Огненные фарватеры

«Каждый военный человек, чтобы не забывать, для чего он существует, поступил бы правильно, если бы держал на видном месте надпись: „Помни войну!”» (Адмирал С. О. Макаров).

В. КРЕСТЬЯНИНОВ, старший лейтенант Время «Ч»!

Вот оно и подошло, время «Ч». На флагманском тральщике раздался сигнал учебной тревоги, а за ним — на всех кораблях дивизиона. Я выбежал на мостик. В мглистой темноте осенней ночи не разглядеть, что делается на палубе и боевых постах не только у соседей, но и на своем корабле. Вскоре глаза начинают различать, как осматривают свое хозяйство комендоры, как минеры проверяют тралы, буйки, отводители… На стенке взвизгнули тормоза: остановился один «газик», затем другой, третий. И уже поднимается по сходням начальство. А на тральщиках идет экстренное приготовление. Еще немного, и мы уйдем из базы, от стоящих у причалов кораблей. Мы уйдем в море, ибо вот оно, подошло то самое время — «Ч»!

Нет, наш дивизион не особый. Таких много в составе нынешнего флота, оснащенных по последнему слову науки и техники, способных бороться с самыми различными типами и видами мин. Много на Балтике и на Севере, на Черном море и на Каспийском, на Тихом океане.

Но есть один повод, по которому спрос с нас выше. Дивизион наш — Краснознаменный. Орден Красного Знамени мы получили от того Краснознаменного ДСК, который все дни и ночи Великой Отечественной войны прикрывал дымзавесами корабли, шедшие от Лисьего Носа на Ораниенбаум, от Кронштадта на Лавенсари, участвовал в штурме островов Выборгского залива и во многих других операциях. И всегда впереди готовые в любой момент прикрыть корабли от врага, если бы они встали между фашистами и ними.

Народ на дивизионе был геройский. Командиры и политработники опытные, отлично знающие свой долг, свои обязанности, умеющие повести за собой краснофлотцев и старшин. Партийная и комсомольская организации крепкие. Вот от такого дивизиона достались нам флаг и орден на нем. И это ко многому обязывало и обязывает. Тем более что служим и плаваем мы там, где в годы минувшей войны прошли корабли и моряки 10-го Краснознаменного.

Первым снялся флагман. И только мы успели проводить его взглядом, отошел второй корабль. За ним наша очередь. Швартовы отданы, двигатели взяли тоном выше, легкая дрожь отдалась в корпусе — пошли! На фоне огней гавани пытаюсь найти наши тральщики. И тут сигнальщик, который понимает, что может волновать сейчас командира, показывает на кильватерные огни соседнего корабля.

— Хорошо! — отвечаю я и теперь уже стараюсь не упустить из вида узенькие полоски света, как старается не упустить их рулевой, которому дана на это команда.

Проходим ворота гавани. Сразу за ними тральная группа должна лечь в дрейф, дожидаясь выхода остальных кораблей.

Дело в том, что для нашего дивизиона начались по совсем обычные сутки. Мы вышли в море на состязательное траление на приз Главнокомандующего Военно-Морского Флота.

К такому состязанию от каждого флота допущен всего лишь один дивизион. Наш представляет Краснознаменную Ленинградскую военно-морскую базу. 24 часа назад наш комдив капитан 3-го ранга Владислав Сергеевич Банщиков получил пакет с заданием, запечатанным сургучными печатями. Потом нас, офицеров, собрали в штабе, где по стенам были развешены морские карты с нанесенными на них маршрутами переходов, таблицы, ордера. Мы знали, что все это, как и расчеты, сделано за те часы, которые отделяли комдива и его управление от момента вручения пакета до начала совещания, на котором капитан 3-го ранга Банщиков докладывал о принятом решении по боевой работе. Командование части его выслушало и решение утвердило.

Командиры кораблей тоже с ним ознакомились. Нам стали известны и маршрут перехода, и точка, куда мы должны привести десант, и количество кораблей, принимающих участие в операции, и их типы. Короче говоря, все, кроме трех моментов: времени выхода, которое определялось временем «Ч», количества и типов мин, которые «противник» назначил для их постановки.

Мы знали и понимали: «пропустим», не вытралим одну лишь мину — и приз Главкома уже не наш. Нарушим в чем-то инструкции и наставления — тоже. Пропустим атаку конвоя «противником», нарушим радиомолчание, допустим невязку в прокладке или посредник определит, что один из кораблей «подорвался», и приз уплывет. И даже если все это и многое другое будет в порядке, но на волне будет качаться подрезанная нашими тралами мина, которую надо расстрелять, и на это тральщики израсходуют на один снаряд больше норматива, то все равно приза нам не видать…

Наверное, мы действительно знали и понимали слишком много. Но волнение наше перегорело как раз к тому моменту, когда по сигналу корабли снялись со швартовых. Теперь мы спокойно шли в море на работу. На обычную работу, какой во все времена занимались «пахари моря».

На мостике холодно. Командиру приходится стоять как раз на продуваемом всеми ветрами месте. В строю группы наш корабль идет третьим. Позывной на сегодня — «тройка». Впереди — «двойка», которой командует мой друг старший лейтенант Сергей Чибирев. Я должен держаться у него в кильватерной струе, на дистанции, определенной наставлением. Это сейчас нелегко. Кильватерная струя «двойки» пенится, едва подсвеченная нижним кильватерным огнем. Пока все идет нормально. Значит, мне можно на минутку-другую спуститься в ходовую рубку, нанести на карту свое место. После пронизывающего ветра здесь тепло и уютно. В полумраке светятся шкалы приборов. На штурманском столе карта. Смотрю на нее, думаю, что от выхода из базы прошло порядком времени, о том, что вот здесь был поворот, и тут. А где наше место? Карандаш легко бежит вдоль штурманской линейки. Измеритель иглой уперся в точку — вот оно, наше место. И на память приходит другая карта, старая карта военных лет. Точно такая же по масштабу, координатам. Я видел ее в музее боевой славы. И сейчас думаю о том, что как раз здесь принимали бой моряки дивизиона, которым командовал капитан 3-го ранга Амелько.

История. Хочешь ты этого или нет, она проходит через жизнь и сердце. А сейчас старшина мотористов докладывает, что все в порядке и машины работают отлично.

— Товарищ командир, семафор по линии: готовность номер два! — раздается по громкоговорящей связи доклад сигнальщика.

— Есть. Передать на «четверку»!

Два часа ночи.

— Подвахтенным от мест отойти! — объявил я по трансляции и вышел на мостик.

На малых кораблях взаимозаменяемость — понятие отнюдь не отвлеченное. Рулевой один, сигнальщиков тоже маловато. Вот и приходится учить минеров стоять на руле, комендоров нести сигнальную вахту. И так сутки, другие, третьи… Отдых нужен, это факт. Ну, а если бой и кто-то убит, ранен? И тогда сигнальщики вставали к пулемету и сбивали вражеские «юнкерсы», минеры стояли на руле, а мотористы стреляли из пушек и топили корабли врага!

Прибегает вестовой, приносит чай. Полстакана.

— Что так?

— Качает, товарищ командир.

И верно, с самого выхода из базы только сейчас я это замечаю. Волны и ветер бьют в правую скулу. Едва успел допить чай, с флагмана сигнал: «Учебная тревога». Значит, подошло время готовить тралы.

— Расчет по местам! — докладывают с юта.

Конечно, хочется самому спуститься, посмотреть, как там. Но нельзя сейчас уходить с мостика. Я вызываю старшину минеров и скороговоркой повторяю ему все, что полагается, о мерах безопасности. Поставить трал дело привычное и в темноте, но, когда скользкая палуба уходит из-под ног, а из-за борта поднимается холодный белопенный гребень и уже удержаться на ногах проблема, безопасность при работе вещь не последняя.

Непривычно другое. Состязательный поиск, в котором наш корабль, наш дивизион, представляют собой всю Краснознаменную Ленинградскую военно-морскую базу. Понимание этого дополнительным грузом ложится на плечи, и от этого тяжелыми кажутся буи и отводители. Но надо преодолеть все тяжести, надо поставить трал, сократив время, отведенное на эту работу жестким нормативом. И кто знает, возможно, как раз именно эти секунды при подведении итогов окажутся решающими?

Нет, матрос, старшина, офицер не автоматы. Но морская служба и в мирное время требует от них действий, отработанных до автоматизма. Только тогда можно гарантировать успех в учебном тралении в мирные дни.

С мостика не видно, что происходит на юте, где полным ходом готовятся тралы. Это меня волнует. Но вот, наконец, доклад по громкоговорящей связи:

— Трал к постановке готов. Элементы трала раскреплены по-штормовому!

— Есть!

Останавливаю секундомер. Неплохо. Это быстрее, чем требуется по нормативу для оценки «отлично». Быстрее, хотя качает ужасно, а в тральном расчете не хватает одного номера. Посредник «ранил» его в самом начале.

Приближается рассвет. Первый признак — на осте прорезается линия горизонта.

— Товарищ командир, сигнал на перестроение.

Теперь не сплоховать. Здесь должно начаться минное поле. Здесь мины, которые надо убрать с дороги десанта, идущего к берегу. Конечно, по мирному времени — не боевые, практические. Мины практические, но условия работы сегодня максимально приближены к тем, какие могут возникнуть на войне. И по этой причине практические мины надо фактически тралить. Они тоже, как и боевые, стоят на минрепах, лежат на дне моря и ждут своего часа. Почти рассвело, и уже можно различить тральщики, идущие строем уступа, корабли десанта. Я и сигнальщики наблюдаем за флагманом.

— Начать постановку трала!

— Начать постановку трала! — командую я в микрофон громкоговорящей связи. И через несколько секунд поворачиваюсь в сторону юта. Первая ветвь трала идет хорошо. Проходит еще какое-то время, и я холодею: неужели срыв? За кормой второй отводитель и его ведущий буй идут точно в кильватер. Но еще миг — и отводитель уходит в сторону. Я вздыхаю с облегчением. Теперь порядок! Теперь можно посмотреть, как идут дела на других тральщиках. Флагманская «единичка» закончила работы, мы тоже. Остальные близки к ее завершению. А порывистый ветер продолжает бросать гривастые волны на корабли, низко над морем нависли густые тучи, и из них посыпался мелкий противный дождь.

— Только этого не хватало!

— Чего, товарищ командир? — спрашивает сигнальщик.

— Погодка…

— Не мед, товарищ командир, но работать можно.

— Нужно.

Оглядываюсь на ют — там все в порядке. У трала остается вахтенный. Трое поднимаются на мостик, это угломерный расчет: один с секстаном, другой встанет к пеленгатору, третий — на запись и планшет. Сейчас от них пойдут доклады. И так будет до самого конца работы.

— Товарищ командир, на «единице» сигнал: «Граница минного поля», — докладывает сигнальщик.

— Есть! — и думаю, что сейчас начнется главная работа.

А море зло качает корабли по килевой, поднимает тральщик под самые тучи — швыряет его, а нам нельзя отвернуть. Мы идем с тралом. И вдруг все, кто находился на мостике, увидели: между «двойкой» и нашим кораблем на гребень волны вынырнул большой в красно-белую полоску шар. Есть первая мина!

Сигнальщик поднимает флажный сигнал. Следующие за тральщиком корабли десанта выполняют маневр уклонения. Мы успеваем увидеть это, как говорится, краешком глаза. Ко всеобщему удивлению, вдруг начинает работать радио!

— У «двойки» перебита правая тралчасть.

Конечно, посреднику можно все. Он может даже радиомолчание нарушить, и никто этого «не услышит». Я улыбнулся, вспомнив рассказ Леонида Соболева «Летучий голландец». Там Пийчик, капитан буксира «Сахар», провел свой буксирный пароходик через настоящее минное поле, а затем посредник одним своим словом «Сахар» «утопил». Но сейчас другой посредник «перебил» трал-часть «двойке», и она выходит из строя, а все мы, кто идет в уступе за ней, обязаны сомкнуть строй. В протраленном фарватере «дырок» оставаться не должно! Дивизион совершает маневр благополучно, все корабли занимают места в ордере, а затем столь же благополучно впускают «двойку» на свое место. Но передышки нет. С юта доклад о том, что наблюдается резкое натяжение трала и динамометр почти зашкалил. И почти тотчас:

— Нормальное натяжение!

Оборачиваюсь — за кормой кланяется и прыгает в волнах еще один полосатый, бело-красный, шар. Но не успевают на ноке реи развернуться комочки флагов, новая вводная.

— Радиационная опасность! — докладывает сигнальщик.

Колокола громкого боя. Матросы и старшины надевают защитную одежду. Фильтровентиляционные установки приготовлены к работе на замкнутый цикл. Введена система водяной защиты. Трудно работать, когда качает так, что душа, того и гляди, вылетит из тебя. Трудно на такой качке и машинам. Нет-нет да и взвоют они — значит, оголились винты. Удар — и снова полная нагрузка машинам.

— Товарищ командир, сигнал: «Усилить наблюдение за воздухом».

Тучи поднялись повыше. Четко видны горизонт на море и берег. Откуда ждать? Во время войны, я это знаю из книг и рассказов ветеранов, которые выступали на встречах с нашими моряками, враг стремился зайти от солнца, чтобы оно слепило комендоров.

— Крылатая ракета, правый борт… дистанция… — докладывает сигнальщик. — Угол места — ноль!

Снова на нок реи бегут флажки. Орудия и пулеметы на всех кораблях развернуты навстречу воздушной цели. Наконец она в зоне поражения, и огонь со всех тральщиков и десантных судов сходится в одной точке. Атака отражена. Но следом идет вторая крылатая ракета, третья… Не умолкает стрельба. Отбились. А тралы между тем подсекают, одну за другой, мины.

— Товарищ командир, сигнал «поставить неконтактные тралы», — докладывает сигнальщик.

И снова тяжелая морская работа. Выбрать одни тралы, поставить другие. Перестроились. Теперь мы идем с неконтактными тралами, и мины «взрываются» на грунте. «Взрываются» бесшумно: сигнал о том, что приборы мины сработали, услышат только посредники. Ну а наша следующая задача — подорвать те мины, которые мы не смогли уничтожить тралами. Для этого служат «шпуровые заряды».

Справляемся. И тотчас сообщаем на корабли десанта, что путь к берегу открыт. Десантные суда устремляются к местам высадки. На тральщиках все приводится в исходное: укладывается тральное оборудование, крепится по-походному.

Десант подходит к берегу, а по морю плавают подсеченные нашими тралами мины. Их надо расстрелять, ибо подрывать мины в такую погоду, при ветре и волне, которые не слабеют, возможности нет. На флагмане поднят сигнал. Это дело поручено «двойке», где командиром мой друг Сергей Чибирев. Может показаться, что все очень просто: очередь из пушки — и мины как не было. Но мина практическая, и снаряд тоже. Так что взрыва не будет. И отсюда вопрос: сколько же надо сделать дырок в мине, чтобы она нахлебалась воды и утонула? А корабль-то в дрейфе, и мина прямо пляшет на волнах.

Мы смотрим на «двойку». Молодец Сергей, шар на «малый», на ходу корабль всегда чувствует себя увереннее. В бинокли видно, что пушка наведена. Очередь. Мина уходит под воду. Еще очередь, еще, еще…

— Товарищ командир, на флагмане сигнал: «Построиться в кильватерную колонну!»

В базу корабли возвращаются поздним вечером. На рейдовом посту горели привычные огни: зеленый — белый — зеленый, один под другим, «заходи, брат, заходи», сигнал, который манил и манит всех моряков, возвращающихся из похода. Учения закопчены, и на тральщиках горят штатные ходовые огни. Прошли ворота гавани. Вот и пирс. Швартовка!

Отдохнуть не пришлось. Начинался послепоходовый осмотр: пришел с моря, будь готов к походу. Подготовка и начинается с осмотра.

Ну, а я уже вызван на «единичку», на доклад и разбор.

В. МОРГУН, капитан 2-го ранга, член Союза журналистов СССР Противолодочный ведет поиск

Противолодочники. Они всегда находятся на острие атаки, всегда на передовой. В любую погоду по сигналу тревоги они готовы выйти в море для выполнения поставленной задачи — обнаружения и уничтожения подводной лодки условного и реального противника.

«Противолодочный катер, — указано в Военном энциклопедическом словаре, — снабжен современными средствами обнаружения подводных лодок и борьбы с ними, гидроакустическими станциями, бомбометами… Водоизмещение до 300 т и более. Увеличение скорости подводных лодок (особенно атомных) привело к созданию быстроходных катеров (на подводных крыльях и на воздушной подушке). Действует одиночно или в составе поисково-ударных групп, сил. Противолодочный корабль — наиболее быстро развивающийся класс корабля».

Мужественные и отважные люди служат на противолодочных катерах. Они свято и непоколебимо соблюдают славные боевые традиции старшего поколения балтийцев-противолодочников, которое в годы Великой Отечественной войны наводило страх на немецко-фашистских захватчиков. Нынешнее поколение моряков берет на вооружение фронтовой опыт тех, кто в грозные годы войны выходил на вражеские коммуникации, охранял конвои и транспорты от атак вражеских субмарин, кто первым вступал в труднейший поединок с подводным пиратом. И экипаж противолодочного катера старшего лейтенанта Алексея Колесова в этом отношении не исключение. Сегодня у них трудное и ответственное задание — контрольный поиск подводной лодки «противника».

Обнаружат ее своевременно, проведут быструю и неотразимую атаку — значит, овладеют в третий раз почетным призом командира части. А если нет… Вообще, в экипаже такого слова никогда не произносят. Пусть и трудно, а точнее, очень и очень тяжело, моряки-противолодочники ко всему привыкли. По-другому ведь им нельзя: этими фарватерами, этими курсами в годы войны ходили их отцы и деды.

Посмотрел на карту. Вот в этом районе экипаж старшего лейтенанта Александра Коленко в годы войны обнаружил новейшую подводную лодку с не менее новейшими торпедами в аппаратах. И принял тогда единственно верное решение — атаковать врага, сделать все возможное, чтобы подлодка больше никогда не всплыла. Атака была мастерской, дерзкой и точной. Фашистская У-250 была уничтожена, а ее командир попал в плен к советским катерникам.

…На карте штурмана пролегла еле заметная линия, упирающаяся вторым концом в небольшой, аккуратно очерченный квадратик. Это учебный полигон, где экипажу предстояли поиск подводной лодки «противника», атака на ее уничтожение.

Сосредоточен на ходовом мостике командир катера. Немного пока на его счету походов, да и перечень побед в море можно пересчитать на пальцах. Внимательно наблюдая сейчас за обстановкой, офицер снова мысленно проигрывал план предстоящего поиска подводной лодки. Что будет нелегко, Колесов понимал, ибо хорошо знал командира лодки, моложавого капитана 2-го ранга, но уже опытного подводника. Не один раз ставил он «подножку» противолодочникам, которые возвращались с моря, как над ними потом подшучивали, «с носом». Сегодня поединок должен вести экипаж Колесова.

Вариантов у командира было несколько. Решил остановиться на более эффективном — искать лодку на разных курсовых углах — траверзных, кормовых и носовых.

— Товарищ командир! До точки — пять минут!

Голос штурмана капитан-лейтенанта Владимира Малиновского вывел Колесова из раздумья. Уверенно себя чувствуешь, когда на борту у тебя опытный навигатор. Штурману, его расчетам командир верил как своим.

— Стоп машины!

Затрещали и смолкли машинные телеграфы, и катер по инерции немного прошел вперед. Глядя на небольшую волну, Колесов подумал о том, что с гидрологией моря ему сегодня повезло. Если о ней можно так говорить, то она в норме.

— Открыть гидроакустическую вахту! Средняя — малый вперед.

Началась работа в полигоне. Сколько она будет продолжаться, предугадать никто не мог. Времени на поиск подводной лодки, как выразился один из моряков, отводится ровно столько, сколько необходимо для ее обнаружения. Несколько замысловато, мудрено, но точно. Ну, а не найдешь, возвращайся в базу с «носом», слушай подначки сослуживцев по поводу пули, выпущенной «в белый свет, как в копеечку».

Рулевой матрос Юрий Романов доложил курс катера.

— Держать двести тридцать градусов!

Противолодочный катер шел зигзагами. Но море молчало. Молчала и рубка акустиков. И от этого настроение Колесова взяло направление к отметке «хмуро». Помощник командира мичман Михаил Комарь, видимо, почувствовал, что сейчас творилось на душе у офицера. Вполголоса спросил:

— Разрешите объявить аварийную тревогу?

И вскоре по катеру разнеслись резкие трели звонков. «Молодец помощник, — благодарно подумал командир. — И меня от мрачных мыслей отвлек, и экипаж».

В машинном отделении моряки боролись за живучесть со всей серьезностью и ответственностью. А тут посредник «подкинул» вводную, что хоть плачь. «Пробоину» обозначил в таком месте, что и не подобраться к ней. А нужно, просто необходимо заделать, да притом, как говорится, намертво. Качество работы посредник проверит лично. И не дай бог, если кто-то в чем-то схалтурит. Посмотрит так, что не по себе станет. Помолчит, а потом тихо-тихо спросит:

— А если бы это произошло в боевой обстановке, в то время, когда катер выходит в атаку? Вы не только задачу сорвали, но и погубили бы корабль, людей. Не ожидал от вас, не ожидал.

Провинившийся моряк готов в эти минуты сквозь землю провалиться от стыда. Добросовестно работают моряки, с огоньком, хотя иногда и подшучивают незлобно по поводу фамилии своего мичмана, когда тот проверяет качество заделки пробоины.

— Товарищ мичман! Надежно сработали. К нашей работе, как в пословице, даже комар носа не подточит.

— Так то комар, а я Комарь, — бросает в ответ мичман, но по лицу видно, что подчиненными он доволен.

Звучали доклады о заделанных пробоинах, укрощенных пожарах, и только того, который хотел услышать командир противолодочного, не было.

А из рубки акустиков монотонно звучал один и тот же доклад:

— Горизонт чист.

— Горизонт чист.

— Горизонт чист.

«Словно иголку в стогу ищем», — недовольно поморщился Колесов.

А тут еще все время молчащий посредник, офицер вышестоящего штаба, словно над душой стоит. За время выхода в море не проронил ни одного слова, но часто делает пометки в своем «черном кондуите». Что, интересно, он там фиксирует? Мысль о посреднике вскоре исчезла, словно того и не было на мостике. «У него свое дело, — подумал Колесов, — у меня свое. Мне надо как можно быстрее отыскать лодку и атаковать ее. Только вот как?» Вспомнился эпизод времен Великой Отечественной войны, когда такой же, как он сейчас, старший лейтенант в составе охранения вышел на своем МО-124 в море. В темную зимнюю ночь гидроакустик «морского охотника» установил контакт с вражеской подлодкой и катер успешно атаковал ее. Сбросив бомбы, «сто двадцать четвертый» повернул на обратный курс, снова установил контакт и опять произвел бомбометание. Предполагая, что подводный пират решил отлежаться на грунте, катерники в третий раз легли на боевой курс.

Командир катера бил врага наверняка. Умело используя маневр, хорошо изучив тактические приемы врага, он действовал не стандартно, а сообразуясь с обстановкой, находя единственно верный из тысячи шанс. И хотя времени, образно говоря, было в обрез, старший лейтенант сумел выйти из трудного поединка победителем. Звали его Николай Дежкин. Всего же за годы войны он сделал практически невозможное: на счету его бесстрашного экипажа были три потопленные фашистские лодки. А ведь технику военных лет не сравнить с нынешней. Что, если…

Снова склонился над картой. Какими только курсами не прошли, а все без толку. А время идет. Уже совсем стало светло, и над морем медленно плыли белые, розовые, подкрашенные невидимым солнцем, облака. Мысль, пришедшая сейчас командиру, была удивительно простой, но ее следовало тут же проверить.

— Самый полный вперед! Курс сто восемьдесят градусов.

Капитан-лейтенант Малиновский посмотрел на улыбающееся лицо командира, но ничего не сказал. Зато Колесов, не скрывая радости, объяснил штурману:

— А вдруг мы сами на «крючке» у подводников? Они обнаружили нас первыми и ходят теперь за нами на кормовых курсовых углах. Необходимо, на всякий случай, оторваться, а потом лечь на обратный курс. Пока лодка будет искать потерянный контакт, на это уйдет немало времени. Тут мы ее и накроем.

— Так-то оно так. И все же, на мой взгляд, лучше пользоваться старыми методами поиска. Так надежней.

— Консерватор вы, штурман, — засмеялся Колесов. — Знаете пословицу: «Риск — благородное дело»? Добавляю, что риск у нас оправданный.

Малиновский неопределенно пожал плечами: ты, мол, командир, тебе и решать. Тем более что противолодочный, словно пришпоренная лошадь, несся уже над волнами. Решение Колесова штурману поправилось и оригинальностью, и смелостью. Он и сам подумал было — не играют ли с ними подводники в кошки-мышки, не поменялись ли они ролями? Вариант, предложенный Колосовым, был сейчас, как никогда, кстати, и его следовало проворить.

— Стоп машины. Рулевой, ложимся на обратный курс.

Посредник внимательно прислушивался к разговору командира с подчиненными, но молчал. Колесов, когда поворачивался в его сторону, поеживался. Пословица «На войне, как на войне» к нынешней ситуации никак не подходила. На войне посредников не было, а этому ничего не стоило сейчас вывести из строя ну если не весь экипаж, то половину уж точно. Всего несколькими словами. Потому и пробирался неприятный холодок в душу командира: а вдруг и он, Колесов, окажется в числе выбывших? За подчиненных был уверен, но чем черт не шутит, когда бог спит!..

Посредник безмолвствовал. И если бы Колесов мог читать сейчас мысли своего мучителя, то наверняка от радости бы засмеялся. В полный голос. Полной грудью. Офицер штаба уже отметил про себя грамотные действия не только экипажа катера, но и его командира — старшего лейтенанта Колесова. Но это все было пока мысленно. Окончательный итог подведет атака, если, конечно, она состоится. Время — вещь неосязаемая, но чувствительная и конкретная. И сейчас оно работало не на экипаж. Пока…

Командир противолодочного спустился в рубку акустиков. Старшина 2-й статьи Виктор Широкий виновато посмотрел на Колесова. В глазах моряка офицер прочитал: «Все, что мог, делал, товарищ командир».

— Сейчас, Широкий, от вас требуется предельная внимательность. Слушать вот по этим углам. При обнаружении цели имейте в виду, что она сразу же станет менять курс, скорость, глубину…

— Мне бы ее только «зацепить», — проговорил старшина. — А там она никуда не денется.

— Вот и хорошо. Только не спеши говорить «гоп».

Катер лег на обратный курс. Несмотря на холод, Колесов снял рукавицы, откинул капюшон реглана. Поручни ограждения сжал руками так, что побелели костяшки пальцев. По расчетам, если предположение его окажется правильным, акустик обнаружит подводную лодку через десять — двенадцать минут. Взглянул на часы. Секундная стрелка, словно издеваясь, медленно-медленно перепрыгивала с деления на деление. Акустики молчат, хотя доклад уже должен поступить. Главное — спокойствие.

— Горизонт чист.

И тут же долгожданное:

— Эхо по пеленгу… Дистанция…

«Сейчас начнется, — весело подумал офицер. — Ох и пляска будет! Это уже хорошо, это по мне. Вот грамотеи так грамотеи! И как я раньше не раскусил их «орешек». Теперь мне и черт, а точнее посредник, не страшен. Вот случай, когда можно цыплят по осени считать».

А из рубки акустиков все неслось и неслось:

— Протяженность цели… Предполагаю контакт с подводной лодкой. Пеленг на цель меняется вправо… Дистанция увеличивается…

«Нет, братцы-подводники. Вы в силках. Трудно вам будет от нас уйти. И так достаточно за нос поводили», — размышлял про себя Колесов.

— Учебная тревога!

Теперь предстояло главное: определить, какой способ атаки выбрать и какое оружие использовать. Командир противолодочного решил действовать наверняка — торпедный залп и бомбовый удар. На скользкой палубе у торпедного аппарата уже колдовал матрос Виктор Карасенко. Противолодочный лег на боевой курс.

— Торпедная атака! Атака подводной лодки.

Эта команда заставляет собраться всех — и молодого матроса, и уже опытного воина. Каждый из них хорошо понимает: торпедная атака — это плод усилий всего экипажа, результат их специальной и морской выучки. Вот почему в такие моменты все моряки сосредоточены и даже немного суровы. На лице каждого решительность, жестокость. Люди, техника словно сливаются в одно целое, чтобы через несколько секунд по короткой, но хлесткой команде перевести дыхание.

— Пли!

Сигарообразное тело торпеды мягко коснулось воды. Поднялся фейерверк брызг, и торпеда тотчас же исчезла в зеленовато-изумрудной волне, несясь навстречу «противнику». А противолодочный ложился уже на новый боевой курс. Теперь предстояло бомбометание. Черные, словно бочки, глубинные бомбы одна за другой скатывались с палубы и исчезали в кипящем буруне.

— Кажись, дело сделано, штурман.

Малиновский серьезно поглядел на командира и, повернув голову через левое плечо, сделал вид, что верит в приметы и боится сглазить.

— Опоздали, раньше надо было это делать, — засмеялся Колесов.

Засмеялся и штурман. Он смотрел на командира и радовался за него. Молодо, но не зелено. Есть у Колесова то, что моряки называют командирской интуицией или предвидением. Прошлый раз «купил» подводников тем, что застопорил машины, и они сами попали в капкан противолодочников. А чуть раньше рассчитал галсы так, что, как говорится, и мышь не проскочила бы. «Хотя при чем тут мышь? — улыбнулся своему сравнению штурман. — Надо же такое придумать».

А Колесов сейчас размышлял о другом. Хотя и победил он сегодня, но урок получил неплохой. Просчитался немного. Просчет его заключался в том, что заранее, на подходе к полигону, не приказал открыть гидроакустическую вахту, не изменил курс на подходе к заданной точке. Именно этим и воспользовались на подводной лодке. Зная примерный курс противолодочного из базы, командир лодки подкараулил его и долго ходил, образно говоря, по пятам катерников. В реальном бою для Колесова это бы дорого обошлось.

Подошел посредник, склонился над картой.

— Чем было вызвано принятие такого решения на атаку, командир?

Старший лейтенант хотел было рассказать про Николая Дежкина и героический экипаж МО-124, но вовремя остановился. Посреднику нужны не слова, а факты. Обосновывал свое решение неторопливо, спокойно. И в этой нарочитой медлительности опытный офицер штаба видел уже тактически зрелого командира, способного вести боевые действия по-современному, с учетом сложившейся обстановки умело использующего фронтовой опыт. В эти минуты он тоже подумал о старшем лейтенанте Дежкине и его подчиненных, мысленно сравнил его с Колесовым и улыбнулся. Выделить кого-либо не решался. Оба командира были хороши. Только каждый по-своему. Не повторяясь.

Противолодочный лег на курс в базу. И все время акустик поддерживал контакт с подводной лодкой. На кромке полигона поступил доклад Широкого:

— Сейчас лодка будет всплывать.

И точно. На горизонте показалась черная рубка, с которой сразу же замигал прожектор.

— Нас вызывают, товарищ командир. Благодарят за отличную работу.

Мощно пели свою песню машины. Радостное настроение было у командира противолодочного катера старшего лейтенанта Колесова. Он верил в свой экипаж, а экипаж был уверен в своем командире. И только такое взаимопонимание может привести к успеху. Сегодняшний день еще раз подтверждал эту истину. Радость победы над опытным «противником» быстро прошла. Противолодочный самым полным спешил к далекому берегу. Командир мысленно готовил доклад флагману. Он должен быть лаконичным, но емким. Примерно таким: «Задание выполнил. Экипаж действовал в пределах нормы и к выходу в море готов». А сам подумал: «Ведь мы — противолодочники…»

Охрана водного района

Эти стихи написал Никита Суслович, капитан 2-го ранга, член Союза писателей СССР. Он пришел на флот после окончания Великой Отечественной войны, но и на его долю досталось немало: боевое траление на Балтике закончилось в пятидесятые годы…