КОЛОКОЛ НАДЕЖДЫ

Вардгесу Петросяну недавно исполнилось пятьдесят лет. Он родился в древнем армянском селении Аштарак и учился там в школе, затем поступил на факультет журналистики ереванского университета и окончил его в 1954 году, работал в молодежной газете. В 1958 году он издал свой первый сборник документальных очерков, многие из которых с полным основанием могли именоваться и рассказами.

Журналист и писатель. Как неразрывно связаны и до сих пор эти две стороны творческой личности Петросяна! В своих художественных произведениях он систематически опирается на журналистский опыт, на многочисленные письма с разных концов земли, на памятные ему встречи с интересными собеседниками. Из реальной жизни черпает он материал для своих книг, стремится передать читателям свое неповторимое ощущение ценности каждого мгновения и вместе с тем мимолетной текучести бытия. Многие названия его произведений отражают эту авторскую тенденцию: «Незаконченные портреты», «Приоткрытые окна города», «Уравнение со многими неизвестными», «Армянские эскизы». О ней свидетельствуют и заголовки журнальных рецензий на книги Петросяна: «Когда оживают портреты», «Приемом скрытой камеры», «Мозаика Армении»… Тематика творчества писателя разнообразна, и прав был литературовед Л. Мкртчян, сказавший: «Воистину, Петросяну есть дело до всего, чем живут его современники!»

Однако можно ли в сложной мозаике произведений Петросяна найти какой-то общий замысел, выделить главные волнующие его проблемы и сформулировать предложенные им ответы? Попытаемся же хотя бы в общих чертах выполнить эту задачу.

«Умение видеть в старом жизнеспособное, отличить новое от новомодного, подметить противоречие и общность между отцами и детьми» — вот в чем видит основную тенденцию творчества писателя А. Сагиян, автор предисловия к вышедшему в 1975 году в Ереване сборнику произведений Петросяна. «Писатель остается верен главной теме своего творчества — теме молодежи», — говорится в аннотации к тому же изданию.

Действительно, Петросян не расстается с молодыми героями уже на протяжении двух с лишком десятков лет. В то же время перед читателем предстает не абстрактная, неизменяющаяся «молодежь», а целый ряд ее поколений, точнее, модификаций. Проследим же за эволюцией решения этой темы, попробуем установить, чем отличаются юные герои повестей 60-х — 70-х годов от их теперешних сверстников в последних произведениях писателя.

Герой его первой повести («Мама, я уже взрослый», 1961–1962 гг.), десятиклассник Арам — юный романтик, мечтающий стать геологом и бросающий для этой цели школу перед самым ее окончанием. Это юноша со светлой душой, ненавидящий всяческую несправедливость, заранее отказывающийся от помощи своего влиятельного отца для поступления в институт. Персонажи повести были охарактеризованы чрезвычайно прямолинейно, резко разделены на два лагеря — г благородных мечтателей и приспособленцев. Однако в ней ощущалась и искренняя, животрепещущая симпатия ее автора к молодежи, его способность взглянуть на своих героев их собственными глазами.

Еще лучше это удалось Петросяну в следующей повести «Приоткрытые окна города» (1963). Согретая человеческим теплом и приглушенным юмором, она великолепно передает атмосферу той романтической поры, когда прорыв советского человека в космос окрылил молодых энтузиастов. Одного из юных героев повести, тоже Арама по имени, «тревожили все вопросы, какие только есть на этом свете». Он конструировал новую модель телескопа, чтобы «найти ту звезду, с которой некогда прилетали на Землю посланцы из космоса», обдумывал загадку Тунгусского метеорита, пытался найти доказательство теоремы Ферма, а заодно и узнать тайну происхождения этрусков…

Под стать Араму был и его старший друг, студент техникума Гагик, всегда помогавший людям, даже незнакомым, стремившийся «жить, как Солнце, которое расходует свою энергию, не требуя возмещения», веривший в неизменное благородство человеческой натуры. Своим безоглядным оптимизмом оба они напоминали героя первой повести, которому «земной шар иногда казался школьным глобусом, который можно крутить, сколько угодно».

Несомненно, автор догадывался об уязвимости своих персонажей и понимал, что чрезмерная широта мысли и души, не опирающаяся на конкретные знания и твердый характер, легко может обернуться беспомощностью, никчемностью. Однако он не торопится предупреждать их об этом, как бы призывая старшее поколение не гасить ни одного порыва формирующейся юной души, не отнимать у молодежи главного — способности любить Человека и верить в свою мечту. Как известно читателю, действующие лица более поздних произведений Петросяна повзрослеют и умом и сердцем. Однако огонь чистой юношеской любви и веры в будущее, пылавший в сердцах героев первых повестей, и двадцать лет спустя согревает творчество писателя.

Провозгласив свою принципиальную позицию в первых повестях и найдя в них прочную точку опоры, Петросян с неизбежностью обращается к следующей задаче — проверке убеждений и характеров своих героев на прочность. Первым крупным шагом в этом направлении была повесть «Прожитые и непрожитые годы» (1967).

Необычайное, глубоко трагическое событие, вокруг которого завязывается действие повести, производит на читателя ошеломляющее впечатление: в одном из сел, расположенных сравнительно недалеко от столицы республики, покончили с собой любящие друг друга девушка и юноша Асмик и Сероб. Двое семнадцатилетних. В середине двадцатого века, по соседству со строящейся атомной электростанцией… Чтобы разобраться в этом чудовищном парадоксе, ереванская газета посылает в село своего сотрудника, тридцатитрехлетнего Левона Шагиняна.

Опытный журналист легко осознает, что причиной гибели современных Ромео и Джульетты была косность мышления их односельчан. Чистое юношеское чувство стало объектом сплетен, покатившихся, как снежный ком, по узким деревенским улочкам. «Только раз поцеловались и за это поплатились жизнью», — думает Шагинян… Впрочем, в этом селе недовольные пересуды вызывала и современная одежда и даже прогулка мужа с женой по улице под руку.

Казалось бы, отношение к случившемуся могло быть только однозначным: в готовящейся газетной статье следовало открыто сказать о вреде домостроевщины, о коллективной моральной ответственности многих жителей села за случившееся, что и намеревался сделать Шагинян. Однако печатно высказать такую точку зрения оказалось далеко не просто: поступок погибших был осужден администрацией школы, их одноклассникам было запрещено присутствовать на похоронах. Задетыми оказались ведомственные интересы роно, райисполкома и других местных организаций.

Шагинян пытается осмыслить происшедшее в плане спора различных поколений. «Не знаю, не знаю, с кем мы, со старыми или с молодыми…» — раздумывает он. Однако автор смотрит на дело глубже, чем его герой. В действительности персонажи повести противопоставлены не по возрастному признаку. В строю молодежи стоит раненный в Белоруссии ветеран войны, а рядом со «стариками» оказывается начинающая приспособленка Нвард, чернившая память погибших при разборе их «антиобщественного поступка». И сразу после этого она звонила Шагиняну: «Не обижайся, пожалуйста, по-человечески я вполне согласна с тобой, но…».

Разумеется, автор не оправдывает безумного, импульсивного выбора, сделанного Асмик и Серобом, но сочувствует их готовности бросить вызов устаревшим обычаям и душевной косности, злопыхательскому недоверию к высоким человеческим чувствам. Только сражаться они должны были с высоко поднятым забралом, четко определив свою общественную позицию.

Повесть отличалась от предыдущих не только трагической напряженностью, но и более высоким художественным мастерством. Главную роль в развитии сюжета играет не столько поступок центральных героев, сколько поведение людей, их окружавших. Именно оно и является той лакмусовой бумажкой, на которой проверяется человеческая ценность персонажей повести и их способность бороться за свои убеждения. Многие из них не выдержали этой проверки — пошел на компромисс редактор газеты, отреклась от первого естественного порыва сочувствия уже упомянутая нами Нвард, послушно подчинилось приказу директора большинство одноклассников погибших. Однако два мальчика пошли на похороны. Нашла в себе мужество и подруга Асмик Гаянэ. «Если меня и надо проработать, то только за то, что я не была на похоронах», — смело говорит она при разборе так называемого «дела» погибших. После некоторых колебаний выдержал испытание и Шагинян, написавший пылкую статью в их защиту.

Повесть свидетельствовала и о крепнущем мастерстве Петросяна-психолога. Живой диалог, тонкий внутренний монолог, точный повествовательный ряд — все здесь «работает» на главную цель: показать разнообразие характеров, их неоднозначность, неодномерность. Немаловажную роль играют и символические детали, например розы, еще в начале повести мимоходом купленные и так же легко забытые Шагиняном.

Большую смысловую нагрузку несет в повести мимолетное упоминание о «Книге пути» — лебединой песне пламенного пролетарского поэта Чаренца, безвременно погибшего в конце тридцатых годов… Прожитые — и не прожитые годы… Этот грустный, стучащий в сердце мотив, напоминающий каждому человеку о том, что он должен прожить свою жизнь не напрасно, варьируется в судьбах и Асмик, и Сероба, и Левона Шагиняна, и его брата Ваграма, и Акопа, и Лилит, и редактора газеты. Все сюжетные линии повести подчинены этому мотиву, и это придает ей продуманность и цельность. «Прожитые и непрожитые годы» — это повесть-предупреждение, а вместе с тем и призыв к высокой гражданственности, к слиянию гуманизма с действием.

Повесть «Аптека Ани» (1972) стала следующим шагом в осмыслении писателем проблем жизни современной молодежи. В стремлении опровергнуть обвинения, предъявляемые порой молодому поколению: безыдейность, эгоизм, равнодушие, — пафос этого произведения. Эпиграфом к нему стало четверостишие замечательного армянского поэта Паруйра Севака:

Каждое новое поколение

в молчании мир познает.

Но лишь говорить начнет —

Старших вызовет раздраженье.

Молодые герои повести изображены как бы изнутри, с помощью внутренних монологов. По сути дела, это короткие отрывки из их ненаписанных дневников. «Аптека Ани» разделена на восемь небольших глав, каждая из которых названа по имени ее центрального персонажа.

Однако представление героев о самих себе далеко не всегда является объективным. Чтобы раскрыть их истинную суть, автор пересекает их судьбы, заставляет их вступать в конфликты между собой и выносить оценки друг другу. Таким образом, Петросян удачно развивает нащупанные им в «Прожитых и непрожитых годах» литературные приемы и создает в повести атмосферу жизненной естественности, достоверности описываемого, искренности. «Какая ты на самом деле, современная молодежь?» — спрашивает он и заставляет юных героев отвечать на этот вопрос их собственными устами и поступками.

Поначалу персонажи повести не вызывают особых симпатий. Некоторые из них не сумели поступить в институт и занялись случайной, мало интересующей их работой, другие — студенты, но и в них не чувствуется особого энтузиазма, любви к своей профессии. Из «толпы равнодушных», судя по их письмам, явно выделяются лишь проходящий военную службу Паруйр и уехавший на Север с геологами студент Саша. Жизнь остальных как будто замыкается на вечеринках, прослушивании магнитофонных записей концертов «битлов», ухаживании за девушками и планах женитьбы…

Однако не будем торопиться с выводами. Самой опасной ошибкой было бы предположить, что все эти юноши и девушки «на одно лицо». Замысел автора как раз и заключается в том, чтобы показать различия между героями и докопаться до самой глубины их души. «Что там на самом деле? Какими они станут в будущем?» — вот вопросы, которые мучительно волнуют писателя.

Серьезную нравственную проверку выдерживает сначала казавшийся эгоистом Артур. Мы имеем в виду эпизод, когда один из его приятелей вместо портрета отца, героически погибшего в шахте при спасении товарища, пытается повесить портрет одного из «битлов». Артур внезапно преобразился. «Не смей! — кричу я… Фотография Джона Лэннона выпала из рук Мамбрэ, стекло разбилось, а я с яростью начинаю топтать осколки и, кажется, даже плачу», — наедине с собой вспоминает он о происшедшем.

Скрытая духовная сила угадывается и в трижды неудачно поступавшем на филологический факультет Карене, ныне работающем корректором в газете. Он легко знакомится с девушками, но по-настоящему ему нравится только одна — Ани, неизменно присутствующая в его воспоминаниях. Это юноша с широким кругозором, размышляющий и об исторических судьбах своего народа, и о взаимоотношениях поколений, и о смысле жизни. Это герой мыслящий, страдающий, сомневающийся. Однако как легко может пройти мимо юношей, подобных Карену, человек с холодным сердцем, заранее убежденный в бездуховности нынешнего молодого поколения! Такой человек не остановит свой взгляд и па Ани — девушке с сильным характером, способной на прочное чувство, наблюдательной и остроумной.

Одним из достоинств Петросяна является умение показать, что современная молодежь — не единое целое. Далеко не все молодые действующие лица повести душевно близки писателю. Он осуждает и беспомощную Лилит («Зачем вы превращаете нас в тепличные растения? Выходит, и вы виноваты?» — мысленно вопрошает она родителей), и самовлюбленную Анаид, и расчетливую Асмик, предающую любовь Паруйра ради брака с будущим ловким дельцом Мамбрэ.

Вместе с Асмик и Мамбрэ в повесть входит важная тема, давно занимавшая Петросяна и снова напоминающая нам о Паруйре Севаке.

Вещи, созданные нами,

Не имеют права господствовать над нами.

…………………………………………

Осуществиться нам дано,

Или овеществиться?

— тревожился за свое и последующие поколения поэт. Петросян так же беспощаден к мещанам, как и Севак.

Несмотря на критическую авторскую оценку многих ее героев, «Аптека Ани» оптимистична. Мозаика созданных в ней портретов подчинена общему замыслу и освещена авторской верой в молодое поколение. Сквозь сумятицу зыбких впечатлений, сквозь нередко наплывающую на сердце грусть прорывается огонь неугасимого костра, зажженного неистовым Чаренцем, и звучат проникновенные слова Севака (из стихотворения «Мимолетность»):

И когда уже стихли все шумы дневные…

Я опять становлюсь наивным,

Проникаюсь трепетной верой

В справедливость.

Говоря о произведениях Петросяна, мы не раз вспоминали о его друге Севаке, которому он посвятил страстную, полную восхищения статью. Конечно, это не случайно. На наш взгляд, прозаик Петросян обладает поэтическим складом мышления, и ряд эпизодов его повестей легко мог бы быть развернут в самостоятельные стихотворения. Думается, что в подтексте многих произведений Петросяна лежат стихи Туманяна, Исаакяна, Чаренца, Терьяна, Сиаманто, Севака.

Большинство героев повести «Последний учитель» (1979) — десятиклассники одной из ереванских школ. Несмотря на свой возраст, они значительно взрослее персонажей предыдущих повестей. Новое поколение героев Петросяна смотрит на жизнь пристальнее и практичнее, а главное — оно научилось бороться за свою любовь, за друзей, за свои убеждения. «Вечная жажда возвышенных огненных слов» (в повести несет важную смысловую нагрузку эта строка из стихотворения Исаакяна) не покинула их, но они осознали, что эти слова требуют подтверждения действием. Герои «Последнего учителя» уже не ограничиваются разговорами и планами на будущее. Их поступки имеют гораздо большую общественную ценность, чем благородные, но недостаточно обдуманные и наивные, не приносящие серьезных результатов душевные порывы их предшественников.

Ученики десятого «Б» класса возмущены пренебрежительным отношением к ним некоторых учителей. И в самом деле, директор школы видит в каждом из них лишь нечто «среднее арифметическое», а преподаватель математики заявляет в учительской: «Не поколение, а уравнение с десятью неизвестными… Впрочем, я для себя уже давно его решил. В ответе нуль. Нуль!» Естественно, что симпатии ребят завоевывает уважающий человеческую индивидуальность учитель литературы Мамян. и в его конфликте с администрацией они дружно выступают в его защиту, и это помогает ему в его праведной борьбе.

Коллектив класса одержал и другую победу. Ему удалось отстоять Армена Гарасеферяна, которого родители хотели увезти с собой за границу. Благодаря поддержке друзей любовь к Родине, чувство товарищества взяли верх в Армене, и в последнюю решающую минуту он спустился по трапу самолета на любимую им землю. Правда, молодым героям повести одновременно пришлось вкусить и горечь разочарования в людях: их одноклассник Ашот по прозвищу Правдивый оказался анонимщиком, писавшим лживые доносы на учителей и товарищей. Герои повести мужают перед вступлением в большую жизнь, проходят и школу любви, и науку борьбы.

Значительную роль в становлении их характеров сыграл учитель литературы Мамян. Появление этого важного персонажа в творчестве Петросяна весьма знаменательно. Именно с его помощью писатель переходит к действительно глубокой разработке проблемы связи и преемственности поколений.

Его новый герой прежде всего искренне любит своих учеников. Он знает, что не только учителя они хотят видеть в нем, но в первую очередь человека. Его главная задача — не передать им определенный объем информации, а научить их самостоятельно мыслить, чувствовать, действовать. Мамян верит в своих воспитанников. За показной оболочкой их дерзости он угадывает смятение души и жажду самостоятельности. Он понимает, что несостоявшаяся попытка стриптиза, предпринятая Мари Меликян в химическом кабинете школы, на самом деле объясняется не распущенностью, а трагедией девушки, у которой отец бросил семью. Теперь она «мстит за мать всем мужчинам», в том числе и любящему ее однокласснику Ваану, старается показаться хуже, чем она есть. Вспомним, что уже Артур в «Аптеке Ани» догадывался о скрытой пружине подобных поступков: «Вдруг мне приходит в голову, что мы вовсе не такие уж пошляки, а скорее стараемся казаться пошлыми».

Умение проникнуть в глубины сознания своих младших друзей, готовность на деле, в совершенно конкретной ситуации выступить в их защиту обеспечили Мамяну нравственную победу над равнодушно встретившим его классом.

Создавая портрет современного Дон-Кихота — упомянем это имя в его основном, гуманистическом звучании, — Петросян поставил перед собой не легкую цель. Образ Мамяна — это во многом удавшаяся попытка соединить в одном персонаже богатую фантазию и деловитость, широту мышления и глубину специальных знаний, гражданское мужество и нежность к людям. Благодаря этим качествам Мамяну и удается преодолеть барьер отчуждения, нередко существующий между недостаточно вдумчивыми и человечными учителями и их воспитанниками. Проблемы «отцов и детей» для него по сути дела нет, он порой кажется моложе, чем его ученики.

Теме взаимосвязи поколений в значительной степени посвящено и последнее произведение Петросяна — роман «Одинокая орешина» (1980). Однако теперь она рассматривается писателем в особом ракурсе — в связи с судьбой так называемых «неперспективных деревень», якобы обреченных самим ходом развития экономики республики на исчезновение.

Место действия романа — существующее уже тысячу лет горное село Лернасар (по-армянски это значит «гора и скала», название придумано автором). В 1946 году в селе насчитывалось почти две тысячи жителей, но ныне оно истаяло, растеклось по каплям. Жители разъехались по городам, и теперь их осталось меньше двух десятков. Руководство района уже стерло название села с карты и предписало оставшимся старикам и детям переселиться в райцентр, в удобные трехкомнатные дома.

Печален колорит начала романа. Едва теплятся ночные огоньки в окнах немногих строений, погасли горны в старой кузнице, не стучат жернова мельницы, не поют родники. А днем на иссохших склонах гор видны пустоши — место пшеницы заняли колючки и терновник. Умерли и жилые дома, еще недавно совсем прочные. Их обваливающиеся стены истосковались по людским голосам, по запаху хлеба. Только ученики полуофициально существующей школы, в которой по доброй воле преподает студентка пединститута Сона Камсарян, полны радости жизни и интереса к миру. Увы, в этой школе всего семь учеников…

Однако село не хочет умирать. Оно еще надеется на своего заступника — старого учителя Камсаряна, коренного жителя Лернасара, чьи предки испокон веков трудились на этой земле. В его образе мы узнаем многие черты героя предыдущей повести — Мамяна. Это человек гуманный и разносторонний, озабоченный не только судьбой родного села, но и гораздо более широкими проблемами современной жизни.

Не с патриархальных позиций вступает он в борьбу за Лернасар. «Я не противник города, не поймите меня превратно… В какой-то мере рост городов за счет сел — процесс естественный… Но мне жалко горы. И землю долин жалко. Разве много у нас земли? Я устал уже об этом кричать», — пишет он новому секретарю райкома партии Вардуни. Камсарян не только учитель, но и агроном, имеющий высшее сельскохозяйственное образование. К проблеме «неперспективной деревни» он подходит по-деловому, с подсчетами в руках. Он напоминает, что в 1946 году в Лернасаре были лучшие по республике урожаи высокосортной пшеницы, точно подсчитывает количество ореховых деревьев, ранее приносивших огромный доход колхозу, предлагает создать специализированное ореховое хозяйство. Не отсутствием хорошей дороги (ее вполне можно построить), а нерациональным ведением дел колхоза объясняет он медленное умирание Лернасара. В статье «Заколоченный дом. Почему покинули его хозяева?», опубликованной в «Литературной газете» в 1981 году, Петросян так пояснял «экономическую сторону» проблематики своего романа: «Порой мы вкладываем громадные средства в освоение новых земель и теряем, губим старое. Разве это нравственный подход?»

Поначалу кажется, что основные проблемы романа хотя бы теоретически благополучно решены, но оказывается, что на дне его лежит и другая боль, еще более глубокая. Впервые читатель встречается с Камсаряном, когда тот приводит в порядок обелиск, воздвигнутый жителями Лернасара в память пятидесяти семи погибших во время войны односельчан. Что станет с этим памятником героизма и самоотверженности, когда село исчезнет? Что ждет Одинокую часовню одиннадцатого века, которая без присмотра уже начинает разрушаться? Кому будут нужны древние хачкары — резные камни-надгробья, в которых пока еще дышит история не только села, но и всего армянского народа? Не исчезнет ли вместе с ними и живая душа людей, которая гибнет там, где кончается уважение к предкам?

Проблема исторической памяти, определяющей нравственный уровень сегодняшнего дня, оказывается в романе чрезвычайно существенной. «Ликвидировали село, ладно. Но как быть с историей? Прошлое народа — это не сельский дом. Тот закрыл на замок и гляди, как он рушится тебе под ноги. А уж если рухнет потолок истории, он рухнет нам на головы, и потомки нам не простят», — говорит Камсарян в письме Вардуни. «Да, не простят», — мысленно отвечает ему секретарь райкома.

«Одинокая орешина» — первый роман писателя. По-видимому, лишь в жанровой форме романа писатель мог осуществить свои замыслы во всей их полноте. Символические образы трех кузнецов, Немой горы, Одинокой часовни и ряд искусно введенных в ткань произведения легенд существенно углубили философскую проблематику творчества Петросяна. Затронутыми оказались и глобальные экологические проблемы, и перспективы духовного развития человечества в эпоху НТР. Неизбежно расширилась и моральная проблематика произведения.

В последних книгах писателя заметна и эволюция его художественных приемов. Стремясь в первую очередь сохранить естественность повествования и жизненность своих героев. Петросян находит такую интонацию, при которой повествователь как бы сливается с героями, а иногда словно растворяется в них. Кем написаны вступительные страницы «Последнего учителя»? Автором повести, или Мамяном, или кем-нибудь из его учеников? Кто пересказал старинные легенды в «Одинокой орешине»? Сона Камсарян, ее отец или сам автор? На все эти вопросы ответить нелегко, да иногда кажется, что они и не нуждаются в ответе. Быть может, эта неопределенность и способствует эффекту сопереживания? По-прежнему удаются Петросяну непринужденные, искренние внутренние монологи его героев, а мастерство диалогов, пожалуй, окрепло. Вообще говоря, «Одинокая орешина» динамичнее других произведений, несмотря на ее насыщенность глубокой философской проблематикой. А может быть, именно благодаря ей?..

В заключение обратимся к «Армянским эскизам» Петросяна. Эта создававшаяся в течение 16 лет (1965–1981) книга путевых впечатлений и раздумий неразрывно связана почти со всеми его произведениями. «Какая ты, Армения?» — спрашивает писатель себя. Ответом служит мозаика коротких эссе. В них особенно полно обнаруживается способность Петросяна вести доверительный разговор с читателем, искренность его чувств и мыслей. Эти миниатюры полны нежности к людям, но вместе с тем насыщены и темпераментом спорщика, борца за свои убеждения.

Лишь поначалу кажутся они пестрыми бусами, произвольно нанизанными на нить воспоминаний. Стержневыми, организующими весь художественный материал «Эскизов» оказываются две уже известные нам проблемы — живой взаимосвязи поколений и исторической памяти. К ним присоединяется и третья — интернациональная, основанная на глубоких раздумьях о судьбе разбросанного по всему миру армянского народа, о месте и роли Советской Армении в братской семье народов.

Петросян начинает с самых истоков — с воспоминаний о многовековой борьбе армянского народа за свое существование. Мучительными, но вместе с тем необходимыми для проникновения в глубины армянского национального характера оказываются частые упоминания об «армянской резне», осуществленной в Османской империи в начале нашего века. Забыв об этой трагедии, нельзя понять душу многострадального и мужественного армянского народа.

Паруйр Севак в своей поэме о великом армянском композиторе Комитасе писал о кровавом решении «армянского вопроса», принятом главарями националистической партии «младотурков», захватившими власть в империи в 1908 году.

Мечом сразу целый народ истребить,

Лес целый под корень, под корень срубить…

В «Армянских эскизах» Петросян отчетливо указывает на социальные корни «армянской резни», задуманной как средство разрушения классовой солидарности трудящихся различных национальностей в Османской империи. Он говорит о преступных вождях «младотурков» как о предтечах Гитлера, Гиммлера, Геббельса и справедливо вопрошает: «А может быть, дата возникновения фашизма — 24 апреля 1915 года?» (В этот день Османская империя приступила к массовому геноциду армян на принадлежавшей ей в то время территории.)

Писатель, путешествовавший в 60-е годы с группой туристов по Ближнему Востоку, побывал и в Турции. В пустыне Тер-Зор (ныне Сирия), где в 1915 году были созданы концлагеря для обреченных на голодную смерть армянских «переселенцев», он проникающим сквозь пески взором видел кости тысяч и тысяч жертв геноцида, проходил по еще пахнувшим кровью дорогам изгнания, в Карсе вспоминал о родившемся там Чаренце, с гордостью вглядывался в софийскую гору Мусадаг, на склонах которой пять тысяч мирных жителей армян в 1915 году вступили в героическую битву против турецких воинских частей и жандармов. Он стоял на мосту через Евфрат, откуда бросались в воду армянские девушки, чтобы не стать жертвами насильников и садистов. Вот почему Петросян говорит в «Армянских эскизах» о «печальных глазах» своих соотечественников.

Могучий древний народ все-таки выжил «средь горя и тьмы», в периоды неслыханных испытаний. В значительной степени это объясняется поддержкой, оказанной ему Россией в начале прошлого и нынешнего веков и в особенности Россией послереволюционной. «Армянский народ может жить либо с Россией, либо не жить вовсе», — писал Исаакян. «Паш народ выжил потому, что лучшие сыны его — армянские коммунисты — встали под знамя Октябрьской революции», — пишет Петросян.

Очень важную роль в «Эскизах» играет вопрос о судьбах армян, живущих в настоящее время за рубежом. Знакомясь с ними в США, Канаде, Франции, Сирии и других странах, Петросян часто встречался с глубоко несчастными людьми, бережно хранящими горсть армянской земли, помещающими на стенах своих квартир фотографии Арарата и зданий Еревана, со слезами на глазах поющими на чужбине родные песни. По он пишет и о людях, по сути дела классово ему чуждых, о тех, кому все одно — что Родина, что бейрутский или константинопольский рынок. Он пишет о приезжающих в Армению только для того, чтобы получить там бесплатное образование, а затем снова выехать за рубеж, о проживающем в США армянине, который в беседе с писателем сказал: «Если мне в случае войны прикажут бомбить Ереван, я без колебаний выполню эту задачу». Армянская эмиграция изображена писателем диалектически, как в национальном, так и в социальном аспекте.

Петросян чрезвычайно высоко ценит гуманность, мужество, духовную широту и трудолюбие своего народа. Однако слова одного из сто собеседников: «Кто не любит свой народ больше других народов, тот не человек», — вызывают в его душе живейшее сопротивление. «Для меня мой народ не выше других», — говорит он своему оппоненту. Все творчество Петросяна подтверждает занятую им в этом споре позицию. Это творчество писателя-патриота и вместе с тем писателя-интернационалиста.

Трудно найти ключевое слово ко всему творчеству В. Петросяна. Мне кажется, что это слово — надежда… Поднимаются на Немую гору три давно умерших кузнеца сквозь сновидение учителя Камсаряна. Молоты с силой опускаются на наковальню, и под их ударами растет огромный колокол. «Для Немой горы мы язык выкуем. Может, она заговорит», — говорит один из кузнецов. «А для Одинокой часовни мы замыслили иной колокол», — говорит другой. «А из чего ковать станете этот колокол?» — спрашивает во сне учитель. «Из надежд», — отвечают кузнецы.

Да, писатель глубоко уверен в том, что почерпнутые из самой жизни и поставленные в его произведениях трудные проблемы будут успешно разрешены. Колокол надежды все громче звучит в творчестве Вардгеса Петросяна.

Ю. ПЕТРОВСКИЙ

Загрузка...