Мне понадобилось десять минут, чтобы преодолеть шестьдесят ярдов, отделявших меня от берега. Я опирался на ружье, как на посох, и держал револьвер в левой руке. В нем еще оставалось два патрона, и, похоже, удар о камень ему не повредил.
Туман понемногу редел. Должно быть, его разгоняло ветром. Конечно, он мог бы немного повременить. Хотя если туман не рассеется настолько, что с вертолета станет возможно обнаружить мой самолет, это облегчит мне посадку на нашем озере. Сейчас вертолет способен его обнаружить, лишь оказавшись прямо над ним.
Силуэт «Бивера» отчетливо вырисовывался у самого берега. Рядом с ним застыли две фигуры, и я махнул им револьвером.
— Ты убил его. Не ожидал, что тебе это удастся, — нарушил молчание Хартман.
— Ты всегда заблуждался на мой счет, — заметил я.
— Пора отсюда убираться, — засуетился Джад. — Вертолет в любой момент может вернуться.
Я облокотился на ружье и прислушался к рокоту вертолета. Похоже, тот затихал вдали.
— Он обследует то длинное озеро, над которым мы пролетали, — сказал я. — Вертолет уже облетел его с одной стороны и теперь облетает с другой.
— Но скоро он вернется. Нужно сматываться.
Они притащили откуда-то два старых проржавевших металлических ящика.
Меня била дрожь, и только сейчас я понял, что промок до нитки. Я тяжело опустился на один из ящиков.
— Он тебя ранил, — сказал Джад.
— Да. — Я махнул револьвером в сторону леса. — Иди туда. Когда набредешь на канаву, поднимись по ней вверх. Он лежит у большого камня. Принеси его сюда, я заберу его домой.
— Слушай, тебе не следует… — Тут Джад осекся, заметил направленный ему в грудь «смит-и-вессон» и зашагал к лесу.
Я положил револьвер на колено. Силы меня оставили. Напряжение боя миновало, и рана давала о себе знать. Туман казался уютным и тихим убежищем. Звук вертолета стих, и тишину нарушал лишь мягкий плеск воды у берега.
— Могу я чем-нибудь помочь? — вкрадчиво спросил Хартман. — На борту есть аптечка первой помощи?
Конечно, он мог бы помочь, и я не в силах был его остановить. Хартман неуверенно шагнул ко мне, его лицо выражало неподдельное сочувствие. Потом шагнул еще. Черт с ним, я слишком устал. Пусть кто-нибудь другой принимает решения.
Он сделал еще шаг в мою сторону. Я поднял револьвер и направил на него.
— Как ты мне собираешься помочь, приятель? Завладеть оружием и прекратить мои мучения?
Хартман замер, все еще оставаясь вне пределов досягаемости.
— Ты все равно не переживешь эту ночь, — холодно бросил он.
— Не торопи судьбу. Можешь и сам не дотянуть до рассвета.
— Билл, я никогда не пытался тебя убить, — спокойно сказал Хартман. — Ты не сможешь так вот хладнокровно всадить в меня пулю.
— А что, по-твоему, я делал там в лесу?
— Но он стрелял в тебя. Это большая разница.
— Я дам тебе ружье. Ты сможешь отойти, повернуться в любое время и выстрелить. До твоего поворота револьвер останется лежать на том же месте. Принимаешь такие условия?
Он задумался, внимательно поглядывая то на меня, то на ружье у моих ног.
— Оно не заряжено, — неожиданно выпалил Хартман.
— Вот именно, — кивнул я.
Он немного успокоился.
— Ты этого не сделаешь.
— Может быть, и нет, но ты сделаешь.
Хартман оттащил в сторону железный ящик и сел на него.
— Ты хочешь заставить меня идти пешком?
— Что-то вроде этого.
Он подался вперед:
— Послушай, Билл, я знаю, что доставил тебе в прошлом массу неприятностей. Но на то были свои причины. Теперь я мог бы тебе помочь. Скажем, купить место на этом самолете. Я мог бы хорошо заплатить, очень хорошо.
Кажется, это мне уже было знакомо.
— Что значит «очень хорошо»?
— Десять тысяч фунтов.
— У тебя их нет.
— Теперь есть.
Я встал.
— А ну, открой этот ящик.
— Не глупи, Билл. Пора запускать мотор.
— Открывай.
Хартман вскочил на ноги.
— Ты сошел с ума, Билл.
— Открой!
Он безнадежно развел руками и ударил по замку. Ящик открылся со второго удара. Я подошел и откинул крышку. Она заскрипела и повисла на одной петле.
Внутри оказались обломки камней, к которым были привязаны проволокой какие-то грязные бирки, а кроме того, стопки полуистлевших бумаг, какие-то жестянки и несколько финских украшений. Следя за Хартманом краем глаза, я наклонился и взял одно из них.
Это был металлический диск неправильной формы примерно трех дюймов в диаметре с несколькими отверстиями и резьбой, образующей незамысловатый узор. Скорее всего, это было украшение магического бубна шамана из Лапландии.
У меня за спиной послышалось шуршание шагов. Это Джад тащил тело Хоумера, взвалив его на плечи: огромная, бесформенная фигура с трудом двигалась в тумане. Он осторожно опустил тело на землю в нескольких ярдах от меня и подошел ближе. Джад тяжело дышал, но не более того. Его лицо оставалось спокойным.
— Брось мне свою зажигалку, — сказал я.
Он удивился, но выполнил мою просьбу. Я поднял ее, зажег и поднес к диску. На грубой сероватой его поверхности были следы ржавчины. Я повернул его обратной стороной и увидел какие-то каракули. Тут мне стало понятно, что это кириллица.
«С горы Улда, — было написано по-русски. — Железо, медь, никель. 1910».
Я потушил зажигалку.
— Ну-ну, — протянул я. — Давно секретная служба стала заниматься поисками сокровищ?
— Что ты имеешь в виду? — резко бросил Джад.
Я пнул ящик ногой:
— Загляни-ка сюда и скажи, разве это он должен был тебе принести?
Джад нагнулся, порылся в ящике и выпрямился.
— Нет. Думаю, это совсем не то, чего мы ожидали.
И перевел взгляд на Хартмана.
— Так что это такое?
— Мне кажется, что это клад Волкова, — ответил я за него.
— А я думал, это просто легенда, — протянул Джад.
— И я тоже. Мне казалось, что это невозможно, потому что Волков был инженером, и у него просто не могло быть никаких сокровищ в виде золота или бриллиантов. Но никто не потрудился узнать, каким инженером он был. Отвечаю: Волков был горным инженером, а это и есть его сокровище — образцы пород.
Джад снова заглянул в коробку.
— Неужели это может чего-то стоить?
— У Хартмана нет сомнений на этот счет. Потому-то он и искал его все эти годы. Теперь мне предельно ясно, почему он заключил сделку с немцами в сорок четвертом, а потом перебил их всех и сам начал поиски. Но тогда ему ничего найти не удалось. Теперь он располагает исчерпывающей информацией и хочет, чтобы вы его забрали отсюда, он очень благодарен секретной службе за помощь, которую ему оказывали все это время.
— Но как он мог узнать, что образцы находились не в Финляндии?
— Все очень просто, — отмахнулся Джад. — Его настоящая фамилия — Волков.
— Да, будь я проклят, — медленно пробормотал я.
— Я полагаю, легенда умалчивает, что, когда жена уезжала, с ней был ребенок. Это он и есть, — сказал Джад.
— Да, черт возьми, — снова вырвалось у меня.
— Это совсем не то, чего мы ожидали, — сказал Джад Хартману и повернулся ко мне: — Все-таки пора убираться отсюда. Я отнесу Хоумера в самолет?
— Да, давай.
Он снова взвалил тело на плечи.
— Ты понимаешь, о чем я говорю, Билл? — не унимался Хартман-Волков. — В этих ящиках — бесценные сокровища. Мой отец жил в Лапландии, в Куолоярви и Ивало двадцать пять лет. Тогда это была российская провинция. Он исследовал всю восточную Лапландию и нашел множество прежде неизвестных месторождений.
Я кивнул. Мне вспомнились разговоры в компании «Каайя». Они утверждали, что много лет назад один горный инженер исследовал Юго-Восточную Лапландию, но большинство его отчетов утеряно. Сохранился только один — о месторождении никеля поблизости от долины Кемийоки.
— От горнодобывающих компаний за эти образцы мы можем потребовать все, что пожелаем, — сказал Хартман-Волков. — Ну как, идет?
Я медленно покачал головой:
— А что ты скажешь по поводу Оскара Адлера и Микко Эскола или того парня, которого ты убил, когда он прилетел забрать тебя в сорок четвертом? Как мы расплатимся с ними?
— Не глупи, Билл. — Он отмахнулся. — Так мы договорились?
— Нет, — ответил я.
Позади раздался выстрел. Я развернулся, упал на колени и выставил вперед револьвер.
— Я стрелял не в тебя, — сказал Джад, опустил винтовку и подошел к распростертому на земле трупу Хартмана. Джад нагнулся, внимательно посмотрел на него, потом повернулся ко мне. — Ты забыл вот об этом, нужно бы его куда-нибудь выбросить. — И он протянул мне «магнум» Хоумера.
Я взял его правой рукой и тяжело вздохнул:
— У тебя что, внезапный приступ справедливости?
— Нет, — удивленным тоном ответил Джад. — Просто он обманул контору. Не следовало этого прощать. Я думаю, Лондон меня поддержит.
— Вероятно, ты прав.
Сквозь туман до нас снова донесся стрекот вертолета, теперь он быстро приближался со стороны длинного озера.
— Пора убираться отсюда. От вертолета ты сможешь уйти?
— Какая у него максимальная скорость?
— Около ста тридцати миль в час.
— Смогу.
Скорость «Бивера» была не намного больше, всего на двенадцать узлов, так что тот еще долго будет, не упуская из виду, тащиться за нами, сообщая координаты по радио. В противном случае меня могли бы засечь только в нескольких минутах от границы.
— Грузи эти сокровища, и мы улетаем. — Я запихнул револьвер в карман и поднял дробовик.
— Мы только потеряем время.
— Давай быстрее, Джад. — Я доковылял до «Бивера», бросил оружие в кабину и вскарабкался сам. На полу возле люка лежало скорчившееся тело Хоумера.
Я сел, но тут же изменил свое решение и перебрался на правое сиденье, чтобы дать свободу действий своей левой руке. Джад протиснул через пассажирскую дверь первый ящик и начал что-то говорить. Тут рев мотора вертолета стал звучать совсем по-другому, угол наклона лопастей его винта изменился, и он стал медленно обследовать озеро. Джад спрыгнул в воду и побежал к берегу. Я освободил контрольную штурвальную колонку, перекинул ее к правому сиденью и зафиксировал. Врубил главный переключатель и вывел сектор газа.
Джад шлепнул на пол второй ящик и влез в кабину. «Бивер» покачнулся.
— Все, — выдохнул он. — Пора трогать.
— Я думаю, Джад, сейчас он все равно нас увидит…
— И что? Или ты собираешься купить свою свободу, выдав им меня?
Он стал шарить по кабине в поисках винтовки.
— Сядь на место, Джад.
Темный силуэт вертолета завис над нами, и поток воздуха стал разгонять туман.
— Теперь он нас заметил, — крикнул Джад.
— Знаю. Я не хочу, чтобы он тащился за мной на хвосте и сообщал курс.
Тонкое дуло «магнума» уперлось мне в плечо.
— Заводи мотор! — прокричал Джад мне в ухо.
— Сейчас он выбросит веревочную лестницу и начнет высаживать людей. Пока те будут спускаться по лестнице, мы мгновенно взлетим и окажемся вне его досягаемости, — объяснил я.
Некоторое время ничего не происходило, только раздавался рокот мотора вертолета, да уносились прочь клубы тумана.
— А если они откроют стрельбу? — мрачно спросил Джад.
— Это будет означать, что я ошибался. Но они думают, что в самолете никого нет. Наш пропеллер не вращается.
— Я заметил… Слушай, тебе часто в голову приходят такие идеи?
Вертолет сместился на несколько ярдов и завис над берегом. Я протянул левую руку и включил подсос и зажигание.
— А вот и лестница, — сказал Джад. — Кто-то начал по ней спускаться.
Я нажал тумблер стартера. Пропеллер дернулся, двигатель запыхтел, выстрелил, замолчал, снова чихнул и заработал. Выхлопные газы голубым пламенем растекались по воде.
Очень медленно я подал сектор газа вверх до упора, толкнул влево руль направления, и самолет стал поворачивать на юг. Мой «Бивер» терпеть не мог разгоняться с места, и мотор не сразу удалось вывести на полную мощность. Но секунд пятнадцать спустя мы уже выбрались из тумана, поднялись над ним, обогнули скопище высоких сосен и, набирая скорость, взяли курс на северо-запад.
— Я больше его не вижу, — сказал Джад через пару минут и устроился поудобнее на своем сиденье. — Извини, что я вмешивался. Полагаю, на войне ты вполне привык к таким ситуациям.
— К ним нельзя привыкнуть. А как насчет Хартмана? Они же его найдут.
— Это ничего не даст. При нем нет ничего, что могло бы навести их на какой-то след. Он был человеком предусмотрительным, как ты знаешь.
— Да, знаю.
Очевидно, они могли поднять в воздух истребители, но я отправился по другому маршруту. На протяжении двадцати миль я шел на северо-запад до той самой железной дороги, которую мне хотелось избежать по пути сюда. Затем мы повернули на запад и держались вдоль горного кряжа, который находился в зоне видимости третьей радарной станции, не сумевшей засечь нас ранее. Наконец нам пришлось перевалить через горный хребет, и тут нас заметили. Но к тому времени мы уже находились у самой границы и всего в тридцати милях к северу от места первого ее нарушения.
В половине третьего мы уже садились на моем озере.