Однажды в России

Между тем прошел и май, а о следственной бригаде Прокуратуры Союза по-прежнему не было ни слуху ни духу.

61. ПЛАЦДАРМ

Утром в понедельник 4 июня на залитый солнцем перрон Московского вокзала из купированного вагона "Красной стрелы" неспешно сошел плотный сорокалетний мужчина с новеньким бриф-кейсом. Усатый, толстощекий, стриженный бобриком, он слегка смахивал на сытого кота. Пробежав взглядом по лицам встречающих, мужчина выбрал самого молодого офицера в форменной рубашке навыпуск и поманил его к себе указательным пальцем.

- Турчанинов?

- Следователь военной прокуратуры Ленинградского гарнизона лейтенант юстиции Турчанинов! - официально представился стройный молодой человек с темными восточными глазами и по-девичьи длинными ресницами.

- Будем знакомы! - Мужчина протянул руку. - Долгов, старший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР. Значит, поработаем вместе?

- Так точно, товарищ генерал-майор!

- Начнем с того, что я не генерал, а государственный советник юстиции третьего класса, - поправил Долгов. - В отличие от вас, военнослужащих, чинопочитание у нас не в ходу, так что зови меня Всеволодом Дмитриевичем. А тебя как величать?

- Русланом.

- Хорошее имя, старославянское, - одобрил Долгов, направляясь к выходу в город. - Ты где учился и как давно работаешь на следствии?

- Два года назад закончил Военный институт с красным дипломом, прошел стажировку в учебной бронетанковой дивизии в Каменке и уже девять месяцев самостоятельно расследую воинские преступления, - с гордостью доложил Турчанинов.

- Самостоятельно, говоришь... - Долгов присел на корточки, обернувшись вполоборота, передал бриф-кейс Турчанинову и туже завязал шнурок левого полуботинка. - Куда определишь меня на постой?

- В гостиницу "Октябрьская". Туда спущена бронь из штаба округа. Это здесь, прямо через площадь.

- Знаю, знаю... Скажи, Руслан, ты когда-нибудь имел дело с УБХСС?

- Никак нет!

- Значит, будешь иметь...

Они вышли на площадь Восстания, обогнули ее у устья Староневского проспекта и ненадолго задержались на углу Лиговки: Долгов вновь присел на корточки, только теперь перевязал узел на правом полуботинке.

- Шелковые шнурки коварные, - сочувственно заметил Турчанинов. - Чтобы не развязывались, лучше сразу вязать двойным узлом.

- Может быть, может быть,- многозначительно протянул Долгов, зачем-то поглядывая в зеркальные окна гостиницы. - В жизни много чего коварного...

Разместившись в "Октябрьской", Долгов наскоро перекусил в буфете и вместе с Турчаниновым доехал на трамвае до гарнизонной прокуратуры, где после беседы с прокурором ему выделили для работы два смежных кабинета.

- Всеволод Дмитриевич, можно задать вопрос? - обратился к нему Руслан, когда они остались вдвоем в отведенном им помещении.

- Сколько хочешь, - осваиваясь на новом месте, разрешил Долгов.

- Почему вас так долго не было? Мне приказали поступить в ваше распоряжение еще в апреле, я ждал вас, ждал...

- Мы, дружок, без работы не сидим ни дня. Моя бригада седьмой месяц подряд торчит в Минске. Расследуем злоупотребления сотрудников белорусского угрозыска, фабриковавших дела на невиновных. Троим ни за что ни про что пришили убийство инспектора рыбнадзора, еще двоих привлекли за убийство с изнасилованием несовершеннолетней, осудили по всей строгости закона к ВМН, привели приговоры в исполнение, в то время как настоящие преступники разгуливали на свободе. Вдобавок эти дурни корчили из себя героев: угрозыск, мол, умирает, но не сдается. Пришлось с ними попотеть. Канительное занятие, чего там говорить. - И Долгов опустился на одно колено, чтобы подогнать вращающееся кресло под свой рост.

Это была чистая правда, но далеко не вся. Приняв к производству дело No 18/51366-90 по факту необоснованного привлечения к уголовной ответственности А. С. Тизенгауза и утраты части принадлежащего ему имущества, срочно вызванный из Минска в Москву Долгов ознакомился с имевшимися материалами и написал рапорт, указав в нем, что в отношении Тизенгауза, по-видимому, была проведена заранее спланированная провокация, к участию в которой УБХСС Ленинграда привлекло не менее пяти лиц, негласно сотрудничавших с милицией, и что без подкрепления его бригады работниками КГБ вряд ли удастся выявить и допросить этот "подсобный спецаппарат" о деталях оперативной комбинации, равно как и проследить контрабандные пути утечки пропавших ценностей за границу.

Руководство Прокуратуры СССР незамедлительно обратилось с соответствующим письмом на Лубянку, откуда месяц спустя поступил ответ за подписью первого заместителя председателя КГБ. Комитет готов и впредь оказывать оперативными силами и средствами любое содействие прокуратуре, говорилось в изысканно вежливом отказе, однако, с учетом специфики контрразведывательного обеспечения органов внутренних дел и сложившихся в этой связи взаимоотношений между КГБ и МВД в центре и на периферии, представляется целесообразным в данном случае использовать квалифицированный персонал Главного управления уголовного розыск МВД СССР. А на действенную помощь ГУУРа Долгов, естественно, не рассчитывал свои ходят в штыки против своих только на гражданской войне.

Тогда Долгов уже из Минска подал еще один рапорт - с просьбой доукомплектовать бригаду опытными следователями из Главной военной прокуратуры (ГВП), в результате чего и получил эффективное усиление в виде лейтенанта юстиции Турчанинова. Что тот - зеленый несмышленыш, было ясно с самого начала - по его воинскому званию и главным образом по русской пословице "На тебе, Боже, что нам негоже", согласно которой в распоряжение Следственной части по особо важным делам с мест откомандировывали, как правило, наименее полезных работников.

"Спасибо хотя бы за то, что он молодой, - беззлобно подумал Долгов, читая в Минске только что поступившую из ГВП телефонограмму. - Молодого можно научить уму-разуму, а дали бы какого-нибудь дубоватого козла в звании майора я бы с ним хлебнул лиха. А, что там говорить, дареному коню в зубы не смотрят!"

Он не таил обиды на руководство. Зимой по личному указанию президента Горбачева начали формировать бригаду быстрого реагирования для расследования массовых беспорядков, сплошь и рядом возникавших в ходе межнациональных конфликтов, в огне полыхал почти весь юг страны, поэтому первостепенное значение придавалось исключительно этой бригаде в ущерб всем остальным.

Обо всем этом Долгов умолчал, чтобы напрасно не расхолаживать новичка. В разговоре с ним, наоборот, следовало всячески подчеркивать, что порученное им расследование крайне ответственное. Впрочем, последнее было близко к истине. Ведь дело No 18/51366-90, надо полагать, возникло с подачи Раисы Максимовны Горбачевой, а в народе не зря говорят, что муж и жена - одна сатана.

- Приступим? - для проформы спросил Долгов, удобно устроившись в кресле и с удовлетворением заметив, что Турчанинов выложил перед собой бумагу и ручку. - Задача у нас, Руслан, не из легких. Мы пойдем по остывшему следу в обстановке массированного противодействия. Что ты знаешь о деле Тизенгауза?

- То, о чем писали в газетах. Например, в очерке "Концы в воду".

- Это уже кое-что... Я не в первый раз расследую милицейские фокусы и давно привык, что мне ставят палки в колеса, а тебе, дружок, придется приноравливаться к работе под обстрелом. Против нас будут не только те, у кого рыло в пуху. Есть такое понятие - честь мундира. Из-за нее на нас с тобой ополчатся многие порядочные люди из ГУВД, так что предстоит попотеть.

Турчанинов понимающе кивнул.

- Прежде чем идти в ГУВД и в УБХСС для объявления войны, мы вынесем парочку постановлений и отпечатаем кое-какие запросы, - продолжал Долгов, перелистывая свой блокнот. - Подготовь за моей подписью постановления об изъятии уголовного дела Тизенгауза из народного суда и о назначении судебно-бухгалтерской экспертизы, которая должна исследовать движение всех вещей, денег и ценностей Тизенгауза с даты его задержания и до момента их возврата, фамилию внештатного эксперта с минуты на минуту назовет твой гарнизонный прокурор, он взял на себя подбор кандидатуры.

- Будет сделано, - заверил Турчанинов. - А запросы кому?

- В УБХСС. Пиши: "В связи с расследованием уголовного дела... - точное наименование возьмешь из постановления о возбуждении, вот оно, - на основании статьи 70-й УПК РСФСР прошу предоставить в распоряжение следственной бригады нижеперечисленные документы:

* дело оперативной разработки (ДОР) на А. С. Тизенгауза,

* журнал регистрации агентурных сообщений и сообщений д. л. за 1988 год,

* журналы оперативных проверок за 1987 и 1988 годы".

- Всеволод Дмитриевич, что означает "д. л."? - полюбопытствовал Турчанинов.

- Доверенные лица.

- Они рангом ниже агентов?

- Как посмотреть... - Долгов добродушно улыбнулся. - Зачастую доверенные лица ценнее завербованной агентуры. Используют их реже, зато отдача...

- Диктуйте дальше.

- Пиши: "Кроме того, прошу сообщить, сколько раз давалось задание 7-му Управлению ГУВД на проведение н/н в отношении Тизенгауза в период с сентября 1987 по март 1988 года. Также прошу сообщить, проводилось ли в отношении вышеупомянутого лица мероприятие "Бумеранг". Если да, то сколько раз". И заделай мою подпись.

- Н/н - это наружное наблюдение, - сказал Турчанинов. - А "Бумеранг"?

- Как раз то самое, что они подсудобили Тизенгаузу, - создание искусственной ситуации, провоцирующей фигуранта на преступление, - пояснил Долгов.

- Понял... Что еще писать?

- Пиши в тот же адрес, использовав шапку из первого запроса: "...прошу сообщить, являлись ли негласными сотрудниками УБХСС следующие лица: 1) Коростовцев Т. Т., 2) Холмогоров С. К., 3) Потеря И.Н., 4) Цымбаревич А. Н., 5) Грязнов И. И., 6) Рябокобылко Б. Ю.". И снова моя подпись.

- Кто они, эти шестеро?

- Свидетели по делу Тизенгауза... Руслан, садись за машинку, а тем временем я съезжу в прокуратуру Ленинграда. Нам нужно и там, на Якубовича, 4, получить помещение для моих орлов.

- Зачем размещать бригаду по разным адресам? Проще попросить у нашего шефа еще пару кабинетов здесь, на Воинова.

Долгов лукаво усмехнулся.

- Проще, но не лучше. Так я вдвое усложню задачу противнику, когда он захочет ознакомиться с нашим делопроизводством.

- Неужели вы допускаете... - Руслан осекся. - Нельзя же забраться в сейфы при наличии пропускного режима и вооруженной охраны?!

- Они и не то могут, - спокойно сказал Долгов. - Для профессионалов ваши сейфы - детские копилки... Скажи, дружок, ты наверняка утром подумал, будто я не умею как следует завязывать шнурки на ботинках?

- Всеволод Дмитриевич, напрасно вы меня...

- Не напрасно, Руслан, - прервал его оправдания Долгов. - Еще на вокзале я заметил топтунов и по пути в "Октябрьскую" дважды приседал, чтобы к ним присмотреться. Они же вели нас с тобой от гостиницы досюда, а сейчас скучают, поджидая меня внизу.

На лице Турчанинова отразилась паническая растерянность.

- Имей в виду, что "семерку" используют не в качестве почетного эскорта, продолжал Долгов. - Кому-то позарез нужно знать, куда я хожу, с кем встречаюсь и так далее.

- Елки-палки! - выдохнул Турчанинов.

- За тобой тоже установят н/н, так что не удивляйся. Но выводы сделай, это не помешает. И еще - о том, что ты здесь услышишь, никому ни звука...

В первый день Долгов сделал столько, что юный лейтенант юстиции проникся невольным уважением к его организаторским способностям. Действительно, после поездки в прокуратуру города, где ему отвели просторную комнату на пятом этаже, Долгов послал Турчанинова в суд на Выборгскую сторону за архивным делом Тизенгауза, а сам побывал в УКГБ, на Литейном, 4, договорился там о выполнении отдельных поручений следственной бригады и об обеспечении легковым транспортом, а затем с документами в руках настолько исчерпывающе растолковал схему агентурной комбинации против Тизенгауза, что у Руслана не осталось каких-либо неясностей. А ближе к вечеру, когда они встретились с потерпевшим. Долгов так ловко направил разговор в нужное русло, что тонувший в избытке подробностей Тизенгауз всего за два часа выдал такое количество полезной информации, которое сам Руслан не выудил бы из него и за месяц.

Второй день выдался не хуже первого. Начался он с посещения ГУВД, куда Долгов сходил без Турчанинова, а продолжился в УБХСС, на Каляева, 19, уже в его присутствии. Там, в кабинете заместителя начальника управления Затуловского, Всеволод Дмитриевич блеснул той зоркостью, какая, должно быть, и отличает настоящего мастера следствия от подмастерья вроде Руслана.

- О-о, вижу что-то знакомое, - нараспев произнес Долгов, бегло просматривавший общую переписку 3-го отдела УБХСС. - Руслан, дай мне папку с делом Тизенгауза.

Раскрыв папку, Долгов сличил первый по хронологии документ из уголовного дела с рапортом кого-то из оперуполномоченных и указал Турчанинову на тождественные элементы машинописного исполнения:

- Обрати внимание, горизонтальная черточка на ножке буквы "р" и здесь, и там задрана вверх с правой стороны... У буквы "з" искривлена нижняя дуга, а буква "а" слегка западает... Напрашивается вывод, что заявление без подписи, послужившее основанием для оперативной проверки Тизенгауза, печаталось где-то неподалеку.

Боковым зрением Турчанинов заметил, что косоглазый Затуловский скривился, а кадык на его горле шевельнулся в глотательном движении.

- Что скажете, подполковник? - с иронией спросил Долгов у Затуловского.

- Надо проверить - проверьте, - бесстрастным тоном отозвался Затуловский.

- Руслан, за дело! - распорядился Долгов. Установить заводской номер Н-39073 пишущей машинки "Роботрон-20" удалось без особых усилий. Под неприязненными взглядами сотрудников УБХСС Турчанинов одну за другой проверил несколько пишущих машинок, и шестая по счету оказалась искомой - сверка шрифтовых оттисков выявила те же дефекты в буквах "р" и "з". Все дальнейшее было проще простого - ликующий Руслан сопоставил инвентарный номер машинки с актом инвентаризации за 1987 год и доложил Долгову, что этот самый "Роботрон-20" в интересующий их период числился за 3-м отделом. А за фактом, который он констатировал, последовала эффектная концовка: Руслан лично, как следователь следственной бригады Прокуратуры Союза ССР, на месте вынес постановление о назначении криминалистической экспертизы!

Отобедав в милицейской столовой, они вернулись на Воинова, 24, где Долгов до мельчайших деталей обсудил с экспертом-бухгалтером последовательность действий, после чего подробнейшим образом инструктировал Руслана.

- Еще раз от корки до корки проштудируй уголовное дело и выпиши фамилии тех, кто так или иначе в нем фигурирует, - наставлял Долгов, делая пометки в блокноте. - Помимо свидетелей, особое внимание обрати на лиц, принимавших участие в обысках и выемках.

- Будет сделано.

- По этому номеру телефона свяжешься с УКГБ и передашь туда список. Долгов вручил Турчанинову листок из блокнота. - Твою фамилию там знают, так что объясняться не придется. Они взялись проверить этих людей. Попроси их пристальнее присмотреться к Пичугину: где он теперь работает, как живет, чем дышит. С него мы, по-видимому, начнем разматывать клубок.

- Понял, - сказал Турчанинов, аккуратно записывая поручения.

- Вызови сюда и допроси сотрудника, который 17 марта 1988 года был дежурным по УБХСС и зафиксировал сигнал, поступивший от водителя Потери. Ключевой вопрос к свидетелю: на каком основании он передал информацию Потери о намечавшейся валютной сделке не в Седьмой отдел, занимающийся спекулянтами валютой, а в Третий отдел, причем не начальнику или заместителю, а непосредственно старшему лейтенанту Пичугину? Мы должны знать, чем он объяснит эту странность.

- Понял.

- На следующей неделе с привлечением ГАИ проведешь следственный эксперимент. Задача - определить время, в течение которого можно днем на автомашине без спецсигналов доехать с Каляева, 19 до дома Тизенгауза. Потеря, как видно из записи в журнале дежурств, позвонил в УБХСС в 11 часов 32 минуты. Сколько-то минут должно было уйти на передачу сообщения Пичугину, а тому нужно было собрать группу, спуститься вниз, сесть в машину и попасть на улицу Бутлерова не позже полудня. Установи экспериментальным путем, возможно это или нет.

- Наверное, Пичугин уже находился возле дома Андрея Святославовича, робко предположил Турчанинов. - Он же все знал заранее.

- Дружок, это нужно доказать. Суды принимают во внимание не наши с тобой допущения, а объективные доказательства.

- Понял.

- На днях выбери время и еще раз побывай в УБХСС. Задача - просмотреть командировочные документы за 1988 и 1989 годы. Мы должны знать, кто, когда и с каким предписанием выезжал в Палангу. Или не выезжал.

- По-вашему, они не искали Витаса?

- Может быть, может быть.

- Почему вы так считаете?

- Вспомни, что вчера рассказывал Тизенгауз. Он же утверждал, что ни Пичугин, ни следователь Алексеев вообще не задавали ему вопросов о внешности и приметах Витаса. А как отыщешь человека, не имея об этом представления?

- Как же я прошляпил? - уныло вздохнул Турчанинов.

- Не переживай, Руслан, поработаешь с нами - многому научишься. А пока помогай в пределах возможностей. Я хочу, чтобы ты по всей форме допросил Тизенгауза. В ответах его не ограничивай, бумаги не жалей.

- А вы? - с оттенком недоумения произнес Турчанинов.

Руслан ни минуты не сомневался, что официальный допрос потерпевшего, с учетом значимости этого документа, проведет руководитель следственной бригады.

- Я же сегодня вечером уезжаю в Москву, а оттуда - в Минск. Нужно заканчивать белорусское дело. Мои орлы вчерне готовят разделы обвинительного заключения, а мне, дружок, предстоит обобщить наш труд, причесать текст под одну гребенку, - озабоченно пояснил Долгов. - Придется попотеть.

- А как же я?

- Ты работай. Вон сколько я тебе надавал поручений. И думай, ищи нестыковки вроде той, что относится к поиску Витаса.

- Когда же вас ждать?

- Не знаю, не знаю... - Долгов помолчал. - Я же приехал сюда, чтобы застолбить плацдарм. По мере высвобождения моих орлов буду десантировать их здесь, а сам... сам перемещусь в Ленинград к середине июля. Но ты не теряйся. Считай себя моим полномочным представителем.

62. РАСПРОДАЖА

В среду, 6 июня, Вороновский провел большую часть дня в западноберлинском офисе фирмы "Борнхаузер, Митчерлих и Роддау" за подведением итогов совместной деятельности.

Задуманный им трансфер с использованием "переводных" рублей состоялся еще в конце января и принес 70,3 миллиона "деревянных" марок, которые летом, при обмене отжившей свой век валюты, превратятся в 35,15 миллиона бундесмарок. На этом можно было поставить точку, почив на лаврах, но Вороновский решил за счет некоторого снижения нормы прибыли несколько раз прокрутить деньги по той же схеме: марка ФРГ - польский злотый - "переводной" рубль - марка ГДР. Зимой европейские валютчики догадались, что операции с "деревянной" маркой сулят баснословные доходы, вследствие чего ее котировка на бирже установилась по отношению к бундесмарке на уровне 1:3. Если же в оборот вовлекались по-настоящему крупные суммы, то маклеры шли на уступки, чем и воспользовался Вороновский, сторговавшись с "Борнхаузер, Митчерлих и Роддау" на трансфертом коэффициенте 1 : 2,85. В результате их соглашения каждый новый оборот 15 миллионов "переводных" рублей приносил "Ост-Вест Интернэшнл" не 570% прибыли, а только 366%, зато доход за истекшие пять месяцев составил 123,5 миллиона бундесмарок. Подписав документ о перечислении 5,28 миллиона на счет Берлинского филиала "Ост-Вест Интернэшнл" для завершающего трансфера, уже не связанного с "Борнхаузер, Митчерлих и Роддау", Вороновский не без удовольствия подсчитал, что вся кампания до ликвидации восточногерманской денежной единицы обогатила его холдинг почти на 160 миллионов бундесмарок.

За ленчем в строго обставленной столовой для избранных Людвиг Борнхаузер, старший партнер "Борнхаузер, Митчерлих и Роддау", сияя маленькой лысинкой, больше похожей на монашескую тонзуру, мелким бесом рассыпался перед Вороновским, что сам Виктор Александрович счел вполне естественным. Их плодотворное сотрудничество принесло "Борнхаузер, Митчерлих и Роддау" свыше 52 миллионов бундесмарок, что, как известно, на улице не валяется. Поэтому он не удивился приглашению отобедать в пятницу в "Кемпински", где супруги Борнхаузер жаждут увидеть его вместе с "фрау доктор", с которой будут счастливы познакомиться. Вороновский не сказал ни "да", ни "нет", пообещав дать ответ после консультации с "фрау доктор". Возвращался Вороновский к себе в Карлсхорст под вечер, потратив на дорогу полтора часа. Как всегда, много времени отняло пересечение государственной границы с ГДР у доживавшего последние дни контрольно-пропускного пункта "Чак-Пойнт-Чарли", с той лишь разницей, что прежде здесь свирепствовали помешавшиеся на бдительности фольксполицаи Хонеккера, тогда как проезжавших было раз-два и обчелся, а теперь проверка паспортов свелась к минутной формальности, зато число машин, медленно лавировавших в двухсторонней гребенке из бетонных блоков заграждения, возросло в сотни раз. Это было в порядке вещей: тотальная распродажа движимого и недвижимого имущества в Восточном Берлине привлекала прорву западных немцев, слетавшихся туда, точно воронье на падаль.

В заторе у "Чак-Пойнт-Чарли" Вороновский окончательно решил уговорить Елену принять приглашение на обед в "Кемпински". Как-никак это один из лучших ресторанов Европы, фешенебельная достопримечательность Берлина. Вот только как быть с Сашей? Не оставлять же его на целый вечер...

Когда Елена 18 мая с душевным трепетом впервые привезла сына в Комарово, Вороновского поразило его сходство с Сергеем. Десятилетний мальчуган был таким же черноволосым, темноглазым и угловатым, как его отец двадцать пять лет тому назад, в день их первой встречи во дворе толстовского дома на улице Рубинштейна. И брови у него были такими же, почти сросшимися на переносице. А по складу характера Саша оказался мягче отца, живее и общительнее. Они сразу же нашли общий язык, под причитания Елены ни свет ни заря отправившись на рыбалку в Финский залив.

Подъезжая к коттеджу, наполовину скрытому за живой изгородью ровно подстриженного кустарника, Вороновский по привычке остановил "БМВ" в метре от ворот. Как он и ожидал, в тот же миг на крыльцо выскочил Саша и с возгласом: "Мам, дядя Витя приехал!" - бросился к воротам. Въехав внутрь, Вороновский выключил дворники и вышел из машины.

Сверху сеялся мелкий дождь, а с наступлением сумерек тучи сгустились, потемнели и опустились на город, накрыв его влажной пеленой тумана с запахом паровозной гари. Июнь в Берлине выдался сырым и дождливым, из-за чего дым от топившихся углем котельных низко стлался над землей и вызывал першение в горле.

- Как прошел день? - поинтересовался Вороновский и, нагнувшись, без усилий задвинул наверх вывешенные на противовесах ворота гаража.

- Таскались по магазинам, - разочарованно сообщил Саша и без какого-либо перехода спросил: - Дядя Витя, почему вы завели Якова?

- Есть у меня давняя слабость - люблю собак.

- А Бакс?

- Бакс принадлежит Алексею Алексеевичу, а мне хотелось иметь собственного пса.

- А почему эрделя?

- Видишь ли, Саша, когда я был в твоем возрасте, у моего одноклассника Димы был эрдельтерьер Джим, а я ему ужасно завидовал.

- Нашли чему завидовать. Завели бы сами, и все. - Вспомнив детство, Вороновский грустно улыбнулся.

- Тогда нам с мамой было не до собаки.

- Почему? - не унимался Саша.

- После войны еще два с лишним года продукты отпускали по карточкам, так что жили мы впроголодь.

- А как же Дима кормил эрделя?

- У его родителей водились деньги, а по коммерческим ценам мясо можно было купить в особторге. Да и не только мясо - икру, копчености, пирожные.

- Что такое особторг?

- Как тебе сказать?.. - Вороновский уже привык к детским вопросам в стиле блица, но порой затруднялся с ответами, опасаясь, что Саша может превратно их истолковать. - Строго говоря, это были магазины для богатых.

- Вроде "Березки"?

- Сравнение не совсем точное, но близкое.

- А вы были бедным?

- Очень. Моя мама зарабатывала шестьдесят рублей, а мне за убитого на фронте отца государство выплачивало пенсию в размере четырнадцати целковых.

- Дядя Витя, отчего вас мне жалко, а других бедных - нет?

"Хороший вопрос! - промелькнуло в голове у Вороновского. - Особенно сегодня, после подсчетов в офисе "Борнхаузер, Митчерлих и Роддау". Если я чего-то боялся в жизни, то только бедности. Но ведь этого в двух словах не объяснишь мальчугану".

- Если я правильно тебя понял, ты не сочувствуешь бедным? - спросил он с оттенком неодобрения.

- Ни капельки.

- Позволь узнать - почему?

- Они сами виноваты.

- В чем?

- В бедности.

- Кто тебе сказал, Саша?

- Папа. Он говорит, что бедность от пьянства.

- Твой папа был далеко не первым, кто задумался о причинах богатства и бедности, - осторожно ответил Вороновский, вовсе не желавший покушаться на отцовский авторитет Сергея Холмогорова. - Задолго до него эта проблема волновала умы выдающихся мыслителей. Таких, например, как граф Клод Сен-Симон и Шарль Фурье во Франции, Роберт Оуэн в Англии, Адам Смит в Шотландии, твой тезка Герцен у нас, в России, Карл Маркс и Фридрих Энгельс здесь, в Германии...

- Знаю - бородатые.

- Совершенно верно. Эти люди рассуждали по-разному, но сходились в одном скорее не бедность проистекает от пьянства, а, наоборот, пьянство от бедности.

- Тогда почему пьянствует дядя Веня? Он же живет у бабы Зины как у Христа за пазухой.

- Мне трудно судить - я ведь не знаю твоих родственников, - сказал Вороновский и счел за благо сменить тему разговора. - Как тебе новое местожительство? Нравится?

- Не то слово! Потрясный домик, точь-в-точь как у Штирлица!

Из реплик взрослых Саша узнал, что домовладение на К+-пеникераллее, где они поселились неделю назад, принадлежит Управлению контрразведки Западной группы войск, и это обстоятельство, наряду с некоторым сходством с натурой из телефильма "Семнадцать мгновений весны", придавало ему ореол жгучей таинственности.

Вороновский уже второй год арендовал коттедж из шести меблированных комнат. Ему пришелся по душе этот безмятежный уголок Карлсхорста - в ясную погоду воздух вокруг был чист и прозрачен, обилие зелени радовало глаз, а тишина мощенных брусчаткой улочек, обсаженных липами еще во времена кайзера Вильгельма II, выгодно отличалась от неумолчного шума и гама в "Гранд отеле" на Фридрихштрассе, откуда он начинал знакомиться с Берлином. Вдобавок совсем рядом, на той же К+-пеникераллее, только в доме 99, по соседству с бывшим Военно-инженерным училищем вермахта, где в мае 1945 года был подписан акт о безоговорочной капитуляции Германии, располагался офис Берлинского филиала "Ост-Вест Интернэшнл".

- Витя, Саша, сколько можно? - укоризненно окликнула их выглянувшая на крыльцо Лена. - У меня же обед стынет. Мойте руки и марш за стол!

За обедом Вороновский попробовал бульон с ливерными клецками и спросил:

- Если не ошибаюсь, блюдо из репертуара фрау Борзиг?

Фрау Борзиг была у них приходящей прислугой. Кроме нее, время от времени в коттедж наведывался нанятый Вороновским старый садовник Курт, ухаживавший за газоном и разводивший крупные, изумительно красивые розы.

- Твоя правда, - виноватым тоном признала Лена. - И на второе франкфуртские сосиски с зеленым горошком.

- Не казнись, я люблю сосиски с горчицей.

- Витя, я же приплелась домой без задних ног, - оправдывалась Лена. - Где мы только не побывали!

- Я уже догадался, - с легкой усмешкой заметил Вороновский, взглянув на груду коробок и пакетов, раскиданных по дивану и креслам. - Как выражались в годы моей юности - дали стране угля? - Лена смущенно улыбнулась.

- Истратила прорву денег. Ты не будешь меня ругать?

- Ни в коем случае. - Он ладонью накрыл ее руку. - Ленок, деньги для того и существуют, чтобы их тратить.

Несколько секунд его пальцы нежно поглаживали атласную женскую кожу, а потом руку пришлось убрать - за ним неотступно следили темные глазенки Саши. Нахлынувший на Вороновского стыд объяснялся не столько ревнивым взглядом мальчугана, сколько тем, что, притрагиваясь к Лене, он моментально возбуждался, словно прыщавый подросток, где-нибудь на танцах первый раз в жизни обнявший девушку.

- Где же вы побывали, сударыня? - снова принимаясь за бульон, поинтересовался он.

- Надземкой доехали до Александерплац, а там, вокруг универмага "Центрум", жуткое столпотворение, - оживленно заговорила Лена. - Турки, цыгане, вьетнамцы, поляки, кого только нет. Торгуют чем попало - кто радиотоварами, кто бижутерией, кто бельем и верхней одеждой. А наши - стыд и позор! - стоят раскорякой, размахивая бутылками водки и стеклянными баночками с икрой...

- И орут: "Горбачев!" и "Перестройка!" - дополнил Саша.

- Скоро все это буйным цветом расцветет и у нас, - заметил Вороновский.

- Не может быть, - засомневалась Лена.

- Еще как может, - со вздохом подтвердил Вороновский. - Помянешь мое слово - года через три-четыре наши сограждане тоже превратятся в коробейников.

- Кто такой коробейник? - спросил Саша.

- Мелкий торговец, продающий товар с рук и, как правило, вразнос, пояснил Вороновский. - А что удалось купить?

- Джинсы! - выпалил Саша. - Целых восемь штук!.. А еще кроссовки на липучках и куртку на осень.

- На Саше же все горит. В самом начале Лейпцигерштрассе мы с ним заглянули в Дом молодежи и польстились на дешевку: простые джинсы стоят там - не поверишь! - всего четыре марки, чуть больше нашего рубля. А дальше зашли в фирменный магазин "Левис" и купили еще шесть, от одиннадцати до четырнадцати марок за пару. Себе я взяла вареные и белые, а Саше - светло-голубые и серовато-дымчатые из вельвета, - перечисляла Лена. - И по паре для Маришки и Андрея Святославовича. Надо же им что-то привезти!

- Разумеется. А кроме тряпок?

- Фен марки "Браун"! - Лицо Лены просияло. - Прелесть, приятно взять в руки... Витя, такой роскоши у меня никогда не было. И всего за тридцать четыре "деревянных"!

Вороновский воспринимал ее покупательский азарт как нечто вполне естественное: стоило советской женщине, давным-давно смирившейся с тем, что любой мало-мальски модный товар достается только из-под полы, с переплатой, поклонами и одолжениями, впервые оказаться на Западе, как глаза у нее разбегались.

- Позволю себе заметить, я нынче тоже отличился, - с видом заговорщика поведал Вороновский. - Проезжал мимо магазинчика, тут, неподалеку от своего офиса, и зашел, чтобы купить маринованные луковки к пиву. Смотрю - дым коромыслом: здание с потрохами приобрел какой-то фирмач из Западного Берлина, перед ремонтом распродающий все съестное за бесценок.

- Что же ты у него купил? - живо полюбопытствовала Лена. - Ящик луковок?

- И еще три ящика шерри-бренди по полтиннику за бутылку, - посмеиваясь, ответил он. - Надо их достать из багажника и отнести в подвал...

Пока Вороновский за компанию с Сашей за обе щеки уписывал сосиски, Лена продолжала перечислять свои покупки, а затем внезапно встрепенулась:

- Витя, чуть было не забыла! После твоего ухода звонил Добрынин и просил передать, что вечером обязательно свяжется с тобой.

- Добрынин? - Вороновский нахмурился. - Что-то случилось?

- Дядя Витя, после обеда сыграем в шахматы? - с надеждой спросил Саша.

- Александр, нехорошо вмешиваться, когда говорят взрослые, - осадила его Лена.

- Непременно, - рассеянно произнес Вороновский. - Только уменьшим фору: вместо ладьи я дам тебе коня. Согласен?

Уже здесь, в Берлине, он научил Сашу играть в шахматы, и за несколько дней сообразительный мальчуган настолько освоился с игрой, что споро разменивал фигуры и переводил партию в эндшпиль с материальным перевесом, вынуждая учителя искать спасения посредством вечного шаха.

- Лучше слона, - поразмыслив, сказал Саша.

- Что поделаешь, бери слона... - Вороновский взглянул на Лену. - Знаешь, что мне пришло в голову? Не купить ли нам этот коттедж?

- Наверное, это страшно дорого? - озабоченно спросила Лена.

- Не думаю. Тысяч сто, а то и дешевле. Мои менеджеры ведут переговоры о покупке здания на К+-пеникераллее у торгово-бытового предприятия No 92 Минобороны СССР, чтобы расширить наш офис, и заодно купят коттедж.

К огорчению Саши, партию в шахматы пришлось отложить - не успел Вороновский выйти из-за стола, как позвонил Добрынин.

- Арик, где ты? - спросил Вороновский, узнав Добрынина по голосу.

- В Берлине. Сижу у разбитого корыта в аэропорту Ш+-нефельд, - пожаловался Добрынин. - Спасай, старик, приюти, согрей и утешь. На тебя вся надежда.

- Тебя никто не встретил, не обеспечил гостиницей?

- Хуже.

- Жди меня. Я подъеду за тобой минут через тридцать...

Лена слушала их разговор с плохо скрытым недовольством. Когда Вороновский положил трубку и взялся за пиджак, она сказала:

- Не пойму, зачем ты нянчишься с Добрыниным.

- Отнюдь не из желания любоваться собственным благородством. Коль скоро Арик нуждается в помощи, мой долг - оказать ее.

- Но он же фанфарон с замашками Гаргантюа. Как ты, с твоей проницательностью, не замечаешь, что...

- Стоп! - с улыбкой перебил Вороновский. - Заруби себе на носу: чем лучше знаешь человека, тем больше ценишь достоинства и прощаешь недостатки. Он очень способный беллетрист, за одно это я готов снисходительно смотреть на его родимые пятна. Смею надеяться, что ты встретишь Арика с должной приязнью.

- Конечно!.. Но ты устал, я же вижу. Тебе бы отдохнуть, а не мотаться в темноте по чужому городу. Завтра ведь снова работать.

- Э-э, нет. С завтрашнего дня у меня каникулы.

- Господи, наконец-то! - с облегчением воскликнула Лена.

- Теперь буду заходить в офис раз в неделю на часок-другой, а в первых числах июля мы отправимся в Рим.

- Дядя Витя, можно я с вами? - робко попросил Саша.

- В Рим? Естественно! Куда же мы без тебя?

- Мне сейчас охота прокатиться на "беэмвешке". Можно?

На лице Лены отразилось сомнение.

- Почему бы и нет? - Вороновский кивнул. - По коням!

63. ДЕФИЦИТ МИЛОСЕРДИЯ

Около десяти часов вечера аэропорт Ш+-нефельд казался вымершим: на автостоянке - пустота, только мокрый асфальт с бликами уличных фонарей и белыми линиями разметки, а внутри и снаружи здания из стекла и стали безмолвие, кругом ни души, если не считать хмурого Добрынина, в измятом джинсовом костюме притулившегося на скамье под навесом.

- Арик, что же ты голову повесил? - сказал Вороновский, подойдя к нему вместе с Сашей. - Не узнаю Григория Грязнова!

- Нескладуха, старик... - Добрынин ногтями поскреб бородку. - Чей это мальчонка?

- Сын Елены. Саша, познакомься с дядей Аристархом. Он - писатель из Москвы.

- Александр Холмогоров, - по-взрослому отрекомендовался Саша.

Прочитав зимой роман Рабле, он смотрел на Добрынина с любопытством, не лишенным опаски: если писатели, по его представлениям, люди культурные, то от Гаргантюа можно ждать любого подвоха.

- Угодил в переплет, врагу не пожелаю, - с досадой начал рассказывать Добрынин. - Заказали мне документально-публицистический фильм о бесславном конце вождей на примере Живкова и Хонеккера. В Софии все было чин-чинарем, а вчера, в ночь перед вылетом в Берлин, консультант-международник из ЦК, черт его дери, вдруг затрубил отбой - наверху, видишь ли, находят, что Хонеккером заниматься не время. А у нас - билеты на руках и отснят материал на полфильма. Ну, не бардак ли это, Витя?

- У кого - у нас? - удивленно спросил Вороновский. - Ты прилетел не один?

- То-то и оно, что со мной съемочная группа из Останкина: режиссер, оператор и звуковик.

- Час от часу не легче! - Вороновский возвел глаза к небу.

- Подкузьмили меня комиссары в пыльных шлемах, захотели оставить на бобах посреди дороги. А я - кровь из носу! - доведу дело до конца, - хорохорился Добрынин. - Видит Бог, в лепешку расшибусь, но не дам себя опозорить!

- Где твоя группа, баламут? - Добрынин ткнул пальцем за спину.

- В затишке втроем дуются в картишки.

- Вы, стало быть, без крыши над головой?

- Сунулись мы в гостиницу, а там цены... - Добрынин присвистнул. - Дешевле 100 марок на ночлег не устроиться. А смета на телевидении сиротская: суточные - 54 марки на брата, а квартирные и того меньше...

Вороновский собрал прибывших воедино и без лишних слов объяснил, что сейчас отвезет Добрынина и режиссера в общежитие Берлинской бригады, чтобы разместить там всю группу. Оператору и звукооператору придется подождать здесь - позднее он пришлет дежурную машину, которая заберет их обоих, а также чемоданы и ящики со съемочной аппаратурой. С завтрашнего дня отважную четверку поставят на довольствие в офицерскую столовую в Карлсхорсте и по мере возможности помогут им автотранспортом, но покорнейшая просьба - не привередничать, а, как говорится, по одежке протягивать ножки.

Через час Вороновский сидел у себя в коттедже рядом с Леной и, улыбаясь, поглядывал на Добрынина, с шумом поглощавшего франкфуртские сосиски с баночным пивом "Л+-венбрау". Саши с ними не было, его, невзирая на мольбы, отправили спать.

- Ну, красуля, твой хахаль - маг и волшебник, - говорил Добрынин с полным ртом, обращаясь главным образом к Лене. - Не успел он закончить разговор с дежурным по штабу, как администраторша повела меня наверх - показывать хоромы. Гляжу и глазам не верю: апартамент метров на сорок и еще эркер метров десять. На коечках - чистое белье, на столе - нарядная клееночка в цветочках. Вот только в холодильнике - шаром покати. Старик, сколько берут за эдакую благодать?

- По 6 марок в сутки с каждого постояльца, - ответил Вороновский.

- Годится. А трехразовая шамовка почем?

- Не дороже 12 марок.

- Это нам по карману... - Добрынин одобрительно закивал. - Раз все ходят перед тобой на цырлах, устрой мне встречу с Хонеккером. Не откажи, всецело на тебя уповаю!

- К Хонеккеру трудно прорваться, обстановка вокруг него накалилась. Немцы рвут и мечут, нацелились на судебное разбирательство, в то время как Москва выводит его из-под удара под предлогом болезненного состояния. Насколько мне известно, сейчас он в Белице, на обследовании в Центральном военном госпитале Западной группы войск, куда тележурналистов не подпускают на пушечный выстрел. Завтра я, разумеется, прозондирую почву, но... - Вороновский с сомнением покачал головой. - Что еще ты собирался увековечить на пленке?

- В Болгарии мы отсняли резиденцию Живкова под Софией. Бьюсь об заклад, цари так не жили! - Добрынин вскрыл четвертую банку пива и наполнил бокал. Представляете, на горе отгрохали санаторий для всех членов Политбюро, а он, душка, поселился там один. Интерьеры - с ума сойти, все утопает в коврах. Кинозал, бассейн, зимний сад - закачаешься! И на родине Живкова, в городке Правец, летняя резиденция в мавританском стиле, где он принимал своего кровного дружка Ким Ир Сена, - тоже конфетка. Для симметрии нам бы не помешало снять особняк Хонеккера.

- Боюсь, что ты разочаруешься, - заметил Вороновский. - Видишь ли, Арик, болгары ближе к Оттоманской империи, их бонзам сродни пышная роскошь Востока, а немцы - народ аскетичный, с иной ментальностью. В их национальном сознании власть не ассоциируется с показухой. В этом смысле Герман Геринг - исключение, а не правило. Судя по тому, что я слышал, резиденция Хонеккера чуть-чуть больше этого коттеджа.

Запихнув в рот сосиску, Добрынин с сожалением посмотрел на опустевшую тарелку и одним духом опорожнил бокал с пивом.

- А вы тут недурственно устроились, даже зависть берет. - Он ухмыльнулся и произнес нараспев: - "Уточки все парами, за волной волна, все Абрамы с Сарами, только я одна..." Братцы, не пора ли и мне остепениться, подыскать пару?

- Дерзай, бродяга, но заруби себе на носу: надо сменить район поиска, насмешливо посоветовал Вороновский, обнимая Лену. - Сделай одолжение, больше не женись на актрисах. По моему примеру найди себе девушку из публики.

- А что, дельная мысль! - Добрынин дернул за колечко следующей банки с пивом и умильно взглянул на Лену. - Красуля, будь ласкова - подкинь мне чего-нибудь остренького на закуску.

Сотрясаясь от еле сдерживаемого смеха, Лена спросила у Вороновского:

- Может быть, угостим Аристарха Ивановича твоими маринованными луковками?

Вороновский только-только собрался кивнуть, а Добрынин уже захлопал в ладоши.

- Обожаю лук в маринаде, становлюсь сам не свой. Елена, солнце, не жмись, тащи сразу несколько банок. Видит Бог, стоит мне понервничать, как у меня прорезается зверский аппетит. И жажда обуревает. Не обессудь, старик, разорю тебя еще на одну упаковку пива...

Маринованные луковки в самом деле пришлись кстати: Добрынин лопал их горстями; как земляные орешки. А когда Лена похвасталась чрезвычайно выгодными покупками, он моментально загорелся.

- Зачем граждане СССР рвутся на чужбину? Чтобы прибарахлиться на командировочные, которыми их скупо наделяет родина-мать! - заявил Добрынин, осушив невесть какой по счету бокал. - Прошвырнусь и я по магазинам, а то, видит Бог, обносился до невозможности. Возьмите меня завтра с собой, не то пропаду в расцвете лет...

Наутро они заехали за Добрыниным в общежитие и отправились в центр Берлина. Ни в Доме молодежи, ни в фирменном магазине джинсовых изделий на Лейпцигерштрассе купить штаны Добрынину не удалось, даже самые просторные оказались малы. Он уже отчаялся, но вскоре им повезло - на углу Унтер-ден-Линден и Шарлоттенштрассе в одном из уличных киосков Лене попались на глаза вареные джинсы 58-го размера.

- Эврика! - приложив джинсы к месту, где у него когда-то проходила талия, во весь голос заорал Добрынин. - Вить, смотаемся в ближайший сортир?

- Арик! - укоризненным тоном произнес Вороновский. - Надо ли оповещать берлинскую общественность о твоих намерениях?

- Мне же не по нужде, а для примерки, - сияя, возразил Добрынин. - Или ты предпочитаешь, чтобы я обнажил свой жирный торс под дождем?

Лена покатывалась со смеху, а Саша снизу вверх смотрел на Добрынина восторженными глазенками - ему очень нравился бесшабашно-веселый писатель.

- Сашок, поучаствуешь в примерке? - обратился к нему Добрынин. - Выручай. Дядя Витя у нас чопорный господин, по сортирам для простонародья не ходит. Мы же с тобой - люди маленькие, какой с нас спрос?

Оставив Лену в залог, Вороновский повел Добрынина и Сашу в расположенный по соседству отель "Унтер-ден-Линден", где вальяжный, наряженный в темно-вишневую ливрею с множеством галунов и аксельбантов швейцар за монету в пять марок почтительно проводил их до мужского туалета.

- Шикарный сортир! - отметил Добрынин. - А запах какой! Не хуже, чем на кондитерской фабрике!

- Будет тебе, баламут, - проворчал Вороновский. Добрынин натянул джинсы и объявил:

- Ягодицы вроде бы влезли. И по длине как раз... А что будем делать с брюхом? Не застегиваются, черт их дери!

- Дядя Арик, попробуем на выдохе, - сообразил Саша. - Выпрямьте спину и на счет "три" выпускайте воздух, а я потяну за молнию. Начали?

Со второй попытки джинсы удалось застегнуть, после чего Добрынин горделиво прошелся перед зеркалом, роняя на ходу:

- Тик в тик!.. И яйца на месте... Прямо хоть сейчас под венец! А, Вить?

- По-моему, нормально, - с холодком отозвался Вороновский. - Они должны быть в обтяжку...

Странствия по торговым точкам на этом не закончились. Вороновский не любил толчеи у прилавков и больше не ходил по магазинам вместе со всеми, а терпеливо ждал в "БМВ", сквозь стекла витрин наблюдая за экипировавшимся Добрыниным. Тот был в ударе - что бы ни примерял на себя, чем бы ни интересовался, все превращалось в потешный спектакль, где Лена и Саша одновременно являлись и участниками, и зрителями. Чем он их подкупал - природным обаянием или удалью заправского балагура? Как бы то ни было, Саша, по-видимому, в нем души не чает, а это значит, что завтра есть кому присмотреть за мальчуганом, когда они с Леной будут гостями Людвига Борнхаузера в "Кемпински"...

В общежитии, куда они ближе к обеду завезли Добрынина, его спутники из Останкинского телецентра засыпали Вороновского градом вопросов. Дело в том, что примерно час назад, прогуливаясь вдоль Карлсхорстского ипподрома, они стали невольными свидетелями поразительного зрелища: ничем не примечательный немец на их изумленных глазах без всякой денежной компенсации отдал нашему прапорщику вполне исправный "москвич-412", написав дарственную прямо на капоте машины. Коль скоро Виктор Александрович знает немцев не понаслышке, может ли он сказать, чем это объясняется - благодарностью к воинам-освободителям или же чувством вины за злодеяния, учиненные гитлеровцами на оккупированных ими территориях в годы Великой Отечественной войны?

Прежде чем ответить, Вороновский присмотрелся к москвичам. Всем троим уже за тридцать, по лицам сразу видно, что парни тертые. Усмехнувшись, он мигом их успокоил - мотивация поведения дарителя сводится к истинно немецкому практицизму. В ФРГ установлены довольно жесткие требования к составу выхлопных газов, и эксплуатация экологически грязных машин, подобных нашему "москвичу", вообще не допускается. Бросать же никчемные автомобили где попало нельзя, за это немилосердно штрафуют, вследствие чего граждане ФРГ вынуждены раскошеливаться на 200 марок за их утилизацию. Так что попавшийся им на глаза "филантроп" сотворил благо не столько нашему прапорщику, сколько себе самому.

А дальше Вороновский уселся за стол администратора общежития и, к вящему удовольствию Саши, принялся накручивать ручку армейского полевого телефона, вызывая абонентов с экзотическими позывными "Мореход", "Ранет" и "Вырезка". Еще утром он созвонился с военными, теребя просьбами посодействовать съемочной группе ЦТ, а сейчас выяснял, что им удалось сделать.

- Арик, - положив трубку, обратился он к Добрынину, - завтра в четырнадцать ноль-ноль тебя в Белице примет начальник госпиталя, который обещал переговорить с Хонеккером. А уж согласится Хонеккер дать интервью или нет - сие от меня не зависит. В Вандлиц поедешь в субботу, причем на авось: бывшую резиденцию Хонеккера и других членов Политбюро СЕПГ передали больничному комплексу для создания реабилитационного отделения, так что она вне нашей юрисдикции. В субботу там будут только сторожа, попытайся договориться с ними. Задача ясна?

- Виктор Александрович, а как насчет транспорта и переводчика? - спросил режиссер.

- К восьми утра за вами пришлют микроавтобус из Эберсвальде с переводчицей от отдела контрразведки 20-й армии. Ей приказано обслуживать вашу группу всю пятницу и субботу.

- Плохо, что все на авось, - сумрачно пробасил Добрынин. - И зачем переводчице приезжать в эдакую рань?.. Вить, сколько езды до госпиталя?

- Минут тридцать-сорок. Дело не в этом. - Вороновский подмигнул Добрынину. - Один очень толковый генерал из штаба Западной группы войск подсказал, что есть смысл побеседовать по душам с пастором Хольмером, который, если помнишь, приютил чету Хонеккер, когда их в одночасье вытурили из Вандлица и они очутились под открытым небом.

- А что, дельная мысль! - Добрынин повеселел. - А где найти пастора?

- Он живет под Бернау, в северо-восточном пригороде Берлина.

- К пастору тоже являться на авось?

- Предварительные переговоры с Хольмером я, пожалуй, возьму на себя, пообещал Вороновский. - Если пастор заупрямится, у меня есть средство повлиять на него.

Вороновский не пожелал раскрывать карты, а Добрынин не стал настаивать. Между тем избранный им метод воздействия был стар, как кора земная: ничто так не способствует достижению взаимопонимания между мирянами и священнослужителями, как денежные пожертвования на церковные нужды...

На следующее утро Вороновский собрался было отправиться в Бернау без Лены и Саши, однако за завтраком выяснилось, что они едут втроем. Саша застенчиво помалкивал, опустив нос в тарелку, а Лена объяснила Вороновскому, что магическое слово "пастор" опять-таки ассоциируется у Саши с "Семнадцатью мгновениями весны" и мальчик горит желанием хоть одним глазком взглянуть на настоящего пастора.

До Бернау они добрались без чьих-либо подсказок, а там, на танкоремонтном заводе, в микроавтобус по договоренности подсадили расторопного прапорщика, вызвавшегося быть проводником. Прапорщик назубок знал всю округу, и буквально через несколько минут "БМВ" и микроавтобус гуськом спускались с холма к деревне Лобеталь, зеленой лентой вытянувшейся внизу по обеим сторонам дороги.

Изящная маленькая кирха, обсаженная молоденькими соснами, стояла слева, на самой окраине деревни, без видимых признаков человеческого присутствия. Добрынин подергал закрытую дверь и с осуждением покосился на Вороновского.

- Не вешай голову, баламут, - спокойно сказал Вороновский. - Найду я тебе пастора. Наверное, он у себя дома. По коням, язык до Киева доведет!

Деревня была застроена однотипными домами в два этажа, окрашенными в броские, жизнеутверждающие цвета, от лимонно-желтого до ярко-синего. И обстановка, царившая здесь, тоже производила впечатление жизнеутверждающей жители, высовываясь из окон, радостно приветствовали приезжих возгласами и энергичными жестами, а стоявшие на обочинах пешеходы сияли беззаботными улыбками, всем своим видом демонстрируя искреннюю доброжелательность. На их лицах не было следов озабоченности, характерной для граждан ГДР, но в их улыбках бросалась в глаза не очень приятная особенность - все были щербатыми, а кое-кто вообще не имел передних зубов. Увы, полного счастья на земле не бывает, про себя отметил Вороновский. Впрочем, эти люди вполне довольны жизнью, хотя в Лобетале нет ни приличного стоматолога, ни зубного техника.

Шестидесятилетнего пастора Уве Хольмера они нашли в противоположном конце деревни. Сухощавый, с тонким породистым носом и глубокими залысинами над высоким лбом, пастор обладал несомненным сходством с Александром Вертинским как во внешности, так и в сдержанно-церемонных манерах. Представ перед непрошеными гостями в строгом темно-коричневом костюме, с жестким стоячим воротничком накрахмаленной сорочки, Хольмер через переводчицу сразу же довел до их сведения два факта, моментально и с исчерпывающей полнотой объяснивших неистребимый оптимизм лобетальцев: оказывается, вся деревня представляет собой церковный приют для слабоумных с детства, а сам Хольмер имеет честь служить здесь директором. Приют построен на средства верующих в 1912 году и содержится за счет западногерманских лютеран, которые столь великодушны, что оказывают помощь нуждающимся и за пределами ФРГ. Да, он, Уве Хольмер, без чьей-то указки, по доброй воле приютил у себя в доме Эрика Хонеккера и его жену Маргот, поскольку Бог велит протягивать руку страждущим. Нет, прежде он, Хольмер, не был знаком с Хонеккерами и не питал к ним приязни. Скорее наоборот - все шесть его сыновей и дочерей не получили высшего образования только потому, что фрау Хонеккер, будучи министром, запретила принимать в вузы ГДР детей священнослужителей. Но Бог учит не помнить зла и помогать страждущим вне зависимости от их прошлых прегрешений. Часто ли он, Хольмер, беседовал с герром Хонеккером? Каждый вечер с наступлением темноты, когда журналисты, день-деньской подкарауливавшие Хонеккера с фотоаппаратами и кинокамерами, покидали Лобеталь, они вдвоем подолгу прогуливались вокруг пруда и рассуждали о превратностях жизни. Герр Хонеккер не выглядел сломленным и не высказывался в духе раскаяния, а он, Хольмер, не инициировал политических тем. Иной раз в словах Хонеккера проскальзывало сожаление по поводу некоторых поступков, совершенных им в период правления страной, но, по его признанию, он был не в силах изменить существовавший порядок, а любая попытка ослабить гнет диктатуры привела бы к его смещению и воцарению еще более жестокосердного вождя. Нет, за те месяцы, что Хонеккеры прожили под его кровом и принимали пищу за его столом, они не заплатили ни пфеннига. Он, Хольмер, считал своим долгом христианина поделиться с ними хлебом насущным. Были ли у них деньги? У герра Хонеккера не было, это он знает точно, а относительно фрау Хонеккер затрудняется сказать...

Ответив на вопросы Добрынина, пастор Хольмер попросил извинить его - он, к сожалению, вынужден отлучиться по делам. Если русские господа не возражают, через час приятную беседу можно будет продолжить не здесь, в кабинете, а у него дома, где им представится возможность снять на пленку комнату Хонеккеров и места их вечерних прогулок у пруда.

- Витя, солнце, ты меня спас, вынул из петли? - заявил Добрынин, когда они вышли из конторы приюта. - Видит Бог, твой пастор - находка, жемчужное зерно в куче немецкого навоза!

Вороновский кивнул.

Съемочная группа скопом двинулась к центру Лобеталя, на ходу пожимая десятки протянутых рук - слабоумные, как выяснилось, больше всего на свете любят здороваться за руку.

- Илюша, сними этого, очкастого, я с ним еще разок поручкаюсь, громогласно наставлял оператора Добрынин, которого с трех сторон обступили слабоумные. - Смотри, как они дружно раскрыли свои хавалъники. Бьюсь об заклад, такой несусветной массовочки у тебя еще не было.

- С меня хватит, - решительно сказала Лена, покоробленная цинизмом Добрынина. - Господи, сколько можно издеваться над душевнобольными?

- Мы предпочитаем съездить в Берлинский зоопарк, - примирительным тоном сказал Вороновский. - Надеюсь, ты не забыл своего обещания вечером побыть с Сашей?

- Старик, за кого ты меня принимаешь? Я же еще вчера запродался в гувернеры за две упаковки пива с маринованными луковками, а теперь, после пастора, готов вместо тебя взойти на Голгофу... - От восторга Добрынин закатил глаза. - Представляешь, как на их фоне прозвучит мой дикторский текст? Мороз по коже!

- Тебе и стараться незачем, - сухо заметил Вороновский. - Чего стоит одна фраза Хольмера: "Страшно жить в обществе, которому чуждо милосердие.""

64. ПОЯС ЦЕЛОМУДРИЯ

Серебристо-серый "мерседес" птицей летел по ровно расстилавшемуся шоссе Новгород - Ленинград, а сидевший за рулем Сергей вполглаза любовался сочными красками бабьего лета и переживал гамму чувств, хорошо знакомую тем, кто только что одержал трудную, но решительную победу. Ощущение взвинченности мало-помалу ослабевало, сменяясь торжеством завоевателя, установившего протекторат на спорной территории.

Пичугина с ним не было. Беднягу взяли в оборот следователи из Москвы и за полтора месяца довели до столь жалкого состояния, что, не надеясь остаться на свободе, Олег последние дни ходил на допросы в телогрейке. В этом прослеживалась своя логика - на носу зима, а каково будет Олегу в прогулочном дворике "Крестов", если его возьмут под стражу в пиджаке или в замшевой курточке? Зуб на зуб не попадет от стужи. Рассчитывать же на милость следователей, которые могут разрешить вещевую передачку, не приходится: те оказывают поблажки лишь в обмен на признательные показания, а Пичугин не настолько глуп, чтобы распускать язык и тем самым вешать камень себе на шею.

Впрочем, необходимости в телохранителе при поездках в Старосельск не усматривалось, Сергей ездил туда запросто, по-свойски, как к бабушке во Всеволожск. Старосельские трудяги оправдали его ожидания и по части сбыта компьютеров на близлежащих предприятиях, и, главное, в затее с карбидом кальция. Титов сдержал клятву и качественно подготовил ТЭО к началу августа. Правда, он не учел, что ТЭО становится полноценным документом только при наличии согласительных подписей местных властей, а также пожарного надзора, технической инспекции отраслевого профсоюза и санэпидстанции, на что пришлось потратить еще месяц и три тысячи рублей. А когда наконец недостающие подписи были собраны и в среду, 19 сентября, в Старосельск съехались все заинтересованные лица, выяснилось, что умники из подмосковного Красногорска покусились на слишком большой кусок пирога.

Их делегацию возглавлял председатель кооператива "Пионер", кандидат технических наук Перепелиный, обрюзглый пятидесятилетний куркуль с сизым апоплексическим затылком. Вместе с ним приехала бледная немочь лет тридцати с хвостиком, тоже с ученой степенью кандидата наук, представленная Перепелицыным в качестве консультанта. Прежде чем ответить на любой, даже самый простой вопрос, Перепелицын поворачивал короткую шею в ее сторону, а немочь, моргая рыбьими глазами, глубокомысленно кивала головой с жидкими, крашенными какой-то дрянью кудряшками. Так вот, эта анекдотическая парочка потребовала даровой пай в размере 25% и притом за разработку одностадийного проекта и комплектную поставку оборудования для производства карбида заломила семь с половиной миллионов рублей! От подобной наглости Сергей на миг опешил, а затем прервал едва начавшиеся переговоры. Дудки! - в гневе выпалил он, выйдя из-за стола. Пусть ищут других дураков, а он, Холмогоров, не намерен выбрасывать добытые в поте лица миллионы кошке под хвост!

Весь вчерашний день он просидел в люксе гостиницы "Химик", в то время как Титов попеременно совещался то с ним, то с занимавшим соседний номер Перепелицыным, чтобы перекинуть мостик согласия между закусившими удила сторонами.

- Сергей Константиныч, ты даром не серчай, - терпеливо увещевал Титов, делая заход по третьему разу. - К полудню они скостили мильончик, уступи и ты какую-то малость.

- И не подумаю, - ответил Сергей, прислушиваясь к доносившемуся через стенку мерному скрипу дивана. - Пойми, Данилович, отдать этим говноедам четвертую часть паев - значит лишиться контроля. Ведь твоему Тихону Ефимовичу вынь да положь 33%.

- Директору отступать некуда, - рассудительно заметил Титов. - Соглядатаи заклюют.

- А мне, по-твоему, можно выложить кучу денег, не будучи хозяином дела? Сергей повысил голос. - Дудки!

- Обидно, если моя первостатейная задумка накроется дамским половым органом. - Титов вздохнул.

Скрип пружин за стенкой участился, из-за чего Сергей с гадливым презрением спросил:

- Данилович, кто кого там консультирует - он ее или она его?

- Жарят польку-бабочку, - рассеянно отозвался Титов. - Фигурную.

- Кто мне твердил, что красная цена оборудованию четыре миллиона и что красногорские говноеды ухватятся за наш заказ руками и ногами? Не ты?

- Каждому охота зашибить бабки.

- А я что, против? - наседал Сергей. - Пусть что-то наварят, но не столько, сколько пытаются слупить с меня... Так и быть, уступлю миллион, и ни рубля больше. Но учти, при условии, что я - полный хозяин.

- А то!

Сергей прислушался. Скрип у соседа прекратился, теперь там звучало надрывное пение унитаза.

- Иди, Данилович, и передай говноедам, что это - мое последнее слово...

К вечеру челночная дипломатия Титова принесла очередную подвижку кооператив "Пионер" снизил размер пая до 20% при цене в пять с половиной миллионов рублей.

- Константиныч, соглашайся, дальше они не скостят и полушки, - с жаром уговаривал Титов, где-то, судя по запаху, перехвативший стаканчик водки.

- Ты что, оглох или охренел? - взорвался Сергей. - Чеши отсюда, ты мне надоел!

Титов слонялся по гостиничному коридору как неприкаянный, а после ужина еще битый час уламывал сладострастных кандидатов наук, добившись снижения их доли до 15% при цене договора в шесть миллионов рублей. Сегодня утром, когда все вновь собрались в кабинете директора, Сергей выслушал новые условия "Пионера" и ответил отказом.

- Как хотите, - переглянувшись с бледной немочью, сказал Перепелицын. - На убыток мы не пойдем.

- Ехай в Ленинград, Сергей Константиныч, и не серчай на нас, что свели с трепачами, - запальчиво произнес Титов. - И вы оба ехайте в свой Красногорск, скатертью дорожка! Без вас обойдемся... Тоже мне, монополисты выискались!

- Правильно ставишь вопрос, Данилович, - включился в разговор директор комбината. - Мы с Сергеем Константиновичем закажем проектную документацию в Ленниигипрохиме. А рабочие чертежи на печь выдаст Московский институт электротермического оборудования. С ними я уже созвонился.

- Товарищи, зачем лезть в бутылку? - пропищала бледная немочь. Перепелицын, скажите им...

- "Пионер" берется работать за 15% и пять миллионов ровно, - подал голос куркуль, покрывшийся нездоровым румянцем.

- Добро! - подытожил Сергей.

Полтора часа ушло на оформление протокола о намерениях, после чего Сергей распрощался с партнерами и со скоростью 150 километров в час маханул восвояси, радуясь, кроме всего прочего, еще и тому, что вернется домой на день раньше намеченного.

В четыре часа пополудни Сергей остановил "мерседес" возле тесовых ворот своей конторы на Московском проспекте и дважды просигналил.

Из ворот выглянул Петрович в том же армейском бушлате и стеганых брюках, что носил круглый год, просиял от радости и гаркнул во всю мочь:

- Ждравия желаю!

С приходом в "Холис" Пичугина всей команде дряхлых сторожей указали на дверь, наняв вместо них четверку афганских ветеранов, которые ночью по очереди охраняли контору, а днем выезжали на помощь низовикам-шашлычникам, когда у тех возникали недоразумения с расплодившимися вымогателями. Пичугин хотел избавиться и от Петровича, но Сергей воспротивился - ему почему-то казалось, что старый солдат приносит удачу. Для кооператива еще пара сотен в месяц - не проблема, а Петрович сыт и при деле.

- Как успехи на женском фронте? - с улыбкой спросил Сергей, заехав под навес. - Сколько целок сломал, пока меня не было?

- Как было шешнадцать, так жашохло, - отрапортовал Петрович.

В конторе Сергея встретила непривычная тишина - всех афганцев как корова языком слизнула.

- Фирок! - Он жестом приветствовал секретаршу, по обыкновению уткнувшуюся в книгу. - Кто у нас на хозяйстве?

- Я одна, - не поднимая глаз, сонно отозвалась Фира. - На проспекте Космонавтов какая-то заваруха. Полчаса назад дядя Давид посадил мальчиков в машину и повез на разборку.

- Ты за дядю Давида не волнуешься? - легонько подтрунивая, спросил Сергей.

- Кто его обидит, тот дня не проживет, - зевая, сказала Фира.

- Дай-то Бог!.. А где Анна Наумовна?

- С обеда в налоговой инспекции.

- Значит, все при деле, - с удовлетворением отметил Сергей. - Добро!.. Сейчас я поеду домой, устал после командировки, а ты, Фирок, обзвони членов правления. Что у нас нынче - пятница? Скажешь им, что Холмогоров собирает синклит в понедельник, ровно к семнадцати ноль-ноль...

Четверть часа спустя Сергей поставил "мерседес" во втором дворе толстовского дома и, войдя в свой подъезд, начал подниматься по лестнице. Между первым и вторым этажами он недобрым словом помянул нерадивых ремонтников, не удосужившихся за время его командировки починить лифт, между вторым и третьим мельком подумал, чем бы заморить червячка до прихода Анны, а на площадке третьего этажа его насторожили донесшиеся сверху крики. Он остановился и в ту же секунду узнал знакомый голос. Причина воплей была очевидна, весь вопрос сводился к тому - с кем Анна?

"Веселенькие дела! - сказал он себе, машинально закуривая. - После трудов праведных я возвращаюсь на базу с жирной добычей, а в доме измена - рыжая чувырла полным ходом, по терминологии Титова, наяривает польку-бабочку!"

Сергей поднялся на четвертый этаж, постоял у своей двери и, поцокав языком, одолел еще один лестничный марш, чтобы присесть на подоконник и выработать план действий. Проще всего было ворваться в квартиру и до крови отметелить эту парочку. Но чего он достигнет кулачной расправой? Только отведет душу. Нет, устраивать мордобой не резон. Мужик, надо думать, вообще ни при чем: Анна с пол-оборота заведет любого, от пионера до пенсионера. И ее лупить тоже глупо. Как ни крути, а шлюха есть шлюха, за одно это нельзя наказывать. Может быть, уйти на час-полтора, а потом сделать вид, будто ничего не произошло? Нет, дудки! Не лучше ли выждать и посмотреть, кого она захороводила, а уж затем железной рукой наводить порядок в собственном доме? А что, это вариант...

Сергей выкурил две сигареты и доставал третью, когда из его квартиры вышел пижонистого типа кавказец с тонкой щеточкой усов и крупной родинкой на виске. Увидев Сергея, кавказец вобрал голову в плечи и прыснул вниз на второй космической скорости.

- Ау-у! - войдя в квартиру, крикнул Сергей в глубь коридора.

- Сержик? - послышалось из ванной. - Как ты съездил, лапочка?

- На отлично, - сообщил он и, увидев Анну в халате из малинового шелка, звучно продекламировал: - "И каждый вечер в час назначенный, иль это только снится мне, девичий стан, шелками схваченный, в туманном движется окне..."

- Ты голодный?

- Как волк!.. Скажи, подружка моя ненаглядная, что за хмырь попался мне на лестнице? - Анна искусно изобразила недоумение.

- С усиками и родинкой на виске, - уточнил Сергей, снимая пиджак.

- А, этот... - Анна небрежно махнула рукой. - Из налоговой инспекции. Вчера они нагрянули с внеплановой проверкой и грозились наложить штраф за утаивание налички. Пришлось дать на лапу три тысячи.

- А больше ты ему ничего не давала? - Сергей прошел в спальню, окинул взором смятые простыни и повел носом, шумно втягивая воздух ноздрями. Попахивает сексом... Ты не находишь?

- Сержик! - воскликнула шедшая следом Анна. - Он требовал пять тысяч, и мне пришлось...

- Измена? - сдвинув брови, спросил он трагическим тоном.

- Лапочка, я всего разок дала ему с резинкой, - вдумчиво объяснила Анна, перед зеркалом поправляя прическу. - Это за измену не считается.

- Ты уверена?

- Не раздувай из мухи слона. Я же хотела как лучше...

- Понимаю... Раздевайся.

Анна моментально скинула халат и, оставшись в чем мать родила, разлеглась на второй кровати.

Для удобства сняв галстук и сорочку, Сергей вытащил брючный ремень, сложил его вдвое и левой рукой ухватил Анну за волосы.

- Сумасшедший! - отбиваясь, заверещала она. - Отпусти, мне же больно!

Он перегнул Анну пополам, вынудив встать на колени, и принялся охаживать ремнем по мягкому месту, наставительно приговаривая:

- Это тебе за наглую ложь!.. А это - за нецелевое использование моей жилплощади!.. Как приспичит - жарь польку-бабочку у себя на Выборгской стороне! Сколько влезет, хоть под танец с саблями Арама Хачатуряна!.. А сюда водить мужиков не смей, срань ты болотная!

Анна благим матом вопила от боли и унижения, но ее крики только раззадоривали Сергея.

- Это - за ненадлежащее выполнение служебных обязанностей главного бухгалтера! Раз утаиваешь наличку, умей скрыть нарушение от проверяющих! поучал он, хлестко вытягивая ее ремнем. - А это - чтобы впредь не путала презерватив с поясом целомудрия!.. Хватит или еще добавить?

Отбросив ремень, Сергей брезгливо вытер руки носовым платком и отошел к окну, где стопкой лежала поступившая в его отсутствие почта.

Рыдавшая Анна лежала плашмя, лицом в подушку, а потом приподнялась на локти и, высморкавшись в простыню, простонала сквозь слезы:

- Зверь!.. Ты пользовался мною как вещью...

- Не преувеличивай, - сказал Сергей, по диагонали просматривая газету. Наши отношения, если верить Карлу Марксу, называются эквивалентным обменом.

- Если бы ты любил меня, я бы тебе не изменяла.

- Зарекалась свинья говна не есть, - насмешливо произнес Сергей. - Это у тебя в крови, чувырла. Надо думать, бывший муж недаром удрал от тебя на полусогнутых... "Не вынесла душа поэта позора мелочных обид..."

- Там, на подоконнике, повестка из прокуратуры, - успокаиваясь, сказала Анна.

- Вижу...

Сергей пробежал глазами по тексту, из которого явствовало, что его вызывают на допрос в качестве свидетеля к следователю Долгову В. Д. на одиннадцать утра в понедельник. Сама повестка Сергея не удивила, он догадывался, что рано или поздно черед дойдет и до него. Удивил адрес - его вызывали к Исаакиевскому собору, на Якубовича, 4, тогда как Пичугина изо дня в день допрашивали в помещении прокуратуры Ленинского района, неподалеку от гостиницы "Советская". Как это понимать? Впрочем, какая разница? Законов он не нарушает, бояться ему нечего.

- Полюбуйся, изверг, во что ты меня превратил! - Анна стояла вполоборота к зеркалу и, выгибаясь, рассматривала пострадавшие ягодицы. - Я же на зебру похожа.

- Не сдохнешь. Временно засекретишь свою задницу от глаз фининспектора, а там...

- Гиви Варламович не фининспектор, а заместитель начальника налоговой инспекции, - поправила Анна.

- С чем тебя и поздравляю!

- Сержик! - Анна подошла к нему и жалобно спросила: - Хочешь избавиться от меня?

- До конца еще не решил... Съезжу во Всеволожск, навещу бабушку, поразмыслю на досуге. А пока приготовь что-нибудь поесть...

65. ФУНДАМЕНТ

В понедельник, 24 сентября, Сергей явился на допрос без четверти одиннадцать, однако комната на пятом этаже возле лифта оказалась запертой на ключ. Дважды постучав в дверь, Сергей убедился, что внутри никого нет, и присел на кресло с откидным сиденьем, какие обычно используются в кинотеатрах.

Настроение у него было безоблачным. За выходные дни он не только отдохнул в родном гнезде, знатно попарившись с дядей Веней в собственной баньке, но и подготовился к сегодняшнему заседанию правления "Холиса", на микрокалькуляторе рассчитав, сколько процентов пая следует дать каждому из его старых компаньонов, чтобы они согласились вложить прибыль кооператива в карбид, а он сам сохранил бы за собой всю полноту власти. Что же касалось предстоящего допроса, то Сергей не испытывал ничего, кроме вялого любопытства. Раз кому-то взбрело в голову помусолить события, отошедшие в область преданий, - на здоровье. Процедура давным-давно знакомая, приевшаяся, а разные капканы и хитромудрые уловки следователя ему до лампочки. Когда располагаешь деньгами, на их прочном фундаменте чувствуешь себя человеком, ни от кого не зависимым и защищенным от мелкой нечисти.

Ровно в одиннадцать кабина лифта остановилась на пятом этаже, и оттуда вышли двое - круглолицый усач с шапкой коротко стриженных волос и чернявый лейтенант в полевых погонах с эмблемой юстиции - щитом со скрещенными мечами.

- Вы - Холмогоров? - спросил усач.

- Он самый. А вы - Долгов?

- Старший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР Долгов Всеволод Дмитриевич, - назвался усач и стиснул Сергею руку. - Будем знакомы. А это - мой помощник, военный следователь Турчанинов... Проходите, Сергей Константинович, садитесь к окну.

Сергей вошел в открытую лейтенантом дверь и занял место перед столом у окна. Долгов расположился напротив, взглядом поторопил лейтенанта и сказал Сергею:

- Долго мы вас не задержим.

- Надеюсь. Не знаю, как для вас, а для меня время - деньги, - заметил Сергей.

- Приму к сведению. - Долгов посмотрел на лейтенанта, возившегося за соседним столом с портативным магнитофоном "Сони". - Руслан, ты готов?

- Так точно.

Обкатанным говорком Долгов назвал время и место следственного действия, уточнил установочные данные Сергея, предупредил его об ответственности за дачу ложных показаний и, откинувшись на спинку кресла, спросил самым доброжелательным тоном:

- Сергей Константинович, вам известно, для чего вас вызвали на допрос?

- Откуда мне знать? Надо думать, вы сами об этом скажете.

- Скажу, скажу.

- Говорите, я слушаю.

- Мы расследуем обстоятельства необоснованного привлечения Тизенгауза к уголовной ответственности, а вы причастны к этому. - Долгов лукаво усмехнулся. - Ведь причастны, не отпирайтесь.

- Что вы подразумеваете?

- Ваше негласное сотрудничество с УБХСС. Было дело, а?

- С какой стати мне сотрудничать с ними? - Сергей брезгливо передернулся.

Отвечал он без малейшего промедления, ибо твердо знал от Затуловского, что его фамилия не проходит по учетам милицейской агентуры.

- Разные бывают обстоятельства, - весело заметил Долгов, не сводя глаз с Сергея. - И формы негласного сотрудничества тоже разные, не всегда связанные с вербовкой. Вы же знакомы с подполковником Затуловским?

- С подполковником? - Сергей сморщил лоб. - Когда-то я знал капитана Затуловского. Роман... а дальше не помню. Если он тот самый...

- Именно тот, Сергей Константинович. Расскажите об обстоятельствах вашего знакомства.

- Воспоминание не из приятных, - признался Сергей. - Всеволод Дмитриевич, в молодости я допустил досадную ошибку и...

- Знаю, знаю.

- Мое дело вел следователь майор Судаков Максим Демьянович, а капитан Затуловский... он несколько раз участвовал в допросах примерно в той же роли, что сейчас лейтенант Турчанинов.

- И что же дальше?

- Все, продолжения не было.

- Ой ли?

- Возможно, я вас огорчу, но все же скажу: люди типа Затуловского мне отвратительны, - с гадливой гримасой произнес Сергей. - Не перевариваю милиционеров вообще, а дешевых пижонов с перстнями на пальцах - в особенности.

Глядя в зеленые глаза Долгова, Сергей внезапно почувствовал, что тот ломает его взглядом. Зрачки следователя сузились, а изнутри исходила какая-то необъяснимая сила, подавлявшая волю. Однако, вдоволь пообщавшись с оберштурмбаннфюрером, тоже умевшим по-змеиному воздействовать на собеседников, Сергей уже давно освоил отличный контрприем, который немедленно пустил в ход. Он сфокусировал внимание на переносице Долгова. Теперь они оба смотрели друг другу в лицо, но их взгляды не встречались.

- Кто вас вывел на Тизенгауза? - спросил Долгов.

- Нолик, перекупщик с толкучки у Елагина моста, - пояснил Сергей. - Мелкий такой барыга лет на пять старше меня. Я бы не удивился, если бы Нолик оказался негласным сотрудником УБХСС. Слишком долго он сшивается вокруг коллекционеров.

- И что же дальше?

- Ничего нового я вам не скажу. Вы что, сомневаетесь в правдивости моих показаний на следствии и в суде?

- Кое в чем сомневаюсь, - прямо ответил Долгов. - Сергей Константинович, как давно вы собираете финифть?

- Начал собирать в молодости, но тогда меня сдерживало отсутствие свободных денег. А позднее покупки участились.

- Это ваше хобби?

- Не то слово! По количеству ростовских икон на эмали я сейчас занимаю в городе место в первой десятке, - не без гордости сообщил Сергей. - Если желаете убедиться, приходите ко мне домой. Хотите зайти на чашку чаю?

- Спасибо, в этом нет необходимости.

- Всеволод Дмитриевич, вы, пожалуйста, не стесняйтесь, - чуть-чуть поднажал Сергей. - Ей-Богу, я хочу рассеять ваши сомнения. Стоит вам увидеть мои планшеты со 142 ростовскими эмалями, как вы...

- Может быть, может быть. А как к вам в кооператив попал Пичугин?

- Очень просто. Пришел и спросил, не нужен ли мне начальник охраны. Сторожа у нас были дряхлые, не охрана, а только видимость, вот я и взял Пичугина в штат. Все берут бывших милиционеров, и мы в "Холисе" поступили точно так же.

- Прямо так - он пришел, а вы взяли?

- Не верите?

- Многовато совпадений, Сергей Константинович, - заметил Долгов, поглаживая усы указательным пальцем. - Смотрите сами: на крошечном пятачке ни с того ни с сего пересеклись люди, теснейшим образом связанные с оперативной комбинацией в отношении Тизенгауза. Я верю в случайности, но с подозрением смотрю на совпадения. А вы?

- Всеволод Дмитриевич, каждому свое, - уклончиво ответил Сергей. - Я разбираюсь в торговле компьютерами, а вы, надо думать, в количестве совпадений на единицу площади.

- Может быть, может быть. - Долгов продолжал поглаживать усы. - Вы знаете Витаса?

- Понятия не имею. Это что - имя или фамилия?

- А Баздырева?

- Баздырев, Баздырев... - Сергей задумался. - Что-то знакомое, но...

- Он у вас работает с осени прошлого года.

- А, охранник Гриша.

- Баздырев тоже случайно пришел наниматься на работу?

- Нет, - возразил Сергей. - Его привел Пичугин. А что?

- Баздырев был понятым при двух обысках в квартире Тизенгауза. Не знали?

- Первый раз слышу. Должен сказать, что комплектованием охраны занимался Пичугин, мы доверили ему подбор людей. Я и фамилий-то их толком не знаю. Гриша и Гриша, а что он - Баздырев...

На этом допрос как таковой закончился, потому что дальше Долгов расспрашивал Сергея о кооперативе и о разборках Пичугина с рэкетирами. О деятельности "Холиса" Сергей рассказал в общих чертах, Пичугина похвалил за добросовестность, а по поводу разборок сослался на незнание предмета - к шашлычному бизнесу он, что называется, сбоку припека, это, к счастью, не его епархия.

Из прокуратуры города он, пользуясь близостью Красной улицы, зашел проведать отставного доцента Боголепова, а оттуда поехал на Садовую отобедать в "Метрополе". В последнее время нормально поесть в ресторанах стало сложно, там тоже хронически не хватало продуктов. Но в "Метрополе" готовили недорогие и вкусные обеды для инвалидов Отечественной войны, причем каждый инвалид имел право явиться с сопровождающим. Этим и воспользовался Сергей: перемигнувшись со знакомым швейцаром, у которого всегда были под рукой два-три неимущих инвалида, он без очереди прошел в ресторан и славно пообедал, заодно накормив досыта однорукого старика с пятиэтажной орденской колодкой. Швейцару и однорукому он подарил по десятке, а сам обед на две персоны обошелся - смешно сказать! - в двенадцать рублей с какими-то копейками.

К семнадцати часам в "Холисе" собрались все члены правления. Давид позаботился о выпивке и закуске, раскочегарил сауну и показал Сергею две нераспечатанные колоды карт - после заседания намечался преферанс, на что Сергей сказал: "Добро! Но - делу время, а потехе час". В течение сорока минут он знакомил компаньонов с проблемой, в красках расписав выгоду капиталовложений в производство карбида кальция, а затем на правах председательствующего заявил официальным тоном:

- Переходим к обсуждению. Какие будут мнения?

- Вот ты, Серега, давеча бросил упрек, что мы - палаточники, - заговорил директор гастронома Потапов. - Да, так оно и есть. Я - палаточник, с малолетства торгую в розницу. И, заметь, не стыжусь, потому как до тонкости знаю торговлю. Не родился еще мазурик, который смог бы меня объегорить. А варить карбид для меня все равно что сварганить луноход, тут я ни бе, ни ме, ни кукареку.

- От тебя знания не требуются, - добродушно заметил Сергей. - Вложишь бабки - и до гробовой доски, как рантье, стриги купоны. А после твоей смерти этим займутся наследники.

- Насчет купонов, Серега, бабушка надвое сказала, - не согласился Потапов. - Власть нынче нетвердая, шатается, как былинка под ветром, веры ей нету. Случись что, вложенных денег не воротишь. Сунут нам кукиш в морду, а то и посадят, как нашего тятьку в двадцать девятом году, когда взяли моду раскулачивать середняка. А с карбидом счет не на тыщи пойдет, на мильоны. Чем хороша розничная торговля? Чуть что не так, нырну я в погреб с кубышкой, и ищи-свищи! Нажитое при мне, а мангалы с шампурами - пускай они ими подавятся, суки долбаные!.. Нет, парень, в свой карбид ты меня не втянешь, не выйдет.

Анна скривила губы - простецкие манеры Потапова были ей не по нраву. Она сидела, горделиво выпрямив спину, и избегала смотреть на Сергея.

- Кто еще хочет высказаться? - спросил Сергей, в упор глядя на капитана второго ранга Зелитинкевича.

"Гросс-адмирал" старательно выкладывал на столе домик из спичек и никак не отреагировал на призыв Сергея.

- Ну, выложим мы пять лимонов, - включился в обсуждение Шапиро. - Где гарантия, что они не пропадут? Законов, защищающих предпринимателей, нет. А полагаться на директора химкомбината опасно. Сегодня он директор, а завтра его снимут. Что тогда?

- Риск, конечно, есть, - нехотя согласился Сергей. - Но у нас будут документы, подтверждающие наше право частной собственности: учредительные протоколы, устав, договора, процентовки, платежные поручения с банковской отметкой об...

- Подотрешься ты этими документами! - в сердцах перебил Потапов.

- Потапыч, твое мнение люди уже слышали, - темнея лицом, произнес Сергей. - Помолчи.

- Сережа, остынь, расслабься, - мягко сказал Шапиро. - Не дави, у нас тоже есть право голоса... Допустим, все пойдет по-твоему, мы берем директора в долю и заручаемся его поддержкой. Но признай, что зависимость от химкомбинатского персонала - не выдумка. Тебе ли не знать, к чему приводит зависть бедных к богатым. Сегодня ни с того ни с сего прекратят подачу электроэнергии, завтра перекроют пар или воду, полностью заблокируют подъездные пути, а послезавтра подстроят аварию. Уверяю тебя, дружище, что саботаж будет продолжаться до тех пор, пока ты не подмажешь на комбинате все винтики от мала до велика. От этого никакой директор не спасет, у него и без карбида обязанностей как блох у жучки. Что же тогда останется нам, владельцам?

- Додик, у страха глаза велики, - поморщился Сергей. - В конце концов, кто не рискует, тот не выигрывает!

- В преферансе со скачками - может быть, а в бизнесе - извини-подвинься, возразил Шапиро. - Риск должен быть соразмерным, а у тебя... Не обижайся, я проголосую против.

- Больше никто не выскажется? - пробурчал Сергей. В кабинете повисла пауза.

- Нет так нет! Голосуем в порядке поступления предложений. Кто за то, чтобы инвестировать нашу прибыль в производство карбида? - И Сергей поднял руку.

Вместе с ним проголосовала только Анна, а Зелитинкевич даже не поднял головы, по-прежнему строя спичечный домик.

Теперь вся надежда Сергея свелась к тому, что "гросс-адмирал" воздержится при голосовании. Тогда при равенстве голосов "за" и "против" так или иначе придется искать консенсус. Может быть, они все же согласятся вложить в дело половину текущей прибыли, а остаток он профинансирует из своего кармана?

- Кто против?

Потапов, Шапиро и Зелитинкевич разом подняли руки.

- Предложение не прошло, - глухо выговорил Сергей. - Что же, повестка дня исчерпана...

- Перекинемся в картишки? - как ни в чем не бывало предложил Потапов. Серега, ты хочешь узнать, какого цвета мои бабки? Обрыдла мне непруха!

Сергей стоял понурив голову и думал о том, что ни при каких обстоятельствах не откажется от реализации карбидного проекта. Торговать шашлыками из заветренного потаповского мяса, выдававшегося за рыночную свежатину, ему не по нутру. Компьютерный бизнес вянет на глазах, это факт. А что-то более перспективное, чем карбид, навряд ли можно найти. Значит, надо отважиться на риск в одиночку. Денег на это должно хватить, хотя придется поскрести по сусекам, чтобы набрать пять миллионов. Впрочем, на безбедную жизнь он, надо думать, заработает, помаленьку продавая компьютеры, года полтора-два продержится на плаву, зато потом, когда карбид запустится на всю катушку, утрет носы этим сраным недоумкам!

Потапов и Зелитинкевич удалились в предбанник, откуда доносился их громкий смех, Анна ушла к себе в бухгалтерию, а Шапиро задержался возле Сергея.

- Пойдем, дружище, расслабимся, пропустим по рюмочке, - уговаривал он, сияя золотыми коронками. - Облегчим Потапыча куска на полтора, а?

- Нет уж, Додик, - отрезал Сергей. - Как ни крути, а дорожки наши расходятся...

Он вышел из конторы, сел в "мерседес" и, включая стартер, заметил, что свет в бухгалтерии погас. Черт возьми, в одном Додик прав на все сто: Анька, конечно, слабовата на передок, зато в остальном - своя в доску. На нее можно положиться.

Как только Анна показалась на крыльце, Сергей мигнул фарами. Помедлив секунду, она подошла к "мерседесу", открыла водительскую дверцу и выжидательно посмотрела на него.

- Садись, чувырла, - с теплом в голосе сказал Сергей, вдыхая запах французских духов. - Так и быть, беру тебя назад с месячным испытательным сроком...

66. "БЛУЖДАЮЩИЙ ФОРВАРД"

Полгода напряженного труда под руководством Долгова дали лейтенанту Турчанинову столько знаний, сколько он не обрел за пять лет в Военном институте. В отличие от трех других следователей бригады, получивших от шефа самостоятельные участки работы, уделом Руслана стали отдельные поручения, но их число и разнообразие как нельзя лучше способствовали расширению его кругозора. Кроме того, он выполнял массу иных обязанностей, которые обычно возлагаются на помощников. Однако, по определению Долгова, в его команде Руслан был не помощником, а запасным игроком на амплуа "блуждающего форварда".

Еще в июне при просмотре агентурной документации УБХСС Руслан подтвердил гипотезу Долгова, что мероприятие "Бумеранг" впервые применялось к потерпевшему задолго до того, как ему подсунули Витаса с нефритовыми обезьянками. В рабочем деле агента по кличке "Отважный" он обнаружил поручение 7-го отдела связаться с Тизенгаузом с целью возможной продажи драгоценных камней. Для этого Отважному была предложена следующая легенда: по телефону он назовется Соломоном Львовичем (Моней) из Ростова-на-Дону, якобы находящимся в Ленинграде проездом, и, сославшись на их общего знакомого, приманит Тизенгауза товаром. В случае согласия Тизенгауза на покупку Отважный должен условиться о месте и времени встречи для совершения сделки, после чего донести об этом в УБХСС. В той же папке, только на другом листе, приводилось агентурное сообщение от 19 ноября 1987 года No 338, в котором Отважный докладывал о состоявшейся встрече: в ответ на предложение продать крупный сапфир без оправы Тизенгауз сказал ему, что драгоценностей без оправы не покупает, так как это валютная сделка, преследуемая по закону.

Некоторые из свидетелей, выступавших в деле Тизенгауза, также оказались негласными сотрудниками УБХСС. Таковым был Коростовцев, проходивший по учетам как "доверенное лицо" старшего оперуполномоченного 3-го отдела Пичугина. Но, к огорчению Руслана, ни допросить Коростовцева, ни ознакомиться с его рабочим делом не представилось возможным - дело уничтожили в связи со смертью "д. л.". Проверка обстоятельств смерти Коростовцева показала, что 11 октября 1989 года он скоропостижно скончался от острой сердечной недостаточности и после вскрытия кремирован, а ценное имущество за отсутствием у Коростовцева наследников признано выморочным и передано в Музей истории и культуры Ленинграда. Зато Руслану удалось допросить другого агента - Грязнова, проводившего экспертизу финифти, которую Тизенгауз купил у Коростовцева и продал Холмогорову. Грязнов сообщил, что давал Пичугину подписку о сотрудничестве с органами милиции, получив при вербовке псевдоним "Граф", и согласился оценить иконы на эмали, поскольку, как объяснил ему Пичугин, экспертам из Эрмитажа и Русского музея нельзя доверять, все они - закадычные дружки Тизенгауза. Что же касается остальных свидетелей, они, по справке УБХСС, в списочный состав агентуры не входят. Руслан счел эту информацию недостоверной, и Долгов согласился с ним, сказав, что от справки разит ложью.

Но самую большую, можно даже сказать, баснословную удачу, из-за чего, собственно говоря, Долгов и назвал его "блуждающим форвардом", принесло Руслану изучение личности гражданина Пантелеймоненко Любомира Дормидонтовича, хранителя фондов Государственного музея истории и культуры Ленинграда. Привели Руслана в музей два обстоятельства - во-первых, пустить Руслана дальше порога, но с помощью постановления, вынесенного Долговым, он пронял их до печенок и добыл сногсшибательные данные.

Удалось, в частности, выяснить, что из ценностей, находившихся в ведении Пантелеймоненко, был создан так называемый "обменный фонд" экспонаты которого от имени городских властей без какого-либо оформления преподносились именитым гостям Ленинграда. В марте 1990 года комиссия Управления культуры Ленгорисполкома проверила деятельность "обменного фонда" и зафиксировала в акте, что "фонд" был образован и функционировал без юридического документа, что учета поступления и движения ценностей никто не вел, а хранитель Л. Д. Пантелеймоненко от объяснений уклонился.

25 марта 1990 года, находясь у себя на даче в Гатчинском районе, Пантелеймоненко покончил жизнь самоубийством, выпив фосфорсодержащее вещество неустановленной природы. В предсмертном заявлении Пантелеймоненко написал, что, не будучи вором, решил уйти из жизни в результате происков сильных мира сего, вынуждавших его покрывать разбазаривание ценностей. Руслан, однако, не разделил лестной самооценки Пантелеймоненко, ибо из другой предсмертной записки, адресованной близким, вытекало, что он стащил из музея бриллиантовые серьги, браслет и колье.

Примечательно, что 29 марта 1990 года участковый инспектор Сиверского отделения милиции с согласия начальника того же отделения отказал в возбуждении уголовного дела по факту смерти Пантелеймоненко, хотя изучения обстоятельств, по существу, не проводилось, равно как не проверялась и возможность доведения его до самоубийства. Подписывая отказ, участковый инспектор не имел на руках даже медицинского заключения о причинах смерти Пантелеймоненко, не говоря уж об акте экспертизы яда, который он принял. А в дальнейшем никто и не пытался определить, чем же отравился Пантелеймоненко.

И наконец, по журналу регистрации агентурных сообщений за 1988 год Руслан установил, что Пантелеймоненко являлся негласным сотрудником УБХСС.

Долгов немедленно перенацелил двух следователей бригады на разматывание этого клубка, несколько дней спустя еще раз похвалил Руслана за находчивость, а в начале ноября радостно сказал, что именно там, на второстепенном, казалось бы, направлении, нужно ждать прорыва к успеху в расследовании всей истории.

Ждать так ждать, шефу виднее, сказал себе Руслан, но прошли и ноябрь, и декабрь, а долгожданного прорыва все не было. После Нового года Руслан неоднократно порывался поговорить с Долговым, но до 14 января тот был в Москве, а по возвращении навалился на работу с удвоенной энергией, уходя в гостиницу не раньше девяти вечера. Удобный случай представился Руслану только 25 января, в пятницу. В этот день они повторно допрашивали следователя капитана Алексеева, а затем остались наедине - Руслан сверял прошлые показания Алексеева со свежими, а Долгов в раздумье застыл у окна, искоса поглядывая на снежинки, кружившиеся в синих вечерних сумерках.

- Татьянин день, - нарушил молчание Долгов. - С него начинались студенческие каникулы... Эх, как давно это было!

- Всеволод Дмитриевич, можно задать вопрос?

- Сколько хочешь.

- Почему вы не берете под стражу Пичугина?

- Раз ты велишь, могу взять. И что же дальше?

- А дальше - по закону. Совершил преступление - садись на скамью подсудимых.

- С чем мы отправим его под суд? - в свою очередь поинтересовался Долгов.

- Провокация в отношении Тизенгауза нами доказана. Пичугин запускал "Бумеранг", так ведь?

- Дружок, не забывай, что "Бумеранг" - палка о двух концах, - сказал Долгов, усаживаясь за приставной столик напротив. - Это мероприятие занимает прочное место в арсенале оперативных средств УБХСС. Для них провокация - мать родная.

- Елки-палки! - воскликнул Руслан. - Провоцировать нечестно, безнравственно!.. Разве вы это одобряете?

Долгов грустно усмехнулся.

- Всеволод Дмитриевич, я, наверное, многого еще не понимаю, - сбиваясь на виноватый тон, продолжил Руслан. - Объясните так, чтобы до меня дошло.

- Скажи, дружок, что делает потерпевший, которого избили, обокрали или ограбили?

- Кричит?

- Угадал. По заявлению потерпевшего угрозыск отталкивается от совершенного преступления, собирает улики, и пошло-поехало без всяких "Бумерангов". Так?

- Так.

- При хищении социалистической собственности потерпевшим является государство. Оно, по-твоему, кричит?

- Нет.

- А обкрадывают наше государство все кому не лень. Списывают выдуманные недостачи по нормам естественной убыли, актируют брак, которого на самом деле меньше, чем указывают в отчетности, создают прибыльную пересортицу, практикуют приписки, да мало ли способов погреть руки? И делается все молчком, шито-крыто. Так что, дружок, запускаются "Бумеранги" не от хорошей жизни.

- Следовательно, вы принципиально допускаете провокации?

- Руслан, ты о чем со мной говоришь - о морали или об уголовном деле, которое мы расследуем?

- Пичугин имел основания запускать "Бумеранг" против Тизенгауза?

- Не имел. Но он твердо стоит на том, что был стопроцентно уверен в виновности Тизенгауза, нажившегося на спекуляции.

- Ну и что? По диспозиции 176-й статьи УК РСФСР наличия косвенного умысла достаточно для предъявления обвинения, - заявил Руслан. - Так ведь?

- Согласен с тобой. За привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности Пичугина можно хоть завтра отдать под суд по 176-й. И что же дальше?

- Что вы хотите этим сказать? - не понял Руслан.

- Признайся, дружок, ты в детстве ловил ящериц? - полюбопытствовал Долгов.

- Ловил.

- Получалось?

- Как когда. - Руслан оживился. - Накроешь сачком - тогда порядок. А схватишь рукой за туловище - ускользает, оставив хвост, который отрастает заново.

- Неужели ты думаешь, что я, следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре страны, приехал сюда собирать милицейское охвостье? строже заговорил Долгов. - Да этого Пичугина нам с самого начала кинули как кость с барского стола - жрите и будьте довольны! Те, кто задумал оперативную комбинацию против Тизенгауза, на всякий пожарный случай заранее наметили, кого принесут в жертву, если вдруг запахнет паленым.

- Вот оно что!

- Где вещи, похищенные у Тизенгауза?.. А ты говоришь - сажайте Пичугина в кутузку! - Долгов махнул рукой. - Они того и ждут, что я польщусь на мелюзгу и запущу счетчик.

Руслан кивнул. На сей раз он сообразил, о чем идет речь. До первого ареста продлить сроки следствия по уголовному делу особой важности - пара пустяков. Когда же за следователем числится арестованный, многократно продлевать его содержание под стражей гораздо сложнее.

- Покамест мы с тобой доказали всего ничего, - с горечью добавил Долгов. В ходе обысков Пичугин и его дружки-дружинники украли из бочки в гараже Тизенгауза сто литров бензина, а также кое-какие автозапчасти и спиртные напитки. Расцени ущерб в рублях и прикинь, что набежит в сумме... И Деревянко забуксовал с Пичугиным, не продвигается ни на шаг.

Руслан снова кивнул.

- Вся надежда на то, что мы выйдем на след ценностей Тизенгауза через фонд Пантелеймоненко, над чем с твоей подачи бьются мои орлы. - В глазах Долгова отразился неподдельный интерес. - Там открываются такие сюжеты, обнаруживаются такие глубины...

- А скрипка? - напомнил Руслан.- Пичугин же признал, что подбросил ее на склад ГУВД через полтора года после обыска!

- И что же дальше? - вяло спросил Долгов.

- Тизенгауз утверждает, что скрипку подменили.

- А Пичугин утверждает противоположное, и по закону суд будет на его стороне. Если бы у Тизенгауза был акт атрибуции, вот тогда...

- Всеволод Дмитриевич, не пора ли произвести обыск у Пичугина?

Долгов начал приглаживать усы, из чего Руслан сделал вывод, что шеф не обрадован его вопросом. Он уже не раз замечал, что приглаживание усов у Долгова служит верным признаком внутреннего противоборства, когда шеф колеблется, какой путь лучше избрать. Вопрос об обыске впервые возник в июле, но тогда Долгов решительно отверг предложение следователя Деревянко, работавшего с Пичугиным. "Они знают, зачем мы приехали в Ленинград, и подготовились, - объяснил Долгов. - Поэтому обыск, лишенный элемента внезапности, ничего нам не даст. А впоследствии, свыкнувшись с присутствием следственной бригады, они так или иначе ослабят бдительность, чем мы и воспользуемся".

- Можно, - помолчав, ответил Долгов. - Попытка не пытка...

В следственной работе, как, впрочем, и в любой сфере деятельности, отнюдь не последнюю роль играет удача. Можно быть мастером своего дела, но, если фортуна отвернулась от тебя, на одном мастерстве далеко не уедешь. Так и случилось, когда они приступили к обыскам. В бригаде Долгова насчитывалось всего шестеро сотрудников, включая самого Всеволода Дмитриевича, поэтому на одновременный обыск трех точек: квартиры Пичугина в Гавани, его гаража на острове Декабристов и квартиры матери Пичугина на Мачтой Охте - попросту не хватило сил. Разбившись на две группы по три человека в каждой, они нагрянули с обыском в обе квартиры, предварительно опечатав гараж, а на следующее утро обнаружили, что печать с гаража сорвана.

Нельзя сказать, что обыски совсем не дали результата. В квартире Пичугина они нашли и изъяли паспорт Витаса и изданный в Чехословакии справочник по клеймам зарубежных мастеров на серебре и золоте, а в конфетной вазочке у матери Пичугина Руслан нежданно-негаданно разглядел среди крошек синтетический рубин весом в один карат.

- Разве это не доказательства? - днем позже спрашивал он у мрачно нахохлившегося Долгова. - Справочник есть в перечне книг, пропавших из библиотеки Тизенгауза, да и с рубином все ясно - Андрей Святославович подтвердил, что у него было пять точно таких же камней.

- Завидую я тебе, Руслан, - меланхолично отозвался Долгов. - Все тебе ясно...

- Разве я не прав?

- Прав, прав... Только доказать этого не сможешь. Чем ты опровергнешь утверждение Пичугина, что чешский справочник куплен им в букинистическом магазине на Литейном проспекте? На страницах книги нет собственноручных пометок Тизенгауза, отсутствует экслибрис или иное средство идентификации, а дактилоскописты не берутся искать отпечатки пальцев двухлетней давности.

- А рубин?

- Что рубин? Обезличенный камень без обратного адреса. - Долгов вздохнул. - Интерес для дела представляет лишь паспорт, да и то... Послушаем, что скажут эксперты.

- Хотел бы я знать, что он прятал в гараже, - с сожалением вымолвил Руслан. - Зря мы все же не обыскали гараж.

- После того как Пичугин ночью побывал там, пустая трата времени... Эх, подвела меня интуиция! - Долгов помотал головой. - Напомни, дружок, что у нас есть на Затуловского?

Руслан достал из сейфа черновые записи и доложил все, что ему удалось разузнать. Затуловский Роман Валентинович, 1950 года рождения, русский, член КПСС, социальное происхождение - из служащих, в 1972 году закончил юридический факультет Ленгосуниверситета. Женился рано, еще в студенческие годы, на Инне Эльмаровне Туулсе, эстонке, 1949 года рождения, которую знал с детства. Принадлежавшая родителям Затуловского дача в поселке Усть-Нарва граничила с дачей таллинского адвоката Туулсе, семьи поддерживали дружеские отношения и в 1970 году породнились, сыграв свадьбу Инны и Романа. У них в 1973 году родилась дочь Евгения, в настоящее время обучающаяся в Ленгосуниверситете. Инна Эльмаровна - член Ленинградской областной коллегии адвокатов, практика у нее обширная и заработки - дай Бог каждому. В семье две машины: "жигули" у жены и "волга" у мужа. Оба хорошо одеваются, держат прислугу. Но траты Затуловских соответствуют доходам, а размер вкладов в сберегательных кассах тоже не вызывает вопросов. Затуловский не курит, не пьет, в порочащих связях с посторонними женщинами не замечен. За все восемнадцать лет работы в органах милиции характеризуется только положительно. За образцовое выполнение служебных обязанностей награжден орденом "Знак Почета" и шестью медалями, а также нагрудным знаком "Отличник милиции".

- И что же дальше? - спросил Долгов, приглаживая усы.

- Все, кто с ним служил, в один голос твердят, что он - весельчак, - пряча улыбку, сообщил Руслан. - Что большего хохмача они не встречали.

- Хохмач? - переспросил Долгов, словно пробуя это слово на вкус. - Если можешь, поясни это на конкретном примере.

- У меня много примеров.

- Приведи один, характерный.

- Затуловский попал в УБХСС при Щелокове, когда в каждом структурном подразделении еще существовали должности начальников штабов, - посмеиваясь в ладонь, рассказывал Руслан. - Туда, как мне объяснили, обычно сажали самых никчемных офицеров.

- Верно, - подтвердил Долгов.

- Начальником штаба УБХСС был пожилой полковник, свихнувшийся на том, что он - замечательный лирический тенор. Затуловский похвалил его пение и предложил устроить прослушивание у знакомого профессора консерватории, однако начальник штаба застеснялся. Пустяки, заявил Затуловский и заверил полковника, что первое прослушивание можно организовать не явочным порядком, а по телефону. В заранее условленное время половина сотрудников УБХСС подключилась к коммутатору внутренней связи и, корчась от хохота, слушала, как полковник по сигналу Затуловского запел в трубку: "Куда, куда, куда вы удалились, весны моей златые дни?.."

- Злая шутка. Что еще?

- А еще его называют королем агентурной разведки.

- Это я уже слышал. Созвонись с ним и вызови сюда на допрос... - Долгов полистал настольный календарь, - 4 февраля к десяти утра.

67. ГЛУХАЯ ЗАЩИТА

Беспокойство не отпускало Затуловского до тех пор, пока следственная бригада Прокуратуры Союза не купилась на выставленную приманку. В свое время, сразу же после ареста Тизенгауза, агент по кличке "Кладовщик" по указанию Затуловского был задействован в операции "Человек в футляре" с дальним прицелом - предполагалось, что значительная часть конфискованных у мозгляка ценностей при исполнении судебного приговора будет пропущена через "обменный фонд". Когда же приговор поломали в Верховном суде РСФСР, надобность в Кладовщике отпала и, по замыслу Романа Валентиновича, он должен был стать козлом отпущения. Словом, это был ложный, хотя и чертовски перспективный след: махинации, без царя в голове творившиеся за стенами Музея истории и культуры Ленинграда, дурно пахли. Сам Затуловский давно присматривался к тамошним ворюгам, которым незримо покровительствовал Смольный, но остерегался их трогать, дабы не вызвать гнева властей предержащих. А для "важняка" из Москвы это могло оказаться мечтой поэта, козырным тузом - при качественной раскрутке "обменный фонд" дал бы столько компромата на известных в стране деятелей, что его с лихвой хватило бы на несколько сверхгромких процессов, ничем не уступавших узбекским, на чем сделали карьеру другие, более удачливые "важняки" из конторы Долгова.

Правда, зимой Кладовщик начал швыряться деньгами и распускать язык, по дурости напрашиваясь на неприятности, однако вмешательство Пичугина заткнуло ему рот, а пришедшееся весьма кстати самоубийство придало приманке добавочный соблазн.

Теперь же, исподволь наблюдая за тем, как следователи из бригады Долгова кружат над Музеем истории и культуры, Роман Валентинович сравнивал их с коршунами, выискивающими добычу, и желал всяческих благ, вплоть до присвоения новых классных чинов и получения денежных премий за успехи в работе. Его люди прослушивали пять телефонных линий из восьми, находившихся в распоряжении бригады, так что он был в курсе событий и знал, что варяги ему не страшны.

Вызов на допрос Затуловский воспринял как нечто само собой разумеющееся и утром 4 февраля шел пешком на улицу Воинова, 24, словно на похороны двоюродной прабабушки: миссия это грустная, даже тягостная, но никуда не денешься, долг обязывает. Тактический рисунок поведения был намечен, а в мелочах он сориентируется на месте.

- Роман Валентинович, расскажите о деле Тизенгауза, - попросил Долгов по завершении процедурных формальностей. - В связи с чем оно было возбуждено, какова ваша роль в этом деле? Какие оперативные мероприятия проводились в отношении Тизенгауза?

- Вопрос поставлен так, что я практически не могу на него ответить, - с достоинством сказал Затуловский.

- Как же? - возразил Долгов. - Разве не вы утверждали постановление о возбуждении уголовного дела и лишили Тизенгауза свободы? Да и само дело родилось с вашей помощью, не отпирайтесь.

- Можно сказать и так, хотя... - Затуловский улыбнулся. - Арестовывает ваш брат, следователь, а мы - нет. Смутно припоминаю, что мне доложили первичные материалы, а я усмотрел в них основания для возбуждения дела и утвердил постановление.

- Что это были за основания?

- Сейчас трудно вспомнить, прошло много времени. Речь шла о спекуляции в крупных размерах с наживой около полутора тысяч.

- Роман Валентинович, ваши подчиненные, по-видимому, и ранее обращались к вам в рабочем порядке, советовались относительно обстоятельств дела, согласовывали свои действия. Так?

- Вообще говоря, такова обычная технология, - с оговорками признал Затуловский. - Но в данном случае... Дело Тизенгауза было рядовым, каких у нас сотни.

- Ас каких пор оно перестало быть для вас рядовым? - вперившись в него взглядом, осведомился Долгов.

- После того как Верховный суд, по-моему, без веских оснований, волюнтаристски отменил предыдущие решения судебных инстанций, - умеренно саркастическим тоном ответил Затуловский. - Ну, если вам интересно, могу добавить, что на мою оценку дела повлияла и программа "Время", показавшая Тизенгауза с Раисой Максимовной Горбачевой.

Краем глаза Затуловский заметил, что молоденький лейтенант, помощник Долгова, с любопытством поглядывает на него, и удостоил стажера безмятежной улыбкой. Как сказано у поэта? "Собачке дворника, чтоб ласкова была..."

- Часто ли по обычным, рядовым делам, тем более с одним эпизодом спекуляции, в помощь следователю на полгода подключаются два сотрудника УБХСС? - насмешливо спросил Долгов.

- У вас неверная информация. Такого просто не может быть.

- Было, было, не отпирайтесь.

- Извините, Всеволод Дмитриевич, я вас не совсем понимаю, - заметил Затуловский.

- Разве Пичугин и Брошкин не помогали следователю Алексееву?

- Кто спорит? Мы всегда помогаем следствию. Но они оба параллельно занимались и оперативной работой в Третьем отделе, что легко установить, подняв документы.

- Почему вы утвердили Пичугину план оперативной разработки Тизенгауза, хотя в ходе оперативной проверки заявления без подписи, отпечатанного, кстати сказать, у вас в УБХСС, не добыто никаких подтверждений его преступной деятельности?

- Фигурант казался очень уж перспективным, - с готовностью ответил Затуловский. - Он и по сей день кажется таковым. Мы с женой зарабатываем в несколько раз больше Тизенгауза, однако подобных ценностей не имеем. И вы, Всеволод Дмитриевич, тоже вряд ли имеете. На мой милицейский глаз, что-то за этим кроется, не сомневаюсь.

- Как посмотреть... - Долгов пригладил усы. - При денежной оценке имущества Тизенгауза советую ввести поправочный коэффициент на инфляцию. Серебро, например, за последние тридцать лет подорожало в сто раз, а янтарь в тысячу. Только мы редко над этим задумываемся. Между прочим, Пичугин ловко обыграл это обстоятельство, вынудив свидетельницу Рябокобылко вызвать Тизенгауза в комиссионный магазин "Фарфор - хрусталь" для встречи с Витасом.

- Ну и ну!

- Пригрозил посадить Рябокобылко за спекуляцию, выразившуюся в том, что она сдала на комиссию чайную ложку из серебра дороже, чем покупала десять лет назад, - пояснил Долгов. - Он вам не докладывал?

- Ума не приложу.

- Вы санкционировали проведение мероприятия "Бумеранг" в отношении Тизенгауза?

- Разве "Бумеранг" проводился? Для меня это новость.

Долгов полистал папку с делом и зачитал выписки из заданий и донесений агента Отважного.

- А, вот вы о чем... - Затуловский развел руками. - Вообще говоря, это же не "Бумеранг" в чистом виде. Так, кое-что.

- Охарактеризуйте Пичугина и Брошкина, - предложил Долгов.

- Пичугин - умный, грамотный, сильный работник, - неторопливо отвечал Затуловский. - С гонором и тягой к самостоятельности, что подчас шло во вред делу. Но недостатки есть у всех. В целом, будем так говорить, я оценивал его положительно. Для меня уход Пичугина был потерей. А Брошкин... Повар с дипломом техникума общественного питания. Был поваром в армии, поваром и остался. Он для нас ценности не представлял, поэтому я не возражал против его перевода на Север.

- Если Пичугин, по-вашему, был ценным работником, то чем вы объясняете грубейшие нарушения уголовно-процессуального закона в ходе обыска у Тизенгауза, в частности выемку его имущества без описи?

- По образованию Пичугин не юрист, а инженер водного транспорта. Я много лет бьюсь над тем, чтобы в каждом отделе завести хотя бы одного юриста, а воз и ныне там, - огорченно поведал Затуловский. - К нам юристов не заманишь, не идут, и все.

- Почему же тогда инженер Пичугин безукоризненно описал финифть, после сделки изъятую у Холмогорова? - Долгов сузил глаза и уперся взглядом в Затуловского. - Или он у вас профессионал через раз?

"Сейчас я тебе, умнику, испорчу прическу, - подумал Затуловский. - Нанесу укол и опять уйду в глухую защиту".

- Всеволод Дмитриевич, зачем же педалировать на "у вас"? - елейным голосом вымолвил он,- А у вас разве по-другому? Ваши именитые коллеги Гдлян и Иванов без всякой описи ведрами изымали в узбекских кишлаках кольца и золотые червонцы. У них, если не ошибаюсь, высшее юридическое образование?

- Что вы можете сказать о причинах увольнения Пичугина?

- У него было что-то не так со здоровьем. Головные боли, приступы какие-то... Нет, точно не помню.

- Уволили Пичугина, однако, по служебному несоответствию, - едко заметил Долгов. - Неужели забыли?

- Иначе у нас уволиться нельзя, - с обезоруживающей улыбкой пояснил Затуловский. - Комиссоваться он почему-то не захотел, оттого и пришлось пойти по линии наименьшего сопротивления.

- Под этим письмом стоит ваша подпись? - строго спросил Долгов, выложив перед Затуловским ответ на запрос Следственного управления ГУВД по поводу безрезультатности мер, предпринятых УБХСС по розыску Витаса.

- Моя, - ознакомившись с текстом, подтвердил Затуловский.

- Как же вы подписали документ, содержание которого не соответствовало действительным обстоятельствам? Ведь Пичугина в 1989 году посылали не в Литву, а в Калининград. А в 1988 году он вообще не выезжал из Ленинграда по служебным делам.

- Извините, из Санкт-Петербурга, - мягко поправил Затуловский. - Наш город недавно переименовали.

- Отвечайте на вопрос, - потребовал Долгов.

- Всеволод Дмитриевич, я ежедневно подписываю в среднем двести документов и, как вы догадываетесь, не в силах проверять каждый из них на достоверность. Это не моя забота. Мне достаточно визы начальника отдела, где работает исполнитель документа. Он в первую очередь отвечает за туфту, если таковая имела место.

- А как было в данном случае?

- Не помню. Наверное, Пичугин подсунул, а я в спешке подписал.

- На допросе Пичугин заявил, что не готовил данного письма и не носил его вам на подпись. Что вы на это скажете?

- Валяет ваньку, - небрежно бросил Затуловский.

- При обыске у Пичугина нашли паспорт Витаса, - с нажимом произнес Долгов. - Что вы на это скажете?

"А вот это хуже некуда, - мелькнуло в голове у Затуловского. - Эх, Пичугин, полгода держался молодцом, а под конец сам себя погубил. И меня не предупредил, ублюдок. За глупость придется ему расплачиваться сполна".

- Что он дурак, на свой страх и риск затеявший игру с законом, - жестко ответил он. - Выходит, он действительно занимался липой. Какой-то доли ответственности я с себя не снимаю, но... На меня возложено курирование Третьего и Седьмого отделов, где в общей сложности насчитывается сорок шесть оперуполномоченных. Помножив их на четыре, вы получите число уголовных дел, возбуждаемых нами каждый месяц. А в году, как известно, двенадцать месяцев. Делайте со мной что угодно, но я не в состоянии уследить за таким количеством оперативных комбинаций.

Повернувшись на стуле, чтобы выпрямить сведенную судорогой ногу, Затуловский заметил, как при его словах вытянулось лицо молодого лейтенанта. "Сопляк! - беззлобно подумал он и, преодолевая боль в мышцах, улыбнулся Турчанинову. - Тебе невдомек, что в УБХСО оригинальный порядок - мы идем не от события преступления к субъекту, его совершившему, а наоборот - от фигуранта к преступлению, которое ему еще предстоит совершить. А твой патрон с полуслова понял мой намек, он, в отличие от тебя, не впервые замужем!"