Очень опасная игра

Глава 21

Элис варила кофе, когда у самого входа хижины кто-то упал, стукнувшись о дверь. Она резко повернула голову в мою сторону, в глазах у нее мелькнула надежда и, может быть, слабая тревога. Я отрицательно покачал головой: Хоумер не тот человек, чтобы падать перед собственной дверью, — а сам шагнул туда, где висела моя куртка с пистолетами в карманах. Дверь распахнулась, и Джад, приветливо улыбаясь, заявил:

— Ну вот, я как раз надеялся вас здесь застать. — Он сказал это так, словно заскочил всего лишь в бар клуба. — Пришлось очень долго добираться, — добавил он, переступив порог хижины и закрывая за собой дверь.

По части длительности путешествия он был прав. По-видимому, проделанный им путь составлял больше двадцати миль по прямой, причем последние четыре часа — в темноте. На нем была рыжая куртка из плащевой ткани поверх темно-серого костюма, на ногах вымазанные в грязи замшевые ботинки на толстой подошве. Джад поклонился миссис Бикман:

— Здравствуйте. Надеюсь, я не помешал?

Она взглянула на него, потом на меня:

— Ты ждал гостей?

— Я — нет, — твердо заявил я и повернулся к Джаду: — Как это ты узнал, что я здесь?

— Да я и не знал. Полицейские считают, что ты улетел в Швецию. Я не надеялся отыскать тебя там и решил, что скорее всего ты явишься к своему тайнику с топливом. А больше, собственно, и искать-то негде.

— Как ты узнал о тайнике?

— Кто-то упомянул о нем при мне. Не помню кто. — Он хмыкнул. — Секретная служба не делится источниками информации с посторонними.

Миссис Бикман спросила меня:

— Он тоже часть этого бизнеса?

— Полагаю, скорее всего так оно и есть.

Я задумчиво оглядел Джада.

— Он представляет британскую секретную службу. Я не могу уразуметь, какая у них-то корысть в этом деле.

Джад одарил меня печальной, укоряющей улыбкой:

— Упоминание профессии и все такое — признак дурного тона.

— Ну, ладно, — сказала миссис Бикман, — если хочешь звездануть бутылкой этого типа, действуй сам. Я не собираюсь встревать в дела двух англичан. Не желаете кофе? — обратилась она к Джаду.

Тот расстегнул «молнию» своей куртки.

— Очень мило с вашей стороны. Не откажусь от чашечки.

Джад достал пристегнутую к поясу фляжку в кожаном футляре с преогромной крышкой-чашкой, открутил ее и протянул миссис Бикман. Поблагодарив за кофе, он бесцеремонно уселся на нераспакованный чемодан Хоумера.

— Хорошо, — угрюмо буркнул я, — чего ты хочешь?

— Только задать пару вопросов.

Он потягивал кофе и ухмылялся, поглядывая в мою сторону. Обнаружение Кэри достойно завершило его трудовой день. Я все еще не знал, как это может сказаться на моей судьбе.

— Может, мне прогуляться? — осведомилась миссис Бикман.

— Нет, — мгновенно отреагировал я. — У меня с этим типом нет ничего общего.

Джад пожал плечами, улыбаясь с покорной безнадежностью:

— Как тебе угодно… Ну ладно, сам факт твоего ареста заставляет предположить, что ты, должно быть, знаешь кое-что о делах, которые здесь творятся. — Знак вопроса он обозначил поднятием бровей.

— Я знаю о функционирующем канале перевозки соверенов и что этим занимались Кениг, Вейкко и Адлер.

— Да, что-то в этом роде. Ладно, ты, очевидно, знаешь столько же, сколько и мы, — оптимистично заявил он. — Могу я спросить: ты в какой-то мере содействовал этому бизнесу?

— Ни в коей мере.

Джад задумчиво кивнул:

— Ты должен дать мне честное слово, что все именно так.

Эти его слова задели меня за живое.

— Ты можешь принять мои слова на веру или считать их пустым блефом, мне это абсолютно безразлично.

— Ну, ладно. — Он уставился в чашку с кофе. — Вот второй мой вопрос: ты можешь нам помочь?

Внезапно я почувствовал легкий озноб, казалось, что-то знакомое всплыло из давних-давних лет.

— В чем дело? — спросил я.

Он покосился на миссис Бикман. Ему ненавистна была мысль объясняться со мной в ее присутствии, но я не предоставил ему выбора. Кроме того, теперь понадобился бы бульдозер, чтобы сдвинуть ее с места.

Она с неподдельным любопытством наблюдала за происходящим и, судя по всему, ничего не понимала.

— Так в чем дело? — повторил я, и Джад наконец объяснил:

— Есть некий человек по ту сторону границы, его мы предполагали забрать сегодня ночью. Я намеревался воспользоваться «Остером». Теперь меня интересует, не возьмешься ли ты перебросить нас туда?

В хижине воцарилась мертвая тишина, какая обычно возникает при обнаружении неразорвавшейся бомбы.

В разговор снова вступила миссис Бикман:

— Вы предлагаете ему лететь через русскую границу?

— Э… да. Вы все поняли правильно. — Он улыбнулся ей и продолжал: — Это не составит особого труда.

Я решительно вскинул голову.

— Не вижу в этом смысла. Зачем для выполнения этой задачи нужно забрасывать человека через границу? Вы не в силах перекрыть русскую часть канала, как бы ни старались.

— Это очень длинная история. — Он махнул рукой, давая понять, что искренне желал бы поведать ее нам, да времени на это сейчас нет. — Так… тебе понятна суть проблемы?

— Да, понятна, — ответил я. — И предвижу еще одну: лететь я не собираюсь.

Он кивнул:

— Ты же знаешь, как это важно.

— Но не для меня.

— Ты решительно против?

— Да, я против. И кое-что еще: ты, видимо, просил Лондон навести обо мне справки, прежде чем обратиться с этим предложением.

— Да, это так. И выяснилось, что прежде ты служил в нашей системе. Недурное совпадение, верно?

Некоторое время никто не произносил ни слова. Джад внимательно рассматривал свой кофе. Миссис Бикман с любопытством изучала меня, словно я был образчиком новой весенней моды, а она не уверена, что уловила ее основную идею.

— А я думала, что ты просто раскаявшийся контрабандист или что-то в этом роде, — заявила она. — Ты же, оказывается, скрытная бестия с двойным дном, Кэри.

Джад захихикал.

— Приятно слышать! — Он встал и налил себе еще кофе.

— Напомни-ка мне о золотых денечках молодости, — угрюмо бросил я. — Так же ли весело сверкает солнце, отражаясь от массивных моноклей чиновников, устремляющих свой взор через Сент-Джеймс-парк? Они все еще именуют заведение «фирмой», тебя — купцом, а прочих — запасными игроками?

Джад улыбнулся:

— Там бережно хранят старые традиции.

— Ты был шпионом? — вопросила миссис Бикман.

Джад замигал, и я вспомнил извечную ненависть к этому слову.

— Не совсем так, — ответил я. — Во время войны я был одним из их пилотов, доставлявших агентов в любую точку Европы и забиравших их обратно.

— И что случилось? — не унималась миссис Бикман.

— Я сгорел.

— Почему?

— Спросите его, — буркнул я. — Он только что получил сообщение из Лондона.

Джад улыбнулся мне скупой печальной улыбкой, затем стал объяснять — скороговоркой, абсолютно равнодушным тоном:

— Когда-то давно он доставил агента в Финляндию, а потом отказался за ним лететь, заявив, что агент был «двойником», перебежавшим к немцам. Так что пришлось послать кого-то другого, и тот так обратно и не вернулся. Тогда начальство решило, что Кэри был схвачен немцами и вернул себе свободу, выдав им агента, которого только что доставил. Кстати, подобные вещи не были редкостью, — добавил он.

Я кивнул.

Миссис Бикман взглянула на меня:

— И что? Что случилось в действительности?

— Теперь это не имеет значения. Все это происходило очень, очень давно.

— Это имеет значение для меня! — заявила она, решительно вздернув подбородок, в то время как ее глаза метали молнии.

Я повернулся к Джаду. Тот пожал плечами:

— Продолжай, если хочешь. Я бы и сам с удовольствием послушал. — Он взглянул на часы. — У нас есть время.

— У нас есть время, причем ничем на белом свете не ограниченное.

Он улыбнулся.

Меня прорвало:

— Это случилось во время так называемой операции «Противовес», до того, как ты поступил на службу, Джад, хотя, возможно, ты о ней слышал.

Он вежливо кивнул, а я продолжал:

— По мнению министерства иностранных дел, Британия должна была противодействовать расширению сферы влияния России после войны. Деятели внешнеполитического ведомства исходили в своих прогнозах из непреложного факта: все страны, освобожденные от немцев Россией, рано или поздно окажутся в коммунистическом блоке. В связи с этим во второй половине 1943 года и была предпринята операция «Противовес».

В страны, куда, по всей видимости, вскоре должны были вторгнуться русские, забрасывали агентов, которым вменялось в обязанность установление контактов с наиболее консервативными кругами и формирование правительства из этой среды, способного успеть первым заявить о своих притязаниях на власть в стране. Британия гарантировала немедленное признание этого правительства и так далее.

— Не очень-то эта затея оказалась эффективной, правда? — заметила миссис Бикман.

Я пожал плечами:

— Ну почему же? Австрия тоже вполне могла бы примкнуть к коммунистическому блоку. Возможно, и Финляндия тоже. Именно здесь я и оказался.

Я прибыл со Шпицбергена на стареньком «Нурдине» с лыжным шасси, норвежского производства, заимствованном у Канады, — такие самолеты там использовались для сельскохозяйственных нужд. Ни радиосвязи, ни радарных установок, с одним магнитным компасом на борту, который в этих широтах оказывался совершенно бесполезным, да десятисантиметровым радарным приемником.

Посадку мне было предписано осуществить в заливчике замерзшего озера Инари, а человека, которого я должен был доставить, мне представили как Хартмана.

Поскольку нас планировали направлять в суровую, дикую страну, СИС[10] сподобилась послать нас на курсы, где готовили отряды специального назначения. Там в суровых условиях быта нас обучали науке выживания, умению быстро стрелять, приемам саботажа и искусству общения с местным населением.

Традиционно спецназовцы, которые во Франции и прочих странах, в сущности, помогали силам сопротивления, в СИС считались неотесанными и грубоватыми. Специалисты СИС не взрывают мостов, они только наблюдают за ними и оценивают, когда, каких и сколько через них прошло войск, и из этого делают вывод о том… почти обо всем, что могло вас интересовать. И все же эти умники не удосужились как следует присмотреться к Хартману и понять, что он совсем не тот, которым старается казаться. Ребята из спецназа не слишком доверяли ему, но их мнение никого не интересовало. Я тоже не доверял ему, но и меня никто не спрашивал. А как выяснилось позже, я был прав. Но и этого было недостаточно…

Полет в Финляндию в феврале 1944 года был бесконечно длинным мероприятием, осуществлявшимся в жутком холоде и темноте. О том, чтобы лететь днем, не могло быть и речи, значит, оставался короткий промежуток времени — пара часов сумерек около полудня. В это время, как правило, никто не отваживался там летать, но, к моему удивлению, откуда-то появился ночной истребитель Люфтваффе и сел нам на хвост. Естественно, я был уверен, что он с минуты на минуту атакует нас, но вражеский пилот почему-то не спешил открывать огонь.

В страшном волнении я достиг Инари, но вплотную к берегу подходить не стал и посадил самолет в сотне ярдов от него. Хартман как раз начал выбираться из машины, когда появились немцы.

По логике вещей они должны были бы стрелять. С расстояния в сотню ярдов огонь из пулемета накрыл бы моего «норвежца», как рождественскую индейку, а Хартман должен бы нырнуть обратно в самолет. Вопреки этому, он устремился к немцам, которые и не думали в него стрелять.

Стрелял я. Я выпустил очередь из «стэна», которая разнесла окно кабины, расщепила расчалки левого бота и уложила полдюжины немцев. Но в Хартмана я не попал. После этого я стал выбираться из этого ада.

На сей раз ночной истребитель попытался меня достать, но его положение не было столь отчаянным, как мое, и он не рискнул ради того, чтобы разделаться со мной, опуститься впотьмах до двадцати футов над морем.

Я закурил и продолжал:

— Когда же я вернулся и доложил о случившемся, мне просто не поверили. А когда месяцем позже я отказался отправиться за Хартманом, это усилило их недоверие. И привело к гибели парня, посланного вместо меня.

Я встал и хотел налить еще виски, но не стал. Виски не помогло бы мне заглушить память о мальчишке-норвежце, которую я хранил уже восемнадцать лет.

Джад согласно кивал в ритм моим словам.

— Наверное, они повели себя подобным образом потому, что иначе вынуждены были бы признать, что Хартман стал в 1944 году агентом нацистов, — задумчиво произнес он. — И конечно, в конце войны они просто не могли поступить иначе. Мне абсолютно ясна логика их поведения.

Я покачал головой.

— Я так и не понял, почему Хартман так поступил. Мне это казалось сущим безумием. Вернувшись в Финляндию после войны, я пытался отыскать его след. Почти не сохранились немецкие архивы, но мне все-таки удалось установить, что он находился в Ивало около месяца. Затем немцы попытались переправить его по воздуху на юг, по крайней мере я обнаружил запись о пассажире инкогнито, опекаемом Абвером — немецкой разведкой. А Абверу особо нечего было делать в таком маленьком местечке, как Ивало. — Сделав глубокую затяжку, я продолжал: — Самолет пропал без вести, и я считал, что Хартман мертв. Лишь несколько дней назад история получила дальнейшее развитие. Видимо, он вынудил пилота приземлиться на замерзшем озере. Вон там. — Я кивнул в сторону двери. — Потом убил пилота, тело которого все еще покоится в самолете на дне озера. Значит, он предал и немцев тоже. Но почему? Какой магнит притягивал его сюда, да еще в середине зимы?

Джад кивнул.

Последовала долгая пауза. Затем миссис Бикман обратилась к Джаду:

— Ну хорошо. Вы верите ему?

Тот ответил:

— Должно быть, он рассказал правду. Впрочем, теперь это уже не имеет значения.

— Как это не имеет значения? — Она испепелила его взглядом. — Как вы можете так говорить?

— Он прав, вы должны понять, — поддержал я Джада. — Это действительно не имеет значения.

Она удивленно переводила взгляд с одного из нас на другого. Потом, пожав плечами, заявила:

— Все-таки до меня не доходит. В этом и заключается старая замечательная британская идея честной игры?

Я возразил:

— Откуда вы взяли, что действия секретной службы должны быть честными?

Джад опять согласно кивнул.

— Просто секретными, — констатировал он, — и, конечно, эффективными.

После долгой паузы, в течение которой она продолжала таращиться на нас, Элис встряхнула головой.

— Нет, это до меня не доходит.

— Я никогда и не ждал от этой организации честной игры, — пояснил я. — Какой бы камуфляж секретная служба ни использовала, на поверку она оказывается государственным гангстеризмом. Ее действия всегда и везде сопряжены с нарушением законов: о каких честности и справедливости можно говорить! На все случаи жизни существует один ответ, одно объяснение: это секрет, и все тут. Служба держит свои успехи и ошибки в секрете. СИС, несомненно, совершает множество ошибок; так случилось, что я — одна из них. Я никак не ожидал, что они явятся в Финляндию после войны и начнут расспрашивать: как это было? Так? Или, может быть, так? Они никогда не признавались, если случалось что-то невыгодное для них. И я всегда знал, что они поступают только так, и никогда не рассчитывал на честную их игру.

Джад добавил:

— Чтобы продолжать служить в СИС, необходимо принимать это во внимание.

— Вы, должно быть, здорово преданы делу, — заметила миссис Бикман.

— Служащий СИС — просто наемник, — вставил я. — Он не должен задаваться вопросом по поводу того, что ему приказывают делать. Его нанимали не для этого.

— А для войны, только лишь для войны, — кивнул Джад. — При условии, конечно, что вы ее выигрываете и собираетесь писать мемуары.

Он вытащил из нагрудного кармана металлический контейнер, извлек из него сигару, сорвал обертку и начал внимательно ее оглядывать, как бы ища материал для еще более потрясающих откровений.

— Несомненно, — продолжил он, — приходится достаточно трудно, когда тебя вышибают оттуда.

— Не то слово, — подхватил я. — Ты оказываешься человеком без прошлого. В 1945 году у меня не было ни послужного списка, ни летного формуляра. У меня не было даже летной лицензии. Мне нужно было начинать все сначала. И отчасти по этой причине я оказался здесь. Все это мне пришлось проделать здесь, в Финляндии, с нуля. Хотя, между прочим, осмелюсь предположить, СИС было бы приятно узнать, что я летаю в горах при отвратной погоде.

Джад кивнул.

— Несомненно. Волею случая ты оказался последним звеном некой незавершенной истории. А теперь, обрати внимание, — продолжал он, уже повернувшись к миссис Бикман, — после того как он был попросту вышвырнут, сегодня начальство просит его вернуться, и не потому, что признало свою ошибку, еще раз подчеркиваю, а только потому, что в нем нуждается. Так что мы предлагаем альтернативу: ты продолжаешь рисковать, и тебя могут подстрелить или засадить за решетку. Кроме того, если эта история просочится наружу, тогда, в лучшем случае, твоя карьера в Финляндии полностью рухнет; другой вариант коренным образом меняет ситуацию — от тебя требуется единовременная помощь.

Он сунул сигару в рот и стал жонглировать перед ней зажигалкой, а потом резюмировал:

— Так что теперь вы вряд ли назовете это честной игрой, правда?

Она медленно покачала головой:

— Конечно, я не могу считать это честной игрой. Мне приходилось слышать о весьма странных делах, творящихся на Уолл-стрит, однако… Между прочим, Кэри изложил чертовски серьезные причины, по которым он не может принять ваше предложение.

— Он орешек покрепче, чем вы думаете, — вмешался в разговор я, обращаясь к Элис. — Ведь он только что склонял меня к мысли, что не в моей компетенции определять, кто желал попасть в руки врага, а кто был столь малодушен, что испугался этого. — Я ухмыльнулся и, в упор глядя на Джада, продолжал: — Все правильно — считай, что не моего ума дело определять, кто прав, кто виноват. И все-таки это не главная причина, по которой я отказываюсь лететь.

Он вынул изо рта сигару.

— Тогда в чем же дело?

— В Финляндии.

Он снова сунул сигару в рот.

— Вот как?

— Я кое-чем ей обязан. И думаю, что мое чувство долга не согласуется с твоим мероприятием.

Он снова повторил:

— Вот как? — И на сей раз его голос звучал мягко и вежливо, вовсе не так, как службам предписано обращаться с человеком, сбежавшим от них к туземцам и нацепившим к тому же на шею ожерелье из акульих зубов.

Я между тем продолжал:

— Когда после войны я вернулся сюда, мне встретился человек, с которым Хартману предписывалось вступить в контакт. Политик, можно сказать, выдающийся человек. Сегодня его уже нет в живых. Он знал об операции «Противовес» и ее бесславном конце. Когда он выяснил, кто я, вернее, кем я был, он помог мне получить лицензию на работу здесь. Я все еще держусь, в основном благодаря ему.

Джад пристально разглядывал кончик сигары.

— Ты рассказывал ему про операцию?

Я усмехнулся:

— Ты все еще считаешь, что я должен был придерживаться установленных СИС правил? Ну ладно, на самом деле я и по сей день их соблюдаю. Я не хожу и не рассказываю всем подряд, что был сотрудником британской разведки. Вероятно, меня просто упрятали бы в сумасшедший дом, но было б еще хуже, если бы мне поверили. Иностранцы — забавные люди, Джад. Им не нравится, когда вокруг кишат британские агенты. И особенно они не любят, когда те летают на их собственных самолетах, в непосредственной близости к русской границе.

Джад кивнул:

— Я понял. Продолжай…

— Я многим обязан тому человеку… и его приверженности идее независимой Финляндии, Джад. Ты думал, чем обернется ваша затея для Финляндии?

— Это конкретное дело никак не связано с внешней политикой Финляндии.

— Может, и нет. Но предположим, нас там поймают? Если схватят тебя, это уже достаточно скверно. При этом они вычислят, что ты мог попасть к ним только через Финляндию. Что касается меня, я стану настоящим «сюрпризом в день рождения». Я обретался здесь долгие годы. Британский шпион в финском убежище. Сколько раз он уже пересекал нашу границу по воздуху? Русские могут это проделывать, если захотят. И это не сулит Финляндии ничего хорошего.

Миссис Бикман прошествовала мимо нас, взяла бутылку виски и плеснула немного в мой стакан. Затем коснулась указательным пальцем моего рта и провела им по линии губ. Глаза ее сосредоточенно вглядывались в мои глаза.

— Дружище! — нежно произнесла она. — Нет ли у тебя намерения кое-что получить?

Затем она прошествовала к Джаду и подлила виски ему.

— Предложите ему денег, — обратилась она к Джаду. — Это воздействует на него наилучшим образом.

Он слегка ей улыбнулся и продолжал изучать меня. Затем сказал:

— Предположим, я буду апеллировать к британским интересам и скажу, что предстоящая нам операция — очень важная для Британии миссия?

— Ты, конечно, можешь так сказать, но это ни к чему не приведет, так как сам ты тоже ничего не знаешь. Ты полагаешь, что это важно, потому что в СИС тебе приказали это сделать. Вот что кроется за твоей фразой о важности чего-то для Британии. Я не насмехаюсь над тобой: ты сам признался, что это единственная возможность выживания в секретной службе. Но я больше не ваш сотрудник. Ты просто объясняешь мне суть операции и какую цель она преследует, а я решаю — важно это или нет.

Джад вынул сигару изо рта.

— Ладно-ладно… — сдержанно бросил он. Затем стряхнул длинный столбик пепла с сигары на край печки. — Ты хоть отдаешь себе отчет в том, как далеко зашел в своих рассуждениях? Ты считаешь свое мнение истиной в последней инстанции. Правильно только то, что считаешь правильным ты?

Я улыбнулся:

— Я вынужден так считать, Джад. У меня нет никого, кто приказывал бы мне поступать так, а не иначе; я не женат и не состою в какой-либо организации. Что-то вроде этого может случиться и с тобой, когда тебя вышвырнут из СИС.

Он покачал головой и по-отечески добродушно заметил:

— О, да вы чертовски опасный тип, мистер Кэри. Человек, вообразивший себя апостолом справедливости. Брр… — И на его лице появилось выражение то ли ужаса, то ли испуга.

Я негромко сказал:

— Когда-то это может случиться даже с тобой.

— Надеюсь, такого со мной не случится. Честная игра — надежная тому гарантия. — Он продолжал задумчиво сосать свою сигару. — Единственное, что мне остается, — это полюбопытствовать: если ты не с нами, значит — против нас?

— Ты мне не объяснил, что это за операция, в чем ее суть, зачем вы держите кого-то по ту сторону. Учитывая кашу, заварившуюся вокруг соверенов, я не предвижу какой-то благовидной причины для его пребывания там. Да, можешь считать, что я против вас.

— На той стороне ждет человек, которого мы обязаны вызволить. Мы должны выполнять свои обещания.

— Правильно, но тогда тебе следовало лучше делать свое дело. Ты засветился, и твой самолет выбили прямо из-под тебя.

Он слегка поморщился, но согласился:

— Наверно, это так. Но в такой ситуации… — Он развел руками и устало улыбнулся. — Ну а если я представлю дело так, что речь идет о сугубо коммерческой операции?

Миссис Бикман опять вмешалась:

— Ага — деньги. Я знала, что этим кончится. Попытайтесь предложить ему новый самолет, и посмотрим, что из этого выйдет.

Джад повернулся к ней:

— Мадам, я думаю, что вы не помогаете…

— Но я стараюсь вам помочь. Я кое-что сообщу вам об этом парне. Перед вами ангел добропорядочности. Он помешался на лояльности.

Я усмехнулся. Но предложение денег существенно меняло дело. Это означало, что он перестает считать меня одним из них. В СИС тоже все помешаны на лояльности. Они придерживались убеждения, что человек, которого можно купить, может быть куплен кем-нибудь другим за чуточку большую сумму.

— Ну как?

— Никак.

Он глубоко затянулся сигарным дымом, и лицо его сразу приняло усталый вид. Теперь Джад казался намного старше и каким-то обрюзгшим.

Он был неплохим человеком. Бывали там и такие, бывали типы не от мира сего, с мозгами, пропитанными симпатическими чернилами, немало отставников, столь же засекреченных, как Эйфелева башня, а некоторые представляли собой особый тип, присущий только Иностранному отделу, — фанатичные новички. Но попадались действительно приличные люди.

Под внешней усталостью Джада скрывался энергичный, упорный парень, только что прошедший пешком двадцать миль по самой дикой местности в Европе и планировавший этой же ночью отправиться в Россию.

И теперь он бился над проблемой, как усадить меня в пилотское кресло «Бивера». У него оставалась, на мой взгляд, единственная возможность — наставить мне в лицо пистолет и приказать повиноваться. Но, насколько я помню, СИС к таким методам не прибегает. Мне постоянно, бывало, внушали, что они мыслители, а не исполнители. Пистолеты шли под рубрикой «Исполнение».

А Джад сейчас и впрямь был занят решением другой проблемы: его сигара догорела. Он исследовал окурок, вздохнул и наклонился в сторону, чтобы сунуть руку в карман. И тут я убедился, что за прошедшие восемнадцать лет СИС существенно изменилась. Джад направил на меня короткоствольный револьвер и сказал:

— Поздравляю с возвращением в секретную службу.