Обсерватор

Глава 8 Не вводите во искушение, а то нарветесь на лукавого

Триумфальное возвращение с сепаратором было… триумфальным. Ну, точнее, парень-дежурный на меня, тягающего сепаратор, внимания особого не обратил, разве что что пробормотал себе под нос, что если так хочется тренироваться, то таскать туда-сюда корабельное оборудование не надо, а надо идти в тренировочный зал Обсерватора.

— А он такой есть? — заинтересовался я.

— Есть, — хмыкнул парень. — Почти пустой, всем лень… мне, в общем-то, тоже. Там только капитан по утрам каждый день бывает, да Просперо захаживает… перед обедом. Иногда. Если не забудет.

— Чтобы потренироваться, как бы половчее раздолбать ценное корабельное имущество, — на этот раз пришла моя очередь бурчать себе под нос, на что дежурный молча ухмыльнулся, но тему развивать не стал

— Но вообще, конечно, народ бывает, хоть и не часто. Так что, если есть желание — можешь заходить. Правда, там, в основном, площадки для практической стрельбы да тренировочные автоматы для рукопашного боя. А вот с фехтованием худо. Придётся искать напарника в команде и договариваться с ним о совместных тренировках.

— И где же находится сие благословенное место? — заинтересовался я, мысленно сделав зарубку насчёт спарринг-партнёра и учителя в обращении с длинным холодняком. Да и с ножами работать в одиночку… так себе перспективка. А ведь тренироваться придётся. Спиной чую, самой её квинтэссенцией… нижней. И не из-за острого приступа оголтелого милитаризма, а из-за приступа милитаризма нормального и естественного: окружающий меня мир и его население рассматривает насилие лишь как ещё один способ взаимодействия с окружающими, что, в принципе, не отличается от поведения разумных в моё время, но… здесь это более… более выпукло, что ли? Зримо и ощутимо. Так что познакомиться с местными стрелялами, пырялами и прочими инструментами межличностной коммуникации мне просто необходимо, а отсутствие у меня того, что здешние жители искренне считают магией, и вовсе заставляет чувство моего самосохранения подвывать и ждать опасности из-за каждого угла и, самое главное, оно нагло требует готовиться к этим опасностям, дабы встречать их во всеоружии. Умное у меня чувство самосохранения. Беспокойное… зато я до сих пор жив, и если хочу продолжать функционировать дальше, придётся вновь к нему прислушаться. А то закоммутируют беззащитного меня до боли и страданий, а то и вовсе до смерти.

С этой мудрой мыслью, под довольное урчание параной… чувства самосохранения, получившего-таки от дежурного информацию о местонахождении тренировочного зала, я и попёрся в мастерскую, с сепаратором наперевес… Со щитом, ага! Вдоволь налюбовавшись офигевшей физиономией Просперо и окончательно убедившись в том, что злокозненный гном послал меня именно для того, чтобы потом поглумиться и вдоволь поорать о «неумелости и никчёмности», я брякнул новенький прибор перед мастером-ломастером и, сложив руки на груди, выжидающе уставился на теребящего себя за бороду механика.

— Сепаратор? — прищурился Просперо, звучно щёлкнув захлопнувшейся челюстью.

— За чем посылали — то и доставил, — ответил я.

— Проверить надо, — буркнул Просперо и накинулся на агрегат с отвёртками и ключами.

Чуть не заорал: «И этот не разломай!» — но удержался. Просперо, конечно — тот ещё козёл, но портить с ним отношения до состояния войны мне точно не стоит. Ну а механик, тем временем, снял кожух, покопался в недрах прибора, даже подтащил какой-то шланг, воткнув его в один из патрубков сепаратора. Воткнул и застыл, молча глядя на показания прибора, подключённого им к этой чёртовой раскоряке. Минута, другая… на пятой Просперо отвёл взгляд от перемигивающегося непонятными значками и символами рабочего стола и обвинительно уставился на меня.

— Он рабочий! — обвинительно заявил Просперо.

— Естественно, мастер Просперо, — залупал я глазами, верно следуя букве Петровского устава. — Вы меня за таким и послали. Сломанный сепаратор пошёл в зачёт, а денег не осталось, — протянул я кошелёк мастеру. — Расходы, — печально уточнил я.

Кошелёк, естественно, пустой: расходы на мои нервы и риск его содержимое и близко не окупало, но хоть что-то. Но сам кошель, естественно, вернул: мне чужого не надо, если не очень нужно, конечно.

— И как ты его раздобыл⁈ Украл?!!

— Вы его мне сами отдали, господин механик, — изобразил я оскорблённую невинность. — А я — возвращаю, мне чужого не надо.

— Я про сепаратор!

— Обижаете, мастер Просперо! Вы мне дали подробные и детальнейшие инструкции. Снабдили средствами на покупку, предоставили старый образец для обмена. И вот, — широким жестом указал я на прибор.

— Да там на… кхм… кхр… — побагровел, явно смущённый Просперо. — То есть — купил? — прищурился он на меня, одновременно с подозрением и недоумением.

— Продавец забрал старый сепаратор в зачёт, — уточнил я, ещё и указательный перст к потолку вознёс. Для убедительности. Говорить «гному», что раздолбанный сепаратор и есть всё, что торгаш получил взамен отданной мне обновки — я не стал, понятное дело. Но только из заботы о здоровье уважаемого мастера! Узнай он подробности сделки, боюсь, его родимчик хватил бы… от зависти.

— Ну-у-у… — загудел Просперо, не хуже одного из тех механизмов, что установлены в двигательном зале, и гудел так не меньше минуты, переводя взгляд с новенького, но уже разобранного им для проверки сепаратора на меня, целого, победоносного и умного. — Хорошо торгуешься, Тони, — наконец, выдал он. — Молодец? — растерянно и вопросительно протянул он.

— Вам виднее, господин механик. Я пойду? — уточнил я.

— Да, иди, Тони. Тут я справлюсь… — каким-то совсем уж потерянным тоном произнёс посрамлённый механик. Ну и потопал я из мастерской прочь. Денежка какая-никакая появилась, причём вполне честная: даже если всплывёт расклад с торгашом, мне этот кунштюк ничем не грозит. Я никого не обманывал, не обкрадывал, не угрожал и ни к чему не принуждал. И даже не просил! Он сам мне всё отдал. Предложил и отдал… в полном соответствии с заветами Воланда. Спасибо, Михаил Афанасьевич! В общем — отмажусь и всё равно выйду молодцом. Да и всплывёт вряд ли, судя по моим прикидкам.

При этом Просперо, видимо, оказался не настолько засранцем, каким выглядел со стороны. Удивлённо-уважительные взгляды нескольких членов команды в столовке, да и показанный большой палец с улыбкой от повара Бромбатти свидетельствовали о том, что держать свой конфуз в тайне от команды механик не стал. Ну, не вышло поучить новенького, вывернулся. Честь ему, дескать, и хвала. Не ожидал, честно говоря, но… оно и к лучшему.

Собственно, несколько физиономий из обедающих в столовой, раньше даже не кивавших в ответ на мои приветствия и пожелания приятного аппетита, сегодня снизошли и представились. Ну, хоть перестали смотреть, как на попугая. В смысле, говорить-то говорит, но вести с ним диалог будешь только от скуки, а уж представляться ему — так клюв попугайский не дорос.

И это, в общем-то, неплохо, заключил я. А когда расправился с обедом и уже направился было в свой кубрик, твёрдо намеренный поваляться, подумать, а может, и подремать с часок, как на полпути к месту назначения наткнулся на явно поджидавшую меня Дельфину.

— Привет, Тони. Говорят, ты очень успешно проявил себя на Ветреном? — выдала дамочка.

Довольно благожелательно, но… Что-то она от меня точно хочет, или я в людях не разбираюсь вообще и совсем. Последнее даже не рассматривается, ввиду моей абсолютной уверенности в собственной опупенности, а значит, будет какая-то просьба. Просьба, но не приказ — с такой физиономией-мимикой не приказывают… хотя и о милости не умоляют. Хм, интересно!

— Приветствую, Дельфина, — ответил я. — Говорят, что да, — признал я вопиющий факт.

— Тогда пойдём в медотсек, у меня к тебе имеется разговор, — подтвердила мои мысли медик.

Дошли, Дельфина плеснула в узкий высокий бокал подаренного мною лимончелло, искренне порадовав тем самым моё эго, и, привычно лихо махнув полсотки, озвучила:

— Я бы хотела попросить тебя передать послание на Ветреный и доставить мне ответ на него, — выдала она с таким видом, словно в омут с головой решила сигануть. А это уже не только интересно, но и странно. На первый-то взгляд, просьба пустяковейшая. Но зачем использовать меня как курьера, если можно бросить пару железных любому гриджо, и тот с радостью исполнит поручение, ещё и благодарить за подработку будет… Нет, в принципе, логично, «подай-принесунство», оно как бы — моя специальность на Обсерваторе, но что-то тут не так. Контрабанда? Ну… не знаю, не уверен… как-то странно всё это.

— А почему я, Дельфина? — уточнил я.

Дамочка посмотрела на меня с иронией, как будто прочла мысли насчёт контрабанд и прочего всякого малозаконного. Посмотрела-посмотрела, да и ответила:

— Потому что до завтрашнего дня ты — единственный, кто может беспрепятственно покидать Обсерватор, Тони.

— Это как? Я что-то не понял… — признался я.

На что получил такой ответ: Обсерватор — чуть ли не военное судно, не штатное, ни в одну эскадру или флот не входящее, но приказы из Адмиралтейства исполнять обязанное, и, соответственно, всякие флотские правила и установления для экипажа Обсерватора — совсем не пустой звук, хотя из всего личного состава только «его высокомордие» капитан имеет соответствующий чин и числится в адмиралтейских росписях. В общем, не настолько всё страшно, но… близко к тому.

А сейчас проблема в том, что согласно флотским правилам, экипаж не вправе сойти на берег до так называемого «торжественного выпуска», который, в соответствии всё с теми же адмиралтейскими установлениями и флотскими традициями, состоится только завтра. А до тех пор команда обязана следовать уставному порядку, согласно которому перед торжественным выпуском команды на берег личному составу Обсерватора надлежит совершить кучу всяких телодвижений по подготовке к этому самому выпуску. Причём, готовить они должны не себя… ну, там, пёрышки чистить, бляхи драить и ленточки у бескозырок гладить, а готовить почему-то следует корабль, хотя вот уж он-то точно ни на какой берег сходить не будет. Бред? Бред, но регламентированный, а потому нерушимый… М-да.

Вот и получается, что из всей команды Обсерватора сейчас на берег без проблем и последствий для службы могу сойти только я да «его высокомордие». Ну, капитан, он и есть капитан. Как говорится, квод лицет йови, нон лицет бови… А я… я просто не числюсь в судовой роли Обсерватора. У меня нет вахтенного места. Призрак, понимаете ли, хотя разнорабочий «без места приписки» — вернее. Не пассажир, ибо на боевом корабле такие звери не водятся. Не матрос, поскольку контракта не подписывал. Эдакая неведома зверушка, за которой присматривают, но и только. Захочет сойти на берег, так кто ей командир? Захочет — и вовсе свалит с корабля, и даже дезертиром её/меня не объявить. А вот если сойти на берег до торжественного выпуска рискнёт та же Дельфина, то будет ей стыд, позор и поругание, вплоть до обвинения всё в том же дезертирстве. Преувеличиваю, конечно. Но за нарушение вахтенного порядка ей действительно может прилететь.

Самая семечка во всей этой военной бюрократии, что если, например, капитан Фачилле соизволит объявить «отпуск экипажу» тотчас по прибытии — никто ему слова не скажет. Капитан — владелец, он в своём праве. Но регламентная процедура нужна, а как раз её «его высокомордие» ещё не проводил.

— А если капитан разрешит? — уточнил я несколько офигело.

— Тогда, конечно, никаких препятствий… если не считать автоматического судового журнала. Он пишет всё. Так что даже то, что наш капитан может разрешить своей волей, адмиралтейские, ревизовав судовой журнал, легко могут поставить в вину. И поставят. Не мне, капитану. Отношения у него с флотскими бюрократами сложные, далёкие от радужных. Корабль, конечно — его собственность, и контракты экипажа держит он, а не у Адмиралтейство. Но возникнут совершенно излишние пререкания, на которые капитан Фачилле пойдёт, если я настоятельно попрошу. Вот только я не попрошу. Понимаешь. Тони, мне бы не хотелось сообщать ему… да и экипажу, если уж на то пошло, о своём деле. Оно… интимное, считай, родственное. Ты же имеешь возможность свободно покидать Обсерватор, и ни один адмиралтейский крючкотвор не придерётся. Буду тебе крайне признательна за помощь… которую неплохо тебе оплачу, к слову сказать, — спрашивать «берёшься?» она не стала, но очень выразительно смотрела.

Вообще, всё это звучит как этакий каноничный «развод лоха», оказавшегося с недрами, полными наркоты. И про затейливые вещества я не уточнил, кстати — времени не было. Но, при всём при этом, отказываться я, пожалуй, не буду. А вот про то, куда иду… Нет, чего крутить? Просто сообщу дежурному, что имею задание от Дельфины, без озвучивания деталей. Докопается, пошлю к самому медику. Пусть у неё допытывается.

— Дежурный у меня спрашивал, по какой надобности, — сообщил я. — Скажу, что от вас?

— Согласен, хорошо, — довольно кивнула медик. — Сообщи, конечно. Или… А-а-а, — ухмыльнулась она, догадавшись о подоплёке моего вопроса. — Просто не распространяйся об адресате. Ты выполняешь мою личную просьбу, и всё на этом. Да и не станет дежурный лезть в бутылку. Интересоваться делами вышестоящих в нашем обществе чревато проблемами, а уж проявлять интерес к их личным делам прямо-таки не рекомендуется… настоятельно.

— Понял. Сделаю. А вот насчёт оплаты… не надо, Дельфина. По крайней мере, не в этот раз, — уточнил я, почти уверенный, что одной этой просьбой дело не ограничится, и за ней последуют иные. Вот тогда и посчитаемся. Я широко улыбнулся собеседнице, — считай это дружеской услугой от благодарного новичка.

— Хм-м-м… Я бы предпочла… Хотя ладно, как скажешь, Тони, — ответила Дельфина после недолгого размышления и, мотнув головой, направилась к одному из встроенных в переборку шкафов, покопавшись в котором, извлекла пластиковую коробочку, размером двадцать на тридцать сантиметров. Выдвинув из наруча стило, она бегло накорябала на коробочке: капитану цур зее Ольгерду Краснову, лично. Тут уже я чуть ли вслух не хмыкнул, но физиономию удержал: учитывая, кто контролирует Ветреный, адресат даже не удивителен.

— Спустишься на первый ярус, — начала инструктировать меня медик. — Покажешь надпись любому патрулю бездников, на вопросы, если будут, отвечай, что ты лишь посыльный, и содержимое посылки тебе неизвестно.

— Так, в общем-то, и есть.

— Ну да. Передашь адресату, получишь у него ответную посылку для меня. Вот и всё.

— Приложу все усилия, — принял я молодцеватый вид.

— Вот и отлично. И… спасибо.

— Вот сделаю дело — тогда и «спасибо», — улыбнулся я и потопал.

Добрался до проходной, где дежурил уже другой тип, причём один из тех, кто представился на обеде, Паолино Мангано. Что довольно комично, выбритый налысо детина был широкоплечим здоровяком, под два метра роста. Чем он занимался на Обсерваторе, я не знал: представился парень исключительно именем, никак не обозначив свою должность, но, судя по всему, был он каким-то навигатором, рулевым или кем-то таким.

— Привет, Тони, — пробасил этот «малыш». — И куда тебя направили сейчас? Или хочешь прогуляться? — подмигнул он.

— Привет, Паолино. И то, и то, — сообщил я. — Донна Дельфина направила на Ветреный.

— Ну ладно. Оружие только возьми, — сообщил Паулино.

То ли он раздолбай, то ли мой «рейтинг доверия» вырос, то ли предыдущий дежурный был занудой и формалистом. Что, впрочем, не слишком важно, рассуждал я, прихватывая уже привычный кортик, который дольч. Ну и потопал по направлению к лифтовой шахте, где сообщил серому, что мне нужно на первый ярус.

— Синьор уверен? — вытаращился на меня удивлённый лифтёр. — Может, на торговый?

— Синьор уверен. Если синьор ошибся, то тебе же поднимать, не бесплатно, — отметил я.

— Так-то оно, конечно, так, — признал гриджо. — А что вам там надо? — с интересом уставился он на меня.

— Делать дела, — честно ответил я.

— А-а-а… — с понимающим видом ни черта не понявшего протянул лифтёр, начав спускать стакан-платформу.

Спустились, я вышел на площадку и понял, что слова Дельфины «обратись к патрульным» звучат скорее смешно. Хотя, учитывая, что она не афиширует свои контакты с бездниками, возможно, она и не была тут ни разу — вполне возможный вариант.

Дело в том, что на первом ярусе вокруг столба шахты была выстроена цилиндрическая стена, с несколькими воротами. Я специально обошёл кругом, посмотрел. И «патрульных» тут не водилось. Были только охранники-привратники, бездники, в количестве шести штук: две группы по трое.

Причём смотрели на моё кружение эти деятели с явной насмешкой, пока один из них не крикнул:

— Заблудился, аэр? Тут не наливают и не торгуют, это технический ярус! — с этими словами он потыкал в здоровенные буквы «Technischesfch» над воротами. — Езжай обратно, пока на выброс фулгура не нарвался! — сделал он «страшное» лицо.

Ну это он явно пугал: фулгурина эта, конечно — хрень мистическая. Но, судя по изученным мною материалам, при всей своей мистичности, через такие добротные стены ей никак не проникнуть. Да и агрессивность и смертельность фулгура явно преувеличенная: я некоторое время был на песчаной косе, да и в воде, успел ощутить её воздействие на собственной шкуре и даже не помер, как ни удивительно.

— Я по делу, — сообщил я, подходя к уставившейся на меня троице.

Здоровенные они, всё-таки, в очередной раз оценил я перекачанные габариты этих подводников. И чёрные лоснящиеся трико в обтяжечку носят явно с единственной гадкой целью: поиздеваться над не качками-оболтусами.

— Вот, — протянул я коробочку надписью к бездникам, но от протянувшегося шаловливого манипулятора тут же её отдёрнул. — Велено передать лично в руки.

И вот чёрт знает, как я этого Краснова опознаю… хотя, у бездников, оказывается, имеется что-то вроде шеврона на левом рукаве формы! На охраннике, что обитает на причальном ярусе, я такого не заметил, он тем плечом к стеночке сидел, на патрульных не видел, просто потому что близко к ним не подходил. Но вот здесь и сейчас инициалы и фамилии на шевронах охранников-привратников читались легко, так что наверное — определю… Если, конечно, капитан цур зее, как и прочие встреченные мною на Ветреном бездники, предпочитает форму цивильному платью. А то как-то сомневаюсь я, что сии подводники милитаристичны настолько, что нашивают шевроны с именем-званием даже на гражданскую одежду. Хотя-а… пижама со знаками различия и колодками наград — это было бы фееричное зрелище, полагаю.

Пока я предавался размышлениям, охранники-привратники успели перекинуться парой фраз, и, придя к какому-то решению, выдвинули вперёд старшего.

— Жди, аэр. Уточню, — коротко обронил он и, замерев на месте, остекленел взглядом.

Это, что же? Выходит, здесь имеется ещё и какой-то вид мыслесвязи, что ли? Вроде как невозможные технологии, но… если вспомнить, что у тех же бездников имеются такие устройства как щупальца-манипуляторы на мысленном управлении, которые я видел у охранника на причальном ярусе, придётся признать, что технологии эти не такие уж невозможные.

Ну да, мысленное управление некими механизмами и телепатическая связь — это, конечно, вещи разных порядков, но… Что сложнее, а что проще, мне разобрать, но… ведь и там, и там наверняка имеет место преобразование мысли в некий сигнал, который затем тем или иным способом передаётся на расстоянии. А связь, кстати, вполне возможно, не чисто «мысленная», в плане прямого обмена образами, а, скажем, текстовая на глазные нервы — вполне возможный вариант… к тому же, вроде бы подтверждаемый временем «подвиса» бездника.

— Хм, тебя ожидают, аэр, — сфокусировал он на мне взгляд, вызвав удивлённые физиономии у подчинённых. — Капитан цур зее не может покинуть пост, так что тебя проведут, — на последнем он этаким орлом оглядел парочку подчинённых, которые, в свою очередь, попробовали притвориться ветошью. Правда, последнее у них получалось откровенно хреново: ветошь из обвешанных здоровыми пушками и всякими техническими приблудами амбалов получается совершенно неубедительная.

— Кеша, проведёшь… — смерил он меня совсем не восторженным взглядом, но обзываться не стал, — аэра до герра Краснова. А потом вернёшь, где взял. Не думаю, что на Фершлингере найдётся для него место.

— Пал Карлы-ы-ыч… — натурально заныл детинушка, явно самый младший из тройки и по возрасту, и, очевидно, по субординации. — А может…

— Не может, Кеша. Действуй, боец, — отрезал Пал Карлыч.

— Слушаюсь, — детина кивнул и, наградив меня тяжёлым взглядом, вздохнул. А я… а что я? Курьер простой, вида самого невинного, благожелательного и к конфликту вовсе не располагающего. Так что Иннокентий на меня попырился, в гляделки поиграл, но злобности во взгляде поубавил, да и махнул ручищей, причём несколько торчащих из плечевых нашлёпок гибких манипуляторов повторили его жест.

— Ступай за мной, аэр, — вздохнул он.