- Расследованием установлено, что упаковка и фиксация имущества, изъятого у Тизенгауза, не обеспечили его сохранности. Ящики с ценностями четверо суток валялись в кабинетах Третьего отдела, куда заходили десятки посторонних лиц, с осуждением произнес Долгов. - Почему вы, будучи руководителем, не приняли мер по их надлежащему хранению?

- Сколько я работаю, столько добиваюсь дополнительной площади. В управлении сотрудники сидят друг на друге, а ГУВД вместо помощи отобрало у нас две комнаты. Что же говорить о специальной кладовой для изъятого имущества? Не до того!

- На сегодня достаточно, - сумрачно подытожил Долгов. - Когда лейтенант Турчанинов отпечатает протокол, зайдете сюда, чтобы подписать. Будете слушать магнитофонную запись?

Затуловский встал и, прежде чем выйти из кабинета, сказал в дверях:

- Всеволод Дмитриевич, если бы я мог предвидеть самодеятельность Пичугина, то, разумеется, контролировал бы его строже. И все трудности, о которых я говорил, не оправдывают моих упущений. Спасение утопающих - дело рук самих утопающих, а начальство для того и существует, чтобы было с кого снять стружку за промахи. Знать бы, где упадешь, подстелил бы соломку, но... Желаю здравствовать!

68. ПОПЕРЕК ДУШИ

Во вторник, 20 августа 1991 года, Долгова спешно вызвали в Москву. А в среду всколыхнувший всю страну путч лопнул. "Как мыльный пузырь!" - радуясь, заметил следователь Деревянко, оставшийся в бригаде за старшего. "Как надутый мочой презерватив при падении с крыши на асфальт! - с улыбкой поправил Руслан Турчанинов, кстати вспомнивший свои мальчишеские проделки. - Мыльный лопается беззвучно, а этот - с шумом и вонью".

Долгов вернулся обратно в пятницу и довел до сведения подчиненных, что бригаде приказано включиться в расследование заговора с целью захвата власти в СССР и их работа по делу Тизенгауза должна быть свернута в суточный срок. Деревянко вменялось в обязанность вынести постановление о выделении из уголовного дела No 18/51366-90 материалов по факту тайного похищения имущества Тизенгауза и их направлении по территориальному признаку в Прокуратуру Санкт-Петербурга, двум другим следователям надлежало выполнить аналогичную процедуру применительно к выморочным ценностям в Музее истории и культуры, а на себя Долгов возложил самое муторное - постановление о прекращении уголовного дела No 18/51366-90.

Наедине с Русланом он расхаживал по кабинету и диктовал:

- После заголовка напишешь: "Я, старший следователь... и так далее... рассмотрев материалы уголовного дела номер такой-то, установил..." Преамбулу целиком спишешь из моего последнего рапорта. Понял?

- Так точно.

- Затем напишешь: "Несмотря на то что при обыске в квартире Пичугина был найден паспорт Витаса, установить и допросить лицо, исполнявшее роль Витаса, не представилось возможным. Также не удалось допросить негласного сотрудника УБХСС Коростовцева. В связи с этим не удалось установить конкретного оперативного работника, который ввел Коростовцева и лже-Витаса в комбинацию и должен нести ответственность за провокацию".

Руслан тягостно вздохнул.

Долгов недовольно посмотрел на его склоненную голову и продолжал диктовать:

- "Затуловский, будучи допрошенным по настоящему делу, заявил, что в силу большой загруженности работой не мог знать детали каждой оперативной разработки..." После этой фразы в скобках дашь ссылку на листы дела с протоколами его допросов... Далее: "Утверждение Затуловского, что он не знал о провокации в отношении Тизенгауза, имеет под собой реальную почву, поскольку под его началом работает более сорока оперуполномоченных, одновременно разрабатывающих несколько сотен подозреваемых. Однако, являясь одним из руководителей УБХСС, Затуловский был обязан обеспечить неукоснительное соблюдение законных прав и интересов граждан. Недостаточно контролируя оперативную работу и необоснованно возбудив уголовное дело, Затуловский совершил должностной проступок, за что должен понести наказание в дисциплинарном порядке".

- Его же можно привлечь по 172-й статье УК за халатность, - не выдержал Руслан. - Ведь доказать вину - пара пустяков!

- Как посмотреть, - морщась, заметил Долгов. - Халатность бывает разная. Одна тянет на должностное преступление, тогда как другая - на проступок. Четкой грани между ними нет, однако, Руслан, на практике мы обычно руководствуемся...

- Из-за халатности Затуловского ни в чем не повинный Тизенгауз около года просидел в "Крестах", - резонно возразил Руслан. - Значит, налицо тяжкие последствия. Так ведь?

- Руслан, ты мешаешь работать!

Удрученный окриком, Руслан еще ниже опустил голову. А Долгов, стиснув зубы, корил себя за несдержанность. Все, что он только что диктовал и разъяснял Руслану, было ему поперек души и служило предметом недоразумений с его непосредственным начальником. Тот, не привыкший говорить обиняками, еще зимой подтрунивал над Долговым, которому, как он считал, сверх меры нравится на ощупь искать впотьмах чужие цацки, тем самым сея раздоры между органами прокуратуры и внутренних дел. Если быть точным, вместо "сверх меры" начальник говорил "до усрачки", вместо "впотьмах" - "в жопе у негра", а вместо "сеять раздоры" употреблял идиоматическое выражение с элементом подзаборной матерщины. По существу же реплики начальника не означали прямых указаний свернуть дело, да Долгов и по статусу не допустил бы вмешательства в порученное ему расследование. Однако, что греха таить, от этих разговоров в душе копился осадок, отдававший медным привкусом оскомины. Теперь же, после путча, в беседе с Долговым начальник подчеркнул, что сейчас все здоровые, демократически настроенные силы общества должны консолидироваться в борьбе с ретроградами, а не собачиться друг с другом по пустякам. На дворе не тот текущий момент, заявил начальник. Объяснить это Руслану он не мог, а юлить не привык, вследствие чего испытывал опустошающую тоску.

- Пиши дальше: "Анализ материалов уголовного дела Тизенгауза позволяет сделать вывод, что следователь Следственного управления ГУВД Алексеев не предпринял всех возможных мер к объективному, всестороннему и полному исследованию обстоятельств происшествия с Тизенгаузом, к выявлению как уличающих, так и оправдывающих его доказательств. В результате ненадлежащего исполнения Алексеевым своих должностных обязанностей уголовное дело по обвинению Тизенгауза в преступлении, которого он не совершал, было закончено производством и направлено в суд. Не разобравшись с обстоятельствами дела, суд вынес необоснованный приговор. Расследованием не установлено, что Алексееву было известно об оперативной комбинации против Тизенгауза, равно как и о том, что свидетели, изобличавшие обвиняемого, являлись негласньми сотрудниками УБХСС. Следственным путем установить это он не мог. Таким образом, Алексеевым совершен должностной проступок, за который он должен нести ответственность в дисциплинарном порядке".

- И этот отделался выговорешником! - воскликнул Руслан.

- Руслан! - прикрикнул Долгов и тотчас одернул себя - нечего вымещать гнев на подчиненных. - Пиши с новой строки: "Народный судья и заседатели, осудившие Тизенгауза, не знали и не могли знать о провокации. В их действиях состав какого-либо преступления отсутствует". Опять с новой строки: "Кандидат исторических наук Грязнов, оценивая иконы на эмали, занизил их стоимость наполовину, в результате чего его выводы совпали с показаниями другого участника комбинации - Коростовцева, тоже негласно сотрудничавшего с УБХСС. Следствием, однако, не установлено, что Грязнов, будучи экспертом по уголовному делу, дал заведомо ложное показание. Он мог ошибиться в оценке финифти, поскольку не является специалистом-искусствоведом".

- Всеволод Дмитриевич, не обижайтесь, из вас бы вышел классный адвокат, констатировал Руслан.

- Адвокат, говоришь?.. - посмеиваясь над собой, Долгов пальцем погрозил Руслану. - Дружок, не сыпь мне соль на рану... Пиши с новой строки: "В ходе следствия по настоящему делу не представилось возможным установить, каким образом спортивно-охотничьи патроны попали в сейф Тизенгауза и кто должен отвечать за необоснованное привлечение его к уголовной ответственности по части 1 статьи 218-й УК РСФСР". Еще раз с новой строки: "Показания Тизенгауза о пропаже части его ценностей нашли свое объективное подтверждение. Однако установить, когда, где и при каких обстоятельствах ценности были утрачены, не удалось. Проведенные следственные и розыскные мероприятия по их поиску успехом не увенчались. В ходе следствия выявлена полная обезличенность работы с изъятыми ценностями, о чем мною внесено соответствующее представление в Главное управление БХСС МВД СССР".

- Где оно? - поинтересовался Руслан.

- Не торопи, всему свое время. Пиши: "На основании изложенного выше, руководствуясь статьей 5-й УПК РСФСР, ПОСТАНОВИЛ: Уголовное дело в отношении Затуловского Р. В., Алексеева В. В., Пичугина О. И., Брошкина Д. П., Грязнова И. И. прекратить за отсутствием в их действиях какого-либо состава преступления..."

- Елки-палки! - Руслан вылупил глаза. - И Пичугин... Вы же сами мне говорили, что Пичугина можно хоть завтра отдать под суд!

- Хватит с меня отыгрываться на стрелочниках! - прорвало Долгова. - Будь моя воля, я бы обнес весь дом на Каляева, 19 колючей проволокой как рассадник беззакония!

- Елки-палки! - снова, но уже полушепотом повторил Руслан.

- Пойми, дружок, в УБХСС порок заложен в основу организации, - пояснил Долгов. - Что спрашивать со стрелочников? Их заставляют ежемесячно высасывать из пальца по четыре уголовных дела на брата, а ты говоришь - судить... Ты доволен, что вместе со мной едешь расследовать дело ГКЧП?

- Всеволод Дмитриевич, да за вами я хоть к черту в пекло! - с пылом заверил Руслан.

- Вот где мы покажем, на что способны, - мечтательно протянул Долгов. Там, дружок, обвиняемым не на кого будет кивать. Они были первыми лицами в государстве, сами сочиняли музыку, под которую заставляли плясать народ. Вот там я первый раз за двадцать лет следственной работы смогу наконец во весь мах расправить крылья, чтобы... - И осекся.

Дело в том, что диспозиция статьи 64-й Уголовного кодекса РСФСР, предусматривавшей измену Родине, трактовала заговор с целью захвата власти как деяние, умышленно совершенное двумя и более гражданами СССР в ущерб государственной независимости, территориальной неприкосновенности или военной мощи нашей страны, что в действиях путчистов, по первым прикидкам Долгова, усматривалось лишь с определенной натяжкой. Но Долгов приказал себе преждевременно не расхолаживаться. В Москве он вникнет в существо заговора, а уж потом вместе с ведущими правоведами будет решать вопросы квалификации совершенного преступления.

А Руслан мысленно парил в заоблачных высях. На инструктаже он не понял, возьмут его в Москву или нет, и стеснялся прямо спросить об этом у Долгова, считая, что навязываться нескромно. Теперь же он явственно представлял себе, как помогает шефу допрашивать премьер-министра Павлова, председателя КГБ Крючкова и министра обороны Язова. Елки-палки, он, лейтенант юстиции, будет ставить вопросы Маршалу Советского Союза!

69. БЕЗ МУНДИРА И ПЕНСИИ

Убывая в отпуск, Затуловский на сей раз отказался от путевки в санаторий МВД и весь сентябрь провел у себя на даче в Усть-Нарве, с любопытством наблюдая за первыми шагами эстонских властей, устанавливающих свою государственность, и споря с женой о том, что считать перегибами, а что нормой. Он находил, что эстонцы слишком круто шарахнулись вправо и напрасно рубят сплеча связи с Советским Союзом, без чьей помощи едва ли обойдутся, тогда как Инна, будучи хоть и умеренной, но все же националисткой, утверждала обратное: чем быстрее пройдет принудительная санация, тем легче и вернее ее маленькая страна интегрируется в европейскую экономику, а издержки и перегибы с русскоязычным населением - это неизбежная плата за страдания народа под гнетом коммунистов. Их полемика не была непримиримой, напротив, оба сходились на том, что неприхотливые, работящие эстонцы выдержат шоковую терапию по польскому образцу и, по-видимому, добьются своего.

Впрочем, политика занимала его в основном за обедом и ужином, а в остальное время Роман Валентинович отсыпался, отдыхал, нежась на веранде под ласковым осенним солнцем с книгой в руках, и ежедневно ходил по пять километров вдоль берега моря, восстанавливая форму после нервотрепок двух последних лет. Мог ли он предвидеть, что совершенно безобидная операция "Человек в футляре" выйдет боком и поставит под угрозу его благополучие? Этот вопрос дал обильную пищу для размышлений, далеко не во всем радостных, но, без сомнения, крайне полезных. Пусть он блистательно выскользнул из-под удара, однако, к его глубокому сожалению, последствия неоправданного риска подорвали здоровье: язва у него снова обострилась, участились судороги в ногах, особенно по ночам, а тупые боли в затылке, по мнению врача, могут обернуться гипертонической болезнью.

Задним числом анализируя недавнее прошлое, Роман Валентинович пришел к выводу, что милицейский персонал год от года деградирует все больше и больше. В самом деле, лень, мздоимство и разболтанность настолько разложили оперативный состав, что скоро не с кем будет работать. Не может же он быть нянькой у великовозрастных оболтусов с офицерскими погонами на плечах. Почему у них, за редким исключением, нет проблесков интереса к делу, той необыкновенно увлекательной, жгучей, ни с чем не сравнимой тяги к преследованию правонарушителей, которая, однажды овладев тобой, уже не отпустит никогда, превращая повседневную работу в удовольствие и даря возвышающую радость свершения?

Ссылки на то, что советский строй насквозь прогнил, не казались Затуловскому убедительными. Ведь в человеческой природе заложена склонность к определенному занятию, если хотите, призвание. Почему в государстве с расшатавшимися устоями ученые совершают открытия, поражающие воображение, и скрипачи завоевывают призы на престижных международных конкурсах. А сыщик разве не творческая профессия? Он, Затуловский, в состоянии выпестовать целую плеяду блестящих розыскников, но... Люди почему-то идут служить в милицию не по призванию, а за легкой наживой. Оттого и толку от них с гулькин нос...

Итогом многочасовых размышлений Романа Валентиновича стало решение смириться с реальностью и впредь не рисковать ради долга, раньше казавшегося ему краеугольным камнем бытия. Увы, не в том он возрасте, когда жертвуют собой во имя высоких идеалов. И, разумеется, надо беречь здоровье. Пусть он принесет меньше пользы, чем хотелось бы, зато и он сам, и Инна с Женей никогда не узнают, почем фунт лиха.

Затуловский вновь приступил к работе во вторник, 8 октября, сразу же с головой окунувшись в привычную сутолоку, и чрезвычайно удивился утреннему визиту Ухаря, первого заместителя начальника УБХСС. Обычно тот приходил в кабинет к Затуловскому по вечерам, причем только за халявным коньяком, да и то предварительно получив подтверждение, что таковой имеется в наличии.

- Кого я вижу? - с наигранным радушием воскликнул Затуловский, не питавший приязни к Ухарю. - Товарищ полковник собственной персоной!

Летом Ухарю присвоили звание полковника, и это слово все еще ласкало его слух.

Против ожидания Ухарь не расцвел от удовольствия и, отмахнувшись, цыкнул на толпившихся в кабинете оперативников:

- Брысь!.. У меня к подполковнику срочное дело.

- С чем пришел? - предчувствуя недоброе, осведомился Затуловский.

- Даже не знаю, с чего начать, - признался Ухарь.

- Начни с конца, - посоветовал Затуловский, чья язва тотчас отозвалась резью в желудке.

- Выгоняют тебя, Роман, без мундира и пенсии, - одним духом выпалил Ухарь.

- Извини, я не совсем тебя понимаю, - машинально произнес Затуловский.

- Увольняют из органов по служебному несоответствию. Чего тут не понять? Приказ уже отдан на подпись. Благодари московского "важняка", это он подложил тебе свинью. Обрывает телефон, зануда, требует доложить об исполнении. Он всюду вхож - расследует дело ГКЧП, трехзвездочные генералы перед ним на цырлах!

- Так это Долгов возглавил расследование августовского путча? - вслух подумал Затуловский.

- Кому возглавлять, и без него хватает. Но варится он в самой гуще...

Ухарь с надрывом продолжал говорить о том, что новое руководство МВД СССР поплелось на поводу у дерьмократов, в то время как старые кадры забились в норы и дрожат за свою шкуру, так что вступиться за оболганных некому, но Роман Валентинович пропустил его слова мимо ушей. Весть об увольнении обрушилась на него горной лавиной, не оставив от жизненных планов камня на камне. Вдобавок, по горькой иронии судьбы, глашатаем беды выступил Ухарь, бездельник, невежда и взяточник.

- Повтори, что ты сказал? - попросил он слабым, голосом.

- Возьми наши верх в августе, с твоей головы ни один бы волосок не упал, уверял Ухарь. - А теперь тебе хана!.. Но ты, Роман, соберись, не раскисай. Мы тебя в горе не бросим. Я тебе работенку подобрал - мечта поэта, как ты говоришь. Помнишь Колокольникова?

- Какого Колокольникова?

- Родион Филимоныча. Ну, того стеклотарного делягу, которого потрошили два жидка. Неужто позабыл?

- Братья Нахманы, - еле слышно пробормотал Затуловский.

- Во-во! Родион Филимоныч - светлая голова, - нахваливал Ухарь. - Едва не прошел в народные депутаты России, всего семисот голосов не хватило. Он теперь банкир, президент "Онелы". Слыхал?

Затуловский промолчал.

- Полное название: "Онежско-Ладожский коммерческий банк". Родион Филимоныч дал слово, что возьмет тебя вице-президентом по юридической части. Бери ноги в руки и дуй к нему, на Невский, пока он не передумал. Встретишь там общих знакомых.

- Кого? - безразличным тоном спросил Затуловский.

- Володю Алексеева! - Ухарь подмигнул. - По навету Долгова его на днях вытурили из Следственного управления. Вот сволочь!

...Ухарь давно ушел, а Затуловский все сидел в кресле, ошеломленный случившимся. Согнувшись, он приложил обе ладони к животу, надеясь унять боль, и решил было незамедлительно лечь в клинику Военно-медицинской академии, чтобы избежать позорного увольнения по служебному несоответствию. А несколько минут спустя, когда боль утихла, он неожиданно передумал. Такие настали времена, что безупречная анкета ни к чему, предпочтительнее иметь репутацию мученика, пострадавшего от гонений тоталитарной системы. Пусть выгоняют, как им заблагорассудится, он не ударит пальцем о палец. Но в отместку при сдаче дел интеллигентно сложит фигу в кармане, не передав преемнику ни одного из своих личных осведомителей. Все наиболее полезные "источники" останутся при нем и, без сомнения, пригодятся в дальнейшем. И "черную кассу" он возьмет с собой, чтобы было чем подпитывать агентуру...

Между тем "черная касса" играла далеко не последнюю роль в агентурной работе, с некоторых пор являясь основным ее подкреплением. С приходом к власти Горбачева средства на содержание негласного милицейского аппарата неоднократно урезали, а всеобщее падение нравов привело к тому, что агентура зачастую отказывалась сотрудничать без вознаграждения, нагло вымогая деньги или втихаря саботируя поручения, прежде выполнявшиеся на общественных началах. И если раньше, помимо денежных выплат, их можно было заинтересовать карьерой по месту службы, внеочередными квартирами и автомашинами, то гласность быстро свела эти стимулы на нет, оставив в распоряжении резидентов единственное средство угрозы.

В четверг Затуловский в последний раз приехал на 5-ю Красноармейскую, чтобы забрать из конспиративной квартиры личные вещи. Складывая в чемоданы постельное белье, посуду, книги и накопившиеся за десяток лет мелочи, с которыми не хотелось расставаться, он думал об оставляемой службе без сожаления. В банке Колокольникова его встретили с подобающим уважением, рассказали, какие задачи ему предстоит решать, выделили кабинет с приемной, где скучала смазливая секретарша, и даже персональный автомобиль, так что на новом месте он не почувствует себя изгоем. А милиция - да ну ее к дьяволу! Инопланетянин и Ухарь еще вспомнят о Затуловском, когда их возьмут за шкирку. Долго ждать не придется - без предметного руководства работа в УБХСС пойдет самотеком, и провал не за горами...

Примечательно, что уничижительные выпады Затуловского никак не затрагивали Долгова: тот был всего-навсего служебным персонажем, чьи действия в отношении Романа Валентиновича не носили личностного характера. Но, разумеется, он ни на минуту не забывал о том, кому обязан отставкой без мундира и пенсии, и не собирался давать спуску подлецу, себе на горе выбившему его из седла.

В половине третьего в дверь позвонили, и Роман Валентинович впустил в квартиру Пичугина.

- Заходи, Пичугин, - любезно сказал он, озаряясь улыбкой. - Дай-ка на тебя посмотреть... Хорош! Сразу видно, чти Холмогоров ценит тебя, не экономит на зарплате.

На Пичугине было новое с иголочки кожаное пальто, а под ним - дорогой двубортный костюм с пестрым галстуком.

- Да уж, босс - лучше не сыскать! - заявил Пичугин. - В августе, как прекратили дело, Сергей Константинович премировал меня трехмесячным окладом. А Давид Израилевич от себя подарил часы "Сейко".

- Молодцы!.. Ну, докладывай, помотали тебе кишки?

- Висел на волоске, - хохотнул Пичугин, с притворным испугом вобрав голову в плечи. - Думал, не сегодня-завтра посадят. Деревянко - тот, что меня допрашивал, - попортил крови. А про Долгова и говорить нечего - удав!.. Но обошлось, что-то у них не сложилось. Знать бы - что?

- Не сложилось потому, что мы их отвлекли. С Пантелеймоненко у тебя неплохо получилось, я чуть-чуть раскрасил приманку, вот они и купились на ложный след. И убрались тоже не по воле случая, об этом я позаботился. - Чтобы усилить эффект, Затуловский расчетливо затянул паузу, после чего заговорил с металлом в голосе: - Пришлось пойти на сделку со следствием, многим пожертвовать. Иначе получил бы ты, Пичугин, пять лет и хлебал тюремную баланду на Западном Урале, в спецколонии для бывших сотрудников правоохранительных органов. Скажи, сопляк, ты испытываешь хоть какую-то благодарность за мою заботу?

- Роман Валентиныч, нет слов!

- Долгов уперся и не уступал, пока мы не согласились, что со всех нас снимут погоны, - доверительно объяснил Затуловский, по воспитательным соображениям несколько отступив от истины.

- И с вас тоже?! - Глаза Пичугина за стеклами очков округлились и вылезли из орбит, как у стрекозы.

- И с меня, - с тягостным вздохом подтвердил Затуловский. - Но позвал я тебя не для того, чтобы выслушивать соболезнования, а по делу. Мне удалось установить, кто вынул Тизенгауза из дерьма и подстроил нам пакость. Не знаю, как смотришь ты, Пичугин, а я этого так не оставлю.

- Роман Валентиныч, только скажите, я этому подонку мигом все зубы пересчитаю! Будет, сука, жевать котлетки пластмассовыми протезами!

- Это я и хотел знать... Но мне его зубов мало.

- Да я его хоть завтра прикончу по первому вашему слову! - Пичугин вошел в раж и стукнул себя кулаком в грудь. - И труп не сыщут до скончания века!

- Нет, убивать не будем, - наставительно изрек Затуловский. - Мы же не уголовники. Накажем его так, чтобы было больнее, хуже убийства. Учти, Пичугин, подлеца охраняют, подступиться к нему сложно. Поэтому спешить не будем: изучим обстановку, разработаем операцию и только тогда нанесем удар. Когда понадобишься - позову, а сейчас топай. У меня на сегодня намечены еще две встречи.

- Разрешите идти?

- Свободен.

На прощание, уже в прихожей, Затуловский похвалил пальто Пичугина и бодро сказал:

- За меня не тревожься. С понедельника я - вице-президент коммерческого банка, ведаю юридическими службами и внутренней безопасностью "Онелы". Оклад две с половиной тысячи, машина - "вольво". Передай своим боссам - пусть открывают счет в моем банке, я им всегда помогу.

- Будет сделано.

- Работа спокойная, не чета милицейской. Подлечу свою язву, окрепну и всерьез возьмусь за подлеца... - Затуловский прищурился и добавил уже без благодушия: - Ты меня знаешь, Пичугин. Выберу самое больное место - то, чем он больше всего дорожит, - выжду и ударю без пощады!

- Роман Валентиныч, положитесь на меня, - заверил Пичугин. - Не подведу!

- Смотри!.. А пока запасись терпением. Год придется ждать, два - мне без разницы. Важно, что от расплаты ему не уйти...

70. БЕЗ ШТАНОВ

Рождалось производство карбида кальция на Старосельском химкомбинате в муках и, главное, черепашьими темпами, из-за чего Сергей хмурился все чаще и чаще. Даже подготовка и регистрация учредительных документов, чепуховые, казалось бы, процедуры, растянулись на три с лишним месяца - сперва в связи с зарубежной командировкой директора, без которого никто на комбинате не отважился подписать бумаги, а затем по причине болезни председателя совета трудового коллектива, чье решение надлежало оформить отдельным протоколом. Короче, договор с кооперативом "Пионер" удалось заключить только в феврале 1991 года, после чего дело наконец сдвинулось с мертвой точки - конструкторы уселись за кульманы, чтобы к лету выдать чертежи, химкомбинат приступил к демонтажу компрессорного цеха, а Титов по заказной спецификации "Пионера" закупил металл для изготовления печного агрегата и подыскивал умельцев, чтобы сколотить шабашную бригаду. Но вскоре обнаружились подводные камни: своих проектировщиков у "Пионера" не оказалось, а о заказе на стороне Перепелицын вкупе с бледной немочью своевременно не позаботились, вследствие чего проект появился лишь к сентябрю, с опозданием на квартал. Вдобавок проектировщики огорошили Сергея дополнительными затратами, куда ушел весь резерв, заложенный на непредвиденные нужды.

В 1992 году, когда реформы Гайдара вызвали обвальный рост цен, Перепелицын и бледная немочь предприняли попытку пересмотреть первоначальную смету в сторону увеличения, но напоролись на жесткое сопротивление заказчика. Сергей и Титов потребовали выполнения договорных обязательств и без обиняков дали понять, что ни перед чем не остановятся. Когда же "Пионер" затянул поставку углеграфитовой футеровки, ссылаясь на то, что завод-изготовитель из Запорожья теперь находится в другом государстве и свысока поплевывает на ранее согласованные цены, Сергей все же пошел на уступки. Вновь утвержденная смета "Пионера" возросла на два с половиной миллиона, однако, ставя свою подпись рядом с подписью Перепелицына, Сергей предупредил куркуля, что это - все. Сверх семи с половиной миллионов он, Сергей Холмогоров, не заплатит им ни рубля!

Честно говоря, он не смог бы выложить на кон и этих двух с половиной миллионов, но ему повезло - директор химкомбината уведомил Сергея, что министерство не дало разрешения на передачу здания компрессорного цеха в качестве учредительного взноса в Акционерное общество "Старосельский карбид", из-за чего комбинат, как дольщик, внесет в уставный фонд его стоимость деньгами. Именно это и спасло Сергея от краха, открыв пусть ограниченный, но крайне своевременный источник подпитки. Дела на комбинате, бесперебойно сбывавшем свою продукцию за кордон, шли на большой палец, так что с платежами заминки не будет. А что в дальнейшем придется вносить им арендную плату ерунда, с этим он как-нибудь справится.

К концу лета в светлом, заново побеленном цехе уже красовался полностью офутерованный электропечной агрегат высотой в три этажа, рядом, за кирпичной перегородкой, на массивном фундаменте стоял высоковольтный трансформатор, монтажники заканчивали установку сырьевых бункеров и транспортерных галерей для подачи шихты, строители в две смены бетонировали основание под холодную пристройку, а девчата-маляры завершали отделку конторы и бытовых помещений. Оставалось получить всего пять позиций комплектующего оборудования от "Пионера" плюс кое-какие мелочи от поставщиков стандартизированной продукции машиностроения, и тогда можно будет стартовать.

По расчетам Сергея, месяца два-три уйдет на обкатку и пуско-наладочные работы, а где-нибудь в январе-феврале 1993 года он, даст Бог, запустит производство на проектную мощность. При нынешних ценах реализация карбида будет приносить по миллиону в сутки, чего, надо думать, с лихвой хватит и на затраты самого производства, и на его, Сергея, учредительскую прибыль. Впрочем, доход он начнет извлекать и до официального пуска, уже в ходе пробных плавок, для поддержания штанов продавая карбид из-под полы. Только бы продержаться до первой плавки, а там дело пойдет веселее, рассуждал он, по-хозяйски тратя каждую тысячу рублей. Причина его прижимистости лежала на поверхности: кроме зарплаты в "Холисе", у него за душой не было ни гроша.

Между тем "Холис", недавно преобразованный в акционерное общество закрытого типа, процветал и крепнул прямо на глазах. Гигантское развитие частной торговли породило потребность в мелких павильонах и киосках, чем ловко воспользовался Давид Шапиро, организовавший их изготовление в столярном цехе того почтового ящика, где по-прежнему трудился военпредом капитан второго ранга Зелитинкевич. Они оба вместе с Потаповым и Анной Цымбаревич вложили деньги в это незамысловатое производство и фантастически разбогатели.

Но, к сожалению, на этом пиру Сергей фактически был гостем, а вернее сказать, зрителем, ибо компаньоны открытым текстом припомнили ему, как два года назад он делил прибыль от компьютерных сделок. Более того, Потапов и "гросс-адмирал" дошли до такой наглости, что при перерегистрации проголосовали против избрания Сергея генеральным директором, находя, что в "Холисе" ему вообще нечего делать. Спасли Сергея от увольнения Анна и главным образом Давид, условно выделивший ему 10% своих акций, чтобы он, согласно уставным положениям, мог сохранить за собой право решающего голоса. Словом, он превратился в номинального руководителя, получавшего пятнадцатитысячный оклад, даровой обед, полагавшийся всем без исключения, и бесплатное горючее для своего "мерседеса". Афганцы из службы безопасности, возглавлявшейся тем же Пичугиным, уже не сопровождали его в поездках. Теперь им было не до Сергея помимо охранных функций они занимались инкассацией, с утра до ночи собирая арендные и "подкожные" платежи.

В четверг, 17 сентября, Сергея буквально оглоушил звонок Титова, сообщившего убийственную новость - Перепелицын наотрез отказался поставить готовую кабельную сеть для запитки печи, а также привод, пульт и шкаф управления, если "Старосельский карбид" не перечислит ему два миллиона рублей сверх сметы.

- Где я их возьму? - потерянным голосом спросил Сергей. - Рожу, что ли?

- Константиныч, не серчай на меня, - жалобно попросил Титов. - Из-за меня, старого дуралея, тебя накрыли дамским половым органом, пустили по миру без штанов. Клянусь материнским прахом, не думал я...

- Ладно, Данилович, не скули понапрасну... - Сергей помолчал, прикидывая, что делать, и спросил: - Что еще мы должны получить от "Пионера"?

- Устройство для прожига летки, оно уже готовое, и три электрододержателя, - четко отрапортовал Титов. - Ехай в Красногорск, Константиныч, завтра же ехай, а то электрики у меня без дела. Только как быть с бабками? Без предоплаты куркуль покажет нам кукиш.

- Перепелицын возьмет наличными?

- А то!

- Тогда нет вопросов. Свяжись с ним и предупреди, чтобы в понедельник грузил машину. Скажешь ему, что я с бабками буду в Красногорске 21 сентября, во второй половине дня...

Сергей, конечно, выехал бы в Красногорск немедленно, если бы не одно "но" - завтра должна прилететь из США Анна, навещавшая своих родственников. Кроме того, для порядка не помешает заранее договориться с Шапиро о том, чтобы, с учетом особых обстоятельств, вместе с ним отправили в командировку Пичугина и Баздырева. Как ни крути, а Давид - хозяин в "Холисе", действовать за его спиной нежелательно.

На следующее утро Сергей без труда договорился с Шапиро, проинструктировал Пичугина, накоротке объяснив, что от него потребуется в Красногорске, и поехал в Пулково встречать Анну.

Опрометью выбежав из секции таможенного контроля, Анна бросилась ему на шею, а по дороге домой взахлеб рассказывала о поездке - в Америке она побывала впервые, и тамошняя вольготная жизнь произвела на нее неизгладимое впечатление.

- Как поживают братья-разбойнички? - полюбопытствовал Сергей. - Они уже в тюрьме или все еще на свободе?

- Боря устроился менеджером в аптеку, развозит лекарства больным на дом, невозмутимо отвечала Анна, положив голову ему на плечо. - А по субботам и воскресеньям подрабатывает на такси. Экзамен на врача ему не сдать, с языком плохо.

- А Марк Себе-Наумович?

- Марик переехал в Чикаго, работает программистом, собрался жениться.

- На ком?

- На вдове летчика-истребителя. Зовут Джулия, у нее двое детей и свой колбасный магазин. Она - католичка, американка итальянского происхождения.

- Невеста, надо думать, из мафии? - не удержавшись, съязвил Сергей.

- Лапочка, дался тебе Марик! - Анна наклонилась и поцеловала ему руку.

- Она еще с ним наплачется, - не унимался Сергей. - Не пройдет и года, как твой братец проиграет ее колбасную в Лас-Вегасе.

- Сержик, не знаю, кто тебя обидел, но не надо срывать злость на моих близких, - попросила Анна. - Ты рад, что я вернулась?

- Не то слово! - искренне подтвердил Сергей. Полуторамесячное отсутствие Анны напрочь сбило налаженный быт и, кроме того, подвигло Сергея на сексуальный пост: старые питерские связи он растерял, новых не заводил отвлекали финансовые неурядицы, а хохотушка Маргарита, диспетчер Старосельского химкомбината, у которой он в середине лета провел ночь после застолья в "Кооператоре", как назло угодила в больницу с внематочной беременностью.

Судя по той неуемной энергии, с какой Анна набросилась на него, только-только переступив порог квартиры, за океаном она тоже постилась, вследствие чего суббота и воскресенье пролетели словно в угаре, а в понедельник, на рассвете собираясь в командировку, Сергей со смехом констатировал, что от его яиц остались одни скорлупки.

В девять утра он заехал в "Холис" за Пичугиным и Баздыревым, посадил Пичугина за руль "мерседеса" и по дороге в Москву отсыпался на заднем сиденье. В Вышнем Волочке они устроили привал и съели бортпаек, заботливо приготовленный Анной, после чего Сергей сам повел машину к цели. Не заезжая в столицу, он по кольцевой магистрали добрался до Волоколамского шоссе и свернул к Красногорску, куда они попали к четырем часам пополудни.

Офис "Пионера" находился поблизости от производственной базы, на самой границе санитарно-защитной зоны, занимая двухкомнатную квартиру на первом этаже панельного дома. В маленькой комнате, отведенной под бухгалтерию, не было ни души, а в большой Сергея ждали Перепелицын и бледная немочь. Сергей велел Баздыреву поскучать на кухне, а сам вместе с Пичугиным вступил в переговоры.

- Машину загрузили? - неприязненно спросил он.

- Я - человек слова! - Юля глазами, Перепелицын жестом показал на бледную немочь. - Ираида Глебовна может подтвердить. Но предупреждаю - без денег пропуск на выезд с базы не подпишу.

- Будут вам деньги... - Сергей вынул из кармана пачку "Мальборо" и закурил. - Какая машина?

- Наш новый "камаз", - с гордостью сказал Перепелицын. - Водитель готов, с ним я договорился. Только за ночную ездку придется вам приплатить ему пару тысчонок.

- Нет проблем, - бросил Сергей. - Пока ваши рабочие не разошлись, распорядитесь погрузить в "камаз" устройство для прожига летки и медь для электрододержателей.

Перепелицын переглянулся с бледной немочью, которая быстро-быстро потерла большой палец об указательный, и заговорил требовательным тоном:

- Медный прокат опять подорожал вдвое, поэтому...

- За кого вы меня держите? - Сергей повысил голос. - Я же сказал, что за все плачу наличными... Не торчать же мне лишние сутки в Красногорске из-за вашей нераспорядительности?

Под его взглядом Перепелицын позвонил на базу, а затем мягко проворковал:

- Пора нам объясниться, Сергей Константинович. Мы люди культурные, образованные, поймем друг друга.

- Изложите вашу позицию, - сдержанно отозвался Сергей.

- Когда мы с вами подписывали договор, мы, так сказать, жили в другом государстве, с другим климатом и другим рублем. В изменившейся обстановке всем заказчикам не позавидуешь, поэтому я горячо вам сочувствую. Но мировой опыт менеджмента вынуждает меня напомнить вам, что карманы у нас, извиняюсь, разные...

- Нельзя ли ближе к делу? - сказал Сергей.

- Пожалуйста. Из-за инфляции "Пионер" выполнит свои обязательства только на новых финансовых условиях. Правда, Ираида Глебовна?

Бледная немочь решительно тряхнула кудряшками.

- Теперь мы с удовольствием выслушаем вашу, - предложил Перепелицын, ослабляя тугой узел галстука.

- При подписании договора я перечислил вам авансом 40%, - начал Сергей. Значительно больше, чем вы просили. И, хотя это происходило за год до обвала цен, русским языком предупредил, чтобы вы немедленно закупили все материалы. А теперь вы хотите слупить с меня еще 6,3 миллиона, ссылаясь на удорожание материалов. Где же логика?

Кровь прилила к лицу Перепелицына, но он промолчал, повинуясь жесту бледной немочи.

- Проблема не только в том, что вы - бессовестные спекулянты, - продолжал Сергей. - Вы еще и мои компаньоны, владеющие 15% акций "Старосельского карбида". Казалось бы, вы кровно заинтересованы в скорейшем вводе производства в эксплуатацию, а что я вижу на деле?

- "Пионер" уступит вам свою долю, - отводя глаза, буркнул Перепелицын. Мы с Ираидой Глебовной готовы продать акции за 5 тысяч долларов США.

- И, наконец, вы из месяца в месяц нарушаете график поставки оборудования, тем самым омертвляя вложенный мною капитал. - Сергей криво усмехнулся.- Как, по-вашему, это соотносится с мировым опытом менеджмента, на который вы только что сослались?

- Холмогоров, подайте на нас в арбитраж, - злобно пропищала бледная немочь.

Сергей прекрасно знал, что при разрешении имущественных споров арбитражные суды России не принимают во внимание ни инфляцию, ни упущенную выгоду, поэтому никак внешне не отреагировал на реплику бледной немочи.

- Итак, налицо две полярные позиции, от чего и будем танцевать при выработке консенсуса, - подытожил Сергей, оборачиваясь к Пичугину. - Олег, кликни Гришу.

Перепелицын побледнел и застыл с открытым ртом, а Пичугин закричал:

- Гри-иша, работать!

Когда Баздырев ворвался в комнату, надевая кастет, бледная немочь заверещала, а Перепелицын приподнялся со стула. Не дав ему встать, Баздырев с оттяжкой ударил его под грудину. Охнув, Перепелицын рухнул на пол вместе со стулом. Секундой позже Пичугин рубанул ребром ладони чуть ниже затылка по бледной немочи, отправив ее в короткий нокдаун. А дальше они оба ловко обвязали руки и ноги своих жертв клейкой лентой и ею же залепили им рты.

- Мой готов! - доложил Баздырев. - Кажись, я сломал ему пару ребер.

- Моя тоже готова, - в свою очередь сказал Пичугин.

- Гриша, будь любезен, спусти с него штаны, - попросил Сергей, как ни в чем не бывало сидевший у стола.

Кивнув, Баздырев стянул вниз брюки Перепелицына вместе с трусами, вызвав у Сергея улыбку - в пиджаке с сорочкой и галстуком куркуль без брюк выглядел анекдотически.

Бледная немочь уже пришла в себя и, глядя на полуголого любовника, растерянно хлопала глазами.

- Тебя, кикимора, мы не тронем, - успокоил ее Сергей. - А твоему хряку сделаем бо-бо, если он не проявит готовности к сотрудничеству. Олег, доставай игрушку.

Пичугин открепил от пояса электрошоковое приспособление, сделанное в Японии, и придвинулся к Перепелицыну, чьи глаза округлились от ужаса.

- Покажем говноеду, как она работает, - предложил Сергей, закуривая новую сигарету.

Выставив приспособление перед смертельно побледневшим Перепелицыным, Пичугин с ухмылкой нажал на кнопку. Между электродами пробежала голубенькая молния, а в воздухе остро запахло озоном.

- Впечатляет? Поскольку ты - кандидат наук в области электричества, я решил вырабатывать консенсус близкими тебе методами, - доходчиво объяснял Сергей. - Сейчас Олег поднесет игрушку к твоему детородному отростку, чтобы слегка подрумянить его в вольтовой дуге. Понял?

Громко замычав, Перепелицын описался: моча струйками потекла со стула на смятые гармошкой брюки.

- Вот, теперь, вижу, что понял, - с удовлетворением отметил Сергей. Продолжим мирные переговоры?

Перепелицын закивал головой, как китайский болванчик.

- Гриша, размотай ему правую руку, чтобы он мог подписывать документы, приказал Сергей и вновь обратился к Перепелицыну: - За передачу акций "Старосельского карбида" я, так и быть, уплачу наличными. 5 тысяч, как ты просил. Но, милок, долларов у меня нет, получишь названную сумму рублями. За медь тоже отстегну живые бабки, дам трюльник на бедность. И еще - беру у тебя "камаз" в аренду на десять лет из расчета по рублю за год. Олег, выкладывай на стол бумаги и деньги. Всего с меня причитается 5013 рублей ноль-ноль копеек. Добро?

Перепелицын позеленел, а бледная немочь закатила глаза.

- Обидно? - с издевкой спросил Сергей. - Горячо тебе сочувствую, но ничем не могу помочь.

Перепелицын замычал, отталкивая шариковую ручку, любезно протянутую Пичугиным.

- Олег, он, кажется, передумал, - сказал Сергей. - Придется зажарить его стручок, другого выхода нет. Приступай.

Не успел Пичугин нагнуться, как Перепелицын закивал, помахивая рукой.

- Правильно, - одобрил Сергей. - Здоровье дороже денег. Ну, говноед, телись!

Когда все заранее подготовленные документы, включая пропуск на выезд с территории базы, были подписаны и скреплены печатью "Пионера", Пичугин побежал на базу, чтобы вывезти оттуда груженый "камаз", а Баздырев освободил от пут сперва бледную немочь, а потом и Перепелицына.

- Холмогоров, вас арестуют, - писклявым голоском пригрозила бледная немочь. - Я сейчас же вызову милицию!

- Зрелая мысль, - посмеиваясь, признал Сергей. - Кстати, не забудь рассказать ментам, как ты и твой хряк получали от меня на лапу мимо вашей кассы. Вот будет потеха, когда мы встретимся на этапе! Вы же оба взяткодатели. Поняла?

- Это вам боком выйдет, - вновь обретя дар речи, пообещал Перепелицын. Вот увидите, Бог вас накажет!

- Ну и народ! - воскликнул Сергей, обращаясь к Баздыреву. - Она стращает милицией, он - Богом. Гриша, что делать?

- Сергей Константинович, врезать ему по рылу?

- Спасибо, Гриша, ему на сегодня хватит. - Сергей встал и подошел к Перепелицыну, по-прежнему сидевшему раскорячась, со спущенными штанами. - С Богом я как-нибудь разберусь, а ты, срань, впредь не попадайся мне на глаза. Как же от тебя несет аммиаком!

Через четверть часа Пичугин доложил, что "камаз" ждет у подъезда. Сергей защелкнул кейс, машинально кивнул бледной немочи и, задержавшись на пороге, напоследок посоветовал Перепелицыну:

- В порядке утешения поточи свой стручок об эту кикимору. А за это время брюки, может быть, подсохнут. Но как быть с вонью - понятия не имею!

На улице Баздырев по указанию Сергея занял место в кабине "камаза", тогда как Пичугин вновь уселся за руль "мерседеса", рядом с боссом. Полчаса они ехали молча, думая каждый о своем. Пичугин мысленно прикидывал, сколько ему отломится за безупречно выполненное задание, а Сергей готовился к завтрашнему разговору с директором химкомбината. Успешное завершение переговоров с "Пионером" не решало всех насущных вопросов, поскольку за электрододержатели заводу-изготовителю все равно придется доплачивать деньги, которых у Сергея не было. Напрашивалось единственное приемлемое решение - переуступить 15% акций, ранее принадлежавших "Пионеру", при условии, что химкомбинат профинансирует оставшиеся затраты. Тогда все закончится благополучно, и он, Сергей, сохранит за собой контрольный пакет в размере 52%. Лишь бы директор принял его предложение...

- Сергей Константинович, зачем вы приказали Гришке снять брюки с говноеда? - посмеиваясь, спросил Пичугин. - Ведь мы же не собирались зажаривать его письку.

- Олег, помнишь Нахмана, брата Анны Наумовны?

- Какого? Марика или Борю? Я же знал обоих.

- Марка. Когда я познакомился с ним в доме у Давида Израилевича, он учился на психологическом факультете университета и как-то сказал нам, что на публике человек без штанов разом теряет уверенность, - пояснил Сергей.

- Учту на будущее! - воскликнул Пичугин. - А в общем получилось здорово: простенько и со вкусом!

Зная, что похвалу подчиненных не стоит принимать за чистую монету, Сергей тем не менее ощутил тепло на душе. От начала и до конца все действительно прошло как по нотам. Без ложной скромности надо признать, что сегодня он вел себя мастерски, ничуть не хуже Вороновского. Может быть, на сороковом году жизни к нему пришла бойцовская зрелость сродни той, которая некогда отличала Виктора Александровича? Интересно, жив он или помер? Оберштурмбаннфюрер как-то обронил мимоходом, что у Вороновского рак. Но, как бы там ни было, Вороновский для него не пример, потому что он, Сергей, не собирается извлекать доход из рэкета. Да и заданную Перепелицыну выволочку нельзя назвать рэкетом, ее нужно квалифицировать как восстановление попранной справедливости с позиции силы. Коли в государстве либо нет законов, защищающих честный бизнес от присосавшихся пиявок и клопов, либо законы есть, но нет механизмов, обеспечивающих их действенность, бизнесменам не остается ничего другого, кроме применения силы. Таков, черт побери, закон лабиринта!

71. ПОСЛЕДНИЙ ДОЛГ

Во вторник, 23 марта 1993 года, Лена летела из Берлина в Санкт-Петербург через Хельсинки в полупустом "Дугласе" компании "Финнэйр". Маршрут был не самым коротким, зато удобным по времени: если бы она воспользовалась услугами "Люфтганзы", то попала бы сюда только к вечеру, а о рейсах "Аэрофлота" и думать не смела - опасаясь за ее жизнь, Виктор раз и навсегда запретил ей летать на российских самолетах, назвав их "воздушными гробами".

В аэропорту Пулково Лену встретили Алексей Алексеевич и Володя, заботливо усадили в "волгу" и повезли в Комарове, куда ей сейчас почему-то расхотелось ехать. Глядя из окон машины на сумрачный, промозглый, еще не отошедший от зимы город с мокрым снегом на тротуарах, она через силу набрала номер служебного телефона Холмогорова и услышала сонный голос секретарши. Ни Сергея Константиновича, ни дяди Давида нет на месте, сообщила ей Эсфирь Шапиро, а панихида по Зинаиде Афанасьевне назначена на завтра в одиннадцать утра во Всеволожской церкви. Лена положила трубку, поинтересовалась у Алексея Алексеевича, заказан ли венок, и сказала, что ей нужно побывать в ЦНИИСЭ.

Институт встретил Лену безлюдьем - на лестничной площадке, где обычно толпились курильщики, не было ни души, а тишину пустынного коридора нарушал лишь гулкий звук ее шагов. Куда все подевались? Мор на них напал, что ли? Она подошла к сектору физико-химических исследований, заглянула в дверь, и гримаса удивления на ее лице сменилась теплой улыбкой - обеих проныр не было на месте, а Марина и Тизенгауз, сидя у окна, с аппетитом уплетали маринованную корюшку.

- Лара! - не оборачиваясь, сварливо прикрикнула Марина. - Сколько тебе повторять - закрывай за собой дверь.

- Елена Георгиевна! - в тот же миг воскликнул Тизенгауз, поднимаясь со стула. - Не ожидал...

- Зайка! - Марина стремглав бросилась к Лене и обняла ее, прижавшись щекой к щеке. - Как я рада! Надолго в наши края?

- Послезавтра улетаю обратно.

- Виктор Александрович с вами? - полюбопытствовал Тизенгауз, помогая ей снять шубку.

- Он до конца недели в Люксембурге. Карла Рихтеровича, президента "Ост-Веста", потянуло назад, в Эстонию, поэтому Виктор взял бразды правления в свои руки. - Лена протянула Марине объемистый пакет. - Для твоей Натальи.

- Зайка, ты прелесть! - Небрежно отложив пакет, Марина попятилась назад. Дай на тебя посмотреть... Андрюша, Ленка же совсем девочка! Косметика совершенно незаметна.

- Нашла девочку в тридцать пять лет, - с усмешкой возразила Лена, всматриваясь в лица давних друзей.

Марина располнела и выглядела утомленной, постаревшей, а Андрей Святославович, напротив, казался моложе своих лет. Толстый темно-синий свитер с глухим воротом скрадывал худобу, морщины в уголках глаз стали менее заметными, резкие черты лица смягчились, а прямизне спины могли позавидовать и тридцатилетние.

- Зайка, выпьем за встречу? Закуска - дай Боже, а спирт я мигом разведу.

- Только мне чуть-чуть, - попросила Лена.

- Как скажешь, - покорно произнесла Марина, уже вооружившаяся мерной колбой. - Сашенька не скучает вдали от мамы?

- Говорит, что не очень. Мы перезваниваемся через день.

- Погостите у нас подольше, - предложил Тизенгауз. - Посмотрите на изменившийся Петербург.

- Может быть, летом мы поживем в Комарово, а сейчас... - Лена поежилась, зябко поведя плечами. - У нас теплынь, в Карлсхорсте цветут одуванчики, а здесь холодрыга, я вся покрылась мурашками.

Марина разлила разбавленный спирт по чашкам и, подняв свою вверх, провозгласила:

- Согреемся! За тебя, зайка!

- За вас, дорогие! - Лена, морщась, выпила тошнотворно-теплую жидкость и быстро заела корюшкой.

- Как тебе мое коронное блюдо? - осведомилась Марина. - В твоем Берлине корюшки небось ни за какие деньги не достанешь?

- Вкуснятина!.. Маришка, спасибо тебе за звонок насчет Зинаиды Афанасьевны.

- Повторим? - Марина потрясла колбу со спиртным.

Лена и Тизенгауз дружно прикрыли свои чашки, а Марина налила себе еще сто граммов и процедила с брезгливой ухмылкой:

- Твой бывший Ромео допытывался, где ты и с кем, но я дала ему отлуп. Сказала, что не уполномочена обсуждать твою личную жизнь. Передать сообщение передам, а больше - ни гу-гу.

- Правильно... Ему нет дела ни до меня, ни до Виктора. - Доев корюшку, Лена положила вилку и повернулась к Тизенгаузу: - Андрей Святославович, как вы поживаете?

Слушая Тизенгауза, Лена не верила своим ушам, Большая часть сотрудников, оказывается, уволилась из ЦНИИСЭ, а оставшиеся приходят и уходят кому как вздумается и только делают вид, будто работают. Администрация смотрит на происходящее сквозь пальцы, поскольку платит нищенскую зарплату, да и то от случая к случаю. Андрей Святославович называл какие-то астрономические цифры в рублях, равные стоимости двух "жигулей" в доперестроечные времена, а когда Лена попросила перевести рубли в доллары, выяснилось, что ему платят 21 доллар в месяц, а Марине и того меньше - 18.

- А как же работа? - недоумевая, спросила Лена. - Неужели прокуратура и милиция перестали нуждаться в экспертных заключениях?

- Зайка, кого это волнует? - Марина одним духом опустошила свою чашку. Всем на все наплевать.

- А вы?.. Как же вы выходите из положения?

- Кто как умеет. - Марина вздохнула и принялась за корюшку.

- Многие ученые занялись челночным промыслом, - сказал Тизенгауз. - Ездят в Польшу, в Турцию, даже в Китай, по дешевке закупают там радиотовары, обувь и главным образом тряпки, а здесь перепродают втридорога.

- Господи! - Лена помотала головой, словно отгоняя дьявольское наваждение.

- Голь на выдумки хитра! - воскликнула Марина и потянулась к колбе, чтобы допить остатки, но Тизенгауз отобрал у нее колбу. - Видишь, зайка, какой у меня муж изверг? Ограничивает, не дает выпить лишнюю граммульку...

- Мариночка, - укоризненно покачал головой Тизенгауз.

- Мамулька моя поплохела, - монотонно продолжала Марина. - За зиму вообще не выходила на улицу - ноги отекают. Живу в Веселом поселке и пять раз в месяц ночую у Андрюши на Бутлерова, чтобы не забыть, что я - женщина. Представляешь, зайка, совсем как в старое время.

- Мариночка, уймись, - вполголоса взмолился Тизенгауз, морщась от неловкости.

- А ты, муженек, не затыкай мне рот! - Покачнувшись на стуле, заметно осоловевшая Марина погрозила ему пальцем. - Зайка, родненькая, не сердись на меня, я дурная. Андрей - он хороший, добрый, но, что с ним поделаешь, привык жить один. Либо день-деньской молчком возится со своими финтифлюшками, разглядывая их в лупу, либо пропадает в клинике Крестовоздвиженского, на пару с Оськой сеет доброе, мудрое, вечное...

- Мариночка, Бог с тобой! - не выдержал Тизенгауз. - Если бы не благотворительный фонд Виктора Александровича и те двести долларов, которые я получаю за свою работу, мы бы с протянутой рукой стояли на паперти и...

Сзади послышался стук двери, и Тизенгауз испуганно осекся. Впрочем, Лена легко догадалась, что он хотел сказать. Когда год назад местные чиновники бесцеремонно разворовали целый пароход с гуманитарной помощью, отгруженной Вороновским в Санкт-Петербург от имени "Ост-Вест Интернэшнл", Виктор заявил с несвойственной ему резкостью, что впредь безадресной благотворительностью заниматься не будет, набивать карманы всякой нечисти ему не с руки. А месяц спустя вместе с Крестовоздвиженским учредил фонд поддержки клиники ортопедической хирургии, закупил одноразовые шприцы и лекарства, выделил средства для улучшения питания и высказал пожелание, чтобы малоимущие больные, в основном пенсионеры, после выписки домой получали бы денежное вспомоществование. Возник вопрос, кому персонально поручить эту деликатную миссию, и тогда Лена предложила Тизенгауза, чья кандидатура не встретила возражений. Так что Лена знала обо всем, кроме размера его вознаграждения. Всего двести долларов - не слишком ли мало?

- Кто к нам пришел! - в тишине прозвучал голос Лары. - Еленочка Георгиевна!

- Здравствуй, Лара! - Лена подошла к ней. - А где твоя подружка?

- Лерка торгует "сникерсами" и жвачкой, важничает, как пава! - Глаза Лары переместились вправо и уцепились за шубку Лены. - Держите меня! Норка?

Марина, не таясь, сплюнула от досады.

- Норка, - подтвердила Лена.

- Еленочка Георгиевна, можно примерить? - Нельзя сказать, что просьба Лары доставила Лене удовольствие, но отказывать было неловко.

- Примеряй.

Пока Лена помогала Тизенгаузу убрать со стола грязную посуду и банку с корюшкой, Лара надела шубку и завертелась перед зеркалом.

- Мне идет, вот только в грудях узковато... За норковую шубку я бы продалась в рабство! Еленочка Георгиевна, у вас на примете нет желающих? Ведь правда, что в Европе мода на русских девушек?

- Я не слежу за модой.

- Вы? Ни в жизнь не поверю! - Горящий взор Лары снова скользнул по комнате и задержался на свертке. - А это кому? Неужто мне?

- Елена Георгиевна привезла подарок для дочери Марины Васильевны, хмурясь, вмешался Тизенгауз.

- А-а, - огорченно протянула Лара. - Везет же некоторым.

- Мне пора, - сказала Лена, целуя Марину в щеку. - Я тебе позвоню.

Лара без энтузиазма рассталась с шубкой и спросила:

- Еленочка Георгиевна, можно я провожу вас на улицу?

- Проводи, если тебе так хочется.

Распрощавшись с Тизенгаузом, который вышел покурить на лестницу, Лена пешком спустилась вниз в сопровождении ни на минуту не умолкавшей Лары.

- Я не глупей Лерки, тоже пошла бы торговать жвачкой, да боязно, - трещала та, забегая вперед и льстиво заглядывая в глаза Лены. - А вдруг коммуняки обратно захватят власть?

- Не захватят. А если бы и захватили - тебе-то что?

- Могут посадить. Еленочка Георгиевна, у вас в Париже есть прислуга?

- Я живу не в Париже, а в Берлине.

- Все равно. Так есть или нету?

- У нас служит пожилая немка, фрау Борзиг.

- Много вы ей платите?

- Тысячу семьсот марок в месяц, - ответила Лена. - А что?

- Сколько будет в долларах?

- Примерно тысяча.

- Еленочка Георгиевна, возьмите лучше меня, - взмолилась Лара. - На ваших харчах я пойду за пятьсот. Мыть полы, чистить обувь - никакой черной работой не побрезгую. А по утрам буду подавать вам кофе в койку. Возьмете?

- Лара, зачем тебе идти в прислуги?

- Охота пожить по-человечески! - Лене стало не по себе. Остановившись, она достала из сумочки сто марок и вложила купюру в ладонь Лары:

- Купи себе что-нибудь... - На улице Лена, не оборачиваясь, села в "волгу", а Лара высунулась из подъезда и громко крикнула ей вслед:

- Еленочка Георгиевна, приезжайте почаще!

По пути в Комарове Лена вспомнила слова Вороновского и сказала себе, что он прав. Никогда и никуда не следует возвращаться из сентиментальных побуждений...

В Комарово Лену атаковал эрдельтерьер Яков. Заросший за зиму, он, беспрестанно виляя обрубком хвоста, прыгал на нее до тех пор, пока не опрокинул на диван и не облизал с головы до ног. Весь вечер пес не отходил от Лены, в знак любви переворачиваясь кверху брюхом, а ночью вполглаза дремал возле кровати, оберегая ее сон.

За ночь подморозило, и, когда Лена шла от автостоянки до Всеволожской церкви на Сергиевской улице, под каблучками сухо похрустывал ледок. В пяти метрах за нею с венком из белых гвоздик следовали Алексей Алексеевич и Володя, явно получившие задание не отпускать ее ни на шаг.

Без десяти минут одиннадцать в полутемной церкви у гроба Зинаиды Афанасьевны сгрудились одни старухи в черном, неслышно шептавшие молитвы. Лена зажгла дюжину свечек перед иконами и всю панихиду простояла не шелохнувшись, вглядываясь в восковые черты усопшей. Она издавна чтила своенравную Зинаиду Афанасьевну, бывшую матриархальным стержнем холмогоровской семьи, и сейчас, отдавая последний долг, думала о том, что покойница заслужила царствие небесное, о чем, вторя священнику, хором твердили дьякон и певчие, на разные голоса выводившие: "Со святыми упокой..." Требовательная ко всем независимо от степени родства, Зинаида Афанасьевна умела прощать непростительное и в то же самое время безвозвратно отлучала от сердца тех, кого называла нелюдью. Так, пулей вылетела из семейной обоймы взбалмошная Наталья Николаевна, ее настоящая невестка и настоящая свекровь Лены. Но стоило Лене незадолго до родов переселиться во Всеволожск, как старуха в тот же день ласково назвала ее "невестушка", что обе сочли в порядке вещей: быстро менявшиеся жены Вениамина Ивановича Холмогорова в счет не шли, Наталья Николаевна как бы вовсе не существовала, так что у Зинаиды Афанасьевны не было другой невестки, равно как у Лены - другой свекрови. Именно поэтому, заказывая венок, Лена попросила Алексея Алексеевича, чтобы на ленте написали: "Незабвенной свекрови от любящей невестки". Лена хотела было добавить "и внука", но удержалась, дабы не вносить еще большей терминологической путаницы - ведь ее сын был не внуком, а правнуком Зинаиды Афанасьевны.

Позднее, перед выносом, Лена осмотрелась. Неподалеку от нее, рядом с насупившимся, наполовину поседевшим Сергеем, плакал пьяненький Вениамин Иванович, с другой стороны, поглядывая на Сергея снизу вверх, стоял щуплый, похожий на подростка Додик Шапиро, а из-за плеча Сергея на нее давящим взглядом смотрел косоглазый человек с чертами Пушкина. Лена поймала себя на мысли, что раньше определенно видела косоглазого, но прошло не меньше минуты, прежде чем она вспомнила, где с ним встречалась. Рука Лены машинально потянулась к горлу - это был капитан Затуловский, дважды вызывавший ее на допрос в Следственное управление ГУВД и ознакомивший с исповедью Сергея в синей тетради. А бок о бок с Затуловским, поблескивая металлической оправой очков, стоял вихрастый блондин, в котором Лена сразу же узнала оперуполномоченного УБХСС, выступавшего свидетелем по делу Тизенгауза. Все верно - с кем поведешься, от того и наберешься.

На густо поросшем соснами чистеньком кладбище в Мельничном Ручье гроб с телом усопшей опустили в могилу, вырытую между надгробиями ее мужа и сына. Лена одной из первых бросила вниз горсть песчаной земли, подождала, пока могильщики утрамбовали холмик, водрузив деревянный крест с табличкой "Холмогорова Зинаида Афанасьевна (1908-1993)", и, понурившись, медленно пошла к выходу. У ограды ее догнал Сергей.

- Бабушка велела передать... - Он протянул Лене потертую коробочку из красного сафьяна.

Лена открыла коробочку, и ее глаза увлажнились. Внутри лежали все драгоценности свекрови - девичье колечко с мертвой бирюзой, жениховский подарок Ивана Емельяновича, и золотая цепочка с нательным крестиком.

- Перед смертью сильно горевала, что не простилась с тобой и с Сашком, глухо проговорил Сергей и, помолчав, спросил: - Ну, как там мой сын?

- Саша пишет тебе?

- Дважды в месяц.

- Тогда ты в курсе дела... Прощай!

- Обожди. Ты что, не считаешь нужным помянуть бабушку? Это же не по-русски. - Сергей нахмурился. - Зайди, уважь православный обычай. За столом хватит места и для твоих телохранителей...

С кладбища Лена заехала в дом на Константиновской вовсе не потому, что поддалась увещеваниям Сергея. Садясь в "волгу", чтобы вернуться в Комарово, она вдруг всем сердцем ощутила, что сафьяновая коробочка, помимо немудреного золота свекрови, таит в себе глубокий смысл: получив посмертный дар, она, Лена, становится духовной наследницей Зинаиды Афанасьевны. А символика дара в свою очередь навеяла грустные мысли о быстротечности жизни и том дне, когда она сама соберет такую же коробочку для собственной невестки.

За длинным поминальным столом на одном конце скучились старухи в черном, а на другом, под затянутой крепом фотографией Зинаиды Афанасьевны, расположились приятели Сергея, чье хозяйское место в торце пустовало. Лена бочком опустилась на стул между старухами и Давидом Шапиро.

- Леночка, какая честь! - обрадовался Шапиро. - Разреши налить тебе водочки? - Лена кивнула.

- Все разъезжаешь по европам? - Лена снова кивнула.

- А где Саша?

- В Кембридже, в частной школе Лейз.

- Не слабо! - Шапиро подмигнул сидевшему напротив морскому офицеру с нагрудной эмблемой подводника. - Серега как, подбрасывает тебе монету?

Вопрос был неприятен Лене, но Додик был здесь единственным, кого она по старой памяти считала близким человеком.

- Нет.

- Сколько ты платишь за обучение в Кембридже?

- Восемь тысяч фунтов в год.

- И Серега ни разу...

- Мы с сыном не нуждаемся в его деньгах, - перебила Лена.

- Нуждаетесь или не нуждаетесь, это второй вопрос. А ты мне ответь на первый.

- Ни разу за два последних года.

- Балбес он, вот что я тебе скажу, - рассерженно буркнул Шапиро. - Вгрохал больше ста тысяч баксов в дело, где конца-краю не видно, а на сыне, выходит, экономит.

- Додик, меня его дела не заботят.

- Я не слепой... Чем занимается твой муж? Нефтью?

- Деньгами.

- Банкир? - Шапиро оживился.

- Финансист.

Ответив Додику, Лена с досадой заметила, что косоглазый капитан Затуловский пристроился рядом с моряком и вслушивается в их разговор.

- Не слабо! - повторил Шапиро и собрался еще что-то спросить, но его отвлек крик в дверях.

Повернув голову, Лена увидела Вениамина Ивановича, в пьяном угаре рвавшегося за стол, и перекошенное лицо Сергея, тащившего дядюшку назад. А за ними, растерявшись, замерла рыжая бухгалтерша Цымбаревич, обеими руками державшая блюдо с высокой горкой блинов.

"Господи, куда я попала? - мелькнуло в голове у Лены. - Не хватает только старого педераста Коростовцева и шофера Потери, чтобы филерская шайка-лейка была в полном сборе!"

Еле-еле утихомирив разбушевавшегося родственника, которого на себе уволок в кухню блондин-оперуполномоченный, Сергей уселся за стол вместе с Цымбаревич и подал знак, что можно начинать. Без лишних слов выпили за помин души, после чего приятели Сергея навалились на закуски.

- Леночка, разреши подбросить тебе паюсной икорки, - предложил жующий Шапиро. - Она самопальная, но вкус - антик маре!

- Додик, ничего не хочу.

Лена пальцами положила в рот щепотку кутьи, виновато взглянула на фотографию свекрови и вышла из-за стола.

72. ПОИСКИ ВЫХОДА

Если в 1992 году взлеты у Холмогорова чередовались с провалами, то на следующий год он попал в полосу сплошного невезения. После успешной разборки в Красногорске все складывалось в пользу Сергея - директор Старосельского химкомбината согласился перекупить 15% акций, ранее принадлежавших "Пионеру", своевременно перечислил деньги за изготовление электрододержателей и оплачивал работы по монтажу оборудования и металлоконструкций, на бланке комбината выдав гарантию в течение пяти месяцев профинансировать оставшиеся затраты. А в феврале стройплощадка нежданно-негаданно обезлюдела, и только сторож в овчинном тулупе, постукивая валенком о валенок, маячил возле здания, чтобы лиходеи не разворовали дорогостоящую медь.

- Вы кто, люди или подонки? - взбеленившись, орал Сергей на Титова в гулкой пустоте бывшей компрессорной. - Я, дурак, доверился, а вы... Куда делись рабочие? Почему вы с директором, сукины дети, вторую неделю не перечисляете деньги в Ярославль за тензовесы? Чего молчишь, гад?

- Сергей Константиныч, ты даром прешь на меня, как шкаф. На мне вины нет, клянусь материнским прахом! - оправдывался Титов. - Оглянись вокруг - весь комбинат стоит мертвый, работяг хлеба лишили.

- Меня твой комбинат не печалит, - продолжал бушевать Сергей. - Мне важен карбид. Пусть дело шло медленнее, чем я хотел, но оно шло, день ото дня приближая пробную плавку. А что я вижу сегодня? Эх, зла на тебя не хватает!

- Остынь, Константиныч. Откуда взять деньги, когда счет арестован? Беда к нам пришла, горе горькое...

Слово за слово, с охами и вздохами, Титов поведал Сергею о том, к чему привела внеплановая проверка налоговой инспекции. Как с неба свалившиеся фискалы, не вникая в суть дела, состряпали акт и оштрафовали химкомбинат на 600 миллионов рублей за сокрытие прибыли и грубые нарушения в расчетах с госбюджетом. Между тем, по уверениям Титова, прибыль у них не утаивалась. Да, директор по распоряжению губернатора отпускал минеральные удобрения колхозам и совхозам Нечерноземья по цене ниже себестоимости, покрывая убытки на внутреннем рынке за счет экспортных поставок, но что ему оставалось делать останавливать производство, что ли? Ведь на селе нет денег, чтобы платить полную цену, а технологическая цепочка на комбинате не предусматривает хранения готовой продукции: удобрения затариваются в полиэтиленовые мешки и по транспортерной галерее поступают на погрузку в вагоны. И госбюджету урона не наносили, перечисляя положенное сразу же по получении денег из-за рубежа. Однако фискалы заявили, что комбинат обязан начислять прибыль не после, а до расчетов с иностранными контрагентами, в момент отправки вагонов с удобрениями в порт назначения, и отбыли восвояси чрезвычайно довольные собой - по инструкции 25% штрафных сумм предназначалось на материальное поощрение чиновников налогового ведомства.

- Веселенькие дела! Они что, хрен им в глотку, поголовно сошли с ума? холодея, воскликнул Сергей. - Складывается впечатление, что в Москве у всех крыша поехала...

- А то! - сокрушенно подтвердил Титов. - Это же надо - ни за понюх табаку весь комбинат накрыли дамским половым органом! Президент и Верховный Совет меряются друг с дружкой, кто над кем возьмет верх, а народное хозяйство скатывается в яму. При усатом вожде их бы в одночасье поставили к стенке за вредительство!

- Данилович, дорогой, подскажи, как мне выйти из положения? - в страхе взмолился Сергей. - Ведь я вложил сюда уйму бабок. Это же не хухры-мухры!

- Ехай в Питер, - посоветовал Титов. - Директор с губернатором неделю торчат в Москве, обивают пороги в правительстве. Ты один, а нас на комбинате как-никак три тыщи душ. Не может такого быть, чтобы с народом вовсе не посчитались.

- Сколько, по-твоему, продлится бардак?

- Кто их знает?.. Как что проклюнется, я мигом сообщу...

Прошли март, апрель и май, но никто так и не разрубил гордиев узел. А летом химкомбинат окончательно увяз в финансово-экономическом болоте очередное повышение тарифов на железнодорожные перевозки вкупе с ростом цен на электроэнергию и газ сделали экспорт минеральных удобрений нерентабельным.

Тогда, за неимением лучшего, Сергей попытался продать недостроенное производство карбида кальция местному коммерческому банку. Там сперва загорелись, но столь же быстро охладели, по-свойски растолковав Сергею, что нынче не резон вкладывать капитал в производство даже самой дефицитной продукции: покуда в стране неразбериха, нет ничего выгоднее, чем крутить деньги на коротких кредитах.

Отчаявшись найти покупателя, Сергей очутился перед дилеммой - либо бросить все к чертовой матери и смириться с разорением, либо на кабальных условиях брать ссуду в банке, чтобы запустить карбид и, ужавшись до предела, за год-другой рассчитаться с заимодавцем. В конечном итоге оба варианта сулили нищету, но, поразмыслив, Сергей выбрал второй - где наша не пропадала! На прокорм ему хватает, из "Холиса", слава Богу, не гонят, а кредит позволит побороться за право быть хозяином. Получится - он спасет вложенные деньги, не получится - значит, не судьба ему стать богачом. Риск невелик - сколько из нуля ни вычитай, нуль и останется.

Для получения ссуды Сергей прибегнул к помощи Затуловского. Тот сочувственно относился к его бедственному положению и совсем недавно предлагал свои услуги. Уж коли выпал жребий попасть в кабалу к банкиру, так лучше к знакомому, от кого можно не ждать подлянки. А сгинут деньги - тоже не страшно. Роман Валентинович убытка не понесет, да и Онежско-Ладожский коммерческий банк как-нибудь переживет потерю, им ущерб в 50 тысяч гринов - как слону дробина!

Затуловский радушно принял Сергея и первым долгом велел секретарше подать гостю кофе с печеньем. Сам Роман Валентинович по обыкновению пил чай без сахара. Внимательнейшим образом выслушав Сергея, он задал несколько вопросов, а затем бессильно развел руками.

- Какая жалость! При всем уважении к вам, Сергей Константинович, ни в "Онеле", ни в любом другом банке Акционерное общество "Старосельский карбид" не получит кредита под залог оборудования. Производственное здание, по вашим словам, принадлежит комбинату, а неработающие станки - всего лишь груда железа, не имеющая реальной цены... Вы огорчены отказом?

- Смешной вопрос! - обидчиво отозвался Сергей. - Роман Валентинович, вы же меня знаете?

- Знаю.

- Я верну все до корейки. В лепешку расшибусь, но отдам.

- Верю,

- Так поддержите мою кредитную заявку. Ну что вам стоит?

- Не просите, это бесполезно. Банковская политика не строится на голом доверии, а долгосрочные ссуды выдаются только под обеспечение с высокой ликвидностью, - с дружеской улыбкой ответил Затуловский, покручивая на мизинце кольцо с опалом. - Таковы наши правила. Вам очень нужны деньги?

- Позарез.

- Вообще говоря, безвыходных положений не бывает, - заметил Затуловский, сдувая пылинку с лацкана нового пиджака брусничного цвета.

- Что вы подразумеваете?

- Скажите, Сергей Константинович, вы твердо уверены, что уложитесь в 50 тысяч долларов?

- Нет вопросов! - На лице Сергея отразилась надежда. - Вы меня выручите?

- Не я, другие... - Затуловский выдержал паузу, обволакивая Сергея студенистым взглядом. - Среди моих сослуживцев есть состоятельные люди, частным порядком дающие взаймы валюту под 6% в месяц. Для дебиторов такие ссуды удобнее, чем банковский кредит в рублях под 200% годовых. Как вам известно, доллар по воле Центробанка и Минфина с лета колеблется вокруг отметки в тысячу рублей. Поэтому...

Сергей понял все с полуслова и быстро спросил:

- Вы поручитесь за меня?

- До известных пределов. Деньги есть деньги, поэтому от вас потребуется расписка с точным указанием взятой взаймы суммы, порядка ее возврата и формы обеспечения, каковым может послужить ваша трехкомнатная квартира на улице Рубинштейна и "мерседес", - по-деловому оговорил Затуловский. - Во избежание злоупотребления доверием залог недвижимости принято регистрировать в мэрии, но вас мы освободим от регистрации. Зная вашу порядочность, я уговорю заимодавцев упростить процедуру. Но прежде рекомендую вам как следует подумать. Мало ли как обернется дело в Старосельске. Вы сознаете, что через год так или иначе придется гасить ссуду независимо от того, заработает ваш карбид или нет? Учтите, это уже вне сферы моего влияния.

Закладывать последнее Сергей не собирался и хотел было отклонить неприемлемое предложение, однако соблазн сразу, без канители получить толстую пачку долларов пересилил доводы разума.

- Нет проблем! - воскликнул он, картинно прижав руку к сердцу. - Роман Валентинович, производство я запущу в январе-феврале, не позже, а там денежки потекут, только успевай баулить. Продавая карбид в мелкой фасовке, рассчитанной на потребителя из глубинки, с дедовским ацетиленовым генератором, я выручу в десять раз больше, чем при оптовых поставках.

- Вам виднее.

- Когда приходить за валютой?

- Завтра, ближе к концу дня. На всякий случай захватите с собой паспорт...

Церемонно проводив Сергея до лестничной площадки, Затуловский возвратился к себе в кабинет в отменном расположении духа. Завтра он ссудит Холмогорову 50 тысяч долларов и, таким образом, на все сто процентов гарантирует его участие в операции против Вороновского, где бывшему "пану почтмейстеру" отводилась малюсенькая, но при всем том ключевая роль: в кульминационный момент он буквально на секунду выглянет из-за кулис с репликой "Кушать подано", и ловушка захлопнется. Вернуть деньги Холмогоров наверняка не сможет. А угроза лишиться квартиры и автомобиля сделает Холмогорова столь же сговорчивым, как в былые годы. Состоятельные сослуживцы, разумеется, будут подставными лицами он сам снимет со своего счета требуемую сумму, а для отвода глаз задействует, скажем, Алексеева, что придаст сделке максимум правдоподобия.

В Онежско-Ладожском коммерческом банке Затуловский заметно поправил не только здоровье, но я материальное благосостояние. Оклад у него, как и у большинства банковских служащих, был отнюдь не выдающимся, что объяснялось нежеланием правления вносить в казну прогрессивный налог на превышение фонда заработной платы. Однако, помимо оклада, ему якобы для перепланировки квартиры и строительства дачи выдавались беспроцентные ссуды, которые незамедлительно зачислялись на так называемый "рождественский" рублевый вклад под 400% годовых, причем доступ к такому виду наживы имели исключительно свои люди по списку, конфиденциально утверждаемому президентом банка. Мало того, коль скоро Роман Валентинович с помощью сохранивших верность осведомителей эффективно проверял платежеспособность банковской клиентуры и выигрывал множество арбитражных споров, Колокольников изыскивал и иные способы поощрить чрезвычайно полезного вице-президента.

Но не хлебом единым жив человек. Сколь бы щедро ни вознаграждался его труд, в банке Роман Валентинович все равно чувствовал себя инородным телом, ибо не получал там морального удовлетворения. Может ли быть счастлив прирожденный охотник-промысловик, если его отлучили от тайги и приставили к занятию, сходному с парниковым огородничеством? Поэтому он воспринимал "Онелу" как временное пристанище. Да и сам банк, по его суждению, был обречен на банкротство. Еще год назад он обратил внимание на то, что Колокольников втихую перекачивает валюту за границу, и призадумался над смыслом загадочных трансферов. Что сие означает - страховку на случай гражданской войны в России или же заранее обдуманное намерение Родиона Филимоновича в один прекрасный день испариться из Санкт-Петербурга с банковской кассой, чтобы восстать из небытия в пальмовых рощах Латинской Америки? Затуловский незаметно поместил президента под колпак, и вскоре вторая гипотеза подтвердилась - при негласном осмотре на даче у Родиона Филимоновича обнаружился коста-риканский паспорт. Находка не обескуражила Затуловского, а лишь напомнила о том, что дальновидные люди не связывают свое будущее с Россией.

Нелепо думать, что Затуловский был плохим патриотом, нет. Но в России второй год подряд нагнеталась обстановка, чреватая социальным взрывом, и, как ему казалось, весь вопрос сводится к тому, когда этот взрыв произойдет. В самом деле, ножницы между богатством и бедностью все дальше расходились в стороны. Он, Затуловский, никогда не был приверженцем имущественного равенства, находя его противоестественным, но не одобрял и разительных контрастов, отдавая предпочтение золотой середине, характерной для Скандинавского полуострова. В Швеции, Норвегии и Финляндии богатые и бедные выглядят одинаково скромно и достойно, а отличие заключается только в том, что первые покупают те же носильные вещи в начале сезона, тогда как вторые - в конце, на распродажах, за треть цены. В обозримом будущем примерно такой же страной обещала стать Эстония, из-за чего, не без влияния жены, Затуловский склонился к мысли со временем переселиться туда и уже предпринял кое-какие шаги в этом направлении.

В дополнение к даче в Усть-Нарве стараниями тестя была куплена четырехкомнатная генеральская квартира в центре Таллина, Инна уволилась с работы и, получив эстонское гражданство, вступила в отцовскую юридическую фирму, Женя перевелась в Таллинский университет, а сам Роман Валентинович вложил деньги во вновь созданное охранное агентство, рассчитывая в дальнейшем возглавить его и, если это окажется выгодным, перепрофилировать на частный сыск или на борьбу с промышленным шпионажем. Правда, пришлось опустошить "черную кассу", но игра стоила свеч. Эстонским языком он владеет на бытовом уровне, так что войдет в местную среду, как нож в масло, а продажа питерской квартиры позволит реально претендовать на директорский пост в агентстве. Что же касается не квасного, а нормально понимаемого патриотизма, то Эстония, согласитесь, такая же часть распавшейся на куски Родины, как и Санкт-Петербург, природа и климат почти что одинаковые, а качественный состав населения на порядок выше. Средний эстонец при виде богатого соседа не хлопает по карманам в поисках спичек, чтобы спалить его дом, а стремится своим трудом подняться выше, догнать вырвавшегося вперед, в то время как живущий по другую сторону границы псковитянин от зависти изойдет на говно, будет спьяну бахвалиться, что, мол, захоти он разбогатеть - нет ничего проще, но из-за лени лишний раз не оторвет зад от печки.

Словом, будущее семьи Затуловских было обеспечено. И Роману Валентиновичу следовало побыстрее закругляться с делами в Санкт-Петербурге. Но его мертвым якорем удерживало необоримое желание расквитаться с Вороновским. По натуре он был сухим рационалистом и не без удивления спрашивал себя - надо ли ему пренебрегать интересами дома ради отмщения? Голос рассудка немедленно давал отрицательный ответ: раз он, Затуловский, рубит старые корни, чтобы начать новую жизнь, на прошлом благоразумнее поставить крест. Уход из милиции - не трагедия, особенно на фоне всеобщего развала, а жажда мести - удел фанатиков. Чего он добьется, отомстив Вороновскому?

Потешит уязвленное самолюбие, и все?

Но стоило Роману Валентиновичу хоть на минуту воскресить в памяти горечь унижений, которые он вынес, как все фибры его души восставали против добровольного отказа от мести, побуждая к решительным действиям. Больше всего Затуловский выходил из себя при мысли, что подлец поломал его карьеру походя, не прилагая особых усилий, расправился с ним так, как прихлопывают комара или букашку.

Планирование операции проводилось без спешки, с учетом всех сложностей, связанных с труднодоступностью фигуранта, что лишь подогревало интерес Затуловского. Однако информация, добытая при прослушивании телефона Тизенгауза, не подтвердилась - летом 1993 года Вороновский так и не появился в Комарово.

Роман Валентинович умел выжидать, как никто другой, и, не снижая накала, регулярно проверял на прочность каждый узелок и каждую ячейку раскинутой им сети, с удовлетворением убеждаясь в том, что все наготове. Исполнители натасканы и по сигналу могут быть задействованы в течение суток, обе базы, основная и запасная, снабжены всем необходимым, транспортные средства - на ходу, в полной исправности. А как только операция развернется и курок будет взведен, он поставит задачу Холмогорову. Теперь, очутившись на мели, Холмогоров и пикнуть не посмеет...

На следующий день, 23 сентября, Сергей увидел в кабинете Затуловского знакомое лицо следователя Алексеева. Симпатичный капитан, оказывается, тоже сменил поле деятельности и служил в Онежско-Ладожском коммерческом банке. Рассказав парочку бородатых анекдотов, Алексеев с шуточками-прибауточками проверил паспортные данные Сергея и в обмен на расписку выдал ему 40 тысяч долларов сроком на шесть месяцев под залог квартиры. Не успел Алексеев выйти за порог, как в кабинете обозначилась невзрачная женщина лет сорока по фамилии Красноперцева, которая на тех же условиях выдала Сергею еще 10 тысяч долларов под залог "мерседеса".

- Я не обманул ваших ожиданий? - любезно осведомился Затуловский, когда они остались наедине.

- И да, и нет, - ответил Сергей с ноткой недовольства. - Я же просил деньги на год.

- Пусть это вас не волнует, - успокоил Затуловский. - Если вы будете ежемесячно вносить проценты, то заимодавцы автоматически пролонгируют ссуду. Это я беру на себя.

- А если нет?

- Тогда для пролонгации вам придется в марте будущего года разом выложить шесть сложных процентов за весь срок пользования ссудой. Это составит... Затуловский придвинул калькулятор и быстро подсчитал, - 18 945 долларов. Иначе Алексеев и Красноперцева едва ли пойдут вам навстречу.

- Меня взяли за горло, - хмурясь, заметил Сергей.

- Кто спорит? При теперешней конъюнктуре дебиторам не позавидуешь... Но у вас в резерве есть живительный источник.

- Какой?

- Ваша бывшая жена. - Затуловский сочувственно улыбнулся. - Кстати сказать, очень приятная женщина, мечта поэта. Не жалеете, что расстались с нею?

Сергей промолчал. Не зная деталей, да и не интересуясь ими, он, конечно, догадывался, что Лена замужем за денежным мешком. Когда же наклюкавшийся Додик после поминок во Всеволожске нашептал ему про ее мужа-финансиста, он безразлично пожал плечами. Будь тот хоть эмиром в Бахрейне, ему от этого ни жарко ни холодно. Коли они заботятся о Сашке, все прочее - до лампочки. А жалеть о том, чего нельзя исправить, - подобающее занятие только для дремучих идиотов.

- Сто тысяч долларов - для Елены Георгиевны не сумма.

- Значит, ей повезло. Что же, Бог в помощь!

- Напрасно вы иронизируете, - интригующим тоном произнес Затуловский. Учтите, она вам не откажет, не та ситуация. Это как дважды два.

- Что вы подразумеваете?

- Ее супруг - мужчина широкий, меценат.

- Понятия не имею.

- Бросьте валять ваньку! - внезапно сменил тон Затуловский. - Вам ли не знать вашего подельца, обаятельнейшего Виктора Александровича?

- Вы что, охренели? - Сергей отпрянул. - Она же ненавидит его лютой ненавистью!

- От любви до ненависти один шаг, - невозмутимо сказал Затуловский. - Шаг туда, шаг обратно...

- Не верю!

- Назовите хотя бы один случай, когда я ввел вас в заблуждение.

Не находя слов, Сергей опустил голову, почувствовав себя так, будто на него вылили ушат помоев.

- Учтите, Вороновский перед вами в долгу... Пользуется вашей женой и все еще не рассчитался за старое. Он же ни дня не сидел в колонии.

- То есть как?

- Виктор Александрович любит комфорт, покой, изысканную кухню. А в колониях для зеков не готовят кавказских блюд на заказ, баня - раз в неделю, с мылом - проблемы, и на нарах жестковато. Припоминаете?

Сергей машинально закурил.

- Вороновскому нечего делать за решеткой. Эту возможность он целиком и полностью предоставлял таким простакам, как вы, Сергей Константинович.

- Обождите... - Сергей помотал головой. - У меня никак не укладывается в мозгу, что Вороновский...

- Холмогоров, не будьте идиотом, - жестко перебил его Затуловский. - Ваш Виктор Александрович - натуральный провокатор из КГБ, а вы - не первый, кого он угостил тюремной баландой. Именно поэтому он даст отступное и за старое, и за Елену Георгиевну.

- Да я... - Ощутив ком в горле, Сергей закашлялся. - Да я лучше сдохну под забором, чем воспользуюсь подачкой Вороновского, будь он трижды проклят!

- Вам виднее. Я счел нужным подсказать вам выход на крайний случай, а брать или не брать деньги у вашего подельца - решайте сами. - Затуловский выразительно посмотрел на часы. - У меня все. А у вас?

Сергей поднялся и, не прощаясь, вышел за дверь.

73. ИЗЯЩНАЯ СЛОВЕСНОСТЬ

Осенью 1991 года вышел из печати сборник статей и очерков Добрынина "Не в ладах с законом", после чего он распрощался с публицистикой. То, с чем Аристарх Иванович так вдохновенно боролся - лицемерная власть КПСС и равенство в нищете, - развеялось в пыль, став достоянием истории, и теперь его читатели сделались свободными, как мухи в полете. Однако, к их вящему удивлению, ни Америка, ни Европа не изъявили желания брать на иждивение многострадальную Россию, заработную плату начали выплачивать с опозданием, ее размеры не позволяли людям сводить концы с концами, а первые шаги того, что не без авторского сарказма назвали рыночными реформами, навели на жуткие подозрения: неужели великую державу с арсеналом атомного оружия и стопятидесятимиллионным населением, не по своей вине разучившимся продуктивно работать, пустили плыть по воле волн? Поскольку уверенность в завтрашнем дне не прихоть, а объективная потребность всякой здоровой личности, сакраментальные для россиян вопросы "кто виноват" и "что делать" естественно поменялись местами. А внятно вразумить читателей, как быть и куда податься в поисках хлеба с маслом, Добрынин и другие гранды гласности не могли, потому что сами внезапно очутились перед разбитым корытом: рост цен на бумагу и полиграфические услуги поставил печатные органы на грань разорения, а авторские гонорары приобрели чисто символический характер - за проблемную публикацию площадью в газетную полосу можно было на выбор купить либо два пакета молока, либо пачку сметаны.

Не от хорошей жизни Добрынин в качестве литературного консультанта пару лет подвизался на задворках у заокеанских киношников и телевизионщиков, но всплеск интереса к российской тематике в США оказался непродолжительным, а зрительский спрос на фильмы и телепередачи о России к 1994 году упал чуть ли не до нулевой отметки. Своеобразный они народ, совсем на нас непохожий, размышлял Добрынин, без сожаления расставаясь с американцами. Живут в ограниченном, изначально прагматическом мирке, и все, что происходит на земном шаре не под звездно-полосатым флагом, занимает их лишь постольку-поскольку, В итоге, поставив точку на двухлетнем сотрудничестве, он позволил себе не работать по найму и взяться за роман.

Сюжетная канва исподволь сложилась у него в мозгу, замысел казался увлекательным, а душа истосковалась по настоящей работе. Словом, за малым дело стало - для создания параллельного мира романных судеб и образов жизнелюбивому Аристарху Ивановичу надлежало отрешиться от окружающей действительности, залечь на дно, подальше от житейских соблазнов, и свести к минимуму бытовые заботы. Поэтому он на ура воспринял предложение Вороновского переселиться в Комарово, где сможет жить на всем готовом.

- Видит Бог, это находка, но, старик, совестно быть тебе в тягость, - из приличия вымолвил Добрынин, со зверским аппетитом уплетая нежнейшего омара под майонезом и лимонным соком в ресторане московского отеля "Балчуг-Кемпински", куда Вороновский пригласил его на ужин.

- Заруби себе на носу - меня ты нисколько не обременишь, - возразил Вороновский. - Дом все равно пустует, а затраты я как-нибудь выдержу, не зачахну... Позволь пожелать тебе творческой удачи. Прозит!

Выпив, Добрынин бросил взгляд на опустевшую тарелку и спросил виноватым тоном:

- Вить, ты не против, если я прикончу омара? Не могу без содрогания смотреть на его мертвое тело.

- Сделай одолжение... В Комарово, не обессудь, особых изысков тебе не подадут, но накормят досыта, обстирают и не будут отвлекать празднословием. Лариса ежедневно готовит еду для персонала и, смею надеяться, ни в чем не уступит поварам из Дома творчества в Переделкине.

- Не напоминай про Переделкино, - взмолился Добрынин, с полузакрытыми глазами наслаждаясь омаром. - Я по горло сыт тамошними зразами, отварной свеклой и писательскими сварами.

- В будние дни пиши, а в уик-энд отвлекайся от трудов праведных за рюмкой коньяка у Иосифа Прекрасного, - добродушно рассуждал Вороновский. - Или для разнообразия съезди в Питер, пообщайся с Тизенгаузами.

- Неловко мне перед Андрюхой, - признался Добрынин, переключаясь с омара на малосольную лососину. - А Марина - та вообще волком смотрит. Обещанную Горбачевой квартиру им ведь так и не дали.

- У коммунистов слова неизменно расходились с делами, - философски заметил Вороновский. - На расплату они жидковаты, их конек - обещания.

- Где ты так загорел? - полюбопытствовал Добрынин, с завистью поглядывая на свежее, холеное лицо Вороновского. - По тебе не скажешь, что на дворе зима.

- В Мехико.

- Каким ветром тебя туда занесло?

- Хороший вопрос! - Вороновский улыбнулся.- Берлинские финансисты подбили сыграть на понижение мексиканской валюты. Вот я и совместил приятное с полезным.

- Вить, почему ты не ведешь дел с Россией? - Добрынин перестал жевать и ногтем поскреб бородку. - У нас ушлые люди загребают деньгу лопатой, а ты брезгуешь, прилетаешь сюда раз в год, да и то на сутки-двое. В чем причина?

- Видишь ли, Арик, здесь бизнес в основном построен на том, кто кого облапошит: партнер тебя или ты - партнера. Вдобавок, насколько я знаю, приходится постоянно лавировать между Сциллой и Харибдой - власти предержащие и криминальные структуры наперебой норовят запустить лапу в твой карман, морщась, объяснил Вороновский. - А мне в пятьдесят семь лет все это ни к чему, с меня хватит.

- Ты ни на грош не веришь в реформаторские устремления наших правителей?

- В сказке про Красную Шапочку, если мне не изменяет память. Серый Волк умело притворялся бабушкой. Надо ли растолковывать тебе, писателю, зачем он это делал? - Вороновский негромко рассмеялся и поднял рюмку. - Прозит!

Добрынин выпил рюмку холодной водки "Абсолют", закусил в меру горячим жюльеном из дичи и прочувствованно сказал:

- Витя, солнце, ты истинный друг!.. Завтра же складываю переметную суму, беру в охапку пишущую машинку и на "Стреле" отчаливаю в Питер!

- Милости прошу. Я распоряжусь, чтобы тебя встретили на Московском вокзале. И вот еще что... - Вороновский поднял вверх палец, призывая ко вниманию. - Не сочти за труд выгуливать моего Якова. Бедный пес, должно быть, извелся от тоски по хозяевам. Будь любезен, позаботься о нем, прояви ласку. Я могу на тебя рассчитывать?

- За кого ты меня принимаешь? Попасу твоего Яшу, будь спокоен. Чего ты не перевез его в Германию?

- Мы же не сидим на месте. А путешествовать с собакой - немыслимое дело, сплошная морока, - ответил Вороновский, снова наполняя рюмки. - В прошлом году я так и не сумел вырваться на отдых в Комарове, а этим летом, где-нибудь ближе к июлю, мы с Еленой непременно приедем на пару месяцев, составим компанию тебе и Якову. Выпьем за меньших братьев. Они хоть и бессловесные, но верные до гроба. Прозит!..

Добрынин приехал в Комарове 12 марта, занял одну из гостевых комнат и без раскачки начал работу над сатирическим романом "Культурный досуг" с эскизных набросков отдельных сцен и эпизодов.

Завершив подготовительный период, он потратил еще несколько недель на то, чтобы соблюсти пропорции между реальностью и причудливой фантасмагорией, а ближе к середине мая, отталкиваясь от набросков и документального материала из архива Мосгорсуда, приступил к ритмичной работе, ежедневно выдавая на-гора по шесть страниц машинописного текста. Теперь он придерживался строгого распорядка дня: вставал в восемь утра, после завтрака усаживался за стол и ручкой писал черновики, в четырнадцать часов обедал и уходил с Яковом на прогулку вдоль Приморского шоссе, с шестнадцати до девятнадцати часов набело перепечатывал написанное накануне, после ужина два с половиной часа слонялся по Комарову, снова выгуливая Якова, а в десять вечера, позевывая, укладывался спать.

Как и обещал Вороновский, стряпня Ларисы пришлась Добрынину по вкусу. Столовался он в новом здании охраны, два года назад построенном между гаражом и сторожкой. Алексей Алексеевич по-прежнему жил в сторожке с немецкой овчаркой по кличке Бакс, шофер Володя поселился на втором этаже нового здания, а весь первый этаж, не считая кухни, отвели под караульное помещение, где перед шестью телемониторами круглосуточно дежурил сменный охранник с автоматом АК-74. Так что, включая Ларису, за стол обычно садились вчетвером, что в какой-то мере скрашивало одиночество Добрынина. Правда, сотрапезники в его присутствии предпочитали помалкивать, на что он ничуть не обижался кагэбэшники, что с них возьмешь? Когда его одолевала потребность в застольном разговоре, он шел на дачу к Крестовоздвиженским, однако не злоупотреблял их гостеприимством: обильные возлияния мешали работе, да и Ирина Борисовна особо не жаловала Добрынина, как, кстати, и жены других его приятелей, неодобрительно смотревшие на старого холостяка. Впрочем, его это не огорчало каждый волен жить по своим канонам, на всех не угодишь.

К июлю, поджидая Вороновского, он закончил одиннадцать глав романа, но тут зачастили дожди, похолодало, и Вороновский отсрочил приезд на месяц, появившись в Комарово со всем семейством только в начале августа. Жизнь в доме над обрывом моментально забила ключом, прием следовал за приемом, однако Добрынин устоял - в застолье пил не больше трех рюмок, не обжирался до изнеможения и день за днем продолжал писать, не снижая установленной нормы.

Без ущерба для романа он дважды в неделю после обеда отправлялся вдвоем с Вороновским за грибами. Елена и Саша не разделяли этого увлечения, что вполне устраивало Добрынина - наедине ему было удобнее говорить с Виктором о сюжетных коллизиях "Культурного досуга".

В четверг, 25 августа, они на "волге" приехали к Пухтоловой горе и, вооружившись острыми ножами, приступили к сбору шампиньонов. Впереди рыскал Яков, метавшийся среди папоротников, за ним в десятке метров друг от друга медленно двигались Вороновский и Добрынин, а в отдалении, не упуская их из виду, следовал новый охранник Валерий с пистолетом Стечкина под ветровкой.

Спину припекало солнце, от мшистой земли, после ночного ливня напитавшейся влагой, поднимались невидимые глазу испарения, а Вороновский, словно в издевку, выбрал настолько трудный маршрут вверх и вниз по сопкам, что часа через полтора Добрынина разморило. С него сошло семь потов, прежде чем, сполна набрав корзину, он на последнем дыхании приплелся к промежуточному финишу. Обычно они делали два захода в лес, доводя валовой сбор до четырех корзин, но сейчас, жадно припав к горлышку двухлитровой пластиковой бутыли с "Боржоми", Аристарх Иванович чувствовал себя загнанной лошадью и сомневался в том, что выдержит еще один перегон.

- Уфф! - Оторвавшись от бутыли, он перевел дух, стащил с себя насквозь мокрую футболку и вылил на голову остаток "Боржоми".

- Перешел к водным процедурам? - насмешливо осведомился Вороновский, перекладывавший собранные шампиньоны в багажник "волги". - Арик, дорогой, напрасно ты не следишь за собой. Вон какое отрастил брюхо, жуть. Повышай нагрузки, обжора, не то, помяни мое слово, свалишься с инфарктом.

- Типун тебе на язык!

- Сколько лет твержу - не ешь тортов и пирожных, а тебе хоть бы хны.

- Душно, - пожаловался Добрынин, прихлопнув слепня, впившегося в предплечье. - К ночи, видно, опять грянет гроза... Нет в тебе сочувствия, Вить, черт тебя дери. Человек любит заварной крем, а ты...

Вороновский поднял голову и из-под длинного козырька ковбойской шапочки взглянул на небо. Он не ощущал усталости, а его белая майка со следами паутины и прицепившимися сосновыми иглами спереди была совершенно сухой. Только на спине, между лопатками, сужаясь книзу, темнело треугольное пятно пота.

- Позволю себе не согласиться, грозой, по-моему, не пахнет, - сказал он, переводя взгляд на Добрынина. - Ну как, готов к труду и обороне?

- Не гони картину, дай остынуть... Вить, ты прочитал первую часть моего опуса? - Вороновский кивнул.

- Каково же твое впечатление?

- Не скрою, смеялся до слез.

- А что скажешь про недостатки?

- Напрасно ты, Арик, так смакуешь постельные баталии, - досадливо поморщившись, сказал Вороновский.

- Это ты зря, - возразил Добрынин. - Такие мастеровитые бестселлерщики, как Сидни Шелдон и Гарольд Роббинс, сплошь и рядом используют метафоры вроде цилиндра с поршнем или болта с гайкой, а в "Культурном досуге" ничего похожего нет.

- Бульварные романы не для меня, здесь я плохом советчик.

- Ты считаешь, что я клепаю бульварное чтиво? - шевельнув кустистыми бровями, с обидой воскликнул Добрынин.

- Зачем впадать в крайности? Сексуальных техницизмов в чистом виде я у тебя не встретил, однако... - Вороновский пожевал губами. - Насколько я могу судить по прочитанному, твой роман совсем не об этом. Стоит ли снимать секс с бреющего полета?.. Улавливаешь смысл? Иногда недоговоренность воспринимается сильнее полной ясности. Впрочем, учить ученого... - не закончив фразы, Вороновский поднял с пня пустую корзину. - Ну, Салтыков-Щедрин, делаем последний заход?

- Вить, посмотри на Яшку. Бьюсь об заклад, пес не в себе!

Действительно, досыта набегавшийся эрдельтерьер уже не лежал, как прежде, у ног Вороновского, а сидел, задрав морду к небу, и жалобно посвистывал носом, царапая мох лапой.

- Яков, что с тобой? - спросил Вороновский, наклоняясь к псу. - Ушибся?

Пес заглянул в глаза хозяину и, подбежав к "волге", уперся лбом в дверцу.

- Яков, ко мне! - приказал Вороновский и, обращаясь к Добрынину, добавил: - Надо его осмотреть.

Пес метнулся к нему и, ухватив зубами за шорты, потянул к "волге".

- Яков, дорогой, чего ты хочешь? - забеспокоился Вороновский, приседая на корточки.

Пес выпустил его шорты, отпрыгнул назад и, встав на задние лапы, заскользил передними по дверце "волги".

- Будто силится что-то растолковать нам, но не может, - заметил молчаливый охранник.

- Валерий, будь любезен, прикрепи мигалку, - изменившимся голосом распорядился Вороновский. - Арик, поехали!

- Виктор Александрович, мне сесть за руль? - спросил охранник, установив на крыше синий проблесковый маячок с магнитным присосом.

- Нет, я сам...

Взревев мотором, "волга" рванулась с места и, оставляя за собой бурое облако пыли, помчалась по проселку. Метров через триста, с креном вырулив на бетонку, Вороновский во всю мочь погнал машину в сторону Зеленогорска. На виражах визжали покрышки, сидевшего сзади Добрынина то и дело швыряло с боку на бок, тугие потоки воздуха врывались в открытые окна салона, парусом надувая футболку, но Добрынин ничего не замечал, всецело отдавшись гложущему чувству тревоги.

Что-то определенно стряслось, но что именно?

На въезде в Зеленогорск Вороновский включил сирену, при обгоне грузовика едва разминулся с ехавшим навстречу автобусом и, нырнув за рынком под железнодорожный виадук, устремился налево, к Комарову.

- Что у тебя с собой, кроме "Стечкина"? - отрывисто спросил Вороновский у сидевшего рядом Валерия.

- Автомат с двумя рожками и три гранаты.

- Держи наготове, мало ли что...

- Слушаюсь!

На подъезде к дому, у открытых ворот, их ждал Алексей Алексеевич, издалека услышавший вой сирены. Рядом с ним изваянием застыл Бакс.

- Из-за чего шум? - строго спросил Алексей Алексеевич у Валерия, когда "волга" резко затормозила у обрыва. - Белевцев, доложите, в чем дело?

- Где Елена Георгиевна? - крикнул Вороновский, рывком выпрыгивая из машины.

Валерий с автоматом в руках выскочил в ту же секунду, а Добрынин замешкался, пропуская вперед рвавшегося на волю Якова.

- Уехала в Петербург с Сашей.

- Кто их сопровождает?

- Никто. Я посылал Владимира, но Елена Георгиевна воспротивилась.

- Давно они уехали? - допытывался Вороновский.

- В шестнадцать часов с минутами, обещали вернуться к ужину.

- Ей кто-нибудь звонил?

Добрынин остановился в створе ворот и посмотрел на часы. Восемнадцать пятнадцать. До ужина еще час с четвертью. Может быть, они зря всполошились?

- Звонков по проводной связи не было. Про сотовую сказать не могу, не знаю, - с задержкой произнес Алексей Алексеевич. - Виктор Александрович, успокойтесь, на вас лица нет. Какие основания объявлять тревогу?

Между тем Яков, повертевшись рядом с хозяином и Алексеем Алексеевичем, сел напротив Бакса, задрал морду и протяжно завыл. Бакс тотчас последовал его примеру, отчего у Добрынина перехватило горло.

- Сигарету, - сдавленно потребовал Вороновский, протягивая руку назад, в сторону Валерия.

- Вы уже десять лет как не курите, - вполголоса напомнил Алексей Алексеевич.

Тут Вороновского начало трясти...

74. РАЗНОГЛАСИЯ

Три часа спустя Добрынин в одиночестве ужинал в столовой большого дома. Беспрестанно ломая голову над тем, что же могло случиться с Еленой и Сашей, он по рассеянности умял две курицы, приготовленные Ларисой в гриле из расчета на четверых едоков, сопроводив их в свой желудок картофельной соломкой с кетчупом и зеленым горошком. Вдобавок Аристарх Иванович совершенно машинально выпил бутылку "Смирновской" и остановился в тот момент, когда сцеживал в рюмку последние капли огненной влаги. Со студенческих лет помня, что только-только опорожненная поллитровка содержит еще 102 капли водки, он, на весу, поддерживая бутылку, довел счет до 93 и, спохватившись, громко выругался.

"Видит Бог, не хотел! - корил он себя, в растерянности поскребывая бородку. - Стоит мне понервничать, как всякий раз прорезается зверский аппетит. И с водкой, черт ее дери, получилось погано: Витька сам не свой, а я - поддатый!"

Попросив у Ларисы кружку крепчайшего кофе без сахара, Добрынин, обжигаясь, в два приема опустошил ее и заел бананом, чтобы отбить горечь. В мозгах прояснилось, и он решил сходить на разведку, воспользовавшись черным ходом через кухню. Но попытка не увенчалась успехом - на заднем крыльце ему перегородил дорогу широкогрудый Валерий.

- Аристарх Иванович, вы прямо как маленький, - пристыдил он Добрынина. По тревоге вам ведено не отлучаться из дома.

- Валера, сынок, я на минутку. Спрошу у Алексея Алексеевича, не слышно ли чего насчет...

- Старшому не до вас, - отрезал Валерий и бесцеремонно закрыл наружную дверь перед носом Добрынина.

Вороновский по-прежнему с отрешенным видом сидел в кресле у камина и никак не отреагировал на возвращение Добрынина.

- Витя, солнце, не убивайся прежде времени, - прочувствованным тоном сказал Добрынин, грузно опускаясь на диван. - Вот увидишь, все как-нибудь рассосется, перемелется.

Вороновский вяло шевельнул рукой с дымившейся сигаретой, что, без сомнения, означало - не лезь с утешениями, оставь в покое. Другая его рука мерно поглаживала загривок эрдельтерьера, положившего голову на колени хозяина.

Добрынин вздохнул и, чтобы как-то скрасить тягостное ожидание новостей, восстановил в памяти прерванный разговор в лесу относительно "Культурного досуга". Однако, вновь согласившись с мнением Виктора, высказавшего поистине дельную мысль, Аристарх Иванович задумался не о переделке написанных глав, а о поразительной восприимчивости собак, способных на расстоянии безошибочно чувствовать беду. Собаки - самые душевные существа, с ними могут сравниться только лошади, но уж никак не кагэбэшники. У тех гонора невпроворот, а ума и интуиции - как у дохлой вороны. Запретили ему приближаться к телефону, а сами, черт их дери, четвертый час не в состоянии хоть чуть-чуть прояснить картину.

После полуночи Алексей Алексеевич принес плохие новости.

- В двадцать два тридцать наряд патрульно-постовой службы Сестрорецкого РУВД обнаружил брошенные "жигули", которыми пользовалась Елена Георгиевна, в лесопосадке между берегом Финского залива и Приморским шоссе на участке Лисий Hoc - Ольгино, - обстоятельно доложил он, остановившись перед Вороновским. При осмотре "жигулей" следов борьбы мы не нашли. Машина в полной сохранности, за исключением автомагнитолы и выносных акустических колонок. Ключи находились в замке зажигания.

- Присядьте, - неприязненным тоном сказал Вороновский. - Ваши выводы?

- Для выводов мало данных... - Алексей Алексеевич сел на диван рядом с Добрыниным. - Похоже на похищение, Виктор Александрович.

- Почему вы так считаете? - нетерпеливо спросил Вороновский, прикуривая новую сигарету от окурка предыдущей. - Изложите ваши соображения.

- В восемнадцать тридцать я переговорил с дежурным по ГУВД. Во второй половине дня вооруженные нападения на транспортные средства в городе не фиксировались. В аварию наши "жигули" не попадали. Тогда я подумал о похищении и поставил себя на место похитителей. Где легче произвести захват? На улицах Петербурга опасно: обилие транспорта и пешеходов затрудняет задачу. На Приморском шоссе проще: конец лета, в будни поток машин слабый - две-три за минуту, а то и меньше. Наиболее пригодные для захвата, удаленные от жилья отрезки трассы возле Белоострова и между Лисьим Носом и Ольгином: там и там полосы одностороннего движения расходятся одна от другой с нарушением прямой видимости. Оттого я и попросил милицию обследовать прилегающую территорию.

- Стало быть, милиционеры действовали по вашему заданию?

- Так точно.

- Как вы себе представляете захват?

- Елена Георгиевна водит машину аккуратно, соблюдает наши установления по личной безопасности и по пути может остановиться в двух случаях - при поломке или по сигналу сотрудника госавтоинспекции. ГАИ наших "жигулей" на трассе не останавливала, это я проверил. Поломка тоже исключается: по всему видно, что машина исправна. Значит, остается одно - инсценировка проверки документов похитителями.

Добрынин во все глаза смотрел на Алексея Алексеевича, поражаясь его выдержке. Старший группы, потерявший охраняемое лицо, должен был, как казалось Аристарху Ивановичу, иметь бледный вид и мокрую задницу, однако ничего похожего не наблюдалось - морщинистый кагэбэшник нисколько не заискивал, а, напротив, держался уверенно, с достоинством и хладнокровием, внушавшими невольное уважение.

- Продолжайте, - торопил Вороновский.

- Допускаю, что при захвате похитители применили спецсредство, предположительно "Си-Эс": в салоне мы почувствовали выветрившийся, еле ощутимый запах газа. То, что они бросили "жигули", не заботясь о маскировке, укладывается в версию похищения. Для них "жигули" - обуза, от которой нужно было быстрее избавиться, убрав с обочины. Времени они не теряли, все заняло от силы пять-семь минут.

- Ваши дальнейшие действия?

- Моя группа в сборе, все восемь сотрудников налицо. Управление ФСБ поможет нам при отработке версий и с рассветом заблокирует дальние подступы к дому, чтобы засечь любого, кто попытается присмотреть за нами.

- Вы и это допускаете?

- Виктор Александрович, без проверки ничего исключать нельзя. По всему видно, что похищение было спланировано и Елену Георгиевну расчетливо выманили из дому. - Сказав это, Алексей Алексеевич окинул Добрынина колючим взглядом. Кто-то их ориентировал, подпитывал информацией.

От обиды Добрынина бросило в жар.

- Смею надеяться, что Аристарха Ивановича вы не подозреваете. Вороновский мрачно скривился. - Нам только не хватало по-волчьи коситься друг на друга.

- Аристарху Ивановичу придется выбрать что-то одно: либо сегодня же уехать отсюда, либо неукоснительно подчиняться всем моим требованиям - впредь без разрешения не покидать охраняемого объекта, не пользоваться никакими средствами связи и не вмешиваться в нашу работу, - твердо заявил Алексей Алексеевич. - По-другому не выйдет.

- Черт вас дери! - срывающимся голосом вскричал Добрынин. - За кого вы меня принимаете?

Вороновский выставил вперед руку и сказал ледяным тоном:

- Предоставьте мне решать, кто уедет, а кто останется.

- Вы - хозяин. - Алексей Алексеевич встал. - Разрешите быть свободным?

- Сядьте! - Вороновский повысил голос. - Вам не пристало впадать в амбицию!

- Виктор Александрович, как только похищение подтвердится, в чем я практически не сомневаюсь, начнется состязание нервов, долгое и изнурительное, - глядя себе под ноги, сдержанно заговорил Алексей Алексеевич. - Мы не можем допускать разногласий. Решающий голос должен быть закреплен за одним человеком, и, не обижайтесь, этот человек - не вы. Доверьтесь мне: я сделаю все, чтобы вызволить Елену Георгиевну и мальчика. Или - дело ваше! - ищите замену.

- Я не готов к ответу, - помолчав, сказал Вороновский. - Мне надо посоветоваться с Евгением Петровичем.

"Дельная мысль! - одобрил Добрынин, с отвращением глядя на потупившегося Алексея Алексеевича. - Женька Скворцов не чета тебе, сраному ангелу-хранителю! Проворонил Ленку и Сашку, а теперь учишь нас уму-разуму?"

- Вечером я дважды докладывал обстановку генерал-лейтенанту, - не поднимая глаз, сообщил Алексей Алексеевич. - Он согласился с моими наметками и велел передать, что прибудет сюда послезавтра... виноват, завтра, в субботу утром.

- С этого надо было начинать, - вымолвил Вороновский с некоторым облегчением. - Алексей Алексеевич, сядьте и будьте добры изложить ваши наметки.

- Прежде определимся с Аристархом Ивановичем, - упрямо оговорил Алексей Алексеевич.

- Арик, как ты?

- Вить, я с тобой до конца, - не колеблясь, ответил Добрынин и буркнул в сторону Алексея Алексеевича: - Видит Бог, обязуюсь свято выполнять ваши установки.

Алексей Алексеевич сел и, наклонившись вперед, к Вороновскому, произнес с прежним хладнокровием:

- Для пользы дела мы объявим вас тяжелобольным. Безотлучно находитесь в доме и не приближайтесь к окнам.

- Что это даст? - спросил Вороновский.

- Похитителям желательно вести переговоры с вами. А мы, объявив о болезни, отсечем вас, выведем из игры, чтобы усложнить им задачу.

- Каким образом? - вмешался Добрынин.

- Лишим возможности давить на Виктора Александровича. Когда пойдет торг о размере выкупа, меня не проймешь угрозами изувечить заложников.

По лицу Вороновского пробежала гримаса боли.

- Я готов заплатить сколько угодно, лишь бы скорее вернуть Елену и Сашу.

- Уступчивость может только навредить, - предостерег Алексей Алексеевич. Сразу соглашаться на условия похитителей нельзя - им покажется, что они продешевили. Впереди состязание нервов. У кого крепче нервы, тот победит.

- Боюсь, что надолго меня не хватит, - безуспешно борясь с сотрясающей его дрожью, сказал Вороновский. - Из дому я выходить не буду, а окончательное решение примем в субботу, после обсуждения с Евгением Петровичем...

75. ОРГАНИЗАЦИОННЫЕ ТРУДНОСТИ

О приезде Вороновского на Карельский перешеек Роману Валентиновичу доложил Шапиро, узнавший об этом от Холмогорова, который 8 августа встречался с сыном. По словам Шапиро, Холмогоров был взбешен поведением бывшей жены - она не дала им пообщаться с глазу на глаз, ограничила время свидания одним часом и всем своим видом демонстрировала крайнюю степень презрения. Впрочем, Сергей не остался в долгу: наплевав на ее гримасы, он внушил сыну, что тот обязан побывать во Всеволожске хотя бы ради того, чтобы принести цветы к могилке бабы Зины. В конце концов они договорились через неделю непременно съездить на кладбище.

Загрузка...