Однажды Ты будешь Моя

Глава 6

Влад

Несколькими часами позже

Стоим на военной базе на солнцепеке, ждём. Колонна машин готовится к отправке на другую базу, и я чувствую напряжение в предвкушении дороги.

Раскалённый шар в небе жарит так, что ощущаешь себя курицей гриль. Охота уйти в тень, но попробуй здесь её найти. Деревьев нет, а все здания расположены в стороне от площадки, куда подъезжают машины.

Я бы сейчас куфию надел и закрыл лицо, но ведь не положено. Перегруппировка войск — организованное мероприятие и всё должно быть чётко по уставу. Даже местные одеты в форменные фуражки, хотя платки были бы сейчас полезнее.

Воздух настолько горячий, что стоит сделать глубокий вдох и создается впечатление, что сидишь в бане. А витающая песочная пыль от движения спецтехники и запах горючего десятков работающих двигателей делает каждый вдох похожим на пытку. Пыль проникает в каждую щель, забивает нос и заставляет глаза слезиться. Теперь она занимает почетное второе место в моём личном списке «приятностей», сразу после солнца, конечно.

Разговаривать на такой жаре и пыли никому не хотелось, поэтому нам оставалось заполнять ожидание наблюдением.

Повсюду военная техника готовая к выезду, в основном БМП и БТРы, но есть и маневренные кошаки Тигры и Рыси, и даже несколько ЗРПК. Военные в форме со строгими, решительными лицами ждут своей очереди на загрузку.

«Да, давно мы с комрадами не участвовали вот в таких массовых операциях. В последние десять месяцев, что мы здесь, наверстываем упущенное». — с иронией подумал я, охватывая взглядом происходящую движуху.

Вокруг нас разносится гул моторов, выкрики на арабском, русском и изредка на фарси. Кто думает, что это наши любят покричать друг другу с расстояния десяти метров, ленясь подойти ближе для нормального разговора, тот не знает арабов.

Наконец мы загрузились и тронулись в путь.

Мы двигались в составе колонны из трех десятков машин на северо-восток. В командно-штабной машине из отряда «Заслон» присутствовало трое. Майор Лютаев и два капитана, я и Исаев. Остальные бойцы нашего отряда рассредоточились по другим машинам.

С нами в машине были члены экипажа: командир машины, механик-водитель и двое радистов. Эти ребята обеспечивали связь и бесперебойную работу КШМ.

Итого семеро мужиков в железном монстре. В тесноте и жаре… Что я там думал о бане?

— Блин, ребята, а нельзя тут попрохладнее сделать? — не выдержал первым Плохиш, он же капитан Исаев.

— Это же новьё, — Плохиш хлопнул своей лапищей по панели, за что получил недобрый взгляд от командира КШМ. Который Плохиш либо не заметил, либо сделал вид, что не заметил. — В ней же кондиционер должен быть.

— Капитан, мы вентиляторы включили на максимум.

— Вентиляторы? — с издевкой переспросил Плохиш. — Знаешь, лейтенант, чем отличаются вентиляторы от кондиционера?

Молодые радисты переглянулись с усмешкой.

— Нет, куда нам.

— Как тогда эту вашу КШМ на экспорт в страны Ближнего Востока поставляют, если у неё только вентиляторы? — раздраженно спросил майор, обтирая влажной салфеткой лицо.

— Кондиционер накрылся у нас вчера вечером, а запчасти на складе закончились. — признался командир машины.

— Ну, пиздец. А раньше вы сказать не могли? Я бы Тигр у кого-то отжал.

— Отжал бы он… На, воды вот выпей. — майор протянул бутылку Плохишу.

— Майор, да ты прикалываешься надо мной?! Какая вода? Куда я, по-твоему, отлить потом пойду? Колонну буду тормозить?

— Ну коли приспичит… — протянул я и подмигнул в ответ на перекошенную рожу Плохиша.

И только он открыл рот, чтобы мне ответить, вмешался майор.

— Так, прекратили посторонние разговоры. Мне пришло подтверждение, — он поднял взгляд от полевого коммуникатора, посмотрел на меня, затем на недовольного Исаева. — Мы можем говорить при экипаже.

Радисты удивленно переглянулись с командиром КШМ, который кивнул им в подтверждение слов майора.

— Капитан, послезавтра отправляешься во главе смешанной группы на патрулирование города, — посмотрел на меня Лютаев. — Делаешь всё по отработанному сценарию. Люди уже подобраны.

Я кивнул, а майор перевёл взгляд на Исаева.

— Капитан, ты на поддержке. С собой возьмешь троих бойцов. Из наших.

— Принял, — отрывисто ответил Исаев.

Оставшееся время в пути мы практически не разговаривали. Каждому из нас было о чём подумать. Предстоящая операция должна пройти чётко. Она будет первой после соглашения с Халидом. Оттого за нами будут наблюдать особенно пристально.

Неспроста они рискнули и вышли на нас. Очевидно, своих людей на новой базе у них не так много, чтобы самостоятельно проворачивать дела. Но в том, что доносчики будут и там, сомневаться не приходится. Иначе как Халид, или тот, кто над ним, собирается держать ситуацию под контролем?

Первым делом получу карту местности и маршрут патрулирования и начну прорабатывать план. Состав сборной группы тоже нужно будет изучить. Майор сказал, что люди уже отобраны, и всё же…

Главное, обсудить детальный план с комрадами в тишине и без лишних ушей.

И продумать запасной план на случай непредвиденных обстоятельств. Всегда должен быть план Б, особенно в нашей работе.

Нина

В то же время на другом конце мира

В глазах начало рябить от формул и цифр, и даже для меня стало очевидно, что пора сделать перерыв. Иногда упорство идёт мне во вред. Я откинулась на спинку стула и прикрыла глаза, давая им отдохнуть. В голове вертелись мысли о предстоящем экзамене. Осталось три с половиной дня на подготовку и всё наконец определится. Как бы я ни волновалась о результате, всё равно подсознательно торопила время. Уже хотелось, чтобы наступила определенность. Относительно поступления в университет, а главное, появились новости о Владе.

Я не могла не думать о нём, хотя и гнала эти мысли прочь. Как он? Где он? Но что дадут эти вопросы, которые снова и снова крутятся в моей голове? Ничего. Однако от воспоминаний на душе становится ещё тяжелее.

Память такая коварная штука. Порой появится в мыслях особенно трепетный момент, как мы шли по лесу обратно к дому держась за руки или последний поцелуй перед дверью моей комнаты, и на душе становится светлее, и сердце сладко сжимается в груди. А потом вдруг нахлынет такая тоска, что лучше бы и не вспоминала.

Главное, чтобы любимый был жив, а всё остальное уже не так важно.

Быстрым жестом смахнула предательскую слезу и открыла глаза. Скользнула взглядом по комнате и глубоко вздохнула, в очередной раз собирая себя по кусочкам.

Хорошо, что мама не зашла в этот момент и не увидела моего состояния. С того дня как учительница химии заметила, как я плачу в коридоре, о чём маме естественно сразу доложили, она стала опекать меня ещё больше.

«Воспитанная и всегда уравновешенная Нина Долохова вдруг, ни с того ни с сего, повела себя как обычная девушка своего возраста. Кошмар какой». — с едкой иронией вспомнила я разговор в кабинете завуча с присутствием мамы и психолога.

Сколько раз я уже успела пожалеть, что тогда не смогла сдержаться. На уроке у меня зазвонил телефон, я даже не сразу поняла, что это мой. Всегда ставила телефон на беззвучный, а в этот раз забыла. Под строгим взглядом учительницы по химии я полезла в сумку за телефоном.

«Незнакомый номер. Блин, наверняка опять реклама». — с досадой подумала я, сбрасывая вызов и поспешно выключая звук.

Но, когда я разблокировала телефон, сработала функция «воспоминания», при которой телефон случайным образом выдаёт фото из памяти. На экране высветилась наша с Владом единственная фотография, мы сделали её перед расставанием. Та самая, что я спрятала в отдельный альбом, и старалась открывать как можно реже, когда уже было невыносимо и сердце сжималось от тоски по любимому.

При взгляде на фотографию эмоции накрыли меня подобно девятому валу. Помню, как я вскочила с места, чувствуя на себе удивленные взгляды одноклассников и учителя, поспешно извинилась и выбежала из класса с телефоном в руке. Подошла к дальнему окну и расплакалась, прикрывая рот ладонью, чтобы не было слышно рыданий. А Марта Иннокентьевна, учительница по химии, оказывается была обеспокоена нехарактерным поведением лучшей ученицы класса и вскоре вышла следом. В итоге нашла меня в самом что ни на есть разобранном виде. При всем моём к ней уважении, лучше бы она урок продолжала вести.

Да, я не милый ангел. И единственное, что мне нужно, чтобы меня оставили в покое!

Звонок телефона отвлек меня от раздражающих воспоминаний.

— Нино, салами! — необычно низкий для девушки бархатный голос, сочился позитивом.

— Привет, Вик. Ты теперь решила за грузинский взяться? Английский и испанский уже выучила и свободное время появилось?

— Ой-ей, ты чего такая едкая?

— Давно яд не сцеживала. — огрызнулась я.

— Тогда понятно. — с понимаем согласилась лучшая подруга. — Оттого у тебя случился ядовитый передоз и лишний яд в голову ударил. — вздохнула с сочувствием.

Вот нахалка.

— Я даже отвечать на это ничего не буду. — буркнула я.

— Жалко. А так занятно разговор начинался… Ты чего киснешь, Нинель?

Любила Вика моё имя на разные лады переделывать. То ли так проявлялся её веселый характер, то ли увлечение иностранными языками. За годы дружбы я настолько к этому привыкла, что уже воспринимала спокойно. Хотя если кто-то другой использовал производные от моего имени, то меня это бесило и я всегда просила так больше не делать. Исключения были только для мамы и Вики.

— Я не кисну, просто вспомнила разговор в кабинете завуча, Марту Иннокентьевну и её гениальное «Ниночке нужно больше отдыхать! У нас на носу городская олимпиада по химии, а вдруг она заболеет…».

— И что ты расстраиваешься? Это полностью в стиле Мартини. Вчера на самостоятельной она заявила…

И Вика, с удивительной точностью копируя голос Марты Иннокентьевны, повторила:

— …Прекратите воровать чужие мозги! Вместо того, чтобы спать, нужно было готовиться к контрольной по химии.

Мы дружно рассмеялись, и теперь я вытирала слёзы от смеха.

Подруга часто рассказывала забавные истории. В их классе было определенно веселее. Мы с Викой учились девять лет вместе, а потом настало время выбирать профиль. Я выбрала естественно-научный класс с уклоном в биологию и химию, а Вика гуманитарный.

— Ты еще записываешь крылатые выражения учителей в свой блокнот? — с любопытством спросила я.

— А то! Конечно. И не только учителей. Порой одноклассники такое сморозят! — Вика хихикнула. Наверняка вспомнила какой-нибудь смешной случай.

— У меня за одиннадцать лет знаешь сколько всего набралось? Пару страниц точно будет, когда руки дойдут в комп всё перенести.

— Прилично. На досуге попрошу у тебя блокнот почитать. А что ты потом с этим богатством делать будешь?

— Как что! Может когда-нибудь руки дойдут, напишу сценарий к молодежному фильму. — мечтательно проговорила Вика.

— Ничего себе! Классно! Ты раньше про фильм не говорила, только про книгу.

— Ну это так… — вдруг засмущалась подруга. — …планы далекого будущего. — Ладно, я что позвонила, пойдем завтра гулять?

— Виктория Аркадьевна, я даже не знаю, что вам ответить… Понимаешь, мне нужно про цикл Кребса повторить…

— Нинэль, вот жеж ты ботан-энтузиаст! Проветришь организм, и процесс получения новых знаний эффективнее пойдет! Полетит прямо. Разве ты в своей биологии не изучала, что свежий воздух благотворно влияет на работу мозга?

Я улыбнулась, радуясь, что у меня есть такая подруга, которая не только всегда выслушает и поднимет настроение, но и на прогулку вытащит.

— Правильно говорить «на работуголовногомозга», потому что…

— А я как сказала? — с недоумением спросила Вика.

— Ты сказала «на работу мозга». Но есть не только головной мозг…

— Ой, всё. — перебила Вика. — Занудка ты моя. Гулять пойдем или цикл Кребса ван лав?

— Ладно уж, давай сходим. — со смехом согласилась я.

Договорившись о времени встречи, мы попрощались довольные друг другом. И с совершенно другим настроением я направилась в душ, а потом спать.

Месяц спустя

Влад

На патрулирование нас отправляли раз в несколько дней. За это время мы провели две успешные операции, в результате которых «погибли» девять военнослужащих, была утеряна военная техника и личное оружие погибших. В первой операции участвовали мы с Плохишом, во второй Лютый и трое наших комрадов. Пропавшее добро было сдано людям Халида на окраине города. С места встречи их вели несколько оперативных групп.

Однако о результатах слежки нам до сих пор не сообщили. И это сильно всех напрягало.

Но лезть в то, в чем мы не спецы, никто из нас никогда не станет. Наружное наблюдение только дилетантам может представляться пустяковой работой. По факту крайне муторное и сложное дело, особенно принимая во внимание что слежка происходит не на своей земле, а во враждебной обстановке с минимумом доступных технических средств.

Оставалось только ждать информацию. Но как же это было трудно. Ждать. Я с ума сходил от мысли как там моя девочка. А от желания снова почувствовать её в своих руках, прижать к себе, поцеловать, почувствовать её дыхание, услышать голос хотелось крушить всё вокруг. Медленно во мне просыпалась злость, которую подавлять было сложнее с каждым днем. Даже комрады отметили мой нервяк, потому что немотивированная агрессия для меня была несвойственна. А тут я пару раз не сдержался. Сорвался на Плохиша за его шутки, а второй раз на подпола из наших за тупые приказы. Благо он мне не командир.

Дошло до того, что Лютый позвал меня на разговор по душам. Терпеть не могу вот это всё. Поговорили. Сказал, что невеста ждёт. Без подробностей о нашей с Ниной особой ситуации. Лютый покивал, сказал понимает, сам по жене скучает, но операцию слить под конец будет п*здец как хреново.

"Так что держи себя в руках, Кот. Недолго осталось".

Охренеть какой глубокий психоанализ. Мне вот сразу "полегчало". И совет дельный. Я бы сам не догадался. С трудом удержался от того, чтобы не сказать об этом майору в самых красочных выражениях. Понимаю, он хотел помочь. Искренне. Поэтому я сдержался и промолчал.

Спасала меня только постоянная нагрузка.

Помимо патрулирования в остальное время нас припахали проводить тренировки для бойцов спецназа. На этот раз на постоянной основе. Причем в тренировках участвовали как наши соотечественники, так и арабы. Рукопашный и ножевой бой, бойцы не отказывались и физуху под нашем контролем подтянуть.

Плохиш и Дава тренировали бойцов рукопашному бою. Первый был адептом АРБа, а второй — мастер спорта по боевому самбо и сколько-то кратный чемпион. При этом технику рукопашного боя, которой в настоящее время обучали в ГРУ, мы не демонстрировали.

В момент схватки крайне непросто контролировать не только силу удара, чтобы серьезно не ранить соперника, но и движения, которые стали на уровне инстинктов. Вы же не думайте, как держите ложку или как завязывайте шнурки. Просто делаете и всё. И в борьбе тот же принцип.

Вот почему остальные, в том числе я, были у этих рукопашников-гуру только на подхвате. Слишком у нас проявлялась специфичная техника, и это могло привлечь нежелательное внимание. А Плохиш с Давой занимались борьбой с детского возраста практически ежедневно. На что после наложилось обучение авторским техникам боя, так сказать, внутренним наработкам родного подразделения. Думаю поэтому они легче переключались в стандартный режим.

Мы же в качестве массовки помогали им обучать бойцов тому, как отражать нападение противника с оружием и без, борьбе с несколькими противниками одновременно.

А вот тренировать ножевому бою выпало мне и Святу. Мне так повезло, потому что комрады сказали, что я в этом лучший в отряде, значит, типа «вперёд». А Свята я сам тренировал, поэтому пусть тоже отдувается заодно со мной. К тому же при обучении ножевому бою отрабатывать технику и практику нужно без спешки. Есть время продумать каждое движение.

С одной стороны, я был не против обучить чему-то полезному наших бойцов, может кому-то из них это когда-нибудь жизнь спасёт. С другой, параллельно тренировались и арабы. Так-то я против этих ребят ничего не имел. Но с неспокойной обстановкой в регионе в целом, и в этой стране в частности, не факт, что через некоторое время мы не окажемся по разные стороны баррикад.

Практикой ограничиться не вышло. Пришлось объяснять теорию и тактику ножевого боя, потому что многие бойцы знали только азы. При этом повторять всё на двух языках.

Парни потом ржали над нами. Мол, я тренировал терпение, а Свят подтягивал арабский. Двойная польза. Шутники, бл*.

Общефизическую подготовку взял на себя майор и Лёня. Они были самые дотошные и обладали уникальной способностью без напряга делать одно дело долго и упорно. Мы с комрадами в их тренировках участвовали наряду со всеми. А потом добирали свою норму физической нагрузки, уже отдельно.

В наблюдателях на военной базе недостатка не было. Как в театре, ёпт.

Смотреть за тренировкой не мешки ворочать.

Меня это жутко бесило. Раз не спецназ, то пусть хотя бы физуху подтянут. Нет, целый зрительный зал собирался. Непонятно как так, если этим бездельникам нечем заняться, почему не тренируются? Но это вопрос к их командиру и командиру военной базы.

С командиром военной базы вообще интересно получается. Активный такой араб, невысокий, юркий, подтянутый, возраста как мой отец примерно. Подходил к нам периодически, смотрел за тренировками, даже разговаривал на общие темы, при этом аккуратно расспрашивая про службу и предыдущие командировки. Он мне напоминал мангуста. Хищник, небольшой, но пронырливый и опасный.

Не удивлюсь, если он в доле после продаже оружия и техники, которые изымались у убитых военных. С другой стороны, зачем бы тогда Халиду рисковать и связываться с нами? Нелогично.

А вот то, что именно командир базы придумал устроить постоянные тренировки для бойцов, а нам поработать инструкторами, мы знали наверняка. Он сам нам признался, довольно лыбясь при этом. Дескать увидел тренировку вашего отряда и быстро смекнул, что нужно пользоваться возможностью пока такие бойцы у него на базе. Хитрый фраер.

И пусть у меня руки чесались быстрее закончить тут всё и вернуться домой, я не льщу себе мыслью, что смог бы сам выявить крысу на такой крупной военной базе. Причины, делающие эту задачу столь затруднительной, для меня кристально ясны.

Во-первых, размер базы. Огромная территория со множеством зданий, складов, жилых комплексов и технических сооружений. Патрулировать её полностью, держа под контролем каждый уголок, невыполнимое дело, когда в наличии менее двух десятков надежных бойцов.

Во-вторых, многонациональный состав военнослужащих и гражданских работников. Сотрудники базы прибывают со всех уголков мира, каждый со своими мотивами, историей и, что ещё более важно, своими связями. Разобраться в этом переплетении отношений и предположить, кто может передавать сведения врагу — задача из разряда тех, что со звездочкой.

Третья проблема — высокотехнологичные средства связи и шифрования, доступные сегодня. Шпион может передавать информацию, не вставая с койки, используя средства связи, которые сложно отследить или перехватить.

Кроме того, постоянное перемещение войск и техники внутри базы создаёт дополнительный хаос, в котором легко потерять след.

Наконец, самый сложный аспект — человеческий фактор. Доверие и товарищество, крепнущие в экстремальных условиях военной службы, затрудняют подозрения в адрес «своих». Даже если поведение человека вызывает вопросы, сомнения в его предательстве могут разрушить сложившиеся связи и подорвать моральный дух.

Найти шпиона здесь — это как искать иголку в стоге сена, который постоянно перемещается и меняется. Но несмотря на все трудности, мы не имеем права отступать. Безопасность наших военных и успех миссии зависят от решения этой задачи. Поэтому я буквально заставлял себя сосредотачиваться на том, что было в моих силах — на патрулировании. Хотя и продолжал «посматривать по сторонам».

Патрулировать город и окрестности было не то, чтобы сложно, но определенно опасно. Высокая вероятность террористического удара сохранялась невзирая на недавнее освобождение города правительственными войсками.

Проезжая очередной раз по улицам, моя душа наполнялась тяжестью. Печальное было зрелище. Повсюду разрушенные дома. Видны следы боёв — отверстия от пуль на стенах, обугленные фасады от пожаров, обгорелые автомобили. Некоторые улицы были перекрыты завалами. Здесь, где когда-то пульсировала жизнь, теперь царит тишина.

Один из древнейших городов Ближнего Востока, который видел сотни сражений, снова был в эпицентре вооруженного конфликта. Только теперь прогресс достиг такого уровня, что оружие могло в считанные минуты разрушить до основания город и заодно всех, кто в нём находится.

Здания, которые когда-то были свидетелями жизни и суеты, теперь стояли в развалинах. Фасады, разорванные на части, пустые глазницы окон. Где между обрушенными стенами, как в кукольном доме, в разрезе можно видеть комнату и мебель. А здесь — остатки былой жизни: обломки мебели, разбросанные личные вещи, каждая из которых это история о прерванных судьбах.

И тем не менее я часто замечал людей, которые продолжали в них жить, рискуя в любой момент попасть под обрушение. Скорее всего от безысходности они взаимными усилиями обустраивали относительно пригодное для жизни пространство. Женщины стирали в тазах прямо на улице и вешали белье на натянутые веревки. Старики с седыми бородами негромко переговаривались между собой, сидя на досках, положенных по типу скамейки прямо на обломки стен.

Дети бегали тут и там с ног до головы в серой бетонной пыли, гоняли мяч, играли на развалинах домов. Глядя на их кажущуюся беззаботность, можно было подумать, что они спокойно пережили весь ужас войны. Абсолютно неверное и более того опасное заблуждение. Такое невозможно забыть.

К тому же не стоит забывать о сотнях, если не тысячах тех, чьи близкие и родные погибли, кто был ранен или остался навсегда инвалидом.

Проезжая мимо разрушенной школы, я вспомнил своё детство, такое безмятежное и спокойное, и, казалось бы, привычное ко многому сердце сжималось от сожалений. Я был военным, не раз видел смерть и убивал сам. В отличии от некоторых гражданских, я не мог себе позволить быть идеалистом, и понимал, что зачастую вооруженный конфликт неизбежен. Однако, будь это в моих силах, то я бы сделал всё возможное, чтобы не страдали дети.

Каждый боец из нашего отряда успел за этот месяц поучаствовать в патрулировании и проехать в составе колонны по улицам города и окрестностям. Обмениваясь впечатлениями об увиденном, мы сходились во мнении, что восстановление города до прежнего уровня произойдет очень нескоро.

Небольшое количество строительной техники, расчищающей завалы, было явно недостаточным для того, чтобы привести город в состояние более-менее пригодное для жизни. И первое, что власти решили восстанавливать были отделения местной полиции. Кто-то спросит: почему полиция, а как же простые люди?

Снабжение питанием и предметами первой необходимости из других городов наладили. Караваны шли под усиленной охраной, раздача еды проходила под контролем армии и остатков полиции. Поэтому теперь главным было обеспечить людям безопасную обстановку для жизни. Что как раз относилось к задачам полиции. За неимением достаточного количества полицейских и места для их размещения эту работу выполняли военные.

Так что пока армия, включая наш отряд, поддерживала в городе хрупкую безопасность. Большое количество разрушений линий связи, освещения существенно затрудняло дело. Людям пусть и обеспечили питание, но кому-то этого было мало. А также, всегда находились те, кто ничем не гнушался, в том числе тем, чтобы заработать на чужой беде. Отнять у другого, ударить, отобрать еду или вещи, которые с трудом удалось сохранить или достать из-под завалов… Сколько подобных случаев происходило каждый день.

Одновременно объезд территории производили порядка десяти экипажей. Маршруты патрулирования были давно утверждены, но команда узнавала о назначенном ей маршруте незадолго до выезда. Как нам рассказал Лютый, на совещании старших офицеров было сказано, что периодическое изменение маршрутов имеет целью выявление новых угроз, которые не обнаружила предыдущая команда. Типа у бойцов «глаз замыливается», а разрушений в городе много и можно спрятать не то что взвод вооруженных до зубов боевиков, но и целую роту.

Не знаю это ли решение сыграло свою роль или просто так сложилось, но наш следующий рейд изменил всё.