Один шанс из тысячи [СИ]

Глава 5 Не один (2)

США. Техас. Округ Риэл (11.02.2019 г.)

— Билли! Бери Чака и Сэма и дуй налево. Вон тот домишко, видишь?

— Это где матушка Джесси жила?

— Он самый. Спрячьтесь там хорошенько, чтобы с дороги не видели.

— Понял, кэп. Сделаем в лучшем виде.

— Отлично. Теперь ты, Дик…

Шериф раздавал ценные указания с каким-то почти щенячьим восторгом. Шутка ли — командовать не двумя-четырьмя патрульными, а целой ротой штатских бездельников, взявших в руки настоящее боевое оружие и готовящихся защищать родной город от пришлых бандитов. Прямо как во времена Улисса Гранта и фильмах про Дикий Запад с ганфайтерами и ковбоями.

Молоденький лейтенант Нацгвардии уныло смотрел на деревенскую суету. Приказ перекрыть банде Моралеса дорогу на север он получил лично от полковника Джексона, военного коменданта Западного Техаса. Шоссе «83» пронзало городишко насквозь. Именно по нему двигались от Ларедо главные силы картеля.

Защищать населенный пункт, где проживало от силы четыре сотни, не было никакого смысла. Другое дело — окружающие город холмы. Разместить бы там всех этих деревенских олухов, дать им крупнокалиберные пулеметы, а самому с бронегруппой укрыться в лесочке, чтобы ударить в нужный момент по штурмующим высотки бандитам… Мечты, мечты. Местные ни за что не соглашались оставить свои дома. Типа, это их родовая земля, и они будут стоять за неё, сколько потребуется. Ну что ж, пусть стоят. Лейтенант Хокинс сделал всё, что возможно, чтобы убедить этих реднеков. А теперь он «умывает руки» и пытается выполнить боевую задачу иными способами…

— Сержант. Отходим к Лайв Оук.

— Есть, сэр…

Их провожали смешками.

Военные не реагировали. Или делали вид, что не реагировали.

Через минуту три «Хамви» и один «Страйкер» скрылись за поворотом. Толпа около минимаркета на Эвергрин-стрит перестала улюлюкать им вслед и занялась «делом». Пузатые фермеры и скотоводы в ковбойских шляпах, красуясь друг перед другом, принялись передергивать затворы винтовок и бросать грозные взгляды на проходящее через Лики-Спрингс номерное шоссе.

За последние несколько месяцев по нему трижды пытались наведаться в город патлатые рокеры из Сан-Антонио и трижды им давали отпор, да так, что те еле ноги назад уносили. Неужели сейчас будет как-нибудь по-другому?

— А ну, парни, расставляем машины рядком, и чтобы ни одна мексиканская сволочь мимо не проскочила, лови их потом!

— Сделаем, кэп!

— Не впервой!

— Покажем вонючкам!

— Всех их здесь и положим!

Покоцанные пикапы, небольшие грузовички и запыленные деревенские джипы, ревя моторами, начали разъезжаться в разные стороны, выстраиваясь в своего рода «механизированный заслон».

— Кэп, надо бы кого-то в разведку послать.

— Дело говоришь, Гарри.

Шериф запрыгнул в патрульный «Форд» и щелкнул тангентой бортовой рации:

— Марк два! Марк два! Ты сейчас где?

— Марк один! Я на Ривер-Три-Роуд. Тут люди папаши Саймона, — затарахтело в динамиках.

— Марк два! Гони их сюда, а сам, давай, прошвырнись до Кэмп-Фрайо. Спрячься там где-нибудь и, как увидишь чиканос, сразу же сообщи и быстро назад.

— Сделаю, босс!

— Надеюсь на тебя, парень.

Шериф вылез наружу, оправил ремень и с гордостью оглядел доставшееся ему воинство.

Орлы, а не люди! Ни один не сказал: «Я не приду». Ни один не стал уклоняться от схватки. Даже старина Говард из городского совета, хотя ему уже далеко за семьдесят, того и гляди, винтовку уронит, а ведь поди ж ты — свою колымагу в первом ряду поставил. Настоящий ковбой, бурбон ему в печень…

Сигнал о приближающихся бандитах поступил через сорок минут. Спустя ещё десять к «заслону» подкатил патрульный автомобиль. Выбравшийся из него помощник шерифа бодро отрапортовал:

— Едут голубчики. Четыре пикапа и три армейских грузовика. Примерно шестьдесят человек. Будут здесь минут через двадцать.

— Молодец, парень! — хлопнул его по плечу шериф, после чего повернулся к сгрудившимся за спиной горожанам. — Ну что, покажем этим мокроспинам, что такое Техас⁈

— Покажем! — взревела толпа.

— Тогда всем приготовиться. Переговоров не будет. С бандитами и наркоторговцами у нас разговор короткий — пуля. Это говорю вам я, Бенджамин Картер, шериф округа Риэл. Подпускаем гадов футов на двести и открываем огонь. Без предупреждения. Из церкви и дома Джесси по ним врежут из пулеметов команды Билли и Дика. Это называется огневой мешок. Патронов не жалеть, из-за машин не высовываться. Всем всё понятно?

— Да! Понятно! Сделаем, кэп!

— Отлично. Все по местам. Ждём…

Ожидание затянулось минут на тридцать. Притаившиеся за машинами граждане тревожно высматривали, не едут ли по шоссе незваные гости. За небом никто не следил. Никто не заметил кружащий в вышине беспилотник.

Первый снаряд рванул прямо перед «Фордом» шерифа. Стальной осколок пробил машину и угодил Картеру точно в висок. Блюститель порядка рухнул на землю, автоматическая винтовка выскользнула из внезапно ослабших пальцев. А затем на пятачке около минимаркета разверзся ад. Вой ракет, свист снарядов, сливающийся в непрерывный гул грохот разрывов, истошные крики спасающихся бегством защитников города.

Артиллерийский налёт закончился через минуту.

Через десять на дороге показались машины — два старых пикапа с установленными в кузовах пулеметами. Из головного выбрался наружу человек в камуфляже. Внимательно осмотрев разбитые чадящие дымом машины и валяющиеся тут и там трупы, он вытащил из разгрузки портативное РПУ и щелкнул клавишей вызова.

— Чако четыре. Чисто. Выдвигаюсь к пункту семнадцать…

Спустя четверть часа в Лики-Спрингс вошли основные силы бандитов.

Боевики картеля «Лос Сетас» приступили к зачистке…

Украина. Херсонская область. Погранпереход «Каланчак» (23.02.2019 г.)

— Ну? И де?

— Що и де? — вытаращился Палывода на погранца.

— Де товар, я пытаю?

— Якый товар?

— Ось дурень.

Очередной, пятый по счету, смотритель «кордона» разочарованно отвернулся, изображая потерю интереса к «просителям».

— У тебе що, зовсим ничого немае? — прошептал Чупрун.

— Ну, трохи е.

— Так чого чекаешь? Дай йому що-небудь, щоб пропустыв.

— Жалко.

— Ну и дурень.

— Сам ты дурень, — беззлобно отмахнулся Грицько.

Умом он понимал, что Степан прав, однако ему и впрямь было жалко. Практически всё, что они скопили за предыдущие несколько месяцев, утекло в лапы загребущих самостийных — действительно, самостийных — охранников. Шесть подряд контрольных постов, и каждый ни от кого не зависит, только от собственной жадности. А если не дашь, или, ещё хуже, не хватит, значит: «Вали туда, откуда пришел».

Котомки у Палыводы и Чупруна уже истощились. Обидно, однако. Четыре «таможни» худо-бедно прошли, до границы оставалось полкилометра и два рукотворных «препятствия», но если на предпоследнем обдерут полностью, расплачиваться на «финише» будет нечем…

— Пан офицер!

— Чого тоби?

— Вы про товар запытувалы?

— Ну?

— Я просто не зрозумив спочатку. Товар е, тилькы мало.

— Мало чи не мало, я выришую. Давай показуй.

Рюкзак Палыводы имел не двойное и даже не тройное дно, а шестерное. Четыре были уже распатронены, нетронутыми оставались два.

— Ага! — радостно выдохнул пограничник, заглянув внутрь. — И що тут у нас? Заборонени до вывезення елементы електроживлення? Так?

— Та яки елементы? Воны ж нерабочи, пан офицер, — затянул «привычное» Гриць.

— А мы це зараз перевирымо.

Погранец вынул из сидора упаковку с пальчиковыми батарейками, достал из кармана обмотанный скотчем тестер и принялся проверять.

— Ай-яй-яй, як недобре обманюваты, — покачал головой «пан офицер», закончив с проверкой. — Що ж вы це, громадянин… — он заглянул в документы, — Палывода, закон порушуете?

— Та я що? Я нищо. Бис попутав, — изобразил раскаяние Грицько.

— Значить, вызнаете порушення?

— Вызнаю, — склонил «чело» нарушитель.

— То-то же. Контрабанду я у вас изымаю. Ось так. Но раз зизналыся, карати суворо не буду.

Прикордонник шлепнул печати в паспорта Палыводы и Чупруна и махнул рукой в сторону границы:

— Идите и бильше не порушуйте…

— Легко отделалысь, — пробормотал Степан, когда приятели отошли от «таможни» шагов на двадцать.

— Це е, — тоскливо вздохнул Грицько.

Он и не подозревал, что перейти границу будет так трудно. Знакомый рассказывал, что пощипать их, конечно, пощиплют, но что-нибудь да оставят. Увы, информация оказалась недостоверной. Или, что ближе к истине, устаревшей. Времена изменились, и теперь желающих убежать с «нэньки» в Россию обдирали, как липку. Избежать приграничного шмона возможности не было. Границу на перешейке делили между собой несколько банд. Самую дальнюю зону держали боевики «Меджлиса». Следующими стояли кордоны нациков, «ветеранов АТО» и каких-то сектантов. Самые лакомые куски, вблизи КПП, достались «местным» — херсонским и запорожским. Видимо, благодаря лучшей организации и технической оснащенности — у этих имелись и БТРы, и боеприпасы, и продовольствие, и даже, по слухам, связи на «той стороне».

После четырех лет «свободы» и почти года Дикого поля «та сторона» представлялась многим страной мечты. Никто больше не желал уехать в Европу или за океан. Там теперь жилось даже хуже, чем на Украине. Рассказы вернувшихся с запада изобиловали ужасами и всякого рода подробностями про голод, холод, террор и массовые эпидемии. А вот из России назад никто не стремился. Другое дело, попасть туда представлялось нынче задачей не просто сложной, а архисложной. Идти на восток было бессмысленно — в приграничных с Россией областях или тупо разворачивали всех без разбора, или, как, например, в Донбассе, заставляли отрабатывать бессрочную трудовую повинность.

Еще хуже дела обстояли на севере. Привычные обходные пути через Белоруссию оказались полностью перекрыты. Соседи категорически не желали впускать на свою территорию «братьев-украинцев». Нарушителей просто отстреливали, пачками и по одному, почти как во времена «берлинской стены» в ГДР. Попытки прорваться с боем выливались в ожесточенные схватки с применением тяжёлого вооружения. А после декабрьских сдвигов и исчезновения высшего руководства страны ситуация там стала и вовсе напоминать «незалэжную» с их местечковым раздраем, экономическим хаосом и панами-атаманами разных мастей — настоящая серая зона, куда и войти тяжело, а выйти практически невозможно.

Единственным шансом попасть к «клятым москалям» оставался Крым. На подходах к нему почти не стреляли и сохранялась, пусть хрупкая и призрачная, но стабильность. Поделившие сферы влияния группировки старались не ввязываться в прямые столкновения друг с другом, а предпочитали совместно доить чужаков…

— Кто такие? Цель перехода границы?

Вопросы, конечно, дурацкие, но на них требовалось отвечать.

— Григорий Палывода, Степан Чупрун. Цель — туризм.

Проверяющий даже бровью не повел, хотя, по идее, должен был ржать аки конь… Туризм… умереть, не встать…

Удивительно, но следующим действием пограничника стало проставление штампов в выездных документах и невозмутимое:

— Счастливого отдыха, господа туристы.

— Эээ… — вытаращился на прикордонника Палывода.

— Что эээ?

— Ну… вы нас на контрабанду перевиряты не будете?

— А у вас есть что-нибудь запрещенное к вывозу?

Степан ткнул приятеля в бок и замахал руками:

— Ни-ни, нэмае.

— Вот и отлично. Пусть вас на той стороне проверяют, а мне, если честно, лень бумажки писать.

— Какие бумажки? — насторожился Грицько.

— Что значит какие? — «удивился» пограничник. — Вы что, не знаете, что от вас москали потребуют?

— Ни, — хором выпалили Чупрун с Палыводой.

— От вас им будет нужна только справка, что положенные часы вы полностью отработали.

— Какие часы? Где отработали?

— Обыкновенные. На восстановлении Крымского канала, — пожал плечами «пан офицер». — С тридцатого декабря в Крым пускают лишь тех, кто отработал, минимум, один день.

— Так зараз же зима.

— И что?

— Копаты трудно, — почесал в затылке Грицько.

— Та и не мы його закопувалы, — добавил Степан.

Погранец засмеялся.

— А они так и говорят. Как закапывать, так все мастера, а как откапывать, так мы ни при чём.

Палывода вздохнул.

Их «оппонент» был прав на двести процентов.

Когда в своё время по всем каналам вещали о дамбе на перешейке, мол, не дадим оккупантам спокойно жить и нефиг поить предателей, и он, и его односельчане полностью одобряли и поддерживали «активистов». Действительно, раз эти в Крыму решили уйти, пусть уйдут голыми, без электричества, без воды и без денег. Нечего им сидеть на украинской шее. Пусть каждый теперь ощутит, каково это — предавать ридну нэньку.

А сегодня маятник качнулся обратно.

«Что сами порушили, сами и восстанавливайте…»

— Пан офицер.

— Чего?

— А хто выдает такую бумагу?

— Какую бумагу?

— Ну, що мы працювалы.

— Наша таможня.

Степан и Грицько быстро переглянулись.

Палывода сунул руку в котомку и выудил оттуда мешочек с медикаментами. По нынешним временам, ценность немалая. Подобную ни один таможенник не пропустит. А где-нибудь на Волыни или в Черкассах за неё убили бы, не задумываясь.

— Хм, — «задумался» пограничник.

— Нам бы бумажку, — «жалостливо» протянул Грицько.

— Що мы, типа, видпрацювалы, — продолжил Степан.

— Хм, — повторил пограничник, только уже «осмысленнее» и, похоже, что с «одобрением». — Ладно. Давайте сюда.

Забрав «товар», он скрылся в вагончике погранстражи.

— А не обдурыть? — пробормотал с тревогой Чупрун.

— Сплюнь, — отозвался приятель.

Погранец вернулся через минуту.

— Держите, — протянул он бумаги.

— Дякую, пан офицер, — выдохнул Гриць.

— Це дило, — кивнул Степан.

Контрагент уже было собрался уйти, но в самый последний момент неожиданно замер, словно бы удивившись чему-то.

— Откуда это у вас? — указал он на выпавший из котомки шеврон.

— Это? Емблема. Мы в противо-повитряний оборони служилы.

— Сто пятьдесят шестой полк? — внезапно заинтересовался «таможенник».

— Ага.

— А дивизион?

— Третий

— Кто командир?

— Майор Ковбасюк… був.

— Почему був?

— Всих вбылы, ще в червни. И Таранец, и Ковбасюк, и Хоменко… Одни мы залышилыся.

— Эх-ма, — почесал за ухам погранец. — Я же там тоже служил, в десятом-одиннадцатом. Всех помню… — он вдруг внимательно посмотрел на Грицько и Степана. — Вы, хлопцы, знаете что?

— Що?

— Вы пока к москалям не ходите.

— Чому?

— Бумага бумагой, а всё равно завернут. Они же не дураки, дамбу видят, за работой следят, беспилотники запускают, записывают. А после, когда такие, как вы, приходят, смотрят и сравнивают: на самом деле работали на канале или обманывают. И если обманывают, то к себе не пускают и ставят отметку в паспорте.

— Яку отметку? Навищо?

— Те, у кого отметка, должны уже не день, а неделю работать. Типа, для вразумления, чтоб не обманывали.

— И що ж нам тепер робыты? — оторопел Палывода.

— Что, что… работать идти, — усмехнулся «таможенник». — Бумага у вас имеется. Надо лишь подтвердить, что не левая. Вот и всё…

Когда он ушёл, Грицько повернулся к Степану и горестно покачал головой:

— Ось и дурни мы, Стёпа. Треба було спершу дизнатыся, а потим и хабари пхаты.

— Нормально, Гриць. Главное, що папир е, а видпрацюваты мы видпрацюемо. Канал копаты не складнише окопив.

— Це точно, — повеселел Палывода. — Папир е, а канал мы им хоч до моря выкопаем, дилов-то…

Южная Корея. Провинция Канвондо. Пхёнчхан (1.03.2019 г.)

«Девки! Много девок! Вот уж, свезло, так свезло, хоть и не возвращайся…»

В это место лейтенант Пак Ён Нам забрёл совершенно случайно, на кураже после удачного, даже сверхудачного, рейда. Шутка ли — наткнуться на нетронутый склад южан. Особенно, когда продовольствие у группы практически на нуле, а боеприпасов только на пару минут хорошего боя. Хотя, насчет боя он, возможно, погорячился. Драться сейчас ни к чему. Совсем ни к чему. Тем более после такой находки…

— Кто такие⁈ Отвечать коротко, чётко, по существу!

Луч фонарика метался по помещению, выхватывая то одно, то другое испуганное девичье лицо. Всего девушек находилось в подвале десятка два. «Зачем они сюда забрались, от кого прятались?» Эти вопросы интересовали Пака постольку-поскольку. «Что с ними делать?» было гораздо важнее…

— Мы из Вонджу. Студентки, — пискнули откуда-то с краю.

Луч света уперся в заговорившую.

«Симпатичная, — машинально отметил Пак. — Только грязная. Отмыть бы…»

То, что и сам он сейчас грязнее чёрта, лейтенант, конечно же, позабыл.

— Что вы тут делаете?

— Нас заперли.

— Кто?

— Мы не знаем.

— Давно?

— Третий день.

Пак почесал затылок. На двери подвала висел замок, так что мог бы и сам догадаться, что их тут держали как пленниц. Или рабынь, без разницы. В любом случае, это неважно. Главное, что хозяин теперь будет у них другой…

— Жрать хотите?

По прокатившемуся по подвалу шуму лейтенант понял, что этот вопрос он мог бы не задавать.

— Значит, так. Выходим наружу гуськом. Строимся возле двери. Кто станет качать права, получит прикладом в зубы. Понятно?.. Не слышу.

— Да. Понятно, — прошелестело со всех сторон…

Новая война между югом и севером началась двадцатого декабря. Еще девятнадцатого о ней никто и не думал, а уже двадцать первого столица Южной Кореи превратилась в руины. Несколько тысяч дальнобойных артиллерийских орудий и установок РСЗО поздним вечером четверга обрушили на Сеул лавину ракет и снарядов. «Обычные» тротиловые фугасы оказались не менее смертоносными, чем исчезнувшие под «сдвигами» термоядерные. Клубы пыли от поверженных небоскребов поднимались на километровую высоту и смешивались там с дымом пылающих пригородов. Огненный шторм стягивал свои петли-удавки вокруг жилых и торговых кварталов, промышленных кластеров, студенческих кампусов, парков, административных зон, храмовых комплексов. Обезумевшие жители, спасаясь от взрывов и пламени, бросались в протекающую через город реку Ханган и тысячами, десятками тысяч гибли в её холодных и мутных водах…

Контрбатарейная борьба позволила немного ослабить силу ударов, но десятимиллионный Сеул это уже не спасло. Город просто перестал существовать.

Хаоса во вспыхнувшую войну добавляло отсутствие внятной стратегии. Поводом к началу боевых действий стало практически одновременное исчезновение высшего военно-политического руководства обеих Корей. И если у северян для подобного случая существовал абсолютно четкий и недвусмысленный план, то южане оказались к этому не готовы. Несмотря на прекрасную техническую оснащенность войск, южнокорейские генералы тянули с ответом больше восьми часов. После опустошительной Корейской войны они привыкли во всём полагаться на американцев, а когда те ушли, некому стало заполнить внезапно возникший вакуум оперативного и стратегического командования.

За ночь танковые корпуса Корейской Народной Армии на несколько десятков километров вклинились во вражескую территорию и рассекли и рассеяли, по меньшей мере, четверть всех боеспособных дивизий противника. Опомнившиеся к утру южане нанесли контрудар, и через сутки по всей тридцать восьмой параллели началась форменная мясорубка. За две недели боёв потери сторон составили половину личного состава и три четверти техники. Формально победу праздновали северяне. Они далеко продвинулись вглубь территории южных и заняли ряд ключевых объектов. Единственная проблема — никто не знал, что делать дальше и как удержать захваченное. Ответа на главный вопрос — ради чего затевалась эта война, каковы её цели? — у командиров Народной Армии не было. Все идеологические догмы и установки остались в прошлом, в провалившихся неизвестно куда правительственных районах Пхеньяна. Конечно, идеи «сонгун» — приоритета армии — позволяли военным не обращать внимания на разные «житейские мелочи», но полностью игнорировать стратегический кризис они не могли.

«Спасение», как это ни странно, пришло извне.

В середине января на полуостров начали высаживаться японцы.

Только, в отличие от американцев образца 1950-го года, они даже на словах не собирались защищать демократию и бороться с агрессией коммунистов. У обитателей островов имелись иные задачи. Из-за прокатившей по Японии волне сдвигов в странеразразилась крупнейшая за всю историю гуманитарная и экологическая катастрофа, рядом с ней не стояли даже бомбардировки второй мировой. Холод, голод, уничтожение объектов инфраструктуры, отсутствие привычных удобств превратились для «загнанных» в мегаполисы жителей в не прекращающийся ни днем, ни ночью кошмар, бесконечный фильм ужасов, трагедию людей-винтиков, деталей разрушившейся в одночасье машины.

«Бежать! На континент!» — лозунг, родившийся в залитых нечистотами и охваченных эпидемиями городах, подхватили все слои населения, от бомжей до банкиров, от профессиональных гейш до бывших депутатов парламента. Под прикрытием боевых кораблей Сил Самообороны на континент устремились тысячи судов и судёнышек. Ближайшей к Стране Восходящего Солнца материковой землёй был полуостров Корея — стародавний соперник и многолетняя жертва безжалостных самураев.

Вторжение векового врага не объединило корейцев, оно просто заставило их воевать на много фронтов и дало войне новые смыслы и стимулы. Исчезли такие понятия, как тыл и фланги, противники и союзники, свои и чужие. Сражения шли теперь по всему полуострову. Каждый командующий полком, бригадой, дивизией, корпусом, неважно, чьей армии, невзирая на национальность и политические воззрения, стремился отгородить себе кусок территории, на которой сразу же устанавливал собственные порядки, бесконечно далекие от всякой идеологии. Ценились лишь два умения: приносить пользу и выполнять приказы…

Минут через пять девушки выстроились на улице. Их оказалось семнадцать.

— Как звать? — ткнул лейтенант пальцем в ту самую, симпатичную.

— Ван Йонг, господин офицер.

— Будешь за старшую, — Пак сунул ей в руки две упаковки галет и коротко приказал. — Распределишь между всеми. Кто хочет пить, вода там, — указал он на стекающую с крыши струйку воды от тающего на солнце снега.

Присев на бетонный блок и положив автомат на колени, лейтенант молча следил, как девушки умываются, едят, пьют, приводят себя в порядок.

Что с ними делать, он, в общем и целом, решил. Оставалось прикинуть, как действовать и о чём говорить со своими.

Из десяти бойцов в строю оставалось шестеро. Трое «молодых» — всего по полтора года в войсках, двое — сержант Тхай и старший сержант Чен — прослужили пять лет, половину срочной. Сам лейтенант отбарабанил девять и ещё полгода назад подумывал подавать рапорт на продление службы. Теперь это, конечно, бессмысленно, но, так или иначе, армия давно стала для него родным домом, и отказываться от неё Пак не хотел. Даже сейчас, когда он, наконец, понял, что армии больше нет. Как нет и страны, какую он помнил, в которой он жил и которой давал присягу…

— Закончили?.. Хорошо. Построились в колонну по два. Ван Йонг первая… Отлично. А теперь — шагом марш!..

Ходить строем эти дамы, естественно, не умели. Постоянно сбивались, наступали друг другу на пятки, пугались и дёргались, когда сопровождающий грозно клацал затвором и обещал пристрелить тех, кто шагает не в ногу…

До найденного в горах бункера-склада надо было пройти три километра. Для солдата плёвое дело, даже вспотеть не успеешь. А вот для нетренированных южных барышень, да ещё по раскисшей грязи — задача совсем непростая. Тем не менее, жалеть их северянин не собирался. Пусть учатся. Армии — ЕГО армии — слабые бойцы не нужны…

— Стой!.. Я сказал стой, а не отдыхать!

Пара девиц, устало опустившихся наземь, с трудом поднялись на ноги. Строя практически не было. Дамы стояли толпой, тяжело дыша и держась друг за друга, чтобы не упасть.

Один из замаскированных входов в бункер располагался на склоне горы. Лейтенант отвалил в сторону пласт искусственного дерна, отодвинул задвижку и распахнул дверь.

— Заходим по-очереди. Не толпимся.

В этой части убежища находились помещения для личного состава. Двухярусные кровати, санузел, каптёрка, сушилка… Казарма, она казарма и есть, хоть на севере, хоть на юге, хоть где угодно.

С электричеством и водой проблем не было. Ещё при первом осмотре Пак выяснил, что внутри по небольшому туннелю течёт бурный ручей и имеется миниГЭС. Для бытовых и хозяйственных нужд достаточно, а разворачивать тут промышленное производство никто и не собирался. Скорее всего, это убежище выстроили на случай войны, но воспользоваться не успели. Война оказалась совсем не такой, какую планировали в штабах. А вот для Пака и его группы эта база вполне подходила. И в качестве опорного пункта для партизанских действий, и для жилья, и — чем чёрт не шутит — как отправная точка будущего государства. Ну а что? Легендарный Тангун Вангом и великий вождь Ким Ир Сен тоже ведь начинали свой путь не из дворцов, а из сооруженных на склоне горы Пэктусан землянок…

— Всем оставаться здесь. Запереться. Никому кроме меня не открывать. В предгорьях много япошек, поэтому сами понимаете. Вернусь через четыре часа, — лейтенант выразительно посмотрел на Ван Йонг. — К моему приходу чтобы тут был полный порядок. Задача ясна?

— Да, господин офицер, — кивнула девушка.

— Тогда — выполнять. Вернусь — проверю…

На обратный путь у Пака ушло около часа. Настроение было отличное. Спускаться с горы гораздо приятнее, чем подниматься. Плюс сведения, которые он раздобыл, грели душу практически так же, как теплое весеннее солнце — уставшую от морозов землю.

Да, вся их бригада погибла. Лейтенант это выяснил, когда добрался до перевала. Он видел в бинокль остовы сгоревших машин, перевернутые орудия, неубранные, присыпанные снегом трупы. Жаль, но что делать? Генерал Бао сам виноват. Не стал слушать опытных специалистов-разведчиков, попёр напрямик и попал в засаду. Кто уничтожил людей и технику, Пак точно не знал, но полагал, что японцы.

По информации беженцев, островитяне высадились в Канныне и уже две недели обустраивали там военную базу. Комбриг беженцам не поверил и решил сам захватить этот приморский город. Попытка не удалась, решение оказалось неправильным. Проще и эффективнее было бы оседлать единственную идущую через горы дорогу, занять господствующие высоты и уже оттуда диктовать всем свои условия. Чтобы провернуть этот финт, требовалось около взвода бойцов, хорошо обеспеченных вооружением, боеприпасами и продовольствием.

Благодаря найденному утром бункеру последнее у Пака имелось. Не хватало только солдат. Конечно, из южнокорейских студенток их быстро не сделаешь, но это и не обязательно. Девицы могут служить неплохим стимулом и приманкой для шастающих по окрестностям дезертиров. Чтобы поставить таких под ружье, нужен не только кнут, но и пряник. Возможность сытно пожрать и получить на ночь девку — против подобного пряника лейтенант и сам бы не устоял, о дезертирах и говорить нечего…

— Что узнал? Почему так долго?

Хонг Чуанли, заместитель начальника политотдела бригады и, по совместительству, любовница генерала Бао, встречала Пака возле НП, уперев руки в бока и грозно нахмурившись. Эту дуру в майорском звании им навязали в качестве командира. Ни воевать, ни работать она не любила и не умела, зато обожала командовать. Хочешь, не хочешь, бОльшую часть её приказаний бойцам приходилось исполнять, высунув языки и изображая усердие. Командующий бригадой спускал ей любую блажь, а за причиненную даме обиду мог запросто отправить под трибунал и, получив нужный вердикт, расстрелять перед строем.

Лейтенант, как и многие, давно мечтал проделать с Хонг то же самое.

Сегодня ему этот случай представился.

Пак не стал ничего говорить. Зачем? Просто поднял автомат и нажал на спуск…

Сержант Тхай, выскочивший на звук выстрелов, глянул на лежащую в луже крови майоршу и вопросительно посмотрел на Пака.

— Зови молодых. Пусть приберутся.

Тхай довольно ощерился и исчез в ухоронке.

Лейтенант опустил оружие, присел на ближайший валун и принялся наблюдать, как трое рядовых утаскивают убитую к ближайшим кустам и посыпают песком залитый кровью асфальт.

— Хён лейтенант, ваше приказание выполнено, — молодцевато отчитался сержант по окончании «уборки».

— Благодарю за службу.

Пак неспешно поднялся и окинул внимательным взглядом выстроившихся на площадке бойцов.

— Ну что, парни. Кто из вас хочет стать высоким начальством?

Бойцы настороженно молчали.

Лейтенант усмехнулся.

— Я не шучу. Сегодня любой из нас может и вправду красиво жить, жрать от пуза и иметь на ночь девку, а то и двух. Но всё это будет доступно лишь при одном условии…

Пак неторопливо прошёлся вдоль строя, растягивая паузу сколько возможно.

— Каком условии, командир? — не выдержал Чен, старший команды.

— Условие простое. С этой минуты вы подчиняетесь только мне и выполняете только мои приказы. С сегодняшнего дня никакого другого начальства над вами нет и не будет. Понятно?

— Понятно, хён лейтенант, — ответил за всех сержант.

— Хорошо. Раз всем всё понятно, кто не согласен, пусть выйдет из строя и идёт, куда хочет. На размышления даю… — лейтенант демонстративно посмотрел на часы, — тридцать секунд.

Из строя никто не вышел.

— Отлично. Слушайте первый приказ. Я, лейтенант Пак Ён Нам, объявляю наш отряд бригадой «Пуонг»[16] и принимаю на себя обязанности командира. Приказываю собрать припасы, проверить оружие и приготовиться к маршу в пункт постоянной дислокации. Время выхода пятнадцать ноль ноль. Выполнять!

— Есть! — хором отозвались бойцы…

Когда они разошлись, лейтенант устало вздохнул и посмотрел вверх.

Высоко в небе парил орёл.

Пак улыбнулся. Орёл — Феникс — Пуонг. Хорошее имя он выбрал для своего отряда.

Прежняя страна умерла, новая ещё не возникла. Но в том, что она возродится, сомнений нет. А вот какой она будет, зависит только от тех, кто её создаёт. Здесь и сейчас. В священных горах Тхэбэксан, в самом сердце древней Кореи…

США. Флорида. Палм Коуст (8.03.2019 г.)

— Который дом? Третий, четвертый?

— Вон тот, с фикусом.

— Понял.

Хорхе принял правее и остановил «Хамви» возле заборчика.

Хлопнули дверцы.

Кармела поправила штурмовую винтовку и, ничтоже сумняшеся, двинулась к дому прямо через лужайку. Хорхе, поглядывая по сторонам, направился следом.

Сегодня они решили работать в наглую, ранним вечером, когда ещё не стемнело, без всяких хитрых манёвров. Благо, что обстановка к этому располагала. Жителей в посёлке почти не осталось, и бОльшая часть коттеджей стояли пустыми. Их обитателей согнали с насиженных мест набеги бандитов и крах структуры жизнеобеспечения.

В этом коттедже стекло на входной двери было разбито, но, судя по доносящейся изнутри музыке, там до сих пор кто-то жил.

— Эй! Дома кто-нибудь есть?

Синьорита Гальегос «вежливо» постучала прикладом по косяку.

— Национальная Гвардия! Открывайте!

Подождав секунд пять, она пожала плечами, сунула руку в разбитый проем и повернула задвижку.

Дверь распахнулась.

— Прости, Мели. На этот раз первый я, — Хорхе аккуратно оттёр даму от входа и, приподняв автомат, скользнул внутрь.

Битое стекло хрустнуло под ногами.

Боец недовольно поморщился. «Товарищ Рамон» за такие проколы взыскания налагал без раздумий…

«У меня чисто», — жестом показал Хорхе.

«У меня тоже», — ответила девушка.

Хозяина дома они отыскали на кухне.

Небритый мужик в разорванной майке дрых, навалившись на стол. На столешнице громоздились пустые пивные бутылки. Стоящие на полу динамики погромыхивали чем-то «психоделическим».

— Подъём, дядя!

Хорхе одним движением смахнул со стола алкогольную тару и ткнул спящего в бок.

— А? Что? — вскинулся тот, продирая глаза.

— Серхио Анхель Рамирес? Член карательного батальона «Пинар»?

— Чего⁈ — хозяин дома выдохнул перегаром и потянулся к валяющейся поблизости кобуре. — Да я вас…

Удар приклада опрокинул его на пол вместе со стулом.

Кармела пинком отправила сбрую с «Береттой» далеко в угол.

Хорхе вытащил из разгрузки карточку и показал напарнице:

— Он?

— Однозначно.

Кубинец швырнул фотографию в лицо «ловящего воздух» клиента:

— Серхио Анхель Рамирес. По приговору Чрезвычайного Народного Трибунала Республики Куба за умышленное убийство тридцати и более мирных граждан в провинциях Сьего-де-Авила и Камагуэй в период с пятого ноября по двадцать первое декабря вы приговариваетесь к исключительной мере наказания — смертной казни. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

Грохнули выстрелы.

Короткая автоматная очередь поставила в судьбе карателя жирную точку.

— Уходим.

Хорхе закинул оружие за спину и направился к выходу. Кармела чуть постояла над трупом, потом молча перекрестилась и двинулась за напарником…

Работа не слишком приятная, но делать её необходимо. Нельзя перекладывать правосудие на высшие силы. Предатели и подонки должны получать по заслугам здесь и сейчас, а не когда-нибудь после, по ту сторону бытия, чужим воздаянием…

— Куда мы теперь? В Сант-Августин?

— Командир говорил, надо ещё в одно место заехать.

— Какое?

— Около Оукс Гарден.

— Ух ты! Здорово! Я там никогда не была.

— Где не была? — Хорхе недоуменно покосился на спутницу.

— В Оукс Гарден, конечно. Ты даже не представляешь, как я в детстве мечтала там побывать.

— Да? И что там хорошего? Обычная роща. У нас таких тысячи.

— Ты просто не в курсе, — улыбнулась Кармела. — Когда я училась в школе, сначала думала стать биологом, потом историком. А этот парк… ну, в общем, там и того, и другого, и много. Настоящий рай для ботаников, и в то же время место историческое и романтическое. Ты… — девушка повернулась к парню. — Ты вообще знаешь, кто такой Хуан Понсе?

— Понятия не имею, — фыркнул Хорхе. — Я в школе хотел стать радиоастрономом.

— Оно и видно, — засмеялась венесуэлка. — Только на звезды и смотришь, а что под носом, не различаешь. Хуан Понсе де Леон — это тот, кто на самом деле открыл Северную Америку для европейцев. Он высадился на берег Флориды в 1513-м году. И, знаешь, что его поразило здесь больше всего?

— Не-а, — мотнул головой кубинец.

— Его поразило то, что на этой земле так много старых, действительно старых людей, каких в Европе не встретишь.

— И что?

— Ему рассказали, что у местных индейцев есть источник волшебной воды, продлевающей жизнь. Понсе решил во что бы то ни стало его отыскать.

— И как? Отыскал?

— Думал, что отыскал, но ему показали обманку. В Сант-Августине есть так называемый Фонтан молодости. Хуан Понсе пил из него и думал, что будет теперь жить долго-долго, как и индейцы.

— А на самом деле?

— На самом деле, индейцы его обманули, как обманывают до сих пор всех приезжающих во Флориду туристов. В фонтане обычная минеральная вода, помогающая при расстройствах желудка.

— Где же тогда настоящий источник? — заинтересовался Хорхе.

— О! Это история длинная. В 1565-м году полковник Педро Менендес устроил кровавую резню пленным французским гугенотам. Те сдались испанцам, купившись на обещание сохранить жизнь. Однако дон Педро схитрил. Он сказал, что обещал жизнь только добрым католикам, поэтому если протестанты-французы хотят жить, они должны отречься от прежней веры и перейти в католичество.

— И сколько всего отреклось?

— Двое из нескольких сотен. Остальных испанцы связали попарно, вывели на берег реки и стали рубить мечами. Дух соотечественников-палачей поддерживал священник, который непрерывно молился, дабы укрепить свою и их веру. Белый песок весь пропитался кровью, а реке после этого дали название Матанзас[17].

— Хм. А при чём здесь источник?

— Примерно через девяносто лет в Сант-Августине появился старый, очень старый француз, — словно не слыша вопрос, продолжила Мели. — Он заявил, что он один из тех пленных, кого приказал казнить дон Педро Менендес, но ему удалось сбежать. Французу, конечно, не верили. Его посчитали сумасшедшим, ведь никакой человек не может прожить так долго.

— Ага. Я понял. Ты хочешь сказать: этот француз нашёл настоящий источник молодости, так? — догадался Хорхе.

— Может быть, так, а может, и нет. Хроники об этом умалчивают.

— Хроники — хрониками, а что думаешь по этому поводу ты?

Кармела загадочно улыбнулась.

— Этот француз, по его же словам, долгие годы прятался от испанцев в местечке, которое потом назовут «Плантация Белла Виста»[18]. В девятнадцатом веке поместьем владел генерал Джозеф Эрнандес. Тот самый, который воевал с семинолами и завлек в предательскую ловушку их вождя Оцеолу. У генерала была красавица дочь. Её звали Луиза. Эрнандес подарил ей эту плантацию на совершеннолетие. Многие потом удивлялись, что сразу после подарка генерал неожиданно резко постарел, а вскоре и умер.

— Потому что он перестал пить живительную водичку, а родник находился на территории «Белла Висты»? — снова попробовал угадать кубинец.

— Возможно, — опять уклонилась от прямого ответа венесуэлка. — Луиза жила в поместье до самой смерти, но умерла, увы, очень рано. Ей было всего тридцать шесть.

— Ууу! Выходит, всё это сказки? А я уж было поверил… — «разочарованно» выдохнул Хорхе.

Девушка покачала головой.

— Не торопись. Ты делаешь поспешные выводы. Все свои силы Луиза вложила в сад. Она выписывала из всех частей света разные экзотические растения, и, что удивительно, практически все они приживались. Именно эта женщина дала начало тому «Оукс Гарден», куда мы сейчас направляемся.

— Ну, вообще говоря, мы едем сейчас не в сам парк, а рядом, — хмыкнул Хорхе. — Но, в целом, я тебя понял. После предательства генералом индейцев и их вождя источник перестал служить людям и стал помогать растениям. Красивая легенда. Мне понравилось.

— Ну, некоторые до сих пор считают, что это не легенда, а быль.

— И ты, наверное, среди них, да?

Девушка не ответила.

Хорхе даже почудилось, что она немного обиделась на него.

Типа, мог бы прикинуться, что поверил…

— Вроде приехали.

Хорхе остановил машину и выключил двигатель. Последние метров триста пришлось трястись по ухабам, а до этого свернуть с шоссе и почти километр ехать вдоль речки по усыпанной щебнем грунтовке.

— А ещё говорили, в Америке дороги хорошие, — проворчала выбравшаяся из «Хамви» Кармела, после чего скинула винтовку с предохранителя и небрежно поинтересовалась. — Кого мы тут ищем? Очередного подонка?

— На этот раз нет, — Хорхе, прищурившись, рассматривал двухэтажное здание с широким «глядящим» на море балконом. Солнце уже садилось за горизонт, поэтому дом словно подсвечивался по контуру багрово-оранжевым.

— Красиво, — оценила увиденное венесуэлка. — И кто здесь живёт?

— Сейчас, я полагаю, никто. Товарищ Рамон говорил, что зимой сюда всегда приезжает некий Кристофер Лоуренс, какой-то ученый из Массачусетса. Если бы он был дома, пришлось бы уговаривать его поехать с нами.

— А почему ты решил, что его тут нет?

— Пыль, — коротко пояснил Хорхе. — И чаша пустая.

Он указал на сухую чашу искусственного пруда, выложенную из грубо отесанных плит метрах в пяти от дома.

— Странно. А дверь не закрыта, — пробормотала Кармела, поднявшись на небольшое крыльцо и взявшись за ручку.

— Может быть, воры? Хозяина нет, вот и шарятся.

— Может, и воры. Зайдем — узнаем.

— Это точно. Надо проверить. Командир приказывал посмотреть, может, этот ученый какие-нибудь бумаги или приборы оставил…

Внутри дома царили запустение и мрак, однако ни следов взлома, ни бардака, который всегда бывает после воров, молодые люди не обнаружили. Зато отыскали щиток управления домовыми системами.

— Ух ты! Работает! И электричество есть, — восхитился кубинец.

Как всё устроено, он выяснил минут за пятнадцать.

Кармела в это время ходила по комнатам и смотрела, нет ли чего подозрительного.

— А этот Лоуренс неплохо устроился. Солнечные батареи, передвижной ветряк, куча аккумуляторов, тепловой насос, баки на крыше, скважина, септик. Вполне можно жить автономно и ни от кого не зависеть, — сообщил Хорхе, поднявшись наверх и найдя девушку на балконе. Только не на том, который выходил на море, а с другой стороны.

Кармела стояла, обхватив себя руками за плечи, и молча смотрела на заходящее солнце.

— А ещё, ты не поверишь, Мели, тут есть настоящий радиотелескоп, — с энтузиазмом продолжил кубинец. — Я даже смог включить его и настроить на…

— Вот это и есть «Оукс Гарден», — словно не слыша, перебила его венесуэлка. — Самый краешек. До реки отсюда около километра. Вон там, где азалии, видишь?

— Если бы я ещё знал, что такое азалии? — пошутил Хорхе.

Девушка засмеялась.

— А как апельсины выглядят, знаешь?

— Как апельсины, знаю. Они такие кругленькие, с оранжевой кожурой, — улыбнулся кубинец.

— Так вот, этих кругленьких с кожурой тут целая роща. А ещё тут есть манго, гуава, грецкие орехи, киви, инжир, ананасы, кокосы, хлебное дерево… Ешь не хочу, а когда надоест, можно любоваться розарием и георгинами или сидеть на скамеечке среди пальм и дубов и смотреть на закат.

— Вот как сейчас, да?

— Да… как сейчас… — Кармела внезапно придвинулась к самым перилам и едва слышно проговорила. — А знаешь, что мне сейчас хочется больше всего?

— Нет, не знаю, — голос Хорхе предательски дрогнул.

— Мне хочется, чтобы мы остались здесь навсегда.

— Мы?

— Да. Только мы и никого больше. На тысячу миль вокруг.

Девушка замолчала. Она стояла, опершись руками на выцветшие перила. Не поворачивая головы. Глядя куда-то вдаль. Словно бы ожидая от спутника чего-то особенного, чего нельзя передать простыми словами.

Хорхе шагнул вперёд и обнял Кармелу за талию.

Девушка не отстранилась.

Наоборот, она повернулась к парню и обвила его шею руками.

Чёрные, как уголь, глаза Кармелы казались провалами в иные Вселенные.

Хорхе внезапно почувствовал, что готов раствориться в них навсегда.

А потом… парень и девушка просто слились.

В одном долгом и страстном, срывающем голову поцелуе…

Хорхе проснулся рано. Первый проникший в комнату солнечный луч упал на прикрытые веки и принялся щекотать их, будто бы приглашая очнуться и забыть о ночных наваждениях.

Девушки рядом не было. Только смятая впопыхах подушка и сползшее за кровать одеяло.

«Неужели мне всё приснилось?»

Внезапно пришедшая мысль ужаснула Хорхе до глубины души, но буквально тут же ушла, сменившись на сладостную истому. Через открытую балконную дверь веяло свежестью и прохладой.

Завернувшаяся в простынь Кармела стояла снаружи и смотрела на расстилающийся вокруг тропический лес.

«Лес? Откуда?»

Ничего не понимающий Хорхе поднялся с кровати и вышел к подруге.

— Что здесь случилось? Где мы?

Страха у него не было. А вот интерес был. И ещё какое-то странное предвкушение, словно они с Мели вдруг прикоснулись к чему-то запретному, для людей не положенному.

— Знаешь, у меня такое ощущение, что вчерашнее желание сбылось, — прошептала девушка обнявшему её парню. — Похоже, что мы и вправду остались здесь навсегда, как и хотели.

— Смотри, — указал Хорхе на пруд перед домом и бурлящую в нём воду. — Это именно то, что я думаю?

— Не знаю, — вздохнула Кармела. — Но мне тоже очень хочется думать, что это он… фонтан вечной молодости…

Они стояли, обнявшись, и смотрели на поднимающееся над горизонтом солнце.

Шумели деревья, шелестел ветер, кричали над морем чайки.

Пенные волны накатывались на золотисто-песчаный пляж.

Не было только людей.

А если и были, то где-нибудь далеко-далеко.

За лесами и океанами.

Куда и за тысячу лет не добраться…