Очень опасная игра

Глава 2

Пока Рованиеми оставался в зоне нашей видимости, я держал курс точно на север. Справа от меня сидел Хоумер, который к этому времени уже успел снять плащ и шляпу. У него были тонкие, вьющиеся, почти совсем светлые волосы, которые удивительно подходили к его детской физиономии. Серые, венецианского сукна, широкие спортивные брюки и черно-коричневая кашемировая спортивная куртка красноречиво свидетельствовали о размере его счета в банке. Он перехватил мой взгляд и отстегнул привязные ремни. Сиденья «Бивера» — отнюдь не клубные кресла, но он довольно хорошо к ним приспособился.

Я закурил, а он отказался и через некоторое время спросил:

— Где именно вы собираетесь меня высадить, сэр? — Ему пришлось кричать довольно громко, чтобы перекрыть шум воздуха, врывавшегося внутрь через щели дверей пилотской кабины.

Я протянул ему карту и ткнул в то место, куда мы направлялись.

— Вот здесь. Маленькое озеро неподалеку от реки Вариойоки. Вам нужно будет отыскать старую хижину примерно в миле к северу, а пятью милями дальше за рекой должны быть медведи.

Некоторое время он изучал карту, но для него масштаб ее был слишком мелким, чтобы можно было составить хоть какое-то представление о местонахождении медведей, но было сразу видно, что это один из пустыннейших уголков Финляндии.

Тогда Хоумер спросил:

— А местность там такая же, как и здесь, сэр?

Я выглянул из окна.

— Очень похожа. Возможно, природа там еще более дикая, а в принципе все места вокруг примерно одинаковы.

Мы летели вдоль невысокой гряды, протянувшейся с востока на запад. Деревья, большей частью ели, были редкими и чахлыми и изо всех сил боролись за выживание. Канадская ель способна прижиться на клочке мха, если нет ничего лучшего, однако вершины некоторых гор так и остались голыми. Кое-где виднелись серые стволы деревьев, рухнувших во время зимних бурь. Мы находились внутри Полярного круга.

— Вы считаете, я буду там совершенно один? — поинтересовался Хоумер.

— Да, скорее всего, на двадцать пять миль вокруг там нет ни души.

Эти Кемийоки-Вариойоки расположены в той части Финляндии, которая на карте выглядит широким клином, вдающимся в территорию России. Фактически изменение границы произошло иначе: уже после войны Россия вклинилась севернее и южнее этого выступа. Среди причин, послуживших поводом для этого, явились никелевые рудники Петсамо; вот почему поиски новых месторождений никеля считались столь приоритетной работой.

Русские не заявили притязаний на этот «клин», потому что не видели в этом пользы. Лесоматериал здесь слишком тонок для распиловки, а земля слишком каменистая, чтобы ее возделывать. И никто не обнаружил в ней хоть каких-нибудь полезных минералов. Пока. И единственное, чем может привлечь человека такая земля, это скалы и медведи.

Мы летели, разделенные грохотом стремительно стареющего «Бивера». Потом я спросил:

— Вы прибыли сюда, только чтобы поохотиться на медведей? Мне казалось, что медведей полно и в Штатах, и в Канаде.

— Они есть там, сэр, и я собственноручно подстрелил несколько штук. Но теперь хочу попытаться добыть европейского бурого медведя.

Тщательно подбирая слова, я как можно более заурядным тоном спросил:

— Что вы делаете в свободное время? У вас свой бизнес?

Он мягко улыбнулся:

— Нет, я только охочусь. Я растрачиваю свою жизнь на охоту, ну и одновременно путешествую. Это мое любимое занятие.

Я ухитрился просто кивнуть, удержав глаза на измерителе давления масла. Всякие бывают виды безработицы. Потом повернул голову направо, посмотрел на него и спросил:

— Вы в самом деле охотитесь? Вы не идете по следу Волкова?

Он выглядел искренне озадаченным.

— Не думаю, что я вас понял, сэр.

Я кивнул.

— Извините, не знал. Волков — это наша легенда о кладе, спрятанном здесь, в Лапландии. Обычно один-два доброхота разыскивают его здесь каждое лето.

— В самом деле, сэр? — Он выглядел заинтересованным, но только так, из вежливости. — Не знал, что тут спрятан клад.

— Ну, по-моему, его тут нет. А даже если он когда-то и был, то, думаю, давно исчез; более того, лично я считаю, что никаким кладом тут никогда и не пахло. Однако есть сорт помешанных людей, которым нравится верить в легенду.

— Вы когда-нибудь расскажете мне эту историю?

— Кошмар! Историй столько, сколько и людей, его ищущих; у всех своя точка зрения. Поначалу считалось, что Волков был выходцем из приполярной России, богатым инженером или кем-то в этом роде, из Мурманска, на северном побережье. Во время революции, зимой 1917–1918 года, он задумал сбежать и взял курс на Финляндию, которая тогда только что получила независимость. Он тоже захотел независимости для себя с женой и своего состояния. Жена сюда добралась, а он и драгоценности — нет. Так что где-то здесь, — я очертил рукой угол около 270 градусов, — лежит его выбеленный временем скелет, скрывающий в груде костей мешочек золотых дублонов[3] и царские запонки.

— Так это и есть весь клад, сэр?

— Только Бог знает, что он представляет собой; те, кто приезжает на поиски, ничего толком не знают. Рассчитывают узнать, когда найдут.

— А миссис Волков, что случилось с ней?

— Волкова, — машинально поправил я. — В русском языке фамилии имеют и женские окончания. Да, это хороший вопрос. Никто никогда не встречал ее. Считается, что она покинула Финляндию; и вместе с тем каждый новый слух возникал тогда, когда она где-нибудь обнаруживалась. Не забудьте, все это происходило сорок лет назад. Она давно могла умереть.

Я бросил окурок на пол и раздавил его носком ботинка. Я давно собирался установить на своем «Бивере» пепельницу: в один прекрасный день пол провалится, и тогда уже без нее не обойтись.

— Что до меня, то я не понимаю, почему, если клад находился здесь, она не вернулась и не забрала его в двадцатых годах. Или почему, когда старина Волков погибал, она просто не сунула хотя бы часть золота себе в карман.

Он сочувственно покачал головой:

— Вас нанимали, чтобы попытаться найти его, сэр?

— Время от времени. Я не люблю такую работу: в конце концов, когда не находят клада, у людей отпадает желание платить.

Хоумер улыбнулся. Вскоре я повернул на восток и начал снижаться, чтобы оказаться ниже зоны действия радаров, прежде чем войти в запретную зону.

Озеро, на которое я держал курс, находилось в запретной зоне, и теперь до него оставалось около двадцати миль. Оно простиралось ярдов на четыреста с запада на восток и достигало в ширину пятидесяти ярдов. Проблемы для посадки создавал островок на расстоянии двух третей длины озера от восточного берега. Островок образовывал пролив в форме бутылочного горла шириной всего в двадцать ярдов, в результате чего посадка на озеро представлялась сомнительной затеей.

Для начинающих пилотов, возможно, так все и было, но я успел стать матерым волком и уже вдоволь накрутился в этих краях, сажая гидроплан в самых сомнительных местах. А то, что место выглядело непривлекательным, было одним из его преимуществ: на этом острове под грудой хвороста у меня хранилась куча канистр с бензином, так что я мог заправляться горючим, не возвращаясь для этого в Ивало или Рованиеми. Зная длительность моих полетов, Вейкко и Оскар Адлер могли заподозрить, что у меня где-то был промежуточный склад, но я надеялся, что по виду озера они не догадаются, где он.

Я сделал круг над хижиной в лесу, чтобы показать Хоумеру, в какой стороне от озера она находится, затем пошел на посадку. На восточном краю озера был небольшой песчаный пляж, я выпустил под водой колеса и загнал «Бивер» на него, чтобы можно было выгрузиться, не замочив ног.

Первое, что сделал Хоумер, — открыл один из своих ружейных футляров и вытащил тонкую одноствольную складную винтовку с предохранительными кольцами вокруг мушки. Достав коробочку патронов, пять из них он вставил в магазин, потом забросил винтовку на плечо. И только тут заметил, как пристально я слежу за ним.

Он улыбнулся:

— Вы говорили, что в здешних местах есть медведи, сэр. Я не могу вам не доверять.

Вполне справедливо. Почему медведям нужно было ждать до завтра, чтобы свести с ним счеты, если он уже был под рукой?

Я принялся сбрасывать его багаж.

— Какими ружьями вы пользуетесь? — спросил я.

— Все от фирмы «Парди» из Лондона. Не помню, чтобы стрелял из каких-то других. Для медведя у меня «Магнум-300». — Он тронул винтовку на своем плече. — Затем винтовка 7,62 на случай, если найду лосей. И еще пара ружей.

— Каких?

— Вы, вероятно, назвали бы их дробовиками, сэр.

— Мне кажется, что «Магнум-300» немного легковесен для стрельбы по медведю, — сказал я просто так, чтобы поддержать беседу.

Я знал охотников, любящих поспорить о весе и калибре пуль. Моим же единственным способом спасения от медведя был немедленный при его появлении взлет.

Он мрачно покачал головой:

— Бытует точка зрения, вполне совпадающая с вашей, сэр. И если бы вы вознамеривались застрелить из такого ружья зверюгу с твердой шкурой, то я согласился бы с вами. Но у медведя шкура мягкая, и вы конечно же знаете, что существуют специальные патроны «магнум». Разумеется, если к тому же вы будете стрелять с достаточно близкого расстояния.

— С близкого расстояния?

Он посмотрел на окружающие тонкоствольные серо-зеленые деревья и огромные валуны, сливавшиеся с подлеском и опавшими ветками, которые не расчищались с незапамятных времен.

— В такого рода местности, — сказал он, — и с двадцати ярдов было бы достаточно.

— Боже, — вздохнул я.

Я не мог себе даже представить Фредерика Уэллза Хоумера, с его ангельски-детским личиком, даже вооруженного «Магнумом-300» от Парди, стоящим в двадцати ярдах от медведя. Но поразмыслив, пришел к выводу, что, может быть, его невозмутимость — именно то, что нужно в поединке с медведем.

Он сказал почти примирительно:

— Возможно, вы догадываетесь, сэр, что смысл охоты, как рискованной игры, заключается в том, чтобы оказаться как можно ближе к зверю.

— Конечно, — тут же ответил я, словно и впрямь догадывался, и продолжал сбрасывать багаж.

Но тут я вспомнил о решении, к которому пришел пару лет назад.

— Не сможете ли вы помочь мне советом? — спросил я. — Я подумываю приобрести какое-нибудь ружьишко, исключительно на случай вынужденной посадки. Знаете, чтобы подстрелить, к примеру, какую-нибудь дичь на ужин и тем более если ненароком доведется повстречать медведя, которому захочется съесть на ужин меня. Могу ли я обезопасить себя с помощью одного ружья?

Он сразу же ответил:

— Для этого необходим двенадцатый калибр.

— Дробовик? А он способен одолеть медведя?

Хоумер улыбнулся:

— Несомненно, сэр. Если правильно выбрать позицию и подобраться как можно ближе к цели, двенадцатый калибр сразит медведя наповал.

— В таком случае я не хотел бы подбираться близко.

Он снова улыбнулся:

— Но вы же можете взять для двенадцатого калибра литую пулю. Та поразит медведя на расстоянии шестидесяти ярдов, а то и больше. С пулей в одном стволе и дробью на дичь в другом вы получаете максимум того, что можно получить от одного ружья. Вы позволите мне написать фирме «Парди» от вашего имени, сэр? И когда в следующий раз вы будете в Лондоне…

— Минуточку, — сказал я. — Для этого требуются деньги, верно?

Он казался слегка огорченным.

— Стоимость ружья зависит от выбранного вами дизайна, но я полагаю, она составит около тысячи долларов за штуку.

Я ухмыльнулся:

— Я всего лишь пилот сельскохозяйственной авиации, и оружие мне необходимо для самозащиты в каких-нибудь чрезвычайных ситуациях. Возможно, я смогу подобрать двенадцатый калибр в Рованиеми или Ивало, но здесь я никогда не слышал о литых пулях. Так что если вы объясните мне, где их заказать, я буду вам признателен.

Он опять просиял.

— Если вы мне позволите, я буду счастлив заказать их для вас. Полагаю, вам потребовалась бы лицензия на импорт, а раз у меня она уже есть…

— Спасибо.

Мы выгрузили остатки его багажа, теперь уже сложенного стопкой на берегу. Будь я сам джентльменом из штата Вирджиния, я, возможно, выразил бы готовность помочь перенести его прямо в хижину. Но до нее было больше полумили, а время шло к закату; я не хотел расплачиваться там, в Рованиеми, издержками ночной посадки.

Он, без сомнения, на помощь и не рассчитывал, потому что вытащил нечто похожее на чековую книжку в темном переплете из змеиной кожи и сказал:

— Я обязан вам за рейс, сэр. Сто долларов покроют все расходы?

Я быстро сделал в уме небольшой пересчет — в Лапландии не часто встретишь доллары — и сказал:

— Это примерно вдвое больше, чем требуется.

Он кивнул, заполнил чек и вручил его мне. Это был дорожный чек «Бэнк оф Америка» на сотню долларов.

— Но все же это вдвое больше, чем требуется.

— Вы не просто доставили меня сюда, сэр, но сделали это, не привлекая чьего-либо внимания и, полагаю, в свободное от работы время. Вы были очень добры. — Он сунул чековую книжку в карман. — Не смогли бы вы, сэр, навестить меня в ближайшие две недели, если сумеете найти кое-что из этих вещей? — с этими словами Хоумер протянул мне клочок бумаги. Это был листок почтовой бумаги с грифом «Фредерик Уэллз Хоумер», выведенным мелким каллиграфическим почерком в одном углу, и адресом какого-то вашингтонского банка под ним. Он содержал перечень всяческого консервированного хлама и прочего провианта, который в Рованиеми или Ивало можно приобрести, не переходя на другую сторону улицы.

Я спрятал листок в карман. Хоумер тем временем быстро писал что-то в блокноте поменьше с тем же самым грифом. Когда он вручил листок мне, я увидел, что это письмо адресовано фирме «Парди» в Лондоне.

— Если вы вложите это в конверт с таким же адресом, то литые пули будут доставлены в течение нескольких дней.

— Спасибо. Я наведаюсь к вам в ближайшие две недели. Вы будете здесь совершенно один; до ближайшей дороги больше двадцати миль, и вас от нее отделяет совершенно непроходимая местность. Так что если прострелите себе ногу или вас изувечит медведь, никто не узнает об этом даже тогда, когда будет уже слишком поздно. Это вы понимаете?

Он улыбнулся:

— Мне приходилось бывать одному в безлюдных местах, сэр.

— Ладно. Но эти места куда более дики, чем кажется. И нельзя позволить снегу захватить себя. Снег ожидается только через месяц, но если он пойдет, вам не следует оставаться в этих лесах. Озеро замерзнет, и я не смогу сесть. Так что, если пойдет снег, то на следующее же утро возвращайтесь на берег, и я вас заберу.

— Так я и сделаю, сэр.

Я чувствовал себя неловко в роли наставника, но было еще нечто, о чем мне следовало сказать ему напоследок.

— Русская граница приблизительно в двадцати пяти милях к востоку отсюда. Старайтесь держаться от нее подальше.

Он только кивнул в ответ и сказал:

— Спасибо, что напомнили, сэр.

Я не протянул ему на прощанье руки, поскольку это не принято у американцев, хотя он наверняка отнесся бы к этому вполне нормально. Он культивировал в себе образ некоего англичанина в начищенных до блеска коричневых ботинках, с ружьями от «Парди» и с тягой к жизни среди дикой природы. Согласно моим представлениям о социальной истории, и в этом тоже проявляется специфика «английской души».