Обсерватор

Глава 7 Ни слова лжи

И вышло действительно любопытно: «общественный подъёмник» оказался целым пучком вертикально установленных, здоровенных полупрозрачных труб… с лифтёрами. И без каких-то там канатов или ещё чего-то такого: просто висящие в воздухе прозрачные цилиндры пары метров в диаметре, с металлическим дном и обслуживающими их гриджо… или серыми, как их ещё называют. Причём сами лифтёры оказались частью системы. Иными словами, они были натурально подключены к тем самым металлическим основаниям подъёмников толстыми гофрированными проводами.

На седьмом причальном уровне, по которому я бродил, сейчас оказалось три этих цилиндра-подъёмника, а четвёртое «гнездо» было свободным: видимо, «водитель» этого подъёмника припарковал своё «такси» на другом этаже. Но честно говоря, куда больше, чем сами лифты, больше похожие на древнюю пневмопочту, меня заинтересовали гриджо. На Обсерваторе, как понятно, я этих товарищей не видел, да и Дельфина говорила, что они нечастые гости у аэров. А описания из книг, голограммы и фотографии просто не могли передать всей странности этих существ. Точнее… ну, есть же разница между картинкой изображающей какого-нибудь утконоса, и встречей с ним «вживую»? Вот и с гриджо вышло так же. Пока я их видел лишь в книгах да голограммах, воспринимал отстранённо, мол, есть такие и пусть. А тут, столкнувшись нос к носу… Ну, они действительно странные!

Нет, гриджо были вполне себе людьми, по крайней мере, с виду. Не гиганты, но и не маленькие, довольно сносно сложенные. А вот «кожура» этих типов и вправду была матового технически-серого цвета. Ну и натурально светящиеся аквамариновым светом глаза… вот это было по-настоящему дико. Для меня, во всяком случае. Правда, убедиться, что это свечение не уникальная особенность конкретного гриджо, стоящего сейчас напротив меня, возможности не было. Оба его коллеги в этот момент, как и положено скучающим в ожидании заказа таксистам, дружно сопели во сне, сидя на полу своих цилиндров. Кстати, кроме присосок, удерживающих у них на плечах провода, подключённые к основаниям подъёмников, на серых были надеты лишь какие-то юбки-набедренные повязки. Ни обуви, ни рубах-комбинезонов, ничего такого. Только прикрывающие срам, расшитые цветастыми геометрическими узорами юбки… плиссированные.

Ну, полюбовался я со стороны на это чудо чудное, диво дивное, да и двинулся решительным шагом к цилиндру с неспящим «таксистом», решив быть повежливее: как-то хамить живому ходячему генератору ван де Граафа не очень хочется.

— Добрый день, — обратился я к гриджо.

— Сударь, вам оченно повезло, что у вас добрый день! — скрипящим дискантом, сверкнув глазами, зачастил серый.

Кстати, говорил он на этакой смеси языков, часто вставляя немецкие и русские. И хорошо, что я их относительно неплохо знал: многие слова были явно жаргонно искажены.

— А вот у меня, сударь, день не задался. У Марьки моей варево убежало, не доглядела, клуша. И причал, почитайте, пустой, а денежка нужна. Но ничего, вот я — не сплю, как Кролька и Вассин, дурачьё. А значится, и с прибытком буду, — хозяйственно уставился он на меня. — А куда сударю угодно? Опущу с ветерком! — гордо заявил он.

Ржать я не стал — понятно, что бандитско-уголовный жаргон к совершенно естественному «опущу» отношения не имел, хотя забавно, конечно. Но вот серый… было такое ощущение, что я общаюсь если не с ребёнком, то с подростком. А если совсем точно: не общаюсь. Серый токовал, что тот глухарь в положенный сезон, не нуждаясь в собеседнике, а видимо, только в раскидистых ушах. И трындел, трындел, трындел… Аж голова слегка закружилась от его трескотни. Не в последнюю очередь потому, что пропускать её мимо ушей не стоило: в потоке «машек-глашек-дурачья-нескладух» была информация. Неполная, рваная, возможно, вообще ненужная, но я не в том положении, чтобы пренебрегать даже крохами любых сведений, так что пришлось внимательно вслушиваться в поток сознания серого. Вслушиваться и запоминать. Но через пять минут трескотни (к счастью!) гриджо иссяк, и вновь внимательно уставился на меня.

— Так куда вас опустить, сударь?

— С ветерком? — уточнил я, переживая лёгкую церебральную контузию. Помотал головой и, вроде бы, звон в ушах начал стихать.

— Могу и помедленнее, а то…

— Четвёртый и побыстрее! — сообщил я, пока эта шарманка на электроприводе не застрочила снова.

— Как пожелаете. Пару железных? — кивнув, спросил он, лупая глазами.

И точно — ребёнок-подросток. По-детски наивно-хитрый, он не только лицом, но, кажется, всей своей фигурой выражал предвкушение в стиле: «вот как я сейчас на этом лопушке поживлюсь!»

— Железный. И железный — если быстро-о-ОЙ! — ойкнул я, чуть не навернувшись, потому как цилиндр даже не рухнул — полетел с ускорением к земле и уже через миг резко затормозил, а между нашлёпками-контактами на плечах серого прострелили искорки статики.

— Быстро, сударь! — констатировал радостно улыбающийся серый, пока я мысленно проверял на каком я свете, ну и исследовал собственные ощущения… особенно беспокоясь о сухости белья.

— И вп-п-правду быстро, — с лёгкой запинкой согласился я и, покопавшись в кошельке Просперо, выудил из него пару железных. — Держи, заслужил, — протянул я серому денежку и смылся из цилиндра подъёмника, пока словоохотливый лифтёр не присел мне снова на уши.

Как меня перегрузкой в кашу не размазало — ума не приложу, хотя ускорение-торможение явно было нелинейным… Но всё равно — страшно, даже ссыкотно, если начистоту. Но я — сухой, а значит — молодец. Придя к такому выводу, я приосанился и потопал по коридору, который, спустя минуту, привёл меня ко входу в огромный зал с высоченными потолками, теряющимися в темноте.

Торговали на четвёртом ярусе именно «живым» товаром, в смысле продуктами, органическими тканями и даже какими-то животинами, как живыми, так и убоиной. Техникой и прочей несъедобщиной, соответственно, торговали на третьем ярусе. Вот только я решил, для начала, присмотреться-принюхаться к округе, да и к самому здешнему рынку со всеми его архитектурными изысками. Чем и занялся: освещение здоровенного торгового зала, по-моему, занимающего весь периметр конуса, было таким же по-бездному зеленоватым. Но при этом было несколько световых окон: солнечный свет шарашил в многометровые, даже не застеклённые, а просто распахнутые люки, прорезанные в толстенных внешних стенах здания. Впрочем, этих «форточек», несмотря на их гигантские размеры, на освещение всего помещения явно не хватало, так что зеленоватое свечение потолка и верхней части пучка лифтовых труб, зря не пропадало.

Сам же торговый этаж был высотой в шесть-семь метров, но, при этом — разделён ажурными платформами-переходами на пару условных ярусов. На них же располагались эдакие ангары, металлические и однотипные, они имели обычно по два входа. Бывало и больше, с подъёмами-спусками на другой ярус, но таких торговых точек было совсем немного, и они явно выглядели богаче остальных.

Народу здесь было немного, что вроде как естественно: торговый остров, а гостей-кораблей всего двое, вроде бы… ну, максимум трое, если с противоположной стороны конуса был припаркован ещё один корабль, который я попросту не увидел. Но немного, не значит, не было вовсе. Да, толчею снующие по ярусам покупатели не создавали, даже учитывая, что помимо членов экипажей и пассажиров кораблей, здесь сновали и серые, хотя, в большинстве своём, телепались, останавливаясь и оглядываясь через каждые пару шагов, и бездники патрулировали: три человека в уже знакомой одежде, с преисполненными «при исполнении» мордасами. И «просто люди», хотя, как я понимаю, «просто» людей, в общем-то, и не осталось. Видимо, «смески», потому что ни чернявости-смуглости аэров, которой, кстати, у той же Дельфины тоже не наблюдалось, ни бледной блондинистости бездников, не говоря об их размерах, не было. Люди как люди, разные, непохожие. Хм, а ведь встречались и метисы гриджо — кожа у них не смуглая или матово серая, как у чистокровных родичей, а с этаким пыльным оттенком, и глаза больше в зелень отдают, да светятся еле-еле, словно у кошек в полумраке.

А ещё, видимо, какая-то торговля продуктами питания здесь ведётся даже без присутствия непосредственных потребителей. Вряд ли внутренняя, для острова: скорее всего, что-то типа удалённых контрактов. Ну или все бродящие с деловитым видом по «живому» этажу делают это от нечего делать, во что не слишком верится.

Я тоже побродил по этому ярусу, приглядываясь к торгующим и покупающим. Внимания на меня, правда, никто не обращал, не нападал, если не считать приставаний пары зазывал у торговых ангаров: пытались втюхать какие-то космические по объёмам партии жратвы, причём делали это столь лениво, что я чуть было не начал торговаться, чтобы мне приплатили за помощь в освобождении складских помещений и утилизацию продаваемого неликвидного хлама.

А вот что реально привлекло внимание, так это то, как окружающие реагировали на кортик, красовавшийся на моём поясе. Далеко не все: тем же серым было явно пофиг, и не только на кортик. Но вот патрульные-бездники, при виде дольча, почти незаметно подобрались, в смысле настороженных зырков и напряжённых поз. Да и на физиономиях встречных появлялись всякие удивления, опасения(!) и даже негатив. Так что, не желая лишних эксцессов и недопониманий, снял я кортик с пояса, да запихнул под куртку: слишком привлекает внимание. И потопал к «аварийной лестнице». Добираться до яруса торгующего «неживым» на лифте я не собирался: надо бы присмотреться, минимально привлекая внимание. А прибытие цилиндров под управлением гриджо, скрытности не способствует никак. Их же со всех сторон видно, из любой точки торгового зала! А человек — существо хыщное, как бы травоеды не убеждали окружающих в обратном. И на движение сей хищник реагирует, как ему и положено. То есть, с интересом. Правда, не всегда гастрономическим, но тут уж нужно сказать спасибо той искажающей естественные инстинкты социальной надстройке в мозгу, что отчего-то громко именуется «разумом».

Искомая мною лестница оказалась на месте и… удивила своей конструкцией. Лестница оказалась «внешней»: огороженная арматурой-клеткой винтовая, тоже арматурно-ажурная, конструкция «оборачивалась» вокруг конуса здания эдакой ломанной линией, практически без лестничных площадок. Зато с неё открывались прекрасные виды. Вот по ней я и спустился, мимоходом полюбовавшись морем и островом, даже разглядел копошение гриджо в раскинувшемся у подножия гигантского здания посёлке.

На третьем ярусе, если сравнивать с четвёртым, жизнь бурлила. Помимо гораздо более активно снующих вокруг местных жителей, тут занимались каким-то производством неизвестной кустарности. Регулярно пробегали серые, гружённые какими-то деталями, инструментами и приборами, а то и просто запертыми наглухо коробками. Вдобавок, на глаза попались несколько явных аэров, разгуливающих по некоему подобию открытого рынка, и приглядывающихся к выставленным напоказ товарам. Да, в отличие от четвёртого яруса, здесь довольно большую площадь занимали не торговые ангары, а обычные прилавки с образцами всякой техники, деталей и оружия. Некоторые могли похвастать работающими станками, а то и крытыми пристройками, в которых явно скрывались некие производства, продукция которых, очевидно, тут же находила своё место на прилавках, в том числе, и соседних.

Пошмыгал я по рядам, не особо светясь физиономией, и направился в обнаруженную поблизости небольшую открытую забегаловку, где и забился в уголок с кружечкой какого-то местного отвара, весьма неплохого, надо заметить. Не улун, конечно, но и не «грузинский сбор». Впрочем, вкусовые качества напитка сейчас меня практически не волновали. Было дело поважнее. Пошатавшись по торговым ярусам, я надыбал кое-какую информацию и теперь мне нужно было переварить и уложить в голове полученные данные.

Итак, Просперо, жлоб неприличный, дал мне денег не просто меньше. А раз в пять меньше, чем стоил этот сепаратор, даже бэушный и потёртый. То есть я допускаю, что можно поторговаться — здесь это вполне даже принято, и я сам неоднократно становился тому свидетелем. Но при всей любви местных к торгу, надеяться скинуть цену товара хотя бы вдвое от начальной, может только искренний оптимист. Так что титул жлоба и сволочи мастеру-ломастеру Обсерватора присвоен окончательно. И быть ему лауреатом этого звания, пока своим примерным поведением и деяниями на моё благо не заслужит прощения, редиска коварная.

М-да. Ну, сильно расстраиваться я не стал — эта подстава от «гнома» была если не ясна, то высоковероятна с самого начала. Прикинул я так же цены на металлолом — раз уж речь заходила о «взаимозачёте» сломанным сепаратором, но там выходили смешные гроши по сравнению со стоимостью нового прибора, что о них и говорить стыдно. И теперь передо мной маячила дилемма: возвращаться на Обсерватор и скандалить, что вполне реально и более чем оправданно. Или… подумать, прикинуть и, возможно, как-то вывернуться, попутно макнув чёртова Просперо в его собственное гуано.

Вот за такими размышлениями я потягивал я чай, да оглядывал окрестности, наблюдая за покупателями и продавцами. И даже углядел интересненького деятеля. А именно, явный «буржуй», владелец нескольких лавок. Приторно подобострастный с потенциальными клиентами и очень неприятный по отношению к собственным работникам, несколько раз орал, пинал как простых людей, так и серых (а они его не сжигали к чертям, что довольно занятно). И судя по всему — не столько за косяки, сколько по зову собственного скотского характера: орать на грузчика и пинать его потому, что не купили товар, который сам торговец и пытался втюхать покупателю, будет только конченый засранец. Так что вопрос этичности пришедшей мне в голову комбинации с участием конкретно этой потенциальной жерт… эм-м, выгододателем, да, для меня решился — если что-то вообще получится.

Далее, понаблюдав за окружающими, я убедился в некоторых сведениях полученных на уроках у Дельфины. А именно насчёт серых-гриджо. Они действительно были… ну скажем так, с задержками, точнее, заморозкой в развитии. Психологический возраст, казалось бы, взрослых серых, «танцевал» от ребёнка до подростка… в среднем. Были среди них товарищи и поумнее… нет, не так! Поопытнее и, чуть развитее: например, за прилавками или в мастерских я видел несколько серых, и они вполне нормально торговали-работали, хотя и с заметной для меня особенностью: эти «продвинутые» гриджо время от времени замирали с ошарашенной физиономией или просто безэмоциональной, обращённой в себя, чтобы уже через несколько секунд встряхнуться и вновь начать «нормально функционировать». Но подвис был очевидным, заметным у каждого из них.

Вот так я и сидел, крутил в голове мысли-идеи, время от времени поглядывая на своего потенциального выгододателя: явного аэра, тощего, высокого, черняво-кудрявого и с глазами навыкате, которые он ещё и старательно пучил, заставляя подчинённых «уважать его власть». И тут я увидел шанс, правда, времени на его реализацию… Успею, решился я, проскользнув к лифтовой шахте, где засёк несколько гриджо, с довольным видом разглядывающих округу.

— Груз с пристани. Носить за мной, молча. Сколько? — резко поинтересовался я.

— А тяжёлый груз, сударь? — отвлёкся на меня один из серых, пока его товарищи продолжали молча втыкать, любуясь окружающей их действительностью. Чёрт, а они, случаем, не под препаратами? Как-то мы с Дельфиной упустили эту тему. А просветиться бы стоило. Во избежание, так сказать. Кто его знает, какие вещества здесь в ходу, и на что способны принявшие их условно-разумные?

— Двадцать пять-тридцать кило, — продолжая с осторожностью коситься на приятелей моего собеседника, произнёс я.

— До темноты — пять железных, сударь. Потом я не могу, домой надо, — с мечтательной улыбкой сообщил тот.

— По рукам. За мной и не отставай, — бросил я, обернувшись.

Вроде — успевал. Подмеченная мною группа методично и неспешно двигалась вдоль прилавков. Может, развернутся раньше, конечно, и это будет облом, но… но… Да к дьяволу! Не время для рефлексии. Весь мой план построен на сплошных допущениях и вероятностях. Вероятности, что компания с явным аристократом аэров окажется в нужном месте, и я успею. Вероятности, что именно этот пучеглазый засранец продал Просперо сепаратор, а не, допустим, серая пышнотелая дама средних лет, что торгует пятью прилавками дальше. Или что пучеглаз забудет… ну в общем, всё не стопроцентно, но, если выждать когда всё будет точно так и не иначе — только смерти от скоропостижной дряхлости и дождёшься. А хочешь жить — умей вертеться, напомнил я себе абсолютную истину, заскакивая в стакан подъёмника. Носильщик — за мной и, как оказалось, ценник «лифтёры» берут за вес. Что, учитывая то, что они его фактически тягают на горбу — вполне логично.

Получив пинка от пола стакана, я с вприпрыжку следующим за мной носильщиком рванул к Обсерватору.

— Жди тут, — ткнул я пальцем, указав серому на площадку перед входом на Обсерватор, заскочил внутрь, подхватил сепаратор и, проигнорировав, удивлённый взгляд охранника, посайгачил обратно на свежий воздух и к ожидающему меня гриджо-носильщику.

Кажется, дежурный что-то хотел сказать, но мне было не до того. Всучил раскоряку серому, оказавшемуся, кстати, удивительно сильным! Он без звука, небрежно принял одной рукой тридцатикилограммовую хрень и молча застыл на месте, с любопытством разглядывая махину Обсерватора и помахивая сепаратором в такт тихо напеваемой себе под нос мелодии. Помотав головой, я отвлёкся от несвоевременных наблюдений и, махнув гриджо рукой, чтобы тот следовал за мной, принялся переодеваться прямо на ходу. Впрочем, «переодеваться», это слишком громко сказано. Всего дел-то: вывернуть куртку, превратив её из серой рабочей робы в «цивильную», да вернуть на пояс кортик. В довершение своего перевоплощения, сосредоточился и, прогнав мысленно давно заученную наизусть «мантру» самовнушения, переключился на нужный образ. Тут же и проверил его на безднике, что дежурил на входе, как я себя держу — тот аж глаза вылупил, помотав головой. Это я молодец, про себя порадовался я и, не теряя времени, заскочил в тот же стакан, что недавно уже доставил меня на четвёртый ярус.

— Сударь… синьор? — удивлённо вытаращился на меня знакомый лифтёр.

— Третий ярус. Быстро. Десяток железных, — отрезал я, надменно кривя губу, одновременно придерживаясь за стенку стакана.

И правильно делал — стакан спустился даже быстрее прошлого раза. Но бояться у меня не было времени, так что, всучив лифтёру денежку, я, важно задрав нос, потопал к присмотренному торгашу.

Носильщик не отставал, более того, не задавал вопросов и не трепался — явно помнил «условия контракта», несмотря на свойственную гриджо инфантильность. А я, к счастью, успевал как раз к нужному моменту. Так что быстрой, но вальяжной походкой дотопав до нужных прилавков, я встал, подбоченившись и положив ладонь на рукоять кортика у пояса. Ну что, Тоша? Играем? Живём! О… а вот и жерт… м-м, выгододатель, да.

Пучеглаз метнулся ко мне буквально бегом.

— Что угодно благородному сень… простите великодушно, мессеру в моей ничтожной лавке? — залебезил он.

— Посмотреть на тебя, — через губу, разглядывая пучеглаза как насекомое, бросил я. И сказал это достаточно громко, чтобы подходящая мимо компания офицеров и явного представителя первого сословия, аристократа аэров, услышали нашу беседу.

— И чем же недостойный Лешерман привлёк ваше внимание, мессер? — удивлённо воскликнул он.

— Тем, что такого пройдоху и каналью я ещё не встречал, — проникновенно сообщил я.

— А-а-а… э-э-э… — непонимающе протянул этот негодный сын своего народа.

— Это — сепаратор, — небрежным жестом указал я на удерживаемую серым фигулину. — Поставь, — махнул я рукой носильщику, что он и исполнил. — Его купил у тебя, пройдоха, мой механик. И прослужил он столь мало, что мне говорить смешно! Уж лучше бы подержанный взял: хоть и позорно, но он хоть работал бы!

На мои слова компания навострила уши и даже приблизилась, на что я и рассчитывал. А торгаш затравленно забегал глазами: значит, действительно мастер-ломастер закупался у него.

— Мессер, прошу простить…

— Не прощу.

— А что…

— Сломан, — надменно бросил я и, остановив взгляд на переносице мгновенно вспотевшего торгаша, протянул: — И вот я думаю…

— НЕ НАДО! — натурально взвизгнул пучеглаз, пулей метнулся к прилавку и с поклоном протянул сепаратор. — Помилуйте, мессер, примите! — чуть не плакал он.

Стоп. Это я «переиграл», выходит. Точнее не учёл «чёткого» сословного деления в местном социуме. И в глазах торгаша, похоже, я сыграл не «аристо на полшишечки», а полноценного аэра-мага. При этом, вопрос конфликтов и применения силы в правилах Ветреного очень чётко описаны. И этот деятель, похоже, решил, что я явился его неминуче потрошить, мучить и убивать магией. Что в случае «торгового обмана» вполне мог делать — торгаш не был серым, а остановившиеся неподалёку бездники-охранники явно не собирались вмешиваться. Драки нет, трупов нет, значит, и соваться нечего. Л — логика!

— Пощадите… — подвывал торгаш.

— Руки ещё пачкать, — фыркнул я. — Бери, — небрежно кивнул я серому на поднесённый сепаратор. — Следуй за мной, — развернулся я и вальяжно потопал к лифту.

А вот аристо из компании смотрел на меня… почти злым взглядом. Я даже испугался — его лицо словно дымкой заволокло. Тёмной такой и… опасной, с-сука! Вот, копчиком чую, хотя, что именно эта хрень делает… не-не, даже узнавать не хочу. Ну его к бесам!

Впрочем, уже через секунду эта пакость развеялась, будто её и не было, а аэр краем рта дёрнул, типа ухмыльнулся, сделал рукой небрежный жест и… перестал обращать на меня какое-либо внимание.

Ну, то что самозванство — преступление по законам аэров, я знал из лекций Дельфины. А вот то, что этот аристо не окажется идиотом, мог только предполагать и надеяться. И ведь повезло, к счастью: прежде, чем меня стучать колдовством по башке, аэр припомнил мой разговор с пучеглазом и понял, что я ни словом, ни делом не заступил за черту. Я не врал, не назывался и вообще — торгаш всё сам… всё сам. Я довольно ухмыльнулся, заскакивая в стакан и, с облегчением выдохнув, с гордостью посмотрел на честно добытый сепаратор. Перевёл взгляд на лифтёра и, выдав ему денежку, вознёсся на седьмой причальный.

И чёрта с два я Просперо деньги верну, и так его милостью чуть мозг не сломал, да и рисковал: тот же аристо вполне мог сначала меня уконтрапупить, а уже потом вспоминать подробности беседы с пучеглазом!