Огненная роза. Несущие смерть

Глава 27

…. Едва они вдвоём оказались у полуоткрытой двери подземного хода, он тут же вновь почувствовал невыносимую дурноту. Рейза ненадолго остановился и отёр взмокшее от напряжения лицо. Ему было страшно. Как и тогда, когда он пришёл в «игровую» проститься с Лиором, когда высказал ему свою странную просьбу. И Лиор вдруг почувствовал беспокойство. Он с тревогой взглянул на Рейзу:

— Так что мы здесь делаем? Ты опять что — то задумал? Ты смотри мне, не дури!

Рейза усмехнулся:

— Нет, ну слышал бы старый дурак Барон, как ты со мной разговариваешь! Никто никогда не позволял себе такой дерзости, даже он сам! Не боишься, что я рассержусь?

— Ещё чего! Рассердится он! Скажи лучше, что тебе это самому нравится!

— Ну может быть, может быть…

— Но ты уходишь от ответа! Какого дьявола мы тут забыли? Что это за нора, и что у тебя на уме? Может, стоит прямо сейчас взять тебя в охапку и тащить обратно, в твои покои?

Он хмурился всё больше, и Рейза с нежностью подумал, что сердце этого человека настолько же чутко, насколько сильны его тело и дух. Трудно обманывать его, но всё равно придётся! И он, забыв про дурноту и подавив страх, с деланным легкомыслием засмеялся, хотя и не смог скрыть некоторой фальши:

— «В охапку», «тащить»…! Ну ты и мужлан! Я — то рассчитывал на большее! Смотри, как бы я и в правду не наказал тебя, а то опять будешь любить меня одними глазами! Уже соскучился по плётке и уздечке?

И Лиор тут же невольно поддался его игре. Он схватил любимого бога в объятья и стал жарко целовать, ласкать и сжимать в руках его хрупкое, горячее тело. Он сразу забыл о недавних подозрениях и, чувствуя, как страшный ошейник легонько сдавливает его шею, вдруг подумал, что не прочь был бы пережить кое-что из того, что с ним делал Рейза там, в «игровой». Только прямо здесь, и прямо сейчас! Однако, прошло несколько минут, и его возбуждение немного унялось. Рейза мастерски умел управлять огнём, и, как бы ему самому не хотелось исполнить некоторые фантазии любимого мужчины, он вынужден был остудить пыл Лиора. Пора заканчивать! И он с тихим вздохом отстранился и кивнул на тёмную щель проёма:

— Открой эту дверь!

Лиор повиновался, и тяжеленная плита, служившая створкой, дрогнула под давлением его мощного плеча, и нехотя поехала в сторону. Тяжёлая, зараза! Но иначе Лиору было не пройти в тоннель: щель была слишком узка; только худенький Рейза мог протиснуться в неё. Наконец они оба оказались по ту сторону двери, и Рейза равнодушно бросил:

— А теперь плотно закрой её! Пусть никто не сможет пройти сюда, за нами!

Лиор сделал и это. Он даже не заметил, как его любимый Плектр стал осторожно, незаметно завладевать его волей, подчинять себе его разум, его поступки. И потому, уже не спрашивая ни о чём, двинулся вслед за ним, едва Рейза пошёл вперёд, неизвестно куда. Конечно, вопросов у него было по-прежнему много, но он не мог задать их. Что-то мешало ему: так бывает во сне, когда хочется бежать, но непослушные ноги отказываются подчиняться; или, когда надо закричать, голос вдруг пропадает… Воля его задремала, покорённая давлением Плектра. Но тот сам заговорил, усыпляя сомнения своего паладина:

— Я уже был здесь, но не смог дойти до конца коридора. Думаю, потому что там — выход наружу. Сейчас ты пойдёшь туда и всё разведаешь. Я останусь тут и буду ждать тебя.

Вот тут он не лгал. Но, если бы Лиор смог догадаться, о чём это он, то немедленно высадил бы с одного удара дверь, которую только что закрыл с таким трудом, и затащил бы возлюбленного обратно в его башню. Рейза прекрасно понимал, что сам дверь открыть не сможет. Браслет — коммуникатор он незаметно сунул в карман Лиора, и у него не оставалось никакого шанса позвать на помощь. Да это не имело значения: воля его, подпитанная энергией Лиора, была сейчас сильна, как никогда, и он не стал бы никого вызывать. Он принял решение, и обратного пути для него не будет. Но Лиору об этом знать не обязательно. И потому он немного ускорил шаг и потянул возлюбленного за руку.

— Идём же скорее!

Лиор между тем почему-то медлил, и даже как будто немного упирался. Он опять утратил ощущение реальности и почти поддался внушению Плектра, но теперь огненный цветок уже не мог на него влиять полностью. Любовь защищала его и от искушения, и от слабости. Теперь вся его жизнь, все его мысли и желания были посвящены только одному: спасти любимого, защитить его, сделать счастливым. И эту силу не одолеет никакое давление, и даже Плектру изменить это не подвластно. Рейза этого не знал и потому был уверен, что в этот раз у него всё получится. Сейчас он прикасался к мыслям Лиора и чувствовал, что броня его души словно покрыта трещинами, и яд заклятия забвения, наложенного Рейзой, скапливается в этих трещинах. В мозгу Лиора неотвязно звучало эхо слов, которые он должен был произнести, едва покинет это место: «я больше не люблю тебя, Рейза». И юноша не сомневался, что Лиор подчинится программе, которую он в него заложил. И ничего, что он сопротивляется сейчас: выход уже близко, и влюблённый лев выполнит его пожелание прежде, чем успеет что-то понять. Наверно, это действительно нечестно, но Лиор должен жить! Любой ценой!

Наконец Рейза остановился. Его трясло от боли и страха — верный признак того, что коридор заканчивается. Пытаясь ещё хоть на миг удержать любимого рядом, последний раз насладится его теплом, он сжал руку Лиора, а потом поднёс её к губам и покрыл поцелуями. Лиор словно сквозь туман ощутил, как слеза упала ему на кожу. Сердце его болезненно сжалось, но Рейза тут же совладал с собой и выпустил его руку.

— Дальше мне нельзя. Иди. Я знаю, ты сможешь выбраться отсюда, сможешь пройти через пустыню и спастись. И сможешь забыть всё, причинило тебе боль. Всё будет хорошо, милый!

И он быстро прильнул к нему, поцеловал в губы и тут же оттолкнул:

— Всё! Иди, и не возвращайся никогда. Даже не оборачивайся.

Лиор получил мощнейший волевой посыл Плектра и вынужден был подчиниться ему. Совсем так же, как недавно, в «игровой», когда он чуть не воткнул Рейзе нож в горло. И тогда, и сейчас, он не в силах был вырваться из морока, замутившего его сознание, и потому просто пошёл вперёд, по коридору. А Рейза смотрел ему в след и думал, что никогда ещё ему не было так больно и одиноко. Вот всё и закончилось. Его недолгая любовь, его недолгая жизнь. Скоро полумрак тоннеля сокрыл от него очертания тела желанного мужчины, шаги его стихли вдалеке. Рейза остался совсем один. И, до конца осознав это, он закричал в след покинувшему его возлюбленному:

— Прощай! Прощай, любовь моя!

Эхо его собственных слов вернулось к нему из глубины каменного мешка и оглушило его. Ноги подкосились, и он, совершенно ослабев, рухнул у стены. Боль в спине скрутила Рейзу с такой силой, что он ненадолго потерял сознание. Но обморок Плектра не похож на обморок обычного человека. И герои, и обыватели, и даже властительные сатрапы — все проходят через это одинаково: тьма, тишина, полное забытье. Немного похоже на отдых, немного похоже на смерть. Словно срабатывает предохранитель, защищающий систему от окончательного разрушения. Но Плектры переживают этот шок иначе. Едва напряжение превышает допустимый уровень, тело отключается, и личность, как особенное, неповторимое сочетание чувств, самосознания и рефлексов, тоже будто рассеивается в пространстве, покидая телесную оболочку. Но именно в этот момент небытия для совершенного творения Демиургов наступает состояние просветления: он осознаёт истинную природу мира, становится его вместилищем и в то же время полностью растворяется в нём. Он всё слышит, всё впитывает в себя. Видит нематериальное и чувствует неосязаемое, несуществующее. Его освобождённый разум сливается с божественным вселенским разумом и вбирает в себя столько информации, что это становится невыносимым, похожим на передозировку или отравление. После такого потрясения Плектры делаются ещё сильнее, но это только в том случае, если воля и разум действуют заодно. Ну а если нет — тогда Плектр становится заложником чужих мыслей и чувств. Всё это он переживает внутри себя, слишком открытый, и совершенно беспомощный. Рейза всегда боялся такого состояния, но в последние несколько дней он чувствовал себя настолько плохо, что вынужден был снова и снова проходить через это. Сейчас, прислонившись пылающей от боли и жара головой к холодным камням тоннеля, он тщетно пытался воссоздать в своём воображении те фантазмы, которые переживал вместе с Лиором. Ничего не вышло; он сломался и на время перестал существовать. И в этот момент к нему вернулись те мрачные видения, что раньше успели так напугать его. Вернее, это были чужие мысли. Мысли кого-то, кого он не знал, и кого низачто не узнал бы при встрече, если только не споткнулся бы о мерзкую кучу его грязных помыслов. Вот сейчас он действительно чувствовал себя совершенно сокрушённым этой ненавистью, злобой и желанием убивать, мучить и терзать. И что ужаснее всего, в этих мыслях он видел ни живое, ни мёртвое тело Лиора, погружённое в ледяной ад стеклянного куба, наполненного протоплазмой. Увидел и себя, тщетно бьющегося о толстые прозрачные стены, разделявшие их, и слышал свой собственный крик отчаянья… Кто-то хотел уничтожить Лиора, а его заставить вечно страдать! А потом он снова почувствовал то, что испытал раньше, стараясь не воскресать в том подвале, вопреки воле Барона. Он сам тонул в густой «подливке», и существо его прогибало от холода и боли, от полной безнадёжности. Всё смешалось в его искалеченном, потрясённом разуме: видения прошлого, видения будущего, собственные страхи и чужой, болезненный бред. Это даже не было смертью — это самая настоящая преисподняя, проклятая долина Хинном, и он оказался в ней, не успев умереть. Только не это! Он всегда боялся Ада, и не готов был отправиться туда прямо сейчас. Если бы смерть была вечным сном, тьмой и абсолютным небытием, он принял бы свой немедленный исход с радостью. Но за всё, что он сотворил в своей жизни, такой милости ему не будет, в любом случае — не теперь. Его спутанное сознание подсказало истину, которой он раньше не знал: добровольная смерть должна быть спокойной, умиротворённой, свободной от переживаний и печалей прошедшей жизни. Поэтому он собрал остатки сил и, что бы отвлечься от нестерпимой ломоты в спине и от страшных мыслей, со всей мочи вцепился зубами в порезанную руку. Кровь тут же выплеснулась ему в рот, и из глаз искры посыпались — так стало больно. Но это немного помогло: он почувствовал, как чёрный туман кошмаров поредел, и тогда душа его рванулась из этого плена к свету божественной свечи, дарованной ему на закате его короткого и трудного дня. Лиор! Он ушёл. Рейза приказал ему это сделать, и теперь они больше не увидятся. В этой жизни — никогда. Но как бы ему хотелось пойти с любимым! Увидеть день, увидеть ночь; почувствовать жар и холод переменчивой, опасной пустыни, и, согреваясь любовью своего мужчины, сосчитать цветные всполохи в величественной короне полярного сияния… Ничего, осталось совсем недолго! Теперь всё получится. На помощь ему никто не придёт: его долго теперь не смогут найти. Только Барон знает об этом месте, но Барона тут сейчас нет. Сам он ни встать, ни, тем более, дойти до двери уже не сможет. Да и открыть дверь ему не по силам. Так что остаётся только ждать. Вот только бы уснуть, и уже не просыпаться! В другой ситуации он предпочёл бы до конца оставаться в сознании, чтобы снова и снова переживать самое важное, но сейчас он хотел думать только о Лиоре, а его мозг терзали кошмары. Да и боль не давала покоя. По-этому юноша закрыл глаза и постарался расслабиться. «Лиор! Где ты сейчас? Я пойду с тобой, только подожди немного! Пройдёт всего день, может быть — два, не больше, и душа моя освободится и от плена беспомощного тела, и от этой темницы. И тогда я присоединюсь к тебе, милый! Я буду идти рядом, пока энергия моей жизни не рассеется среди небесного сияния, и я навсегда оставлю тебя. Но я смогу увидеть тебя ещё хоть раз! Я стану ветерком, что будет ласкать твои губы и гладить волосы; я утренней росой освежу твои ресницы и смою следы усталости и боли с твоего прекрасного лица; я буду частью того воздуха, который наполнит твои лёгкие, и наше дыхание сольётся в последнем поцелуе… Я так люблю тебя! О, Лиор, хоть раз ещё увидеть тебя!» Слёзы солью обожгли его сомкнутые веки, и он невольно приоткрыл глаза, стараясь стряхнуть непрошенную влагу. Но радужная пелена тут же ослепила его, и он с трудом различал тусклые ломаные лучи светильника, седые клочья паутины, нависшие слишком низко над его лицом. Ему вдруг подумалось, что паук, наверно, давно уже подох: тут не может быть ничего живого! Это хорошо. Пауков он боялся до смерти. Смешно! Но умирать в компании паука ему не хотелось. Ему всю жизнь хватало Барона с его толстым брюхом крестовика и волосатыми конечностями, и теперь с него, Рейзы, довольно. Он хотел ещё немного побыть с Лиором, пусть даже только в своих грёзах. Снова смахнув слёзы, он прошептал:

— Лиор, милый, я люблю тебя!

— И я люблю тебя, дорогой мой, глупый мой ангел! Ну что ты натворил? Смотри, кровь опять идёт! — ласковый голос, полный нежности и заботы, вторгся в его полу — сон, словно желанная иллюзия. Как приятно! — Тебя ни на минуту нельзя оставить одного, да? Открой же глаза, дорогой! Давай-ка, посмотри на меня!

Большая тёплая рука погладила его влажное лицо, и дыхание любимого скользнуло по его губам — ну нет, для иллюзии это уже слишком! Рейза быстро открыл глаза и ахнул от неожиданности и волнения: над ним склонился Лиор. Настоящий, живой и огромный, как скала, как дредноут, как… как сама жизнь, сама любовь! Его, Рейзы, жизнь, и его любовь! И он упал в раскрытые объятию возлюбленного и просто захлебнулся от рыданий. А Лиор бережно прижал его к себе и, борясь с нахлынувшими чувствами, прерывисто прошептал:

— Неужели ты и правда думал, что сможешь заставить меня уйти? Какой же ты глупый!

— Да, я просто дурак.

— Нет — нет, ты всего лишь хотел сделать, как лучше, но ты ничего не знаешь о настоящих людях, о жизни. Но это не страшно: я рядом, и всё будет хорошо!

Лиор стал тихонько покачивать его, стараясь согреть и успокоить. Он целовал волосы любимого, гладил его плечи, руки, и шептал какие-то ласковые, сердечные глупости, и в словах этих было мало смысла, но много чувств — голос его был полон любви и надежды. Рейза затих, подчиняясь его заботе, и сознание немного прояснилось. Он было подумал даже, что надо бы отругать Лиора за упрямство, и постараться снова надавить на него, да так, что бы теперь это уж точно сработало. Но несколько минут назад он словно получил помилование, как будто ему была дана возможность ещё глотнуть воздуха, и теперь не мог надышаться. Потом, не сейчас! Сил на это нет совсем, он так и сказал Лиору, когда тот попросил его подняться с пола и пойти обратно, в свои покои.

— Я не могу. Мне очень больно.

Лиор едва расслышал его слабый шёпот и тут же обеспокоился не на шутку: юношу трясло, одежда его взмокла, и он весь горел от болезненного жара. Должно быть, дела действительно плохи, и надо поскорее убираться отсюда. Он потянул его к себе, и Рейза тут же не выдержал и вскрикнул от нестерпимой боли.

— Нет, не надо! Я правда не могу! Пожалуйста, мне очень плохо!

Он снова стал терять сознание, И Лиор, подавив подкативший было приступ паники, привёл его в чувство. Вернее, немного взбодрил, но Рейза всё равно остался оглушённым приступом дурноты и словно выключенным, как сломанная куколка. Лиор решил не беспокоить его больше, не пытаться пробудить совсем. Пусть лучше пребывает сейчас в этом забытьи — может статься, ему не будет так больно? И он просто взял его на руки и быстро понёс прочь из душного, затянутого паутиной коридора. Возле двери ему пришлось снова опустить его на пол, и это немедленно вызвало у Рейзы новый приступ боли, ещё сильнее прежнего. Он весь изогнулся, словно от удара электрошока, и захрипел, задыхаясь. Ему становилось всё хуже, и Лиор, всем телом навалившись на неподатливую дверь, в то же время с отчаянием следил за конвульсиями, сотрясавшими тело любимого. Что же делать? Как помочь ему? Он не знал. Он даже не понял, что же именно болит у Рейзы, и боялся сейчас, что несчастный не выдержит. Он взвыл от злости и напряжения, удвоил усилия, и дверь наконец-то поддалась. Он тут же снова подхватил возлюбленного и уже бегом устремился вверх по лестнице.

— Ничего, милый, ты только потерпи немного! Сейчас мы позовём на помощь, и тебе станет легче! Ты только держись, ладно?

Но Рейза, продолжая задыхаться, почти беззвучно застонал. А потом опять потерял сознание. Лиор наконец-то преодолел бесконечный, как ему показалось, подъём, проскочил, не оглядываясь, спальню Барона и вот уже оказался в коридоре шестого этажа, бережно сжимая в руках свою драгоценность. Дальше-то что делать? Он в растерянности огляделся по сторонам, ища кого-нибудь, кто мог бы быть полезен, и тут на лестничной площадке общего коридора появился Овадья Барак. Лиор кинулся к нему, но не подрасчитал силу и с разгону почти налетел на него. Он едва сумел устоять на ногах, стараясь при этом уберечь от нового сотрясения бесчувственное тело юноши. Мужчина увидел, что от изумления и гнева Овадья вытаращил глаза и хотел что-то сказать, но Лиор опередил его и заорал:

— Ему нужна помощь! Немедленно, слышишь? Рейзе очень плохо, и я не знаю, что делать! Зови кого-то, живо!

Стражник немного оправился от неожиданности и сквозь зубы прорычал:

— Это опять ты что-то натворил? Что ты ещё выкинул, обезьяна тупая?

— Да ничего я не творил и не выкидывал! Я не знаю даже, что случилось! Он успел только сказать, что ему очень больно, но не сказал, что именно болит. У него начались судороги, и его дугой изогнуло, как при столбняке. Что делать-то?

Овадья всё понял — он ведь немало времени провёл возле своего кумира, и знал, от чего господина мучают боли. Знал он и то, как надо поступать в таком случае.

— Неси его в спальню. Я сейчас доктора вызову!

И, пока Лиор спускался по лестнице, он принялся искать старого врачевателя. Тот не отвечал. Овадья не знал, что в этот момент он, пьяный до умопомрачения, в комнате дешёвой шлюшонки пытается выбраться из-за кровати, куда спихнул его недовольный паренёк. И это за то, что он снова и снова лез целоваться, удушая платного любовника вонью перегара. Коммуникатор вяло пищал, переведённый в тихий режим, и пьяница его просто не слышал. Обозлённый партнёр по утехе наконец сбросил на пол подушку, которой накрывал голову, что бы защититься от мерзких звуков надсадного пыхтения доктора и дребезжания коммуникатора. Он надеялся, что старый дурак сам отключит свою пищалку, но тому словно и дела не было до вызова. Тогда юноша приподнялся на постели и со злостью швырнул устройство прямо в физиономию своего нанимателя.

— Ответь уже, надоело слушать! Ответь, и проваливай; не буду я с тобой сегодня валяться! Придёшь, когда протрезвеешь!

Но пьяный коновал лишь глупо заржал; он в очередной раз потерпел неудачу в попытке подняться, а потом что — то пробуровил и заснул прямо на полу. Юноша аж захныкал от неудовольствия, пнул было его в бок, но всё было бесполезно, и потому он сам откатился на другую сторону постели и снова накрыл голову подушкой. А коммуникатор по-прежнему продолжал пищать.

— Проклятье! Вот урод старый! И где его теперь искать? — прошипел себе под нос озлобленный и испуганный Овадья. Давно он не видел, что б приступ у Рейзы был таким сильным. Обычно Барон сам следит за тем, что бы его сателлит вовремя получил своё спасительное лекарство, и потому прекрасный демон мог не испытывать таких страшных болей, как сейчас. Иногда такое всё же случалось: это если Барон хотел за что-то наказать Рейзу. И тогда несчастному провинившемуся приходилось действительно тяжело. Но всё же не так круто, как сейчас. Слишком всё усложнилось в последнее время, и наверняка Хагай прав: это точно по вине тупой образины по имени Лиор Нерия. Всё из-за него, этого бесполезного куска мяса. Сексуального, конечно, но всё же совершенно бесполезного. Даже ничем не может помочь любимому; тоже мне, герой, настоящий мужик! Довёл несчастного мальчика до полусмерти, а теперь он, Овадья, должен что-то сделать, что бы всё исправить. Он криво усмехнулся и сплюнул себе под ноги. Достали все! И этот убийца — неудачник, и старый придурок — доктор, от которого и требуется только, что б он выдал господину Плектру особенную пилюлю, которая облегчит или вовсе снимет боль. И никто даже не просит его лечить Огненную Розу: это бесполезно. Но господин Бар — Арон повелел, что бы доктор всегда был рядом с его любимцем, готовый в нужный момент оказать помощь. И где эта помощь теперь, когда она необходима, как никогда? И куда вообще подевалась эта дряхлеющая пьянь? Он подумал немного, а потом бегом кинулся в комнату доктора. Слуга должен знать, куда отправился его хозяин. Но немолодой и жутко тупой слуга только бессмысленно таращил глаза на Овадью, и на все вопросы твердил одно и то же: «ушёл, нету его. Давно ушёл!»

— Да куда ушёл — то? Говори, бестолочь такая!

— Не могу. Не велено.

— Чёрт тебя побери, дубина! Я тебе велю! Отвечай, где мне искать его?

— А чего искать-то? Ночью он всегда с кем-нибудь с нижних этажей отдыхает, и мне не велено его беспокоить.

— Так ведь сейчас не ночь ещё! Какого дьявола он разотдыхался среди дня? Он должен быть на своём месте, и делать свою работу!

Слуга постарался наморщить единственную извилину и обдумать слова Овадьи, но не смог. И потому только монотонно пробубнил.

— Ничего не знаю. Тут темно, вроде как ночью. И вообще, мне не велено! — А потом и ещё раз повторил: — Не велено мне!

— Но я — то не ты! Мне он этого не запрещал! Говори!

Однако слуга только надулся и снова взялся за починку одежды хозяина. Овадья представил себе, что сейчас творится с его обожаемым Рейзой, и, подойдя ближе, замахнулся кулаком над головой слуги. Тот взвизгнул со страху и метнулся было в сторону, но Овадья схватил его другой рукой и снова поставил перед собой:

— Говори, скотина, немедленно!

— Да на втором этаже он, в «Зелёной комнате»! С этим своим любимчиком, с косичками который!

Овадья тут же выпустил его и бегом кинулся в солдатский бордель на втором этаже. О, нет! Босые, волосатые ноги старого идиота торчали из-за кровати, и громкий его храп не оставлял сомнений: сегодня им нужен другой врач! Но другого не было. Парочка живодёров — любителей из казарм годилась только на то, что бы перевязывать раны, да залечивать сомнительными, и жутко вонючими средствами дурные болезни, которыми парни с нижних этажей щедро одаривали друг друга. И только у этого трухлявого козла есть нужное Рейзе средство. Овадья попытался было растрясти пьяного лекаря: немного попинал его, немного полил водой — всё бесполезно! Тот на мгновение приоткрыл мутные глаза, а потом опять ухнул в алкогольный омут. И что теперь? Овадья неуверенно направился к выходу, пытаясь придумать, как поступить. Паренёк — «любовь — на — час» с интересом посматривал на крутого жеребца, бесившегося в его комнате. Да, ничего себе мужик! Не чета этой обрюзгшей развалине, валявшейся за его постелью. Хорошо бы порезвиться с этим горячим самцом! И он льстиво улыбнулся солдату, но тот только прорычал:

— Когда этот придурок очухается, скажи ему, что лучше ему самому пойти и повеситься. Потому что я буду убивать его медленно и очень болезненно. Он был нужен господину, но подвёл его, и я его прыщавую шкуру на лохмотья порежу! Ясно?

— Ясно, солдатик! Передам. А ты заходи ко мне, когда освободишься! Покажу кой — чего!

Он подмигнул, и Овадья ушёл. Прошло уже не меньше четверти часа с тех пор, как он стал искать мерзавца — доктора, а может и больше. Точно он не знал, и знать не хотел. Он понимал, что всё это время его несчастный, обожаемый Рейза тщетно ждёт помощи, и нужен только один белый шарик из секретной аптечки доктора! Овадья на секунду остановился, пытаясь ухватить промелькнувшую идею. Да, вот нужное решение: он сейчас же пойдёт в комнату доктора и сам найдёт нужное лекарство. Слуга поможет в этом. Он, похоже, здорово умнеет, когда видит кулак перед своей мордой! И верно. Несколько хороших тумаков, чуть — чуть разгромленная комната, и хлюпающий мужичок указал-таки место, где его хозяин хранит особо ценные снадобья. Овадья поднёс ко рту один шарик, очень похожий на те, что так сейчас нужны. Бело — розовый, чуть кислый на вкус, с запахом граната. Да, это тот самый! И он, сжав его в ладони, побежал в покои своего божества. Не бойся, мой возлюбленный господин, сейчас всё будет хорошо!

Тем временем Лиор уже уложил любимого в постель, раздел его и укрыл тёплым покрывалом, стараясь согреть страдающее от лихорадки тело. Но Рейзу всё так же терзали судороги, и он задыхался от боли. Лиор, опасаясь, что Рейза не справится с болевым шоком, постарался привести его в чувство хоть немного, и не давал ему больше отключаться. Он перевернул его вниз лицом и принялся осторожно массировать спину юноши. Наконец-то он смог разглядеть огромный старый шрам на его пояснице, сокрытый татуировкой — сгорающей в пламени розой. Он подумал: а не этот ли шрам причина такой сильной боли? Если так, то, может быть, он сможет помочь, хоть немного? Лиор долгие годы провёл в странствиях; повидал немало сражений и приключений, знал он и что такое раны. И даже научился кое — каким приёмчикам, с помощью которых можно было помочь пострадавшему, и даже быстро поставить его на ноги. Есть на теле секретные точки, воздействуя на которые можно и приступ боли снять, и нервы успокоить, и расслабить или, наоборот, взбодрить тело. Вот мышцы, сведённые судорогой, стали понемногу расслабляться, дыхание выровнялось. Не полностью, конечно — он всё ещё не мог глотнуть достаточно воздуха, — но лёгкие действительно заработали. Кровь отхлынула от пылающей головы, да и сам жар, сжигавший его, ослабел настолько, что Рейза почувствовал себя почти свободным от лихорадки. Движения рук любимого делались всё настойчивее, и твёрдые, сильные пальцы уже ощутимо надавливали на позвонки то выше, то ниже старой раны, так мучавшей его все эти годы. Ему было немного страшно: боль чуть — чуть притупилась, и не вернётся ли она новым нестерпимым приступом, когда Лиор коснётся места, куда восемь лет назад по самую рукоять вошёл огромный штурмовой нож убийцы? Он снова прикусил было уже и так истерзанную руку, словно это могло помочь справиться с болью, но Лиор, внимательно следивший за всеми его реакциями, тут же мягко принудил его разжать зубы, а потом отвёл освободившуюся руку в сторону.

— Не делай этого, милый! Ты не бойся; сейчас тебе станет лучше: боль пройдёт!

И, поглаживая одной рукой длинный, неровный шрам, другой рукой он стал ритмично надавливать на особую точку между плечами, чуть левее позвоночника. И скоро Рейза действительно почувствовал облегчение. Боль не ушла, но стала намного глуше, и уже не убивала разум. Он перевернулся на спину и тихонько погладил колено сидевшего рядом мужчины.

— Видал, какие штуки со мной происходят? Я ни на что не годен, и куда уж мне бежать! Раз в четыре дня я начинаю разваливаться на куски, как сейчас.

— Но что можно сделать с этим? Скажи, дорогой, чем помочь тебе?

— Ты уже помог. — Рейза с благодарностью скривил губы в жалком подобии улыбки, пытаясь скрыть, что ему всё ещё очень плохо. — Не волнуйся, я… я справлюсь!

Лиор удручённо покачал головой. Не похоже было, что его помощь действительно что — то значила. Просто снял шок, и всё. Но проблема осталась, и то, что сказал Рейза о своём состоянии, ещё больше усложняла его задачу. Надо бежать отсюда, и они должны сделать это вдвоём, но вот что же предпринять для спасения, как справиться с бедой?

— Что-то мне не верится. Там, в тоннеле, не похоже было, что ты можешь одолеть эту напасть. Так что это? В чём причина таких приступов, и как их лечить?

Рейза спокойно покачал головой и ответил так равнодушно, словно его это не касалось, и всё, что происходило сейчас, ничего не значило. Так, скучная чужая история, и больше ничего!

— Не возможно справиться с моей болезнью. Прости, но и в правду ничего нельзя сделать. Это не лечится. Барон мог бы… — Он замолчал, на лбу его выступила испарина. Юноша сжал зубы: накатила новая волна боли, и силы совершенно оставили его. Он закончил с надрывом, жадно глотая воздух после каждого слова: — Ничего не поделаешь. Прости, не могу… говорить… Я устал… Мне никто уже…. — И закончил шёпотом: — Никто не поможет…

— Нет, мой господин! Я помогу Вам! Смотрите, что у меня есть!

В комнату ворвался Овадья и бросился к постели Плектра. Он слышал последние его слова, и его ядовитое сердце даже подпрыгнуло от радости: он может быть полезен своему кумиру! Не этот верзила Лиор, а именно он, Овадья Барак, добыл для Его Милости спасительное снадобье, и боль сейчас уйдёт! И он, отпихнув соперника, склонился над Рейзой и поднёс к его губам белый шарик.

— Вот, примите это, Ваша Милость! Вы ведь знаете, что это такое, правда?

Рейза с трудом напряг затуманенное зрение, пригляделся, и тут же вздрогнул и приподнял руку, словно стараясь защититься от чего — то враждебного:

— Нет — нет, я не хочу глотать это! Не надо!

Овадья опешил. Как же это?

— Но это единственное средство; оно сейчас же поможет Вам! Вы сможете расслабиться и отдохнуть, а когда проснётесь, от боли и следа не останется!

И он ещё приблизил лекарство ко рту Огненной Розы, но тот внезапно дёрнулся из последних сил, и шарик вылетел из пальцев стражника.

— Нет, я сказал! Больше никогда!

И он отвернулся, судорожно сжимая край покрывала в пальцах. Как же больно! Но больше — никакого дурмана, никакого сна, никакого забвения. И никаких Баронских подачек; пусть сам жрёт свои наркотики, пока они из ушей у него не потекут! Сознание его опять замутилось, и он не видел и не слышал того, что дальше происходило рядом с ним. А в то же время Овадья стал быстро обшаривать постель господина в поисках заветного комочка, при этом сбивчиво объясняя разозлённому Лиору значение происходящего:

— Эта пилюля — особый наркотик; доктор готовит это снадобье специально для Его Милости. Очень сильное средство; никакое другое не может снять у него приступ — только это. Да ты же сам его пробовал: помнишь, тогда, после того, как парни командира Ротема отделали тебя, господин Рейза отдал тебе свой шарик — точно такой же? Я думаю, по-этому ему сейчас так плохо: он сам остался без лекарства. А вот тебе тогда полегчало, правда? — Он наконец — то нашёл то, что искал, и Лиор разглядел белый комочек в его руке. Овадья покачал его в раскрытой ладони, всматриваясь в его искристую, сахарную оболочку. — Он немедленно должен принять эту пилюлю, иначе, как говорил врач, сердце его может не выдержать шока. И другого способа нет.

Стражник потянулся было к своему господину, стараясь придумать, как заставить того разжать зубы, но неожиданно Лиор стянул с его ладони шарик. Он быстро положил его себе в рот. Верно, — подумал он, — это то самое средство. Знакомый вкус! Это хорошо; скоро Рейзе станет легче! И прежде, чем Овадья успел окрыситься на него, он прильнул к губам своего божества и стал целовать его. Рейза не заметил подвоха и, даже сломленный болезнью, не мог отказать ни себе, ни Лиору в удовольствии сорвать поцелуй с любимых губ. Он, наслаждаясь лаской Лиора, не сразу почувствовал, как тот языком протолкнул спасительный шарик в его рот, и, лишь когда кисловатая оболочка стала таять, он понял, что это. Но было уже поздно: Лиор заставил его — таки принять лекарство, и оно немедленно начало действовать. Через мгновение Рейза почувствовал, как боль отступает, а он сам будто уплывает по волнам забвения. Его усталое тело сковало глубоким сном, а Овадья, вне себя от гнева, развернулся, и со всего маху ударил Лиора кулаком в солнечное сплетение. Тот не ожидал подобного выпада, и, поскольку был обеспокоен чем — то более важным, не успел правильно среагировать. Он согнулся от боли и упал рядом с возлюбленным, жадно глотая воздух.

— Ты что, совсем сдурел? — прохрипел он, с изумлением глядя на пылающее от бешенства лицо Овадьи. — Чего это ты на меня кинулся?

— Да ты ещё спрашиваешь! Ты, сволочь, как ты посмел!

Озлобленный стражник снова замахнулся было кулаком, но Лиор увернулся и перехватил его руку. Он попытался отпихнуть Овадью, но тот всем телом навалился на него, словно стараясь раздавить. Лиор с усмешкой спросил:

— Что это я посмел? Поцеловать его, и вместо тебя сделать то, о чём ты только мечтал? Ну так нечего было клювом щёлкать! А теперь завидно, да?

Овадья зарычал, свободной рукой дотянулся до шеи противника и сдавил её. Лиор тут же врезал ему в челюсть, и мужчина опрокинулся на постель, выпустив его. Лиор попытался подняться, но Овадья уже снова вцепился в него, и они принялись ожесточённо месить друг друга, а рядом с ними мирно спал Рейза Адмони. Наконец Лиору удалось справиться с соперником, и он, лягнув его ногами, отбросил аж на середину комнаты. Потом поднялся сам, и, пошатываясь, наклонился к возлюбленному, отвёл прядь волос с его лба и поправил покрывало. Он не обернулся, услышав, что Овадья старается встать, при этом с грохотом опрокинув пуфик.

— Ты просто жалкий неудачник, и слабак! Бесишься, потому что сам никогда бы на такое не решился! Вот он тебя и не выбрал. А меня выбрал, потому что, в отличие от тебя, я сильный! Я настоящий мужик, и я действительно люблю его, а не просто слюни пускаю! Дешёвка ты, и ничего больше! — Овадья уже встал, и хотел было снова наброситься на ненавистного счастливца — разлучника, но тот резко повернулся к нему и зашипел: — Не смей тут шуметь! И кончай со своими играми, тупица! Ты беспокоишь своего обожаемого господина! Правда хочешь, что бы он сейчас проснулся?

— Да чёрта с два! Его теперь несколько часов невозможно будет разбудить, и он ничего не услышит, даже если арсенал взорвётся. — Но всё же Овадья немного поубавил прыти, и теперь встал в боевую стойку перед Лиором, стараясь и в правду не побеспокоить господина. — А ты зря зубы скалишь, мерзавец! Давай по-мужски, а? Только ты и я; посмотрим, кто сильный, а кто дешёвка!

Но Лиор только усмехнулся, и покачал головой.

— Мне это надоело. Я не желаю тебе зла, и понимаю, что ты чувствуешь. Но ты ничего не добьёшься, расписывая мне морду. Так ты правда хочешь это сделать? Придушить меня, или покалечить? Или хотя бы синяков наставить? Ты действительно думаешь, что тебе это сойдёт с рук? И Рейза не возненавидит тебя за это? Ты же помнишь, что случилось с тем уродом, Ротемом, и его прихвостнями? — Овадья понимал, что эти слова справедливы, и пыл его стал остывать. — Прекрати это! Когда он очнётся, я расскажу ему, какую помощь ты оказал, и опущу некоторые подробности. Когда — нибудь тебе это зачтётся. Так чего же тебе ещё надо?!

И он устало сел на постель и ставился на хвостик золотой цепочки, выглядывавшей из — под туалетного столика — одна из тех драгоценных безделушек, что он в порыве гнева разбросал по комнате. Как это слуги не прикарманили её? И тут же охнул от сокрушительно пощёчины, которую влепил ему подошедший Овадья. Он вскинул голову, и тут же получил ещё одну.

— Это тебе за всё хорошее, и за твою гребаную доброту! Мне твои рекомендации, как рыбе зонтик! Без тебя обойдусь! А ты вообще не имеешь права тут отсвечивать, когда кто — то входит. Это хорошо ещё, что я пришёл, а не кто — то другой! Подставить его хочешь?

— Чего? Ты что несёшь?

— То, что слышал! Ты должен прятаться там, в нише. — Он кивнул на тайную библиотеку Плектра. — Если кто — то увидит, как ты тут разгуливаешь по — хозяйски, да ещё и лапаешь любимую куколку Барона, об этом немедленно донесут хозяину. А тогда… ты даже представить себе не можешь, что Барон сделает с господином Адмони, если уличит его в измене!

Лиору стало очень не по себе: он никак не ожидал такого поворота.

— Ты хочешь сказать, что он накажет Рейзу? Но ведь он — его сокровище, незаменимое оружие и сила!

— И что? Ты его просто не знаешь. Он не пощадит Рейзу, не смотря на то, что обожает его. И он может даже убить его, понимаешь? Но только Барон вряд ли будет так милостив: едва он поймёт, что его прекрасный цветок отдал своё сердце кому — то другому, он не откажет себе в удовольствии снова и снова рвать его на куски. И смерть покажется господину Адмони просто счастьем! Ты понял меня?

Лиор подавленно молчал. Ну ничего себе! Неужели старый, грязный хряк может так поступить с Рейзой?! И как можно после этого оставить его в лапах Барона? Овадья ещё немного постоял над ним, потом бросил взгляд на безмятежное лицо спящего ангела, и, тяжело вздохнув, снова указал на скрытую гобеленом экседру:

— Так ты всё понял? — Лиор, не глядя на него, молча кивнул. — Ниша! Ты должен скрываться там, и что б цепи были хорошо видны, если кто всё — таки заглянет туда. Ясно тебе?

Лиор снова кивнул, и Овадья тяжело вышел из спальни. Надо бы вызвать к себе Хагая, что б его черти взяли! Избавиться от напряжения, да и кое — что прояснить до конца.

Рейза проснулся через четыре часа и, ещё даже не открыв глаза, попытался сесть, но тут же попал в большие, заботливые руки.

— Нет — нет, не поднимайся! Полежи, отдохни ещё!

Рейза с трудом собрался с мыслями и припомнил, что случилось в тоннеле. Лиор! Он всё — таки вернулся! И Рейза немедленно захотел снова увидеть лицо любимого. Он с трудом разлепил тяжёлые веки и улыбнулся своему рыцарю.

— Ты всё ещё здесь!

— Да, милый! Как ты себя чувствуешь?

Лиор наклонился к нему и стал целовать его губы, глаза, волосы. Рейза на мгновение зажмурился от удовольствия. Потом обвил руками его шею и прижался к нему всем телом, наслаждаясь теплом любимого.

— Я в порядке; как новенький. — Он уловил недоверчивую мысль своего мужчины, и поспешил успокоить его. — От этих пилюль боль полностью проходит, словно её и не было. Хорошее средство! Барон приказал доктору найти способ помочь мне, и тот придумал этот особый рецепт. Теперь он готовит его специально для меня, и раз в четыре дня я должен принимать такой шарик, иначе… Ну, ты сам всё видел!

— Да уж. Но тогда почему ты в эти дни не пил своё лекарство?

Рейза ответил не сразу. Он снова лёг на подушку, и потянул с собой Лиора. Потом, удобно устроившись в его объятиях, он тихо проговорил:

— Не знаю, как тебе это объяснить. Но… понимаешь, мне до смерти всё это надоело! Снова и снова, целую вечность — одно и то же. Слишком много боли, и слишком много наркотиков. Я и так проспал долгие годы; словно зомби поднимаюсь, хожу, ем, убиваю, ублажаю ненавистного Барона, снова погружаюсь в тёмный сон… Это даже не жизнь, и ещё хуже, чем сама смерть. И наконец — то я смог собраться с силами, и попытаться покончить со всем этим мороком, да и с кошмарами заодно. — Он погладил непослушные волосы любимого, пропустил золотистую прядь сквозь пальцы. — Но тут появился ты, и все мои намерения, кажется, пошли прахом. Ты вот скажи мне: как же ты смог вернуться? Я ведь вроде постарался сделать всё, что бы ты ушёл!