Обреченные попаданцы

18.2

Вот чего порой не хватает матери-одиночке — чтобы мужчина шел рядом и просто вез коляску. А на все заинтересованные взгляды проходящих мимо женщин я хмурю брови и показываю левый клык. В голове при этом раздается голос мультипликационного Шер-хана: «Не трожь, это моя добыча». Помогает — женщины недовольно отводят взгляды.

Мы болтаем о погоде, о музыке, даже коснулись весьма щекотливого вопроса — каким средством лучше очищать ванную. Легкая непритязательная беседа сокращает путь, но почему-то хочется, чтобы дом оказался чуть подальше. Всего на пару километров. Очередная миловидная девушка улыбается Драмиру, я стреляю в нее самым испепеляющим взглядом, на который только способна. Девушка испуганно икает и тут же отводит взгляд на пышные кусты сирени. Делает вид, что это сейчас самая важная деталь улицы, которая достойна внимания.

— Мамочка, если ты будешь идти с таким зверским выражением лица, то мы рискуем не дойти до дома, — вмешивается в мои мысли голос Матильдочки.

— Почему это? Наоборот, отпугиваем прохожих.

— Я прочитала мысли девушки, она хочет вызвать «Скорую» с двумя дюжими модельерами и немодной рубашкой с длинными рукавами. Мам, а если тебя поместят в сумасшедший дом, можно я заберу твою помаду?

— Вот в кого ты такая язва? — улыбаюсь я дочке.

— Ой, вот только не стоит строить из себя святую невинность. Кстати, тебя кавалер уже третий раз переспрашивает. Ответь уж ему, так и быть, — милостиво разрешила вредная мелочь.

— Простите, Драмир, я немного задумалась. Что вы спрашивали? — спрашиваю я у соседа.

— Я спрашивал… — он кивает проезжающему мимо черному джипу, машина резко останавливается, будто влетает в стеклянную стену. — Извините, Анна, сейчас урегулирую один момент и спрошу еще раз.

Заднее стекло машины опускается, и на улицу высовывается пухлое лицо, обладателя которого можно видеть спящим на правительственных заседаниях. Это лицо надевает улыбчивую маску и профессионально поставленным голосом обращается к Драмиру:

— Драмир Валентинович, позвольте напомнить, что я жду вас на следующей неделе.

— Да-да, — досадливо отмахивается мой провожатый. — Сказал что буду, зачем лишний раз напоминать?

— Простите, что отвлекаю вас от прогулки, — от сладкой улыбки важного пассажира может слипнуться одно место. — У вас очень красивая жена и… дочка?

Матильда из коляски машет кулачком. Я вижу, что она пытается сложить кукиш, но непослушные пальчики предательски не хотят подчиняться.

Как можно в такой ситуации не похвалить простодушное дитя?

Я мысленно глажу ее по голове, и она принимает этот образ. Я же радуюсь тому факту, что приняли за жену красавца, который идет рядом. А что? Вполне себе приличная семья: он — красавец, я — само обаяние, а Матильда…

А Матильда делает вид, что закатывает губу в губозакаточной машинке.

Вредина!

Показывает язык.

— Это моя соседка, Михаил Евгеньевич. Мне такую девушку вовек не соблазнить, — мягко улыбается Драмир.

— Значит, повезло с соседями. Всего доброго, — лицо с обложек улыбается и начинает поднимать стекло.

На миг, всего лишь на несколько секунд, он снимает маску, и я вижу холодное, словно высеченное из мрамора, лицо. Взгляд, брошенный на меня, напоминает взгляд ленивого покупателя, который слоняется по длинному мясному ряду и не может выбрать вырезку на шашлыки. Харкнув синим выхлопом, джип срывается с места и вскоре исчезает среди неспешно едущих машин.

— Ого, какие у вас знакомые. Вы тоже там заседаете? — я показываю пальцем в небо, подчеркивая статус нового знакомца.

— Нет, я обычный сантехник, но только мне доверяют ремонтировать коммуникации Белого дома. Прошел все проверки и тесты. Такие тесты даже космонавты не проходят — неделю под микроскопом у психологов и психиатров был. А уже из Белого дома сыплются калымы на другие дома, в основном с Рублевки. Думают, что я раскрою какую-нибудь важную тайну, если пригласившие меня напоят. Но у меня есть маленький секрет — я вообще не пьянею. То есть мой организм легко расщепляет алкоголь… Ой, вот мы и пришли.

Да уж, как быстро заканчивается дорога, когда есть приятный собеседник. Мы останавливаемся возле нашей бежевой десятиэтажки и Драмир помогает занести коляску.

— Мне очень приятно, что мы с вами познакомились, Анна Алексеевна.

— Можно просто — Анна, — я протягиваю руку.

Какая же у него твердая рука, прямо ладонь статуи, обтянутая кожей.

— Тогда меня можно просто-Драмир.

— А меня пусть так и называет — Матильдой Алексеевной. Нечего фамильярничать!

— раздается в голове голос дочурки. Я не обращаю на это внимания, чем вызываю обещание ни за что не жевать кашу, когда у меня зубы выпадут.

— До свидания, Драмир. Мне тоже было очень приятно, — я загоняю коляску в лифт и оглядываюсь на соседа. Хорош, хорош — ничего не скажешь.

Сам он остается в коридоре, так как мы заполняем все пространство маленького лифта.

— Потом нажмете кнопку? — подмигивает он мне на прощание.

— Да-да, конечно. Всего доброго и… Надеюсь, что мы еще увидимся…

Вот кто меня дергал за язык? Да никто не дергал. Сама дернула. Думаете — легко одной воспитывать ребенка? Легко ложится в холодную кровать? Ой, что-то я расчувствовалась.

— Я тоже на это надеюсь, Анна.

Безжалостные дверцы лифта отсекают нас друг от друга, скрывают черные глаза за серым металлом. Я вздыхаю.

Может, это все-таки Димка? И что тогда? Тогда одна ночь любви и мы вернемся обратно? А как же Матильда?

— Сдается мне, мамочка, что этот мужчина тебе понравился больше чем тот, в парке.

— А тебе?

— А мне пока еще физиологическое состояние не позволяет определить необходимость данного индивидуума для комфортного сосуществования. Мне и без него солнышко светит так же ярко.

— Эх, понимала бы чего…

— Да уж понимаю побольше твоего, мамочка, — заявляет дочка, когда я ввожу коляску в квартиру.

— Да? И что ты понимаешь?

— Что просто так бумажки под одеяло пихать не будут, — улыбается моя милая кроха.

Я тут же сую руки под ее одеяло и, после коротких поисков, на свет появляется клочок бумажки. Вырванный из блокнота листок, на котором написано всего четыре слова: «Анна, тебе грозит опасность».