Глава 4. Кровь за кровь

Акико хитро прищурила тёплые золотистые глаза и улыбнулась шире (Хару переживал, что ещё чуть-чуть, и её рот порвётся), потянулась за укатившейся хурмой, не отводя взгляда от тэнгу. Плод кинула в его сторону, чуть не попав по носу, но Хару вовремя успел поднять руки и поймать.

— Перекуси, а я схожу за твоими вещами.

После этого жрица поднялась с травы. Хотя дым и перестал валить, даже запаха не осталось, но, кажется, из-за него храм значительно потемнел. Хару успел догрызть сладкую хурму, а Акико всё не возвращалась, поэтому поднялся с земли и, не теряя времени на размышления, переступил порог. Кухня окрасилась в чёрный, все стены, пол и потолок заляпало тёмными и вонючими веществами с печатей. Хару аккуратно заглянул в комнату с алтарём, но не заметил там хозяйку, поэтому собрался зайти в ту, что находилась за дверью, однако в этот самый момент оттуда вышла Акико, надула губы и сердито посмотрела на него.

— А ну брысь на улицу.

Тэнгу и рта раскрыть не успел, как жрица вытянула руки перед собой и положила ему на плечи, заставляя развернуться в сторону выхода, после чего ещё и в спину подтолкнула.

— Жди здесь, я сейчас вернусь.

Насупившись, Хару молча улёгся на траву у входа, подложил руки под голову и взглянул на небо, где как раз пролетала стая птиц. Он бы и сам с радостью обернулся белым вороном, полетел через облака, следуя за потоками воздуха, однако отец лишил его этой возможности. Сейчас для Хару важнее всего было найти Асахи, с ним вместе он разберётся и придумает, как избавиться от красных лент, стать «достойным» и вернуться домой. С эликсиром и пилюлями бессмертия пока придётся повременить, но он ещё придумает, как обеспечить долгую (в идеале вечную) и счастливую жизнь родным.

Акико бесшумно подкралась и наклонилась над Хару, она успела переодеться в чистую одежду — точно такую же светлую, какую носила и до этого, с красивым чёрным узором. В руках она держала меч, лук, колчан со стрелами и мешок, завязанный красной лентой, в то время как в зубах у неё оказался гребень.

— Спасибо, — поблагодарил Хару, как только поднялся и забрал всё оружие, меч воткнул за пояс, там же повесил мешок, а лук со стрелами — на спину.

— Шядь, — потребовала Акико, продолжая держать гребень во рту. — Фпиной повернишь.

— Не переживай о том, как я выгляжу, — смущённо ответил Хару, но на траву опустился, как она и просила.

Жрица принялась распутывать его волосы пальцами и ругаться из-за жутких колтунов. В таком состоянии гребень с ними ни за что не управится, скорее, сломается, поэтому приходилось полагаться на ловкость рук, а гребень пока бросить на землю.

— Меня всё устраивает, — Хару продолжал вяло сопротивляться, не вставать и не думал.

— Меня нет, если хочешь, чтобы я помогла найти этого Асахи.

В киноварно-красных глазах тэнгу загорелись радостные огоньки. Она поможет, поможет!

— Людям вряд ли понравятся белые волосы, а с таким ужасом на голове тебя примут за какого-нибудь злого монстра.

— Но я тэнгу, а не монстр, у нас мир с людьми, — возразил Хару и попытался задрать подбородок, но Акико в этот момент боролась с жутким колтуном и случайно дёрнула его. — Ай!

— Ага, конечно, как будто все люди знают об этом вашем мире.

— Но его заключал сёгунат.

— Вот сёгунат и знает, а простые крестьяне боятся и ёкаев, и прочую нечисть, даже самую маленькую и безобидную, — после этих слов Акико вздохнула. — Зачем тебе красная лента? Разве тэнгу не красные маски с длинными носами носят?

— Тэнгу очень похожи на людей в одном из обликов, а в другом нас не отличить от птицы… — в голосе Хару звучали нотки грусти, он говорил абсолютно серьёзно. — Поэтому чтобы припугнуть людей и среди ёкаев не показаться слабыми, много веков назад кто-то и создал такую маску. Ты только не говори никому!

Он почувствовал, как её пальцы, всё ещё распутывающие его волосы, вдруг начали дрожать. Хару вздрогнул и обернулся, из-за чего Акико чуть не вырвала ему колтун с корнями. Оказалось, она стояла и беззвучно смеялась, отпустила жуткие волосы Хару и погладила его по голове.

— Ты хочешь пугать людей и ёкаев, Хару? — продолжая смеяться, спросила она и вновь запустила пальцы в его волосы. На некоторое время он задумался и в итоге ответил:

— Я не хочу, чтобы мою семью считали слабой или чтобы на нас нападали.

Акико промолчала и с улыбкой продолжила возиться с волосами Хару.

— А ты боишься ёкаев? — вдруг спросил он, пытаясь не качаться, но сидеть траве было скучновато.

— Ты многого обо мне не знаешь, Хару, — усмехнулась Акико и нахмурилась, тщательно стараясь распутать колтун и не причинить боль. — А сам… — начала говорить она, но передумала, а вместо этого спросила другое: — Как же ты стал бездомным?

Обрадовавшись, Хару резко выпрямился и поведал ей свою историю, не забыв в подробностях рассказать, какие хорошие у него сёстры, какой сильный старший брат, какая добрая и заботливая мать и какой строгий, но справедливый отец. Он перестал замечать, как Акико выдёргивала ему волосы, которые не удавалось распутать. Поглощённый своим же рассказом, он с восторгом описывал, как собирался изготовить эликсир или пилюлю бессмертия, в том числе поведал, как познакомился с Асахи и сколько всего тот знал и мире и людях.

— Где же живёт твой Асахи?

— В доме клана Хонда? Его зовут Хонда Асахи, — с уверенностью ответил Хару то, что помнил.

— К сожалению, я не так много кланов знаю. Провинцию хотя бы помнишь или какие-то ещё названия?

Акико успела распутать достаточное количество колтунов, поэтому подняла гребень с травы, на всякий случай протёрла об рукав и уже его запустила в волосы Хару.

— Э-э, — задумчиво протянул Хару. — Отаки? Ка… Я помню, там был иероглиф «верх». Кадзуса?

Гребень уже не застревал в волосах, а спокойно прочёсывал их. Довольная своими трудами, Акико не смогла удержать улыбку и заговорила:

— Тебе невероятно повезло, Хару, мы сейчас находимся в провинции Симоса, она граничит с Кадзусой.

— Значит, ты поможешь? — с надеждой в глазах он обернулся, а Акико как раз убрала гребень.

— Я же уже пообещала, — ответила она и размяла руки и шею. — Другого комплекта одежды для тебя, к сожалению, у меня нет, может, найдём что у торговцев. Надеюсь, у тебя в мешке драгоценности.

Прищурившись, она бросила взгляд на пояс Хару.

— Не смотрел.

Он взял мешок в руки и потянул за ленту, однако та не поддалась.

— Нет! — расстроенно воскликнул тэнгу и дёрнул ещё сильнее. — Нет-нет!

— Что-то не так? — Акико насторожилась и подошла ближе.

— Кажется, сёстры завязали его такой же лентой, какой отец связал меня… только достойный сможет снять её…

— Дай сюда.

Акико выхватила мешок из его рук и со всей силы потянула за красную ленту, просунула под неё пальцы, дёрнула ещё сильнее, но та осталась на месте. Ничего не говоря, она схватила меч за рукоять и вынула его из ножен, попыталась разрезать ленту остриём, однако чары тэнгу делали её неразрываемой. Ткань мешка тоже не поддавалась, словно лента сделала её невероятно прочной.

— Что за странная семья у тебя! — фыркнула Акико, засунула меч обратно Хару за пояс, а мешок разочарованно кинула ему в руки. Чуть не выронив, тэнгу всё-таки поймал его. — Пошли к твоему Асахи.

В заборе не было никаких ворот, поэтому Акико подошла к ним, ловко подпрыгнула, ухватилась руками за верх, подтянулась и спрыгнула с другой стороны. Хару вскочил с травы и побежал следом, пока девушка не успела скрыться. Он с лёгкостью присел и перемахнул забор, приземлившись рядом с Акико. Та бросила последний взгляд в сторону храма, переполненный удивившей тэнгу ненавистью, после чего молча прошла мимо тропинки и отступила на небольшое расстояние в лес.

— Лучше оставаться незаметными, — пояснила она, когда Хару догнал её и открыл рот, чтобы задать вопрос, но она опередила его. Поэтому он задал другой:

— Мы от кого-то прячемся?

— Ты не в своём дворце, маленький тэнгу, настоящий мир полон опасностей.

Она уверенно шла вперёд, ловко перепрыгивая валявшиеся ветки и ступая практически бесшумно. Хару вдруг понял, что не знает, о чём поговорить. Он с восторгом заслушивался историями Асахи, часто слушал болтовню Хотару, но сам, как оказалось, не так часто рассказывал что-то сам. Самой яркой своей историей он считал как раз последнюю об изгнании, но больше ничего вспомнить не мог, поэтому шёл в тишине.

Заскучав, он начал напевать мелодию себе под нос. Акико вдруг резко обернулась и замотала головой по сторонам, как вдруг уставилась на Хару и с удивлением спросила:

— Ты умеешь подражать птицам?

— Я пел… — он почувствовал, как к щекам прилил жар. — И я же тэнгу.

— А можешь узнать, нет ли тут поблизости птичьих гнёзд с яйцами?

— Зачем? — удивился Хару и пожал плечами, засомневавшись в таких возможностях. — Не уверен.

— Тогда неважно.

Теперь он увидел, что она поглядывала по сторонам и выискивала что-то в ветвях. Некоторое время они продолжали идти в тишине, которую вдруг нарушило урчание в животе Хару. Съеденной утром хурмы оказалось мало, тэнгу вспоминал о той, что осталась в храме, а также подумал, что какие-то плоды могли остаться на тропинке, где Хару и собирал их. Куда-то же они вели, а он так и не проверил.

Пока он размышлял о хурме, голова сама повернулась в сторону, откуда они пришли. Тэнгу обернулся обратно к жрице и хотел спросить, можно ли проверить, не осталось ли хурма на тропинке, а то у него уже слюнки текли, но не увидел Акико. Та исчезла совершенно беззвучно, не сказав ни слова, не издав ни писка.

— Акико? — обеспокоенно позвал Хару и осмотрелся по сторонам, но жрицу не заметил. — Акико! — уже громче позвал он. — Мико! Хозяйка! Акико!

Птицы на ближайших деревьях зашумели и с криками поднялись в воздух, одновременно с ними с ветки спрыгнула и Акико. В одной руке, осторожно прижав к груди, она держала несколько яиц, в то время как другой одно из них сжала, скорлупа хрустнула, а она выпила содержимое.

— Чего ты кричишь? — недовольным тоном спросила она. — Ты утром ел хурму, а я давно ничем не питалась.

В голове Хару закрутилось столько мыслей, что он не знал, какую озвучить первой.

— Тебя удерживали в этом храме? Кто посмел? И зачем? — всё-таки решил начать с более важного и уже некоторое время мучившего его, но увидев, как Акико раздавила скорлупу и отправила в рот второе яйцо, не удержался и добавил: — Может, лучше приготовить их?

Она наслаждалась каждой каплей и даже не пыталась чавкать тише.

— Их как-то готовят? — смачно проглотив, поинтересовалась она. — Как по мне, и так очень даже вкусно.

— Обычно тэнгу не едят птичьи яйца… — замялся Хару и сразу нашёлся с ответом. — Но Асахи рассказывал про разные способы. О, их резиденцию как-то посещал странствующий монах, вот он готовил очень страшные столетние яйца! — после того, как тэнгу придумал тему для разговора, в его киноварно-красных глазах загорелись оживлённые искорки. — Их не сто лет готовят, конечно, но получаются они чёрными и ужасно воняют.

— Хочешь сказать, какие-то столетние яйца лучше свежих? — с усмешкой произнесла жрица, хрустнула скорлупой третьего яйца и тоже отправила в рот. — Ты же сам не пробовал даже.

Как только Акико поела, у неё сразу улучшилось настроение. Она поднесла рукав к лицу и чуть не протёрла им рот, но вовремя остановилась, не успев запачкать пока ещё белую ткань. Вместо этого сорвала большой широкий лист, растущий прямо из земли, протёрла им рот и руки.

— В храме меня держали очень плохие люди, — со вздохом ответила она и отвернулась, не желая смотреть Хару в глаза. — Не выпускали, морили голодом, ещё и сам храм заколдовали, чтобы я не могла покинуть его.

— Какой ужас… Я отомщу за тебя!

— Мы отомстим.

В прекрасных золотистых глазах цвета ямабуки сверкнул хитрый огонёк, а губы сложились в широкую зловещую улыбку. Пройдя расстояние в несколько тё*, Хару успел устать и только собрался попросить об отдыхе, как Акико резко свернула в сторону, в глубину леса, прочь от тропинки. Она уверенно лавировала между ветвями, не закрывалась от них руками и не расчищала себе путь, а с лёгкостью извивалась и уклонялась. До её грациозной походки Хару было далеко, но он и сам не отставал от ускоряющейся жрицы.

Перед глазами что-то блеснуло в падающих сквозь ветви лучах солнца, однако тэнгу не успел среагировать и лицом вошёл прямо в паутину. Он пискнул и замахал руками, пытаясь снять с себя неизвестный предмет, напоминающий тонкие волосы.

— Видишь, на земле полно опасностей, — усмехнулась вернувшаяся к нему Акико, подняла руки к его голове и сняла паутину, повесив её на ближайший куст.

— Я просто не заметил, — пробурчал Хару и почувствовал, как по шее что-то ползло. Он аккуратно подставил пальцы, как по ним уже забегали чьи-то маленькие лапки. Хару поднёс руку к лицу и с восхищением уставился на тёмное существо с восемью ножками.

— Какой он красивый, — с восторгом произнёс тэнгу, продолжая наблюдать за неизвестным существом.

— Оставь паука в покое, идём дальше, — нетерпеливо ответила Акико. — Или тебе уже не нужен Асахи?

— Без аники** я не вернусь домой! — на полно серьёзе произнёс Хару, осторожно посадил паука на куст, где жрица до этого оставила паутину, и засеменил следом.

Та так уверенно шла вперёд, поэтому он ни на мгновение не засомневался, что Акико могла не знать дороги или вела их куда-то не туда.

Когда солнце уже начало опускаться за горизонт, а небо окрасилось в ярко-оранжевый, девушка и парень вдруг вышли к скромному домику. Его окружал забор с небольшим количеством печатей — похожими на те, что Хару сжигал в храме, но с другими иероглифами, здесь их уже было несколько. Акико дотронулась до одной из печатей и резко отдёрнула руку, зашипев.

— Сможешь их снять? — спросила она, потирая пострадавшие пальцы.

— Попробую.

Хару не спрашивал, чей это домик и зачем ей понадобилось избавиться от печатей. Если Акико считала это нужным, тэнгу был только рад помочь, поэтому вытянул руку и осторожно дотронулся до листа. Ничего не произошло, поэтому он с лёгкостью оторвал его.

— Оказывается, есть польза от союза людей и тэнгу, — усмехнулась Акико и кивнула головой в сторону остальных печатей. — Снимай.

Он не спросил, действовали эти печати на людей или ёкаев, не поинтересовался, почему причиняли боль жрице, а на него не влияли — просто молча оторвал все до последней. Не теряя времени, Акико приоткрыла калитку и прошла к домику. На двери висела ещё одна печать, которую Хару сразу заметил и снял прежде, чем об этом попросила жрица.

Убранство оказалось скромным. Пол застилали татами, в центре комнаты стоял небольшой столик, вокруг которого не было никаких подушек. Во дворце Кинъу располагались очень мягкие и удобные, а здесь, по всей видимости, приходилось сидеть на татами. В углу стояла одна свёрнутая циновка, а на стене висел точно такой же алтарь, какой находился и в храме, больше никакой мебели Хару не заметил. Где готовил его обитатель, оставалось загадкой.

— Какое-то грустное место, — в итоге высказался тэнгу. Эта комната была единственной в домике, в ней даже окна не сделали, только дверь имелась.

Он надеялся узнать, жила ли тут Акико раньше или домик принадлежал кому-то из её знакомых, но она не спешила рассказывать. Наоборот, сказала только:

— Останемся пока здесь.

Время шло, солнце уже давно опустилось за горизонт, птицы перестали петь и улеглись спать, только насекомые стрекотали. Глаза Хару слипались, а в животе урчало, но вскоре сонливость переборола голод. Прислонившись спиной к стене, он некоторое время смотрел перед собой, но вскоре глаза сами закрылись, тэнгу провалился в сон.

Разбудил его встревоженный мужской голос, который с порога воскликнул:

— Кто ты и что тут делаешь?

Перепуганные киноварно-красные глаза уставились на старика в тёмных одеяниях, что держал посох в одной руке и свечу в другой.

— Я… — промямлил Хару и огляделся по сторонам. Акико нигде не оказалось.

Он не знал, что отвечать, ведь жрица не сообщила, с какой целью они тут остались. Хару и мысли не допускал, чтобы та его бросила, поэтому предположил, что Акико не захотела его будить и ушла на поиски еды, наверняка скоро вернётся. А сам он понятия не имел, где находился и куда идти, поэтому смог выдать лишь:

— Я заблудился.

И не соврал.

Старик осторожно приблизился, а Хару виновато поднялся с пола и потёр глаза. Свеча вдруг оказалось прямо у его лица, а мужчина произнёс:

— Ты ведь ёкай? Как ты сюда зашёл?

Тэнгу заметил, как пальцы на посохе сильно сжались, хотя голос оставался спокойным. Он сглотнул.

— Я бездомный тэнгу… — тихо пробормотал он и посчитал нужным добавить: — Очень приятно.

— Тэнгу? — удивился старик, но хватку не ослабил. — Что ты здесь забыл?

Хотя и выглядел пожилым, с седыми волосами, убранными в хвост, силы в нём ещё оставались.

— Я шёл по лесу и заметил ваш дом, извините за вторжение, — Хару виновато опустил голову. — Отец выгнал меня из дома и отправил на землю в качестве наказания.

Старик вздохнул и поставил свечу на стол.

— Ты, наверное, голоден, — сказал он и сам опустился на пол, положив посох рядом. — Присаживайся.

На его плече висел большой мешок — такой же тёмный, как и одежда, поэтому Хару не сразу заметил. Старик развязал его, опустил туда руку и выложил немного овощей и фруктов. Тэнгу с интересом присел рядом и попытался заглянуть в мешок, даже нос свой любопытный туда чуть не засунул. Старик рассмеялся.

— Интересно? Чем же питаются тэнгу?

— Рисом, пшеном, фруктами, — оживлённо ответил Хару, поглядывая на лежавшую грушу.

— Угощайся, — с улыбкой ответил старик, из настороженного сделавшийся добродушным. — У меня есть мешок с рисом, но его надо готовить.

Тэнгу не нуждался в ещё одном приглашении, он сразу взял грушу в руки и с аппетитом откусил большой кусок, в то время как старик усмехнулся.

— И даже не боишься, что человек отравит тебя?

— Зачем вам это делать? — искренне удивился Хару и продолжил грызть грушу.

— Маленький наивный тэнгу, — добродушно произнёс старик и сам надкусил вторую. — Как же тебя зовут?

— Хару.

— Меня можешь звать монахом Цуёши.

— Хорошо, монах Цуёши, — послушно согласился тэнгу.

Некоторое время они просидели за едой и милой беседой, но вскоре старик сказал, что собирается ложиться. Циновка у него была только одна, но он всё равно позволил Хару остаться на ночь в домике. Монах встал из-за стола, чтобы постелить себе, как вдруг в полумраке сверкнули золотистые глаза. За спиной старика Цуёши возникла Акико, схватила его за живот и впилась клыками в шею.

— Хару, дай мне посох! — закричал он, хмурясь от боли и пытаясь оттащить девушку за волосы, но та крепко держалась.

Пока Хару стоял в растерянности, она с хлюпаньем отодрала кусок мяса и выплюнула на пол, вновь злобно впиваясь в плоть. Старик заоорал и замахал руками. Акико, словно хищница, продолжала нападать. Злорадно смеясь, она отрывала куски мяса и вновь кусала.

По шее старика, его одежде и по самой Акико лилась кровь, что вскоре запачкала пол и ближайшие стены.

— О-остановись, — в ужасе пробормотал Хару, наконец-то сдвинулся с места, метнулся в их сторону. — Акико, что ты делаешь? Ты же убьёшь его!

Он дрожал от страха, но всё равно схватил её за руку и попытался оттащить. Она бросила на него жуткий взгляд, полный гнева и жажды крови. Хару разжал пальцы и отступил, кровь и на него попала. Старик перестал кричать, тело обмякло в руках Акико, но она продолжала рвать его в клочья.

— Так тебе и надо, дрянной монах, ты это заслужил! — дико смеясь, прокричала она в тиши ночи.

Хару упал на пол и схватился руками за голову, в горле стоял ком, глаза щипали.

Акико рвала одежду на старике, продолжала раздирать тело, разбрасывала куски плоти в стороны. Она не остановилась, когда прогрызла живот и добралась до внутренних органов.

Ком в горле поднимался всё выше, жуткое зрелище и омерзительный запах крови сводили с ума. Хару вырвало, по щекам потекли слёзы. Он последний раз в ужасе посмотрел на Акико и ползком попятился к выходу. Почувствовав холодную землю, вскочил на ноги и понёсся прочь, шатаясь из стороны в сторону. Он до сих пор не осознавал происходящего. Как эта милая и добрая девушка могла так поступить? Или это нечисть приняла её облик и жестоко убила монаха Цуёши? Хару продолжал бежать, не разбирая куда, лишь бы подальше от этого ужаса.

Перед глазами всё ещё стояла картина, как Акико впивается в шею старика, рвёт его на части. Омерзительная вонь, жуткие звуки разрывающейся плоти — даже если Хару пытался закрыть глаза, всё равно всё это видел. Он не заметил обрыва и кубарем покатился вниз, с хлюпаньем свалился в ручей. Вместо того чтобы подняться и побежать дальше, Хару схватился руками за голову и закричал от отчаяния.

Брызги вновь разлетелись в стороны, перед ним оказались две пары ног.

*Тё = 109 м

**Аники (яп.) — дословно «благородный старший брат», почтительное обращение к мужчине старше, необязательно к родному брату

Загрузка...