Огненная роза. Несущие смерть

Глава 31

Видения оборвались так же резко, как и начались, и Лиор очнулся. Он просто лежал на постели, совершенно раздавленный произошедшим. Это было слишком! Хотел узнать правду? Вот и узнал. Что, полегчало? Нет, конечно, легче не стало, а стало только хуже. Рейза тяжело вздохнул и погладил его лицо ладонью — Лиор ощутил неровность пореза на его руке. Хотелось поцеловать эту рану, но сил не было. Вообще ни на что. Кажется, и защитить любимого тоже сил не хватит. Он почувствовал, как на него накатывает отчаянье. До этого момента он даже не представлял себе, что люди вот так живут. Он повидал на своём веку немало злодеев и извращенцев; бывал добр и бывал груб, видел смерть и сам убивал, но что двуногие дети Демиургов могут такое вытворять — он даже не поверил бы наверно, если бы не видения Рейзы. И что он, тупой бык, солдафон и бродяга, может сделать, что бы одолеть это проклятое кодло и спасти того, кто не хочет быть спасённым? Невольная слеза побежала по его лицу, и Рейза заволновался:

— Нет — нет, милый, прошу тебя, не надо! Это уже осталось в прошлом, правда!

Но его неумелая ложь не удалась. Лиор почувствовал, как тоска захлёстывает его, топит и душит. Не правда; ничего ещё не закончилось. И никогда не закончится, пока Рейза Адмони жив! Юноша уткнулся ему в грудь и стал тихонько поглаживать кожу любимого пальцами, ласкать губами.

— Теперь понимаешь, почему я прошу тебя помочь мне? Даже ты, со всей своей любовью, не в силах изменить то, что уже случилось, и предотвратить то, что должно случиться. Ни ты, ни я тут не властны. Но как я смогу жить, простившись с тобой?

Лиор ответил ему не сразу. То есть, он молчал очень долго. Настолько долго, что Рейза начал всерьёз думать о будущем, но, поскольку размышления не были для него обычным делом, он с непривычки совершенно запутался в собственных мыслях. Надо было так говорить, или не надо? Должен он был просить Лиора об этом, или нет? И должен он вообще хотеть такого исхода, или это нечестно? Надумать он ничего путного не смог, и что ещё сказать — не знал. Поэтому просто молча ждал, наслаждаясь близостью Лиора. Наконец тот повернулся к юноше и заговорил:

— Я понимаю тебя. Теперь, после того, что ты показал мне — понимаю, и меня увиденное просто ужасает. И то, что ты предчувствуешь, и чего ожидаешь — тоже ясно мне, и мне так же страшно, как и моему любимому. — Он стал поглаживать плечо Рейзы, его спину, волосы. — Может быть, мне даже страшнее. Я не могу ничего сделать для тебя прямо сейчас, и меня это просто убивает. И если я уйду — что будет с тобой? Как думаешь: легко мне? И, может быть, действительно стоит выполнить твою просьбу?

Он приподнялся, наклонился над Рейзой и посмотрел ему в лицо. Их глаза встретились, и ещё никогда и ни с кем не возникало у Лиора такого чувства доверия и взаимопонимания. А уж что говорить о Рейзе! Всё, что происходило сейчас, было совершенно незнакомо ему, и потому просто завораживало. Он хотел слушать и слушать, и соглашаться со всем, что говорил ему его возлюбленный рыцарь. А тот скользнул губами по его глазам и продолжил:

— Я мог бы взять тот флакончик с ядом, что ты предлагал мне в «игровой», и надеяться, что всё произойдёт быстро и безболезненно, как ты и говорил. Я смочил бы губы этой жидкостью, и поцеловал бы тебя. Я снова и снова ласкал бы тебя поцелуями, и так до самого конца, пока мы оба не перестанем дышать. Может быть, я именно так и должен поступить.

Рейза тихо, испуганно запротестовал:

— Нет, только не ты! Ты в любом случае должен остаться! И даже думать не смей о том, что бы умереть!

— Вот как? И я могу сказать тебе тоже самое! Я даже на миг не хочу допустить, что тебя не будет на этом свете! Понимаешь, дело ведь даже не во мне, и не в моих желаниях. Это не правильно — дать увянуть такому дивному цветку, такому чуду! Что бы ты не думал — я знаю правду о тебе: ты — совершенство, волшебство и сама красота! Да, я знаю, как ты живёшь, что делаешь, и что при этом чувствуешь. Я знаю, что это место для тебя не подходит, и ты был бы совсем другим, если бы вырвался отсюда. Вернее, когда вырвешься. Ты станешь тогда самим собой — таким, каким я вижу тебя, каким помнит тебя господин Амит Рафи. Розы созданы для того, что бы украшать жизнь, а не быть её проклятием! И ты не должен покинуть этот мир. Тогда в нём не останется ничего хорошего; ничего, за что стоило бы сражаться, и ради чего стоило бы жить. Вот это моя правда. И ещё: я просто не могу так поступить! Я никогда не сдавался, и не сдамся и теперь. Я всегда шёл до конца, и точно знаю одно: пока мы живы, надежда тоже жива!

Рейза тихо вздохнул:

— Я не знаю, что это. Надежда! Даже само слово мне не понятно, и для чего надо надеяться, и какие силы это даёт, а какие отнимает — мне всё равно. Это не моя реальность. Моя реальность — это Барон, «игровая», допросы и казни, наркотики и бесконечная тьма этих коридоров. И ни одного глотка свежего воздуха! Навсегда! Понимаешь?

— Да. Понимаю. Но и ты меня пойми: я верю в любовь! Всегда верил, и всегда надеялся, что найду её, и тогда уж низачто не отпущу! В этом грязном, похабном мире, где ценностями считаются только разврат, толстое, сытое брюхо и много, много золота — в этом мире не хватает самого главного и единственного, что могло бы спасти его от гибели: простой любви! Настоящей любви; чистоты и доверия, всепрощения и жертвенности! Без этого жизнь ничего не стоит, и её течение — просто время, и ничего больше! Но так не должно быть! Я не согласен с этим, и никогда не соглашусь! Я тоже видел, как теперь развлекаются и бедные, и богатые, и знаю, какими грязными языками рабы лижут грязные руки тех, кто кидает им объедки со своих столов. Я видел однажды, как на потеху собравшимся один из так называемых «артистов» пристраивал к своему причинному месту ощипанную тушку курицы, и все нашли это очень оригинальным и забавным. Прости, что говорю об этом: я знаю, это мерзко. Но теперь людям это нравится! Вернее, нравится тем, кого по какому — то недоразумению мы всё ещё называем людьми. Эти же недочеловеки разрушили прекрасные статуи в забытых святилищах, и изгадили гробницы праведников оскорблениями. Я долго странствовал, и много раз такое видел. Не знаю, когда и как умерли души тех людей, что строили эти прекрасные мавзолеи и храмы, почему их красота и талант навсегда покинули нас, и в нашем тёмном, грязном мире погибло всё, что несло свет и радость. Я не понимаю, как такое могло случиться! Ведь были же настоящие художники, чьи руки расписали стены и потолки старинных, заброшенных теперь дворцов, и были поэты, что написали все те книги, что ты прячешь там, за гобеленом! Почему заправляют теперь всем только грязные выродки, для которых нет ничего слаще, чем глумиться и насильничать? Им не нужна музыка, и не интересны танцы. Они мочатся на картины, и вытирают заляпанные жиром руки о старинные шелка, украденные из алтарей. Они могут только разрушать. Но и этого им мало: они хотят делать это публично и бесконечно долго! И ты знаешь это лучше, чем кто — либо ещё. Именно по — этому ты не хочешь жить, правда? Но ведь другие — то люди всё — таки есть, и чувства другие, и мечты, и желания! Я всегда знал это, и теперь вот оно — прямо в моих руках, и в моём сердце! И в твоём тоже. Разве нет?

Рейза молчал. Ему нечего было возразить, и хотелось просто верить в слова любимого. Но в этих стенах нет места ни вере, ни надежде. Не надо себя обманывать: даже любовь здесь — или ошибка, или вина, или вовсе — смертельное проклятие. Нельзя любить, нельзя мечтать или надеяться! Он тихо, отстранённо покачал головой. Нет, и ещё сто раз нет! Но вслух он ничего не сказал. Может, правда Лиора и его вера есть истина, но только не для него! Но Лиор, угадав его мысли, разволновался ещё больше. Он сел в постели и помог подняться Рейзе.

— Сядь вот тут, передо мной, пожалуйста! Я хочу видеть твои глаза! — Рейза подчинился. — Вот и хорошо. А теперь слушай! Мы живы сейчас; ты и я. Мы любим друг друга так, как может быть, уже столетия никто никого не любил. Мы особенные люди, потому что нам дано испытать особенные чувства, и особенное счастье. И мы не можем так просто всё это разрушить. Мы живы, и должны бороться! За эту жизнь, друг за друга, и за нашу любовь! И только это имеет смысл, и только так мы должны думать и чувствовать! Неужели ты не понимаешь что наша гибель будет просто предательством? Мы уйдём из этого мира, и оставим им всё? И право мучить, и право пачкать и убивать? Почему? Почему не мы, а они должны владеть этим даром — жизнь? Это нечестно! И мы не должны уступать! Поверь мне, это в наших силах — изменить этот мир! Мы должны попытаться, иначе всё, что нам с тобой довелось узнать и изведать в эти дни — всё это бессмысленно?! Нет! Я не согласен! Такие дары боги не разбрасывают просто так; они знают, кому и что дать! Ты понимаешь меня? Ты мне доверяешь?

Он отчаянно надеялся услышать в ответ на свои слова: «да, ты прав, и я верю тебе», но Рейза молчал. Он просто сидел напротив Лиора, и спокойно, задумчиво смотрел ему в лицо. Как же красив был в этот момент его возлюбленный! Сила его убеждённости, его вера и страсть делали его похожим на одного из тех героев прошлого, о которых он читал легенды, и о которых в тайне мечтал всегда. Вернее, он мечтал только об одном герое, но он действительно был для него воплощением всех самых лучших, самых великих, и самых прекрасных творений забытых теперь богов. Когда-то, когда в мир ещё не пришли Демиурги, когда каждому народу было разрешено верить в своих собственных богов, и когда не было сатрапов, а странами правили сами их граждане — тогда люди сочетались браком, что бы любить друг друга, до конца своих дней, и многие выполняли эту священную клятву. Они не продавали своих детей сатрапам для утехи, а женщин — в питомники Демиургов для размножения. Герои спасали всех в подряд: и прекрасных дам, и прекрасных принцев, если понадобится, и ничего не просили взамен. Им можно было верить, и его возлюбленный, словно сошедший со старинных гравюр, теперь просил его о доверии. Как же отказать ему в этом?! Но как принять его истину, если истины нет вообще? Он так давно разучился верить, что теперь просто не знал, как позволить себе это. Рейза понимал, что Лиор действительно прав: так не должно быть! Нельзя разрешить торжествовать таким, как Барон, как Овадья, как ненавистный «Плектрон». Но что может сделать он, Рейза Адмони? Для него нет исхода, и нет надежды! Он покачал головой, и у Лиора сжалось сердце. Когда в последний раз он видел Рейзу таким спокойным, тот учинил ему самую бессовестную каверзу, которую только можно было себе вообразить. Что, если он и сейчас задумал какую — то выходку? Он приподнялся, взял лицо любимого в свои ладони и долгим, пристальным взглядом всмотрелся в его великолепные глаза. Нет, сейчас в них не было лжи, даже самой невинной. Он порывисто притянул юношу к себе и сжал его в объятиях.

— Так что мы будем делать? Просто погибнем, или постараемся спасти нашу любовь? Ты пойми: жизнь без тебя не имеет для меня никакого смысла! Как ты сейчас блуждаешь во мраке, ни живой, ни мёртвый, так и я буду обречён на такую участь. Я это знаю, и ты это знаешь!

— Ты можешь исцелиться. Я настаиваю, что бы ты забыл меня!

Рейза уткнулся ему в грудь, и голос его прозвучал глухо, неуверенно. Он не хотел этого, но знал, что для Лиора это единственный способ защитить себя. А тот горько усмехнулся в ответ:

— И предать тебя? Что будет с тобой, если ты останешься в живых? Знать, что ты снова один, но теперь уже навсегда, и никто, никогда больше не придёт к тебе, не утешит и не спасёт? Умереть ты не сможешь, ведь так? А сможешь ли вынести всё это? И кем я буду, если разобью твоё сердце, и брошу тебя на съедение всем этим негодяям, начиная с Барона, и кончая кретином Овадьей? Нет, это уже буду не я. И я готов умереть, но только сохранить свою душу. Я верю в вечную жизнь, и мне важно, какой я есть в этом мире, и каким приду в иные миры. Это странно, но я действительно стал самим собой только здесь, в этом замке, обретя мою любовь к тебе. И я хочу быть собой всегда! Едва взглянув в твои прекрасные глаза, я тут же понял: вот это и есть та половинка моего сердца, которую я всегда искал, о которой мечтал! Этот наполовину демон и есть моя судьба, а наполовину ангел — моя любовь. Навсегда! И иного мне не надо! И если я разлюблю, забуду тебя, то я умру. Тело будет двигаться, есть, уставать, требовать, но это будет уже кто — то другой, или что — то другое. Я не хочу этого. Я хочу любить тебя всегда, до самой смерти, и даже дольше!

Голос его пресёкся, не справившись с чувствами, переполнявшими его, и он глубоко, судорожно вздохнул. Потом прислушался: Рейза был очень тих, и, казалось, он задремал, согретый теплом ласки возлюбленного, но Лиор почувствовал: плечи его мелко вздрагивают, и одинокая капля, упавшая с бархатных ресниц Огненной Розы, скользит по его груди. Он погладил, поцеловал плечо юноши, и тот поднял на него влажные глаза.

— Ты правда любил бы меня всегда? Даже такого бесполезного и опасного? Мне ведь правда нет места в мире людей; помнишь, я говорил тебе? И ты уже немало повидал тут, и знаешь, на что я способен.

— Я не знаю, о чём ты говоришь. Ничего не было.

— То есть — как? Я ведь столько боли причинил тебе; ты натерпелся от меня такого, чего никому и никогда не доставалось! Я хочу сказать, другие моих игр так и не смогли пережить! И ты говоришь, что…

— Я говорю, что ничего я не видел, и ты ничего такого не делал. Это просто странный сон, и всё. И не было твоего прошлого, и не было и нет ни Барона с его дружками, ни «Плектрона», ни даже Демиургов. Всё это чья — то грязная выдумка, и нам надо просто начать жить заново. И не говори, что ты бесполезен! — Он натянуто хохотнул: — Ты мог бы на базарах зарабатывать деньги фокусами и предсказаниями, а я боролся бы со всеми желающими — за вознаграждение, конечно!

Рейза улыбнулся и поудобнее устроился в его объятиях.

— Было бы здорово. Если бы я мог убежать с тобой, то никогда не пожалел бы об этом.

— Да, твой большой и сильный лев никогда не разочаровал бы тебя. Я придумал бы десять тысяч и ещё один способ порадовать тебя, доставить тебе удовольствие. Я делал бы это снова и снова, и твой каждый новый день был бы таким, что бы вечером ты мог сказать: «это был самый счастливый день в моей жизни!» А утром всё повторилось бы, и так все сто лет, что мы прожили бы вместе!

— Но за эти сто лет я стал бы старым, больным и некрасивым! Зачем тебе такая развалина? Любить надо молодых и прекрасных, и обнимать, и ласкать сильные и стройные тела, а не трухлявые кости старика! Ой! Ты что?!

Лиор отвесил ему грузный шлепок пониже пояса, а потом — ещё один, с другой стороны.

— Это тебе за твои глупости! Больше не повторяй этого, несносный! Никогда — ты слышишь? — никогда не думай, что ты можешь стать старым! Ты всегда будешь для меня самым юным, самым красивым, самым желанным! И это не правда, что лишь свежее мясо пробуждает аппетит. Это мечта людоеда, а не рыцаря! Ты всегда будешь моим соблазном, моим счастьем! И я всегда буду хотеть тебя, так же, как сейчас!

— О, а ты и правда хочешь меня? И я должен поверить тебе на слово, или ты чем — то это докажешь?

Он шаловливо скользнул пальцами по его груди, животу, бедру, и Лиор почувствовал, как его могучий воин весь напрягся в предвкушении наслаждения. Он застонал, стараясь справиться с накатившим возбуждением, и неуверенно пробормотал, зарываясь в рубиновые волны волос любимого:

— Я докажу тебе делом, не сомневайся! Но мы ведь не договорили ещё…

— Позже. Я пока не обдумал твои слова, но мне нужно для этого немного времени. Ты говорил вещи, которые я слышу в первый раз, и пока не всё могу понять и принять. Давай поговорим об этом потом!

— Ну хорошо. А пока — держись, негодник!

И он жадно набросился на любимого с поцелуями, а его маленький зеленоглазый кот в ответ замурлыкал от наслаждения….