Один шанс из тысячи [СИ]

Эпилог

'День 150 (11 ноября, понедельник).

Возможно, эта запись будет последней. Возможно, нет. Что произойдет через пару часов, не знает никто. Я, в том числе. Тем не менее, надеюсь на лучшее, благо, к этому есть все предпосылки.

Жизнь временами преподносит такие сюрпризы, что только диву даёшься.

Ещё вчера даже подумать не мог, что стану, наверное, самым счастливым человеком на свете, а сегодня просто пожимаю плечами, понимая, что иначе и быть не могло.

Вчерашнего вечера, прямо скажу, ждал с содроганием. Набор препаратов от доктора Свиридова подошёл к концу. Последняя таблетка. Последняя — исключительно по моей вине. Должно быть еще два блистера, а это целых шестнадцать капсул, но я их, вот ведь урод, где-то посеял. Где и когда, не помню. Но это неважно. Важен результат — курс лечения завершить невозможно. Как после этого смотреть Лизе в глаза? Как объяснить?

Словом, решил сказать правду. А что ещё оставалось?

Достал таблетку и начал мямлить, что, мол, такие дела, было еще шестнадцать, но, где они, фиг знает, найти не могу, надо что-то придумать, но ты не волнуйся, всё будет хорошо, ну, и так далее. Говорил, говорил, а на душе было так погано, так плохо, хоть волком вой.

Лиза слушала меня пару минут, потом неожиданно встала, прошла в свой уголок, взяла рюкзак и вытащила из него небольшую коробочку.

Открыла. Показывает.

Смотрю и ничего не соображаю. Внутри целая россыпь этих капсул-таблеток. Штук, наверное, сто.

— Откуда⁈ — спрашиваю.

А она смеётся.

— Я, — говорит, — уже месяца три, как их принимать перестала. То, что ты мне давал, прятала. Боялась, будешь сердиться.

У меня аж глаза на лоб вылезли.

— Как⁈ Почему⁈ Это же специальный курс! Его нельзя прерывать!

И тут она — бац! — в слёзы.

— Прости, дядя Лёш. Я не хотела. Оно само получилось.

— Да что получилось-то? Объясни толком.

Она глаза рукавом вытерла, носом хлюпнула и принялась рассказывать.

Оказывается, когда я перестал ей делать уколы, она решила «схитрить». Чисто по-детски подумала, что если принимать лекарство не каждый день, а через день или через два, то лечение растянется, и, скорее всего, это продлит жизнь на несколько месяцев. То, что из-за такого «новаторства» может получиться наоборот, ей в голову почему-то не пришло. Глупость, конечно, но тут я сам виноват, что не проследил, как она глотает таблетки.

Две недели Лиза аккуратно прятала каждую вторую капсулу в коробочку, следующие пару недель туда отправлялись уже две из трёх, а потом девочка начала замечать, что её самочувствие не ухудшается. Болезнь не просто не наступала, она как будто исчезла. Несколько экспресс-тестов на онкомаркеры показали, что так и есть. Тогда Лиза вообще перестала принимать капсулы. За месяц в её состоянии ничего не изменилось. Новые тесты лишь подтвердили догадку: курс завершился досрочно, и это не просто ремиссия, это полное излечение.

Больше всего Лиза боялась сообщить об этом мне. Почему — не знаю. Наверное, думала, что я разозлюсь на неё.

И я, действительно, разозлился. Только не на неё — на себя.

Почему сам не додумался проверять маркеры в процессе лечения? Паша ведь специально об этом упоминал: мол, в испытательной группе процентов десять излечивались уже в середине курса.

То, что Лиза попала в эти десять процентов счастливчиков, выглядело настоящим чудом. Я не верил в него до тех пор, пока сам не проверил с десяток маркеров. Однако всё подтвердилось. Лиза была и вправду здорова. То ли благодаря лечебному курсу, то ли из-за того, что её организм оказался крепче, чем думалось, то ли… спасибо флибру и нашему перемещению в прошлое. Кто знает, как влияют на человека переносы во времени. Может, они и впрямь — не только помогают исправить неисправимое, но и исцеляют неисцеляемое…

В себя я пришел лишь после полуночи, когда Лиза уже спала.

Сидел за столом под светодиодной лампочкой и думал о смысле жизни. Перед носом лежали расчеты туннельного перехода, но я на них не смотрел. Просто не мог. К радости от случившегося теперь примешивалась и тревога. Когда мы сюда уходили, то точно знали (хотя и не признавались открыто), что вместе протянем лишь пару лет, а потом… Я был готов остаться один. Считал это своим долгом и платой за знание. Сейчас всё изменилось. Я старше девочки на двадцать три года, поэтому если кто-нибудь и останется здесь один, то, скорее всего, не я, а она. А я на это нифига не подписывался. Обречь кого-то на долгую и одинокую жизнь без надежды — это, наверное, хуже, чем просто убить. Лиза этого не заслуживала. Она заслуживала совершенно другого…

— Ты всё ещё любишь её, да?

Девочка подошла так тихо и так незаметно, что я даже вздрогнул от неожиданности.

— Кого?

— Тамару. Помнишь, ты говорил, как она исчезла во время первого сдвига, а ты потом считал себя виноватым.

Она пододвинула к столу плетёное кресло, забралась на него с ногами и, укутавшись в одеяло, посмотрела на меня каким-то особенным взглядом, по-детски пронзительным и по-взрослому понимающим, словно и вправду почувствовала охватившую меня меланхолию…

— Не знаю, Лиз. Наверное, да.

— Я тут подумала… — девочка чуть поёжилась и натянула одеяло повыше. — В общем, я думаю, что твоя Тамара попала сюда же, в это же время, только на год пораньше.

— Возможно, — пожал я плечами. — Размер зоны такой же. Курчатовский институт от Вешек недалеко, километров пятнадцать. Здесь, наверное, так же.

Лиза всплеснула руками:

— И ты так легко об этом говоришь⁈

— А как я должен об этом говорить? Мы в пространственно-временнОм мешке. Всё, что снаружи, недосягаемо.

— Неправда. Мы же делали опыты. Наружу выбраться трудно, но можно.

— Да, можно. Но если даже получится, там у нас не будет практически ничего. Всё ценное останется здесь. Мы там просто не выживем. Я не могу рисковать, тем более, сейчас, когда ты, наконец, излечилась.

— Нет, дядя Лёш, так нельзя. Нельзя так просто сдаваться. Я знаю, ты сможешь придумать какой-нибудь выход. А если ты не захочешь, то я тогда одна убегу, и тебе всё равно придется что-то придумывать.

Я улыбнулся.

— Это шантаж?

— Да. Это шантаж. Я хочу, чтобы ты тоже был счастлив, как я. Я не хочу, чтобы ты всегда считал себя виноватым. Ты должен найти Тамару. Мы должны вместе найти её. Я знаю, она жива и ты до сих пор её любишь. Поэтому я сейчас буду сидеть здесь и думать вместе с тобой.

— О чём?

— О том, как можно выйти наружу без риска.

— Думаешь, это поможет?

— Уверена.

Я не стал с ней спорить.

Она была абсолютно права. А я — нет.

Решение удалось отыскать ближе к утру. К этому времени Лиза давно спала, прямо в кресле, так и не покинув свой «боевой пост».

Прокол можно было и вправду расширить. Примерно раз в десять. Вполне хватит, чтобы проехать во внешний мир на УАЗе. Всё дело в резонансе. Но обеспечить его можно только один раз, потому что у меня остался только один флибр-комплект. Из пяти, купленных у Михалыча, два я потратил на эксперименты, еще два — чтобы оказаться здесь. Последний приберегал на самый крайний случай. И вот этот случай настал. Если флибр-регистратор использовать не как регистратор, а как вторичный источник, возникает положительная обратная связь и прокол начинает быстро расти. Главное — уловить момент, когда резонанс достигнет предела и переход между двумя «мирами» разрушится. По расчетам, этот момент наступал минут через двадцать после включения. Поэтому нам требовалось проехать наружу не раньше, чем за минуту, и не позже чем за тридцать секунд до коллапса, когда проход уже в достаточной мере широк, но ещё остается стабильным.

Задача, пусть трудная, но выполнимая.

Готовиться мы стали, когда Лиза проснулась. Чтобы собрать в машину всё ценное, понадобилось четыре часа. Жалко, конечно, бросать хозяйство, всё, что успели нажить за эти пять месяцев, но — делать нечего, решили, значит, решили.

Сейчас практически всё готово к отъезду. Регистратор я уже зарядил, машину заправил, осталось только перенести эту запись на титановую пластину и положить в куб. А потом…

Словом, если других записей в дневнике не окажется, значит, нам всё удалось…

Есть, впрочем, и другой вариант, но о нем я говорить не хочу.

Надоело всё время думать о худшем.

Лучше быть оптимистом.

Думаю, они живут дольше…

(из дневника А. Н. Трифонова)'

Россия. Мобильный Резервный Центр Управления Обороной (12.05.2019 г.)

— Это была последняя запись?

— Последняя.

— Значит, они всё-таки выбрались из пузыря?

— Видимо, так. Я, по крайней мере, очень на это надеюсь.

Президент пристально посмотрел на академика:

— Скажите, Владимир Евгеньевич, а вы сами не хотели бы так же как Трифонов? Ну, в смысле, туда и обратно.

Ученый усмехнулся.

— Знаете, я как раз хотел попросить вас включить меня в одну из групп. Просто не могу удержаться. Очень хочется попробовать всё самому.

— Странно. Когда я предложил то же самое товарищам из Сколково и ВШЭ, они энтузиазма не проявили. Хотя, казалось бы, где ещё можно найти такие научные перспективы, как не в проекте «Надежда»?

— Я не могу никого из них осуждать, — вздохнул академик. — Просто они не настолько одержимы наукой, как… как, например, Трифонов.

— Дело не в науке, Владимир Евгеньевич, — покачал головой глава государства. — Дело, как это ни банально звучит, в воспитании. «Не спрашивай, что твоя страна сделала для тебя, спрашивай, что ты можешь сделать для своей страны». Пусть это сказал не русский, а американец[20], но я согласен с ним целиком и полностью. Поэтому…

Ученый подался вперёд.

— Поэтому, — продолжил президент, — ни я, ни вы в прошлое не отправимся. Наше дело — готовить тех, кому повезёт больше. Групп будет много, работы хватит на всех.

— Вы уверены, что они справятся?

— А вы?

— Надеюсь.

— Вот именно.

Руководитель страны встал и прошелся по «кабинету». Сегодня это была просто палатка. Внутри находилось только два человека. Два президента. Один возглавлял государство, второй науку.

— Проект «Надежда» поэтому и называется так, а не по-другому. Мы можем только надеяться, но не можем никак повлиять. Конечно, группы заброски будут обеспечены всем необходимым, но, кто знает, что случится потом. Сумеют ли они, попав в прошлое, исполнить свои задачи на сто процентов? Не выйдет ли так, что следующие поколения попросту плюнут на всё и начнут жить, как им хочется, а не так, как должны? Что будет с нами и миром, если они не построят другую, новую цивилизацию, более умную, совершенную, справедливую, способную противостоять угрозам извне, готовую прийти на помощь предкам-потомкам? Как думаете, Владимир Евгеньевич? Получится?

— Увы, Владимир Владимирович. Я не пророк и знать этого не могу. Сегодня я могу гарантировать только то, что группы на самом деле попадут в прошлое. Мы изготовили больше двухсот «генераторов Трифонова». Опыты показали, что они, действительно, вызывают сдвиги, каждый по два километра в диаметре, что полностью соответствует теории мерцающих сбросов. Мы наблюдали и неизвестные аппараты на околоземной орбите. Достать их, к несчастью, нельзя. Военные говорят, у нас просто нет таких средств…

— Будет время, будут и средства, — пообещал президент. — Жаль только, времени, как всегда, не хватает, и не хватает катастрофически. Поэтому основным вариантом мы запускаем сейчас заброски в прошлое. Однако это не панацея. Ещё не факт, что заброски сработают. Я помню, вы сами не так давно утверждали, что даже в случае успеха мы можем его не увидеть.

— Я и сейчас утверждаю. Серьезные изменения истории должны вызывать ветвление времени, поэтому наши заброшенные в прошлое группы, если им повезет, могут инициировать рождение нового мира, параллельного нашему. То есть, мы можем запросто оказаться в разных мирах, пусть и похожих, но разных.

— Но это пока только гипотеза. Так?

— Так, — кивнул академик. — Пока не подтверждено обратное, это гипотеза. Однако, увы, сегодня всё говорит за то, что она верна.

— Значит, шансов практически нет?

— Я этого не говорил. Шанс есть всегда. Если Трифонов сумел отыскать выход из своего «пузыря», то почему бы нашим потомкам из прошлого не отыскать проход между двумя мирами? Разве это не шанс? Шанс. Пусть и не очень большой.

— Один шанс из тысячи, — задумчиво проговорил президент.

— Скорее, из миллиона, — развёл руками учёный…

Конец второй книги

Наградите автора лайком и донатом: https://author.today/work/105541