему есть место в шлюпке?

Алек посмотрел на меня с любовью, но одновременно с раздражением:

— Я говорил ей, что значит «сначала женщины и дети», но она же не хочет слушать!

Джордж поколебался всего долю секунды:

— Осталось еще несколько дополнительных шлюпок.

Сердце мое даже подпрыгнуло от неожиданной надежды.

— Вы имеете в виду…

Шагнув ближе к нам, Джордж прошептал:

— Они складные. Используются только в случае крайней необходимости, — значит, их в любой момент спустят на воду. Не могу объявить об этом вслух, начнется давка. Кроме того, кто, черт возьми, в таком гаме услышит хоть слово — простите меня за грубость, Тесс. Вы оба, идите вон туда. — Он показал в ту сторону, куда нам следовало идти, к складным шлюпкам.

Я кинула на Алека взгляд, означающий: только попробуй сейчас изображать благородство и самопожертвование! И хотя я видела, что он не хочет воспользоваться шансом, которого нет у других, жить он все-таки хочет. Алек повернулся к Джорджу:

— Вы идете с нами? Тоже попытаетесь?

— Нет. Мой долг оставаться на борту до конца — и я останусь. — Голос Джорджа звучал уверенно и ровно даже перед лицом смерти.

Борясь со слезами, я приподнялась на цыпочки и поцеловала Джорджа в щеку. Он ответил мне кривой улыбкой:

— Передайте, пожалуйста, Мириам… мне очень жаль, что нам выпало так мало времени.

— Конечно передам.

Алек с Джорджем пожали друг другу руки, и, хотя они только что познакомились, взгляд, которым они обменялись, говорил, что они обязательно подружились бы, будь у них шанс. Но у Джорджа не осталось ни единого шанса…

Алек потянул меня к другому борту парохода — нашей единственной возможности выжить, и через несколько мгновений Джордж затерялся в густеющей толпе.

Я все еще слышала, как играет оркестр — кажется, на этот раз «Голубой Дунай», но толпа становилась все гуще и громче. Пассажиры третьего класса наконец-то выбрались наверх, но большинство из них не разговаривали по-английски и не понимали, что нужно делать. Теперь почти все надели спасательные жилеты. Некоторые все еще смеялись, но пронзительно, почти истерически, и к смеху примешивались рыдания. Ночной холод усиливался с каждой минутой. Ясное, безоблачное, усыпанное звездами небо словно насмехалось над нами в своем совершенстве и красоте. Крен палубы все увеличивался, люди хватались за поручни и друг за друга. Я завороженно смотрела на окружающих. Супруги Штраус сидели бок о бок в шезлонгах, держась за руки, — они хотели умереть вместе, как и жили. Испуганная маленькая девочка всхлипывала, разыскивая маму; я хотела остановиться и помочь ей, но меня опередила добрая рыжеволосая женщина, пообещав ребенку найти мать, хотя наверняка понимала, что это будет сложно, а скорее всего, вообще невозможно. Мальчики лет двенадцати-тринадцати храбрились, стоя рядом с отцами и, похоже, решив, что они уже достаточно «мужчины» и не могут занимать детские места в спасательных шлюпках.

Но хуже всего было то, что я многих не видела: престарелых норвежских леди из своей каюты, Неда, Ирен.

Мы прошли через все судно и вбежали в курительный салон первого класса, где мужчины в смокингах продолжали играть в карты, скорее всего тоже из бравады. Общество здесь стало весьма пестрым: женщины курили сигары, одетый в форму официант из обеденного зала первого класса нацепил на себя чей-то цилиндр. Люди вели себя странно — и смеялись в лицо смерти.

Эта картина потрясла и Алека, но он не замедлил шаг.

— Мы должны посадить тебя в шлюпку.

— Мы оба должны сесть в шлюпку, — поправила его я.

— Я не могу, — отказался Алек, продолжая тащить меня за собой. — Я не могу сесть в спасательную шлюпку, зная, что тут умирают дети!

— Твоя жизнь не менее ценная, чем любого другого!

Алек оглянулся на меня, и его скорбный взгляд сказал мне, что он так не думает. Неужели чувство вины за погибшего стюарда помешает ему сейчас попытаться выжить? Я попробовала снова:

— Алек, ты нужен мне. Мы окажемся в крохотной лодчонке посреди океана, глухой ночью — один Бог знает, когда придет помощь, да придет ли она вообще! Не оставляй меня одну.

Алек ничего не ответил, только крепче сжал мою руку и потащил меня в другую сторону. Я понадеялась, что это хороший знак.

Мы прошли мимо великолепной главной лестницы. Один из купидонов у ее изножья так наклонился, что, казалось, вот-вот взлетит. Из-за того, что корабль накренился, бежать было опасно и страшно. Я оглянулась и увидела первые струйки воды, начавшие заливать пол.

И тут я вспомнила, что не увидела еще кое-кого.

— Твой отец! Мы должны вернуться за ним.

— Нет. Папа уже решил пойти на дно вместе с судном. Он сказал, что ему будет стыдно занять место какой-нибудь дамы. — Алек замолчал. Я поняла, что он борется с рыданиями. Мне вовсе не казалось, что оплакать смерть любимого отца — не мужественно. — Папа сказал, что я должен найти тебя. Мы… мы с ним уже попрощались.

— О Алек… мы не можем бросить его…

— Не надо, Тесс. Я не смогу снова пройти через это. Он не передумает. Ты единственная, кого я должен спасти.

Голова закружилась так сильно, что я едва не потеряла сознание, и тошнота подкатила к горлу. Может, это просто страх? Или виной всему нападение Михаила? Казалось, что оно случилось в другой жизни, а не несколько часов назад. Я только сильнее сжала руку Алека. Он со мной. Мы сядем в шлюпку, и после этого ничто не будет иметь значения, потому что мы будем вместе.

Мы выскочили на палубу. Народу здесь было намного меньше. Собственно, почти никого, кроме членов команды. Какой-то офицер стоял возле шлюпбалки, и Алек окликнул его. Дыхание в холодном воздухе вырывалось изо рта серым туманом.

— Мы должны посадить эту девушку в шлюпку!

— Нас обоих! — прокричала я, снова поправляя его.

Но это уже ничего не значило, потому что офицер покачал головой, и мое сердце оборвалось.

— Последнюю шлюпку только что спустили на воду! Несколько секунд назад!

О господи! Мы подбежали к борту корабля, словно решили, что офицер нас обманул, но, разумеется, он сказал правду: последняя спасательная шлюпка опускалась и была уже в нескольких дюжинах футов под нами. Вода подступала к палубе совсем близко. Мы в западне.

Мы погибнем.

Мы с Алеком потрясенно посмотрели друг на друга. Я обхватила его за шею. Он прижал меня к себе, и я сдавленно произнесла:

— Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю.

— И я горжусь тем, что могу быть рядом, и не важно, что нас ждет. — Слезы застилали глаза. Я посмотрела в лицо Алека; от нежности в его взгляде мое сердце растаяло.

Он взял мое лицо в ладони и сказал:

— Тесс, только тебе может хватить мужества умереть вместе со мной. Но я хочу, чтобы ты жила ради меня.

Мы поцеловались с таким отчаянием, словно уже тонули.

Когда наши губы разъединились, Алек сказал:

— Прости меня.

Он поднял меня на руки — сверхчеловеческая сила оторвала меня от палубы так, будто я взлетела, и перебросил через поручни к воде, ко тьме, навеки прочь от него.