Охотники за книгами Сезон 1

1

Дом в Сомерсете Алекс ненавидел. Стоило ему отвернуться, комнаты, испещренные тенями, начинали бурчать и преображаться. Родители любили рассказывать про их первый приезд сюда: они были только что из Гонконга, все в шелках и льне, к дому вела длинная петлистая подъездная дорожка.

— Милочка Алекс так разволновался, впервые увидев бабушкино поместье, что перелез вперед, к Джонатану, и прижался носом к ветровому стеклу — а потом мы обогнули холм, и он с криком повалился на спину!

В случае, если удавалось соблюсти необходимые темп и интонацию, в этом месте за всеми обеденными столами в Сингапуре, на Фиджи, Шри-Ланке и Больших Каймановых островах раздавался сначала смех, а потом — звон фужеров с шампанским. Алекс смеялся вместе с другими гостями, подражая их утонченности, излучая шарм, который сам он не считал шармом: восьмилетний ребенок, взирающий свысока на свое более детское четырехлетнее «я».

Родители дожидались, когда смех утихнет, а потом продолжали свою историю:

— Разумеется, когда он познакомился с бабушкой, она показала ему дом, и дом его узнал поближе — все страхи рассеялись. Он бегал по залам верхнего этажа, прыгал по кроватям, устраивался в уголках с книжкой. Наш храбрый малыш Алекс.

Иногда, если жестокость в маме разыгрывалась сверх обычного, в этой точке она щипала его за щеку и смотрела на него с особой задушевной улыбкой, которая всегда пугала его на людях. Он уже успел понять, что настолько личные вещи лучше оставлять личными. Обмениваться с ним этой улыбкой на глазах у других — улыбкой, которой мама прогоняла ночные кошмары и погружала его в сон, если дул ураганный ветер, — значило лишать ее волшебной силы. Однажды эта улыбка ему понадобится, но окажется, что она совсем выдохлась.

Друзья, приходившие к ним на вечерние приемы на островах по всему земному шару, ничего не понимали. Они предпочитали теплую погоду, хотя постоянно расхваливали свою студеную сырую далекую родину. Не понимала даже мама: ведь она в детстве не жила в Солдаун-Мэноре. Она туда попала уже взрослой, вместе с отцом.

Она не знала, каково было смотреть на эти обветшалые, увитые виноградной лозой огромные конструкции, на эту элегантную руину, подобную игрушке или орудию, которое обронил сам Бог, — такую крошечную под кипуче-серым небом, но во сто крат превышающую размер четырехлетнего Алекса Норса. Солдаун-Мэнор, зверь, принадлежавшей их семье, скрючился в конце дороги и наблюдал за их приближением рядами огромных черных стеклянных глаз. Выжидая, он дышал через пасти-ворота. Длинные черные полосы пролегли по камню там, где были проплешины в плюще: зверь, замызганный собственной сукровицей. Пределов ему не было. Если позволить ему тебя заглотить, ты так целиком и окажешься в его желудке.

В первый приезд Алекс действительно бегал по залам верхнего этажа, отчасти — чтобы укрыться от обтянутой кожей костяной статуи со свирепыми горящими глазами, которую родители представили ему как «бабушку», отчасти потому, что думал: «Раз я попал внутрь, нужно искать выход». Составив мысленную карту Солдаун-Мэнора, я смогу если не подчинить его себе, то по крайней мере заставить сожрать кого-то другого, а меня пощадить. Он прыгал по кроватям, чтобы выгнать оттуда мертвые души. Устраивался в уголках, потому что там никто не подкрадется со спины, кроме разве что стен, а читал, потому что, погрузившись в книгу, можно не обращать внимания на перьевидные и пальцевидные тени, которые колыхались сбоку. Книгу он держал у самого лица — будто маску.

Мама ничего такого не знала. Отец рассказывал эту же историю. Но он над ней никогда не смеялся. Отец был последним Норсом, выросшим в Солдаун-Мэноре, и на то, что свое состояние он сколотил в Гонконге, были причины.

Свое двенадцатое Рождество Алекс встретил в Солдауне. В былые времена, как поведал отец, слуги зажигали фонарики, наполняя поместье светом. И на одну ночь тени переставали бродить по дому. Но в тот год единственными гостями оказались бабушкин лакей и ее круглосуточная сиделка, единственной музыкой — гудение вентиляторов и сердечных мониторов да капанье воды вдалеке. Отец смотрел на свою мать, лежавшую на кровати, сложив ладони вместе, потирая их так, будто мыл. Мать опустила руку ему на предплечье. Он, похоже, этого не заметил.

Алекс же не в силах был ждать в освещенной пламенем камина комнате, где лежала бабушка. В ее глазах, метавшихся под тонкими натянутыми веками, в непроизвольно сжимавшихся пальцах — они напоминали растянутые перчатки на проволочном каркасе, в размеренном сипенье нагнетаемого ей в легкие воздуха он ощущал нечто, пугавшее его сильнее, чем голодное дыханье поместья.

Но он не бросился прочь из освещенной камином комнаты. Он стал подниматься по ступеням винтовой лестницы, которую нанес на воображаемую карту еще во время того, давнего приступа паники, — круг за кругом, все выше и выше, пока не добрался до длинных залов, по которым спасался бегством в четыре года. Они будто бы стали более узкими и короткими. Шепотки влекли его вперед.

В гостиной, где он когда-то сворачивался в уголке, он поднял глаза к потолку. Одна из панелей крепилась на петлях. Раньше он этого не замечал.

Он сложил книги стопкой на стул, взобрался на них со стола, потянулся (качаясь на башне из книг) и толкнул ручкой швабры край панели. Она, щелкнув, скакнула вверх, а потом опустилась вниз. Из проема потянулась лестница — так вытягивается лапка богомола. Судя по тихому потрескиванию, ею давно не пользовались. Латунные ножки мягко опустились в небольшие углубления в напольном ковре.

И Алекс полез — то ли прочь из Солдаун-Мэнора, то ли еще глубже в него.

Наверху, в забитой всяким хламом низкой комнатушке, было темно. Узкие треугольные окна могли бы пропускать солнечные лучи, вот только солнце давно село. В тусклом свете, попадавшем сюда через открытый люк, Алекс все же разглядел растянувшиеся вдоль трех глухих стен полки, покрытые слоем пыли. На одной из них лежали циркули, иглы и ножи. На другой — книги, старше, крупнее, грубее на вид, чем в гостиной, приемной или в любой из библиотек. На третьей стояли черепа — какого-то грызуна, коровы, барана, ящерицы, обезьяны, лошади и человека.

Увидев это, многие сверстники Алекса завопили бы от ужаса, но Алекс большую часть жизни провел, боясь и ненавидя это поместье. Кричать ему надоело. Если он что и чувствовал, то благодарность: в эту темную беззвездную ночь дом наконец подтвердил все его страхи, показав свое лицо.

Возле четвертой стены, под треугольными окнами, стоял письменный стол, на нем лежала одна-единственная книга. Эта книга дышала.

Здесь и было сокрыто сердце ненавистного Алексу дома, маленькое и непримечательное: обычная закрытая книга. Он мог бы отвернуться, уйти, поставить панель на место и остаться со знанием, что видел бесчеловечную сущность поместья, подплыл к наживке и счел ее непривлекательной. Солдаун потерял бы над ним свою власть. Покинув комнату, Алекс уже не имел бы нужды в нее возвращаться.

Но вот он уйдет — и куда отправится? Разве что вниз и вниз, круг за кругом, в комнату, освещенную камином, к отцу, умывающему руки воздухом.

Алекс открыл книгу.

Он прочитал ее в свете тьмы за окном: ночь пламенем свечи падала на страницы, слова вбирали вязкий влажный блеск, вспыхивали.

Алекс касался страниц, и горящие буквы приставали к его пальцам — липкие, золотистые, сладкие, как сироп. Ему стало тепло. Его наполнила сила. И хотя не было ни слуг, ни фонарей, ни гостей, Солдаун наполнился светом.

***

Две ночи до солнцестояния.

Александр Норс, «достаточного» возраста, как он теперь был склонен говорить, перекинул язычок пламени с одного кончика пальца на другой, разглядывая огромный шатер, освещенный изнутри так ярко, будто участок строящейся дороги. Шатер поднимался над возделанными полями в засушливой части Родоса. Вдалеке высилась гора. Над головой застыли любопытные звезды. Они вглядывались в него всю его жизнь. Скоро он им устроит умопомрачительный спектакль.

Приближающиеся шаги. Он скрыл свой свет от мира.

— Сэр, — произнесла его служанка: хор китайских колокольчиков, кулак, дробящий стекло. Другие сказали бы, что это голос обычной женщины, но он-то знал — а также видел — правду. Ему полагалось знать такие вещи. — Мистер Альхадефс желает вас видеть.

— Мне бы хотелось, — проговорил стоявший рядом со слугой старик, — услышать объяснения по поводу того, что вы сотворили.

Альхадефс — согбенная оливково-медная фигура с буйными черными глазами и косматой седой бородой. Служанка Норса тоже была из меди, а еще — из серебра с полосками стали; лицо ее скульптор грубо наметил поверх металлического черепа. Вместо пальцев у нее были ножи, вместо сердца — пружина, а в мозгу ее существовали лишь те слова, которые туда вложил сам Норс. Земледельцу Альхадефсу и отряду безопасности Норса она представала человеком: могучей, но угловатой женщиной, вооруженной до зубов. Разум смыкается, закрывая рану, — она же была ходячей раной.

— Сожалею, если кого-то оскорбил, — произнес Норс. — У нас есть разрешение на раскопки, а вы получите щедрую компенсацию за любой ущерб, который наша экспедиция нанесет вашим посадкам — хотя мы, разумеется, сделаем все, чтобы его минимизировать.

— Ваши люди срубили оливы на восточном поле.

Досадная необходимость. У ритуальных ингредиентов есть дурацкое свойство: их перечень напоминает список покупок свихнувшегося отшельника. Ему понадобилось зеркало наподобие того, которое висело в древнем чертоге очищения, с рамой, изготовленной из достаточно старого местного дерева.

— Прошу прощения. Мы все оплатим.

Старик вспыхнул.

— Моя семья растила эти деревья четыреста лет. Чем вы можете заплатить? Это не мои оливы. Они принадлежат моим дочерям и сыновьям.

— Мистер Альхадефс, я заплачу вам щедро, и ваши дети будут благословлять вашу память, когда то, что останется, перейдет к ним.

Он протянул руку. Альхадефс ее не пожал.

— Вы не стали выкапывать мои оливы, — не отставал он. — Вы их срубили. Вы не копали мою землю. Вы строили сверху. Вы отравили почву. Я пожалуюсь на вас в полицию, в правительство.

— Полно, мистер Альхадефс. — Норс обнял старика за плечи. — Через два дня мы закончим — всего-то. Вы разбогатеете, восстановите ферму, станете счастливее прежнего, невзирая на это досадное недоразумение. Вот, смотрите. Идемте со мной. Я покажу, чего мы добились, — вы сразу поймете, что в такой ответственный момент я не могу прервать работу.

Он попытался подвести Альхадефса к шатру, но тот отстранился. Рука Норса коснулась его шеи.

— Нет, — сказал старый фермер. — Не буду я с вами работать. — Он хотел было продолжить, но не смог: его губы будто прошили кожистые пальцы.

Только что отросшая плоть заглушила его крик. Он согнулся пополам, пытаясь руками разлепить рот, но кожа отросла на ногтях, скрепив пальцы вместе. Кожа закупорила глотку, скрыла бороду и волосы, залепила ноздри. Альхадефс упал. Его глаза горели от ужаса и гнева, но вскоре и их застлало кожей — фермер лишь корчился в постепенно твердевшей оболочке плоти.

Норс встал на колени рядом с Альхадефсом, погладил новую кожу. Она тихонько дышала: Альхадефс мяукал внутри, потом затих: кожа его убаюкала. Вот и хорошо. Мир Норса стал одновременно и серым, и насыщенным: будто нечто иное из некоего иного измерения заместило его обычное зрение. Будь он в форме, он уговорил бы этого несчастного, очаровал своей улыбкой, подмигиваньем, рюмочкой-другой-третьей узо. Не магией. Магией — ни за что.

Но напряжение последних дней его измотало.

Ну и пусть. Уже очень скоро быть ему богом.

— Неси его, — обратился он к служанке. — Пора за работу.

***

Сэл не вырвало, когда она увидела фермера, закупоренного в собственной коже. Это, как сочла она сама, было своего рода достижением. Ура.

— Господи помилуй, — произнес Лиам. Они сидели в родосском «Хилтоне», разглядывая на телеэкране зернистые кадры с камеры ночного видения. Полог шатра опустился за Норсом и за пятном, двигавшимся следом, несущим еще одно пятно — бывшего фермера. Магия и в лучшие-то времена устраивала перебои в работе камер — Сэл не отказалась бы, чтобы камера засбоила в этот раз пораньше.

— Вы когда-нибудь такое видели?

— Пару раз, — откликнулась Грейс, примостившаяся на письменном столе. Пальцем она заложила «Улисса».

— Еще бы, мать его.

— Это еще что такое?

Лиам промолчал.

Отец Менчу сидел на кровати рядом с Лиамом и, скрестив руки, смотрел на экран.

— По крайней мере, понятно, что мы в нужном месте. Норс здесь. Судя по тому, как он себя ведет — транжирит деньги, силу, влияние, использует магию, — он считает, что и Codex Umbraтоже здесь. Вряд ли бы он поставил столько всего на кон, если бы не думал, что у него появился реальный шанс добыть эту — как там Сэл ее назвала? «Нортоновскую антологию зла»?

Когда земледелец начал обрастать кожей, Асанти отвернулась от экрана. Сэл по ее лицу поняла: не из-за отвращения — просто понимала, что будет дальше, и решила не смотреть.

— Это мы и так знали. Оракул не лжет.

— Тебе больше моего везло с оракулами, — заметил Менчу. А потом вновь обратился к Лиаму: — Каковы наши шансы?

— По моему компетентному мнению? — Лиам отбарабанил на клавиатуре какое-то заклинание — экран опустел, потом на нем появилась фотография со спутника. — Мы в полной жопе. Вот это же место две недели назад: как видите, там, где теперь стоит шатер Норса, ничего. В лагере есть электричество, есть и переносные генераторы, но если там и удастся обнаружить сеть, она наверняка защищена так, что мне даже в двери не постучаться.

— Что до физической защиты, — добавила Грейс, — она вряд ли непроницаема, но достаточно крепка. В основном он использует местные дарования. А они асы. База обнесена колючей проволокой, есть датчики движения, прожекторы, охрана по сменам. Незаметно нам не пробраться.

— А Первому отряду? — спросила Сэл. Все посмотрели на нее. — Я не больше вашего люблю эту их пальбу, но нельзя не признать: секретная база, профессиональная охрана, черная магия… Это скорее по их части. Я бы, конечно, предпочла управиться самостоятельно, но может, стоит вызвать на подмогу наших громил? Ну или хоть кого-то?

Вид у Менчу был усталый.

— Я уже пытался.

Сэл моргнула.

— Ты права. Имеет смысл. Но капрал Шах — она старшая по званию в Первом отряде с тех пор, как съели Бушара, — не хочет рисковать: Норс якобы может затеять магический поединок. На острове полно туристов: прямо сейчас проходит какая-то финансовая конференция. Дипломаты Братства могут замять не всякий скандал.

— Я только вот о чем: если Норс доберется до книги, будет только хуже.

— Я ей так и сказал. Если до этого дойдет, они готовы вмешаться. Но пока книга не у него, нам придется разбираться в одиночку.

— Если книга будет у него, они уже вряд ли разберутся.

— Тем не менее, — произнес Менчу, — дела обстоят именно так. Капрал Шах не хочет бессмысленного кровопролития.

— Нашел же Первый отряд время проявить совестливость.

Повисла долгая пауза: все молчали. Наконец Асанти вновь посмотрела на экран телевизора.

— Можно воспользоваться магией.

— Нет, — воспротивился Менчу.

— Мне кажется, он хочет проникнуть в древние рыцарские книгохранилища: они когда-то находились на этом холме, но исчезли перед самым османским вторжением. Не захоронены — отправлены в другое место. Убежать с «Кодексом» рыцари не могли, но и никому другому его не рискнули бы оставить, так что они просто спрятали его магическим образом. Норс пытается его отыскать — мы можем сделать то же самое. Ритуал, по большому счету, безобидный.

— После Глазго, Оклахомы и оракула мы не переживем даже самого безобидного ритуала.

— К оракулу ты нас сам потащил.

— И он нас в очередной раз едва не угробил. — Менчу покачал головой. — Никакой магии.

Грейс отложила книгу.

— У нас есть другие варианты?

— Были бы, — вмешался Лиам, — если бы кое-кто не взял выходной и не прохлаждался в кино.

Сэл закрыла глаза. Перепалка продолжалась: чем ближе они подбирались к Codex Umbra, тем охотнее растравляли старые обиды. Должен же быть путь, который они пока просто не отыскали, нечто за рамками их обычных подходов — шаг, которого Норс никак не ожидает от компании законопослушных Охотников за книгами.

— Ох, — выпалила она и открыла глаза.

Все взгляды вновь обратились к ней, засветившись надеждой.

— А если мы туда пролезем?

В ответ — молчание, но в этот раз оно казалось… как минимум отзывчивым.

— Святой отец, вы сказали, на этой неделе проходит конференция финансистов. Лиам, можешь раздобыть список участников? Вдруг и Норс среди них, в том или ином качестве?

Лиам хрустнул суставами, пальцы забегали по клавиатуре. На самом деле работа за компьютером — это по большей части мычание и терпеливое ожидание, а не печатание с космической скоростью и не яркие всплывающие картинки, но вот прошло совсем немного времени — и Лиам уже с довольной ухмылкой откинулся на спинку стула.

— Знаете, задачка-то не из легких: все-таки тайные организации, магия. Я порой сам забываю, какой я профи.

— Делись, — потребовал Менчу.

— Я, вообразите себе, составил досье на все известные личины Норса, и…

— К делу, пожалуйста.

— Официально он в конференции не участвует, но включен в список гостей-миллиардеров на приеме, который некая Эмма Лакруа проводит на своей яхте…

Грейс взвыла — Лиам сделал вид, что не слышит.

— Можешь достать нам приглашения? — осведомилась Сэл.

— Уже сделано. — Лиам поднял глаза от клавиатуры. — Стоп. А зачем?

— Потом объясню. Пока сходи возьми фрак напрокат.

2

— Вот такие яхты мне по душе, — высказалась Сэл.

Кем бы ни была эта Эмма Лакруа, прием она устроила сногсшибательный. В хрустальных люстрах отражались языки пламени, обогреватели отбрасывали теплые тени на палубу, на которой собрались могущественные и прекрасные — ну, точно как минимум могущественные — представители пятидесяти наций. Искрящиеся волны катились в сторону самоцвета по имени Родос. Океанский бриз холодил кожу Сэл.

— Начиненные отталкивающими вульгарными приметами богатства? — На Менчу были черный костюм, черная рубашка и белый воротничок; Асанти в кремовом была настолько хороша, что могла разбить кому-нибудь сердце; Сэл оделась в черное с блестками. Асанти (слава богу, Ватикан использует «Амекс») добыла им средства на покупку дорогой одежды, а вот стать модным гуру вызвалась Грейс: она провела их по бутикам, подобрала фасоны и цвета, и даже поторговалась, изумив Сэл до полного умопомрачения.

— Не одержимые демонами, — ответила Сэл. После чего — не упускать же такую возможность — ухватила фужер с шампанским с проплавающего мимо подноса и произнесла тост. — Раз уж мы все равно здесь, давайте радоваться жизни.

— И чему тут радоваться? — Менчу кинул уничижительный взгляд на мужчину, смеявшегося за рулеткой.

Асанти крепко взяла его за руку.

— Ладно тебе, старый марксист. Пошли работать.

Она наметила цель и повела их сквозь толпу.

Первая палуба была уставлена рулетками и столами для игры в баккара, на второй танцевали. На третьей — верхней и относительно пустой, два огромных почти голых мужика мутузили друг друга на обведенном канатами ринге, зрители же выпивали и иногда переговаривались. Стоны и шлепки кулаков, влетающих в плоть, добавляли ритмическую основу музыке игравшего внизу оркестра.

Прозвонил колокол — раунд окончен. Боец повыше и посухощавее, шатаясь, отошел в свой угол — лицо залито кровью.

Норс стоял возле окровавленного бойца и одобрительно кивал. Его сопровождали двое широкоплечих мужчин, они скромно держались на расстоянии, в ушах — наушники, и оба — судя по неважно сидевшим пиджакам — были вооружены.

Сэл пробралась к Норсу — громилы среагировали, но остановить ее не пытались. Похоже, им заранее наказали не хватать дам в коктейльных платьях, которые попытаются приблизиться к боссу.

— Понравился поединок?

Она рассчитывала вызвать у него хотя бы мимолетное изумление, однако Норс отвернулся от кровавого месива с беспечной улыбкой.

— Чем дальше, тем занятнее, инспектор Брукс. Прекрасно выглядите.

— Только не благодаря вам.

— Да полно. Я знаю, что в наших играх вы новичок, но, надеюсь, не держите за меня зла на мимолетное вторжение в ваши мысли там, на Черном Рынке? Равно как и за бодрящую прогулочку вокруг света.

— Вы погубили людей. А меня использовали.

— А я из-за вас утратил расположение Хозяйки. Уверяю, вы и понятия не имеете, какое это серьезное неудобство для человека моих взглядов. Ваших товарищей я тоже приветствую, — добавил он, обращаясь к подошедшим Менчу и Асанти. — Мадам Асанти! Непредсказуемая и необыкновенная. — Он поклонился. — Ваше присутствие — большая честь для меня. Вам следует чаще путешествовать.

— Вы чудовище, — высказался отец Менчу.

Громилы насторожились, однако Норс поднял руку, и они тут же успокоились.

— Я хочу, — сказал он, — подарить человечеству знание и силу. Ваша Церковь тысячелетиями запасала магию с единственной целью — насмехаться над ней: так дракон использует груду золота в качестве отхожего места. — Он поднял стакан, сделал глоток. — Что, по-вашему, более чудовищно?

Менчу хрустнул костяшками. Сэл положила ладонь ему на предплечье.

— Я не ждала теплого приема, мистер Норс, — произнесла Асанти. — Вы вообще не отличаетесь особой любезностью.

Музыку заглушил удар колокола — начался следующий раунд, окровавленный боец, пошатываясь, шагнул навстречу сопернику. На всей палубе блистательные мужчины и женщины отвернулись от фальшборта и моря, чтобы посмотреть на кровопролитие.

— Прошу, называйте меня Алексом. — Кулак впечатался в щеку. — И хотя мы работаем по разные стороны, уверяю вас, я испытываю к вам величайшее уважение.

— Я жду доказательств, — отчеканила Асанти.

— Доказательств! Боже правый, ну, например, я здесь, беседую с вами, я не донес на вас охране, притом что приглашения у всех вас поддельные. Мы не союзники, мадам, никоим образом. Как вы уже заметили, я пытался обойти вас и ваших друзей на каждом повороте. — Окровавленный боец поднял руки, заслоняясь от града ударов. — При этом цель у нас общая. Мы хотим понять, как устроен этот странный новый мир, чтобы поставить его себе на службу и создать цивилизацию на гребне приливной волны.

— Вы вломились в мою библиотеку, — напомнила Асанти.

— А вы, вне всякого сомнения, радостно со мной поквитались. — Боец повалился на спину, он перекатывался под ударами по корпусу, уклоняясь от пинков. Один глаз его заплыл. Тело блестело от пота. Женщина в короткой юбке рассмеялась в ответ на реплику своего спутника. — Мы с вами, архивариус, хотим защитить мир от перемен. Я считаю, что магия должна подчиниться человеку. Codex Umbra — незаменимый инструмент: собрание демонов, имя за именем, со всеми их тайными потребностями и словами силы — каждого можно вызвать и выпустить в мир по первой же прихоти. Такая мощь крайне полезна, чтобы подготовиться.

— Вы хотите сказать — чтобы обогатиться, — вставил Менчу.

— Чтобы подготовиться. Мы все видели знаки. Магия вновь просачивается в мир, неважно, по какой причине. Прорывы случаются все чаще. Дети совершают магические подвиги, о которых даже самые опытные мастера нашего дела десять лет назад не могли и мечтать. Ваш отряд подготовлен к соприкосновению с той, былой магией, а не с нынешней и не с грядущей — цели вашей организации устарели, задачи утратили актуальность.

— Тем не менее мы победили.

— Вам никогда не победить, святой отец. Получить отсрочку — да. И мадам Асанти это известно. Зуб даю, что она вам об этом говорила, а вы в ответ посмеялись.

Асанти вздернула подбородок.

— Мы как можем работаем с имеющимся материалом.

— И я тоже. Только материала у меня больше, равно как и свободы в его использовании.

— У ребенка, оставленного без присмотра в операционной, тоже есть свобода поиграть с инструментами.

— Безусловно — и если ребенок проявит осмотрительность, он многому научится. Я научился. Задайтесь таким вопросом, архивариус: когда мир треснет и магия вернется — не бледные тени, которые вы столько лет отгоняли и сдерживали, а настоящая магия, золотая, подлинная — как вы предпочтете провести оставшиеся десятилетия? Пугливо и бессмысленно сражаясь с будущим или готовясь к тому, чтобы оседлать гребень волны?

— Волною повелевать невозможно, — заметила Асанти. — Оседлать ее можно, не спорю. Можно направить. Но над скипетрами волны смеются. Есть силы, которые нам неподвластны.

— Люди говорили то же самое по поводу молний. Когда стена рухнет, я стану Александром Норсом, укротителем демонов, а ваша замшелая Церковь останется, как ей и свойственно, стоять у заднего фасада истории. Я отнюдь не гений, но я провидец. Вы владеете языками, у вас есть знания, вы дисциплинированы. Давайте работать вместе. Мы сможем творить чудеса.

— Довольно, — прервал его Менчу. — Мы уходим.

— Так что, Асанти? Или вы, инспектор Брукс? В вас есть скрытые глубины — я могу научить вас ими пользоваться.

Сэл отвернулась.

— Спасибо, мне и так хорошо.

— Святой отец слишком закоснел, но если кто-то из вас захочет перейти на сторону победителя — что же? Предложение остается открытым. И компенсация будет первостатейного толка.

Влажные темные глаза Менчу блеснули.

— Вам не победить, — произнес он. Асанти вытянула руку, пытаясь его остановить, но он ее проигнорировал. — Я уже видел сотню таких, как вы: говорите о революции, а на деле рветесь к власти. Меня от вас тошнит.

Норс отступил на шаг, наморщив лоб с выражением невинной озадаченности на лице.

— Прошу прощения, — раздался низкий голос, — боюсь, вынужден просить вас троих покинуть помещение.

Их было четверо, все скроены по лекалу, по которому, как казалось Сэл, людей не кроят уже давно. Плечи такой ширины наверняка вышли из моды еще во времена Геракла.

— Да, конечно, — отозвалась она. — Мы и сами собирались уходить.

На ринге окровавленный боксер уклонился от прямого удара и трижды впечатал кулак сопернику в лицо. После четвертого удара, по корпусу, тот согнулся пополам, потом последовало несколько кроссов по голове. Соперник упал под жидкие аплодисменты.

***

— Прошло лучше, чем я ожидал, — заметил Менчу, когда катер службы безопасности высадил их на причале.

— Вы отлично держались, святой отец.

— На мой взгляд, ты малость переборщил, — ответила Асанти. — Я бы с ним запросто управилась.

Сэл прислонилась к какой-то стойке, сбросила левую туфлю и вращала стопой до тех пор, пока не раздался хруст.

— План был не в том, чтобы с ним управиться. А в том, чтобы его разозлить, — вернее, чтобы разозлить хоть кого-то.

— Артуро действительно слишком легко злится.

— Я, — сказал отец Менчу, глядя на уходивший катер, — не слишком легко злюсь. Просто я неравнодушный.

— Еще какой, дорогуша.

Они отыскали у причала открытый допоздна ресторанчик, поужинали долмой, шариками обжаренного теста и осьминогом, дождались возвращения Лиама и Грейс.

— Как оно там с охраной? — спросила Сэл, когда те уселись. — Мы вовсю отвлекали Норса: надеюсь, у вас было время поработать.

— Дело не во времени. — Грейс закинула в рот последний шарик. — Я закинула удочку, но ни один охранник не клюнул.

— Черт, — огорчилась Сэл. — Ладно, действуем по запасному плану.

— Я этого не говорила.

Сэл моргнула.

— Что?

Грейс бросила быстрый взгляд вправо, на Лиама — тот отвлекся от еды, чтобы свериться со счетчиком калорий на телефоне. Заблокировал телефон, разрезал долму пополам и засунул одну половинку в рот. Начал жевать — по челюсти перекатывались мышцы. Проглотив, ухмыльнулся.

— Ишь ты, — поразилась Сэл.

Лиам вытер пальцы, достал из кармана фрака свернутую коктейльную салфетку.

— У меня появился «крот». Нам повезло: они с соседом по комнате заступают на смену завтра на закате. Зайду к нему пораньше. Он говорит, что может спровадить соседа из гостиницы. Я беру на себя этого парня, Грейс — соседа, и мы вдвоем заступаем на смену. Все просто.

— А другие охранники не переполошатся, если не узнают своих сменщиков?

— В обычной группе переполошились бы, — ответила Грейс. — Но тут сборная компания из разных контор. Никто никого не знает. Многих вообще наняли только на завтрашний вечер: Норс задумал что-то серьезное.

— Завтра солнцестояние, — пояснила Асанти, отхлебнув добрый глоток пива. — После заката лучшее расположение звезд для проведения ритуала.

— Грейс, Лиам, но ведь вы заступите на смену только после заката. Мы не успеем проникнуть в лагерь и остановить его. — Сэл нахмурилась. — Нужен запас времени.

Лиам поразмыслил над второй половинкой долмы, пожал плечами и съел ее тоже.

— Думаю, я смогу их слегка замедлить.

3

В предрассветной дымке Норс едва не проехал мимо лагеря. Нахмурился: по идее, прожекторы должно быть видно с дороги.

— Давай назад, — сказал он служанке. — Вон там поверни.

Когда они оказались у ворот, солнце почти полностью выжгло клубы низкого тумана. Охранники вытянулись по стойке «смирно» — винтовки на плечах, под глазами темные круги.

— Сэр.

Норс вышел из джипа. Под туфлями из лайковой кожи хлюпала грязь.

— Почему огни погашены? Что случилось?

— В полночь электричество отключили, — доложил охранник. — Жгли топливо в генераторах, пока не остался только резервный запас. Потом вырубили свет и удвоили патрули. После отключения никто не входил и не выходил.

Должны были позвонить ему — но он оставил распоряжение не беспокоить, если нет угрозы шатру. Ему нужно было как следует выспаться, помедитировать, возжечь благовония на крыше, прочитать заклинания — подготовиться. Все это царапалось в черепе, жгло глаза.

— Электропитание так и не подключили?

— Аварийная бригада начинает работать в восемь. Мы позвонили по их номеру. Никто не отвечает.

— Прекрасно, — ответил Норс, хотя ничего прекрасного в этом не было. Он сообразил, что это происки Охотников. — Резервное топливо сохранили?

— Да, сэр.

Значит, будет энергия, чтобы открыть проход и продержать открытым всю ночь. Отлично. Он сцепил руки за спиной, посмотрел вниз, вверх.

— Позвоните в аварийку. Пошлите людей за новым запасом топлива. Ночью в лагере должно быть электроснабжение, любой ценой.

— Да, сэр.

Он вернулся в джип и, дожидаясь, когда откроют ворота, заковыристо выругался.

— Неприятности? — спросила служанка, будто два подвешенных на веревке ножа звякнули друг о друга.

— Пока нет, но будут, если не поостеречься. — Джип запрыгал по ухабистой дороге, которую его люди проложили через поле Альхадефса. Как бы ему хотелось, чтобы служанка умела высказывать собственные соображения, составлять планы, которые станут для него неожиданностью. Жаль, что Асанти не приняла его предложения. Путь от Солдаун-Мэнора до острова Родос оказался долгим и одиноким, и слишком много людей осталось на этом пути лежать в собственных освещенных пламенем камина комнатах. — Без электричества мне придется творить финальные заклинания вручную. Следи за шатром. Охраняй лагерь.

Она припарковала машину и ответила:

— Да.

В утреннем свете шатер выглядел серым. На плотной ткани блестела роса, Норс замочил руку, когда отдергивал полог.

Шланги и провода, лестницы Иакова и серебряные трубки, наполненные переохлажденной смесью антифриза и крови, — все аксессуары мага лепились к краям шатра, оставив в середине голое пятно, пересеченное еще дюжиной проводов, которые были подсоединены к серебряному кругу. Круг, в свою очередь, обрамлял зеркало.

Все приборы и системы, за исключением зеркала, были стандартными — насколько стандарты возможны в такой работе: они были заранее опробованы, и те, кто их опробовал, пока не умерли. Приборы эти усиливали и концентрировали силу. Только идиоты доверяют предметам, производящим магию самим по себе, но усилители — вещь полезная. В былые времена целому монастырю культистов случалось собираться, чтобы продекламировать одно-единственное заклинание, в которое они вливали свои голоса и кровь. В наши дни такое уже не годится. Индустриализация положила конец древним гильдиям и культам, мистическим в том числе.

Но зеркало — другое дело, без него никак.

Один из основных законов магии — принцип соответствия: подобное притягивает подобное. В основе своей магия — разновидность фокуса: если говорить быстро и на нужном языке, можно убедить мир в том, что два схожих предмета совершенно идентичны.

Рыцари Святого Иоанна почти не оставили описаний древней библиотеки, некогда находившейся там, где теперь простирались поля Альхадефса. Они не хотели, чтобы в Ватикане узнали про их позорное предательство, пусть и в глубине своей добронамеренное. Кроме того, они не могли забрать с собой Codex Umbra, когда бежали с Родоса: демоны, заключенные в книге, восстали против заточения, слишком велик был риск, что они вырвутся на волю во время долгого странствия на запад. И потому рыцари воспользовались силами, почерпнутыми со страниц книги, и заставили библиотеку поглотить саму себя: отвязали ее от причала как этого мира, так и любого иного.

Это-то он и постиг, прозревая тьму. А истинный ключ обнаружил в безобидном по сути своей дневнике монаха-англичанина, в котором описывались обряды прохода. Проходим через притвор. Смотрим на свое отражение в благословенном зеркале, рама его вырезана из оливкового дерева с этого острова, само оно из стекла, выдутого на этом же острове, покрытого амальгамой из освященного серебра. В свете из этого зеркала обнажаются наши прегрешения. Через него входим в святилище книги.

Изготовить зеркало оказалось просто. Оливковое дерево он нашел в роще Альхадефса. А в нынешние греховные дни прикупить освященное серебро проще простого.

Зеркало, уродливое, кривоватое поблескивало в центре шатра. Отбрасывало бугристые, нечеткие отражения. Но когда наступит ночь, оно сослужит свою службу.

Приборы не заработают без электричества, но, пока питания нет, можно готовиться по старинке.

Альхадефс лежал перед зеркалом, упокоенный в собственной коже. Норс полил его из лейки: кожа-саван жадно впитала воду. Человек внутри передернулся.

— Не переживай, — утешил его Норс. — Почти закончили.

Он вытащил нож. Пустил Альхадефсу кровь.

Разумеется, раздались крики, но приглушенные — можно не обращать внимания.

***

У джипа, который отправили из лагеря Норса в город за топливом, на обратном пути спустило колесо. Сидевший на пассажирском сиденье человек вышел, встал на колени, осмотрел поломку и заворчал:

— Ты где, мать твою, водить учился?

Из кабины не ответили. Тот, что раньше сидел на пассажирском сиденье, вздохнул. С гражданскими охранниками всегда так: каждый выдрючивается, изображает из себя супермена. Куда надежнее работать с бывшими сослуживцами или сослуживицами. Им ничего не нужно доказывать, да и им тебе тоже. А на таких заданиях никакой надежности. «И восстал в Египте новый царь, который не знал Иосифа», как сказано в Исходе.

— Сейчас запаску достану.

Никакого ответа. Хотя бы платят неплохо. Он перекинул винтовку через плечо, подошел к багажнику, стал отвинчивать запаску.

Вокруг его горла обвилась рука, начала сжимать. Он попытался заговорить, но дыхание пресеклось, попытался швырнуть обидчика на землю, но тот оказался силен. Мир померк.

Грейс опустила наемника на землю, на глазок прикинула его вес, вытащила шприц, воткнула в шею. Закинула наемника в багажник, потом стащила другого с водительского сиденья — бесчувственного, как и его товарищ. Поменяла колесо, проколотое погрузила в багажник вместе с неподвижными телами. На дереве у нее над головой пела птичка какого-то пыльного цвета.

— Ты на три секунды побила свой прежний рекорд по усмирению двух громил и замене колеса, — раздался у нее в наушнике голос Лиама, когда она включила первую передачу. — Но пока еще рано, можешь не перенапрягаться.

— А ты очень кстати вырубил электричество. Ты так можешь всегда и везде?

— Надеюсь, нет. На местной подстанции программный пакет древний, они несколько обновлений пропустили. Но как разберутся, что я нахимичил, починят.

— То есть они облажались.

— Я бы всяко нашел способ. Вы с Сэл тут не единственные умницы.

Она свернула на боковую дорожку в сторону сарая, где они заранее решили складировать обездвиженных наемников.

— Ты больно задиристый стал. В чем дело?

В наушнике — молчание и треск помех.

— А чего это вы с Сэл раз — и стали лучшими подругами?

Она припарковала джип, зашла в сарай, вернулась с холщовыми мешками и мотком паракорда. Паракорд — штука надежная, прочная, дешевая, хорошо завязывается в узлы, не махрится, если резать, а если и махрится, срез можно подпалить зажигалкой. На большую часть технологических достижений, появившихся с тех времен, которые Грейс предпочитала называть старыми добрыми, — с двадцатых годов, которые она провела дома, в Шанхае, она смотрела как минимум с подозрением, но для паракорда делала исключение. Отмерила его, наматывая на руку.

— Трения между коллегами — бессмысленная трата времени.

А у меня его в запасе мало, не стала она добавлять. Где-то с горящей свечи капал расплавленный воск — жизнь ее сгорала с каждой минутой бодрствования. Они с Лиамом проработали бок о бок много лет — в смысле, по его меркам, однако он уважал ее частную жизнь и так пока и не узнал о свече и ее проклятии. Сэл все знала уже не первый месяц: наглая она ужасно, отказывается соблюдать традиции, очередность, личные границы Грейс. С другой стороны, обнаружив, как Грейс одинока, Сэл потянулась к ней. Почему к ней, не к нему?

Грейс, отмерив, обрезала веревку.

— За те три года, что я в отряде, ты мне ни часика не выделила, — продолжал он. — Ну, ладно. Я уважаю профессионалов. Но тут вот подумал: а может, ты только со мной так? Я тебя чем-то обидел? Ты меня недолюбливаешь?

— Нормально я к тебе отношусь. — Мешки для рук и ног, повязки для глаз — все обвязать веревкой, не слишком туго. Она вскинула первое бесчувственное тело на плечо.

— Наверное, у Сэл просто характер легкий.

***

Бродя с Асанти по средневековым закоулкам в центре города Родоса, Сэл не придумала реплики лучше, чем:

— То есть вы с Норсом этого-того?

Архивариус презрительно взмахнула ладонью, будто отгоняя шавку.

— Ничего ему не обломится. Да и вообще он, как там это по-английски… «беспардонный хрен»? Он младше моего среднего сына.

Менчу они оставили в гостинице — перепроверять и благословлять оборудование перед вечерним нападением. Насколько Сэл было известно, ни у кого не было убедительных доказательств того, что эти благословения работают: с другой стороны, убедительных доказательств обратного тоже не было.

Сэл хотела было закрыть тему, потом передумала.

— Ты рано начала.

— Я все рано начала. — Асанти подняла глаза на каменные стены, смыкавшиеся у них над головами. — Это неправильная дорога ко дворцу великого магистра.

— Знаю, — ответила Сэл. — Просто я хотела посмотреть, что тут еще есть. В наших поездках редко удается осмотреть достопримечательности.

Асанти рассмеялась.

— Это мне напоминает давние дни в академии. Ездишь по красивым местам по всему миру и весь день торчишь в конференц-зале, таком же, как и все остальные.

Узкая улочка вывела их на мощенную булыжником площадь у городской стены.

— Уму непостижимо, что они простояли так долго.

— В те времена крепости строили на века, — откликнулась Асанти. — Рыцари Святого Иоанна веками защищались от вторжений, вернее, если быть совсем точными, веками защищали место, в которое вторглись, от контратак — и скопили кучу награбленного добра. За этот остров они цеплялись, как орел за черепаху. Но в итоге Сулейман Великолепный их все-таки одолел. — Асанти моргнула, отгоняя воспоминания о далеком прошлом. — Мистер Норс меня решительно не привлекает.

— Ну и ладно. — Взгляд Сэл скользнул с крепостных стен вниз, на приземистое каменное здание, караулку или кордегардию. — А это что? — Не дожидаясь ответа, она ринулась через улицу, едва не попав под колеса летевшей мимо «ауди».

— Должна признать, — добавила Асанти, нагнав коллегу, — что как соперник он мне импонирует. Когда бы Братство давало мне ту же свободу, которой пользуется он.

Сэл, поднявшись до середины лестницы, обернулась.

— Тебе хочется убивать людей и воскрешать зомби?

Двое местных озадаченно глянули на нее. Сэл расплылась в улыбке, помахала, они зашагали дальше — будем надеяться, решили, что не так поняли английские слова.

Асанти купила у торговца фруктами корзиночку вишен и зашагала вслед за Сэл по ступеням.

— Нет, конечно, хотя если бы эти занятия считались нравственными, я с удовольствием попугала бы некоторых людей. — Она положила ягоду в рот, проглотила, выплюнула косточку через перила. Сэл гадала про себя, много ли среди жертв Асанти оказалось бы членов Братства. — Да, свобода, с которой он исследует магию, кажется мне занимательной. Мы стоим на пороге двух вариантов будущего: утопического и катастрофического — и они борются между собой. Норс в определенном смысле прав. Братство и подобные ему организации могут сохранять статус-кво лишь до определенного момента. Если нынешний наплыв мистических явлений — не сезон бурь и не прилив, а подъем уровня моря, не исключено, что на приобретение необходимых знаний у нас уже остались даже не десятилетия. Возможно, что и не годы.

— Ничего себе.

— Одно ясно: у наплыва магии может быть лишь один исход, — произнесла Асанти, разглядывая вишни и площадь. — Некоторые представители Братства, безусловно, верят — или хотели бы верить, — что наши травмы предвозвещают второе пришествие или подобное мессианское событие.

— Серьезно?

— Не столь многие, как в определенных протестантских кругах в твоей стране, однако я слышала от некоторых подобные рассуждения. В определенном смысле это обнадеживает: иерархи убеждены, что события развиваются согласно предначертанному плану. В девяностые годы, если помнишь, было одно кино, в котором глобальное потепление оказалось результатом заговора пришельцев. Альтернатива — то есть то, что мои доклады читают, но игнорируют, поскольку систематические изменения проводить сложно, а текущая — дадим ей гордое имя — схема вроде как работает — в целом… — Асанти поискала на небе нужное слово, — не радует. Свобода, которой обладает Норс, меня привлекает. Богатство позволяет проводить исследования как ему заблагорассудится и без последствий — помимо, разумеется, общих летальных побочных эффектов обращения к магии, но их ему, похоже, до сих пор удавалось избежать. Везет же некоторым.

— А почему бы и тебе не поработать вне системы?

Асанти обернулась к Сэл, склонив голову набок и приподняв одну бровь.

— Я же не предлагаю переходить на другую сторону. Просто… уверена, что у тебя есть свои основания, более веские чем просто «да я могу вляпаться».

— Это сложный вопрос. Вишенку? — Она протянула ее Сэл, та съела. Ягода была скорее сладкая, чем кислая: спелая, свежая, ароматная. — Вишни примерно отсюда и происходят. С одного места на побережье, за Геллеспонтом и Троей, с островка поменьше этого.

— Круто, — жуя, откликнулась Сэл.

— Я ведь тогда, знаешь ли, могла солгать.

— Так солгала?

— Ты мне доверяешь. А самое смешное, что я и сама себе доверяю. Я же умная. Привыкла мыслить глубоко и, по большей части, правильно. В прошлом я часто оказывалась права, хотя и не всегда. Но как я могу знать, лгу я себе или нет? Если мне кажется, что где-то нужно поступиться принципами, пойти на определенные риски — откуда мне знать, права я или слушаю нашептывание демона в ухо? Разум плохо осмысляет собственные движения. А вот что касается тебя, и Артуро, и Грейс, и Лиама — вы мне небезразличны. Вам я не наврежу. Если вдруг поймаю себя на том, что забыла это и списала вас в приемлемые потери — значит, я сбилась с дороги.

— Как эти «нити-растяжки» у Лиама. Проверки на одержимость.

— Типа того, — согласилась Асанти. — Мне грозят собственные опасности. Если уж суждено мне быть частью этого потайного мира, то лучше, чтобы рядом были друзья. Скажу честно, бывают дни, когда мне очень хочется, чтобы все это оказалось вымыслом — а я, мол, просто собираю в какой-то научной библиотеке оккультные знания из чистого любопытства.

— Можешь и тут попробовать. — Сэл большим пальцем указала через плечо на раскрытую дверь на верхней площадке лестницы. — Публичная библиотека Родоса. Тут сказано — здание относится к временам рыцарского ордена.

— Подумаю. — Асанти выбрала две вишни, одну съела, другую передала Сэл. — Пойдем. Поглядим, во что там вляпался Артуро.

***

— Я, — заявил Лиам, поднимаясь по лестнице в гостиницу, — совершенно изумительная личность.

— Что, правда? — пробился ему в ухо сквозь помехи голос Грейс. — Все не успокоишься?

— Я остроумный, обаятельный, умный мужчина, который не бросает друзей в беде.

— У тебя есть и еще одно ценное качество: непрошибаемость.

Он в третий раз проверил номер комнаты, записанный на коктейльной салфетке, отсчитал двери до 314-й.

— Я просто пытаюсь понять, чем тебя так обидел. Чтобы исправиться.

В коридоре никого, ни впереди, ни позади. Он посмотрелся в экран телефона, проверил, как там его улыбка. Если не симпатичная, то уж всяко безобидная. Телефон обратно в карман, распрямить шею, повращать плечами, сделать нужное выражение лица. Проверить, как закупорено шампанское. Он выбил сложную дробь на двери. Когда Тарик открыл, Лиам ухмыльнулся и попытался прогнать угрызения совести.

— Привет.

— Если хочешь знать правду, — прозвучал в наушнике голос Грейс, — можно, к примеру, так: твои унылое самокопание, бездарное иронизирование и дурацкие приступы угрызений совести меня несколько смущают.

Он продолжал улыбаться от уха до уха. Сосед Тарика по комнате тут же смылся и оставил их наедине. Продолжай держать лицо, приказал себе Лиам, когда Тарик пожал ему руку. Он разлил шампанское, они чокнулись бокалами. Тарик тут же осушил свой. Вид у него был довольный. Потом лицо его обмякло, а за ним и все тело. Лиам поставил свое нетронутое шампанское на стол. Губы — там, где он прикоснулся к жидкости с наркотиком — пощипало, потом они онемели. Через несколько минут пройдет.

— Прости, Тарик.

Он положил охранника на кровать, проверил пульс: все в порядке. Не нравилось ему опаивать людей.

— Понял, о чем я? Угрызения совести.

— Ты там не забыла, на какую мы церковь работаем? Провинциальную церковь пушистых зайчиков и довольных акустических гитар Северного Вермонта?

— По-моему, Вермонт — не провинция.

— Ты знаешь, о чем я.

— Погоди-ка. — До него донеслись короткие всхрапывания и несколько отрывистых ударов плоти и кости о плоть и кость.

— Похоже, у тебя нет времени переживать по поводу конфликтов с коллегами, o dame sans merci[6]. — На другом конце провода — короткое рычание, звяканье металла о бетон. Лиам нашел в шкафу форму Тарика и начищенные ботинки. Форма оказалась почти по размеру, а вот ботинки придется подогнать свои. — Не исключено, что это самый откровенный наш разговор за все годы совместной работы, а случился он только потому, что меня это достало.

— У меня есть на то причины, — ответила она, и микрофон уловил завывание чего-то тяжелого, пролетевшего, по всей видимости, возле самой головы Грейс, а после донесся мужской голос, ругавшийся, кажется, по-турецки. — Я уже давно пришла к выводу, что говорить о себе это…

— Напрасная трата времени, знаю. — Он вылил остатки шампанского в раковину, протер бутылку тряпочкой и вышел, извиняющимся жестом попрощавшись с бесчувственным Тариком. — Видит Бог, у меня есть собственные тайны. Они у каждого есть. Я чувствую, что между вами с Сэл возникло взаимопонимание, где я — третий лишний, откуда бы оно ни взялось. Просто попробуй на минутку вообразить себе, что я при этом испытываю.

— Спускайся сюда, — откликнулась Грейс. — И садись в машину.

***

Из всех секретных заданий Грейс меньше всего любила проникновение на вражескую территорию. Если противник нормально подготовился, это почти гарантированный провал. Ей нравились тени, нравилось подкрадываться сзади. Если такого не случалось, то что ж — и в драках есть свое очарование. Но проникновение — тут и выглядишь подозрительно, и не спрячешься. Нужно двигаться и действовать так, будто ты на своем месте, что, понятное дело, совсем не так.

У Норса, по счастью, не было военной подготовки, а нанять соответствующего советника ему не позволили то ли самоуверенность, то ли спешка. Когда на закате дня они с Лиамом подъехали к лагерю на машине Тарика, объяснение, которое выдал Лиам — «Тарик с напарником патрулируют лес, а нас послали к воротам» — никого не смутило. Закончившие смену охранники сказали им, где поставить машину, и отправились в палатку-столовую.

Грейс не впервые в жизни подумала, сколько же есть на свете систем, которые можно запросто вырубить двумя обманными действиями.

На небе появились звезды. За спиной Грейс чихнул и завелся генератор. Она вытащила фонарик, направила луч света на горный хребет, трижды мигнула; увидела ответную вспышку.

Отлично. Сэл и остальные на месте; когда коллеги подойдут, они с Лиамом запустят их внутрь и, если повезет, те доберутся до центрального шатра незамеченными. План безумный, но может сработать.

Потом раздался щелчок.

— Бросай фонарик, — произнес голос — гравий и китайские колокольчики. — И оружие. А то он умрет.

Крестик одновременно жег и леденил кожу Грейс.

Она выпустила фонарик. Медленно расстегнула кобуру, отсоединила магазин, отбросила и его, и пистолет. Невелика потеря. Ей этот пистолет никогда не нравился. Впрочем, ей не нравилось любое оружие.

— Ко мне повернись, медленно.

Штука, которая держала Лиама, обхватив пальцами-ножами его горло и приставив пистолет к его виску, ничем не напоминала человека. Лицо — как невыполненное обещание. В глазах щелкали, перефокусируясь, красные линзы, между пластинами, заменявшими собой зубы, стекало струйкой темное масло. Гомункул. Вот почему служанка Норса выглядела смазанной на кадрах из гостиничного номера: на ней не магическая одежда, у нее нет магических способностей — она сама магия.

А вот что до бойцов, стоявших по обе стороны от гомункула, — они были самые обыкновенные люди, и того, что спутница их — вовсе не человек, не замечали, или им было все равно. Винтовки они держали наготове.

Норс, видимо, использовал заклинание, благодаря которому этот гомункул казался человеком тем, у кого нет серебра на шее. Чтобы не объяснять, что это за демон, всем наемным работникам.

Грейс магию терпеть не могла.

В другой ситуации она, возможно, и завалила бы эту штуковину. Но тут не успеть: она перережет Лиаму горло или пустит ему пулю в голову.

— Прости, — извинился Лиам.

Она подняла руки и, проявив милосердие, не стала смотреть ему в глаза.

— Сдаюсь.

Руки Грейс сковали наручниками за спиной. Гомункул за всем следила и отпустила Лиама только после этого.

— Пошли, — сказала гомункул. — Он хочет видеть вас обоих.

Грейс, владевшая множеством языков, чертыхнулась про себя почти на всех.

***

— Черт, — в сердцах произнесла Сэл и передала бинокль Асанти.

— Их ведут в главный шатер, — заметила Асанти. — Гомункул взял Лиама в заложники.

— Может, гомункул еще облажается. Может, Норс не знает, на что способна Грейс.

— Вряд ли, — заметил Менчу. — Магия взывает к магии. Эта штуковина не даст Грейс возможности подраться. — Он нахмурился. — Зато она занята ими, а значит, нас не сможет остановить. У нас есть джип, можем снести ворота и подъехать к шатру.

— Да ну, святой отец. — Сэл покачала головой. — Грейс же сказала, что в лоб это место не возьмешь.

Асанти опустила бинокль.

— Остался единственный путь.

— Нет, — откликнулся Менчу.

— Я понимаю твое нежелание, но…

— Каждый раз, когда мы прибегали к магии, она пыталась нас убить.

— Выбора у нас, по сути, нет, разве что ты, может быть, захочешь сразиться с мистером Норсом уже после того, как он получит книгу? Без Лиама. И без Грейс.

Менчу медленно бродил туда-сюда по обочине, пока не подыскал слова:

— Даже если воспользоваться магией — как именно? На стороне Норса время. Машины. Инструменты. Знания.

— Мы слуги Церкви, — возразила Асанти. — Как и рыцари. Тут у нас перед ним фора. Нам нужно место, так или иначе связанное с библиотекой рыцарей Святого Иоанна — например, кабинет во дворце великого магистра. Архив или сокровищница. Место, где есть зеркало.

— То есть ты предлагаешь в ближайшие два часа незаконно проникнуть в одну из основных исторических достопримечательностей Родоса, причем без Грейс и Лиама?

— Есть предложения получше?

Между священником и архивариусом повисло злое напряженное молчание, и Сэл пришлось заставить себя выговорить:

— У меня есть.

4

— Мисс Чен, мистер Дойл. — Норс приветствовал их широким жестом, не отрывая, впрочем, глаз от приборной доски. — Как любезно, что вы к нам присоединились. — Он повернул ручку, и песнопения, заполнявшие комнату, выровнялись по тону и темпу. — Устраивайтесь поудобнее.

Шатер был ярко освещен; помимо Норса и его машин тут никого не было. Перед тусклым зеркалом в кольце проводов стояли два стула.

— Сесть, — приказала гомункул. По шее Лиама сползла, запятнав рубашку, струйка крови. То ли коготь соскользнул, то ли он вдохнул слишком глубоко.

Перед зеркалом лежал фермер, запеленутый в собственную кожу.

Грейс перехватила взгляд Лиама, села. Гомункул подвела Лиама к соседнему стулу. Когда пальцы-ножи отпустили его горло, он попытался дернуться назад и напасть на гомункула, но она стукнула его пистолетом по виску, и он упал на сиденье. Гомункул отошла, держа Лиама на прицеле, и заняла позицию там, откуда могла видеть обоих — и в случае надобности пристрелить.

Грейс выжидала. Лиам рядом с ней истекал кровью.

Песнопения зазвучали громче. В прозрачных трубках по углам шатра забулькала жидкость. Грейс не хотелось угадывать, что это за жидкость: у нее были сильнейшие подозрения, что она и так это знает.

Норс нахмурился, подкрутил ручки на панели, которую Грейс приняла за микшер. Звук не изменился, однако она ощутила какое-то движение у себя в костях и в крови.

— Просто удивительно, на что способен Механический Турок, — произнес Норс, хотя его никто не спрашивал. — Магия любит человеческие мозги — для нее это любимая оперативная платформа. Когда-нибудь у нас появится для этих целей искусственный интеллект, селективная имитация мозговой деятельности, и мы сможем проводить масштабные параллельные песнопения. Пока же простые задачи лучше всего решают именно люди, которым выдается компенсация — столь незначительная! — за сдачу в аренду их мозгов. Пример тому — повторяющиеся часовые песнопения по «Скайпу», сведенные с помощью синхронизирующей дорожки. — Он двинул бегунок, музыкальные вибрации стали резче. — Важно разобраться с запаздыванием, отсюда микшер, а также, как выяснилось, существует ряд второстепенных эффектов, для фокусировки или отсечения которых можно использовать кровь и прочие гуморы — отсюда вся эта машинерия. У культистов все проще и традиционнее, но их кормить и обхаживать — тут и человек побогаче моего разорится. Я предпочитаю современные методы.

Грейс выжидала. Лиам наблюдал за Норсом и его гомункулом, пылая праведным гневом, который Грейс понимала, но отказывала себе в удовольствии разделить. Аппаратура побулькивала.

— Никаких вопросов? Никаких заверений, что мне это не сойдет с рук? Я рассчитывал как минимум на беседу.

Грейс улыбнулась ему.

— Ну, дело ваше. Я привык работать в одиночестве.

Он почти час колдовал над пультом, иногда принимаясь негромко напевать в такт песнопениям, затыкая пальцем одно ухо, чтобы проверить тональность. В голове у Грейс крутились слова, трепыхались в крови. Наконец Лиам взревел от боли.

— Прекрати, сволочь…

Норс щелкнул переключателем.

Песнопения смолкли.

Нет. Что-то не так. Она по-прежнему ощущала крючки в сердце, червей под кожей, однако напев изменился, вибрировал не воздух, а некая иная субстанция. Грейс поморщилась. Когти скребли по классной доске мира. Шатер пульсировал и раздувался, будто животное, гниющее изнутри.

Кривое бесформенное зеркало в центре шатра не было больше ни кривым, ни бесформенным. Поверхность стекла, прежде бугристая, сделалась гладкой, точно искусственный водоем. Рама выглядела крепкой, несгибаемой. Норс отвесил поклон. Никто не зааплодировал.

Норс опустился на колени рядом с земледельцем. Лезвие ножа прочертило красную линию по центру плоти, там, где раньше было лицо. Приблизившись к зеркалу, Норс вытер пальцами кровь с клинка и нарисовал на стекле круг. Когда круг замкнулся, стекло исчезло.

За рамой зеркала Грейс увидела поблескивающий камень, шахматный пол и свет.

Она могла его остановить. Даже если гомункул пальнет в нее из пистолета, она, возможно, опередит пулю. Если только Норс не выставил иной защиты. Если ей плевать, что Лиам погибнет.

Вроде — и ладно. На кону судьбы мира: что же остается делать? Остановить злодея? Или спасти друга?

Норс шагнул в зеркало, Грейс лишь посмотрела ему вслед.

***

Проникнуть в публичную библиотеку Родоса оказалось проще, чем Сэл ожидала, — по крайней мере, до тех пор, пока не сработала сигнализация.

— Хорошо то, — заметил Менчу, когда они бежали мимо абонементной стойки, озаренной миганием тревожных ламп, — что магия не требует сосредоточенности или тишины.

Ему пришлось орать во весь голос, чтобы перекрыть вой сирены.

— Вообще-то кражи со взломом — не моя работа, — заметила Сэл. — Я не виновата, что злой маг взял в заложники нашу боевую группу.

— Сама такой план предложила, — ответил Менчу. Сэл подумала, что он мог бы вообще-то ей на это и не указывать.

— Сюда. — Асанти повела их по современной лестнице, тут хотя бы вой сирены не отражался от голого камня.

— Времени у нас мало, — заметила Сэл. — Скоро копы заявятся.

— Мы почти на месте.

— Что мы вообще ищем? Какой-то древний артефакт?

— Не совсем, — ответила Асанти и открыла дверь женского туалета: гудящие лампы дневного света озаряли казенную зеленую плитку.

Менчу резко остановился.

— А что?

— В хрониках упомянута палата для очищения, с зеркалом, которая находится в библиотеке, принадлежащей рыцарям Святого Иоанна. Мы подобрались к ней максимально близко. — Асанти открыла сумочку, вытащила оттуда зажигалку, пакет швейных иголок, кисточку и серебряную рюмку, расставила на полочке под зеркалом в туалете. — Если я не ошиблась, Норс своими усилиями, так сказать, вырыл колодец, приблизив наш мир к… тому месту, куда рыцари, покидая Родос, отправили свой архив. Но мы можем вслед за ним нырнуть в тот же колодец и без его ресурсов.

Она до черноты нагрела над зажигалкой кончик иголки, уколола себе палец, выдавила в рюмку каплю крови. Облизала кисточку, чтобы та сделалась совсем тонкой, намочила в крови, нарисовала на зеркале круг и цепочку угловатых букв, не вполне греческих.

Зеркало осталось зеркалом.

Асанти нагрела еще две иглы, передала их Сэл и Менчу.

— Нужно познакомить магию со всеми нами.

Менчу бросил на Асанти и на иглу злобный взгляд, потом проколол палец. Сэл свою ранку ощутила не как боль — для этого в крови было слишком много адреналина, — а как тепло, сконцентрировавшееся в красной капле, которую она добавила в рюмку Асанти.

Наверху открылась входная дверь, ноги в ботинках затопали по зоне общего доступа.

Асанти все прихорашивала свои узоры. Кровавый след полыхнул черным пламенем. Он льнул к зеркалу, точно к листу каучука, но внутрь пробиться не мог.

Наверху — крики на греческом, резкие, отчетливые. Языка Сэл не понимала, но знала, что к чему: приказ обыскать.

Асанти нахмурилась, размышляя.

— Чего не хватает? — спросил Менчу.

— Исповеди. — Слово это скатилось у Сэл с языка прежде, чем она сообразила, что сейчас скажет.

Асанти рассмеялась, как будто никакие ноги в ботинках и не топали по лестнице.

— Ну конечно!

— Нет у нас времени для исповеди, — отрезал Менчу.

— В укороченном варианте, понятное дело. Просто магию нужно подпитать. Сознайтесь в своем грехе, святой отец. — Она подалась к зеркалу и произнесла: — Мой — гордыня.

Пламя возвысилось, зеркало прогнулось внутрь.

Менчу вздохнул и тоже подался вперед.

— Гнев. — Стекло пошло трещинами.

Коп потряс дверь, она не открылась. Сэл не понимала, кто ее запер. Коп всем весом навалился на дерево, панели, задвижка, петли — все выдержало. Сэл тоже подошла к зеркалу. Она собиралась произнести «вожделение», это же наверняка засчитается, но сама не расслышала слова, которое сорвалось с ее губ прежде, чем зеркало раскололось и утянуло их внутрь.

***

В шатре Лиам яростно смотрел на гомункула с пистолетом.

Он высвободил руки из наручников. Это оказалось просто — нужны лишь булавка и время. Но как выскочить из-под прицела, он пока не придумал.

Сквозь зеркало просачивался свет, струился, мерцал, напоминая пролитое машинное масло на закате. Норс был внутри — сколько у него уйдет времени на поиски книги? Если переломать оборудование и, возможно, закрыть зеркало, так, чтобы ему было не выбраться, утопить его в этом чертоге чудовищ, в котором рыцари спрятали свой архив, — может, тогда все это уже станет неважно, может, он не сможет процарапать дорогу назад даже с помощью «Кодекса». Человеку свойственно надеяться.

Пока им ничего другого и не оставалось.

Это он виноват, безусловно. Не расслышал, как к нему сзади подкрался гомункул. А ведь наверняка были какие-то признаки.

Он повернулся влево, к Грейс.

— Прости меня.

Грейс уставилась на него, а потом взгляд ее скользнул в сторону, к оставленной без присмотра приборной панели. Он понял: «Доберись туда». Несмотря на гомункула с пистолетом. Несмотря на неизбежность смерти.

— С кем не бывает, — сказала она.

Видимо, у нее есть план. Какой, он не имел ни малейшего представления: да, она сильная, да, быстрая, но не настолько сильная и быстрая. Таких вообще не бывает. Когда их глаза снова встретились, он выждал один вдох, потом однократно моргнул. «Хорошо». Взглядом не скажешь: «Я не врубился, что ты задумала, надеюсь, что-то толковое».

— Я тебе доверяю, — сказал он.

Грейс вся обмякла. Он знал эту расслабленность, провисание мускулов, готовых выполнять свою работу. Она тихо работала плечами.

Руки ее оставались скованными. Он старался об этом не думать.

Отмерил десять медленных вдохов и сделал рывок.

***

Сэл стояла на шахматном полу сводчатой каменной комнаты. Каменные полки, тесно уставленные книгами, тянулись вдоль стен, но книги были лишь намеками, воспоминаниями: стоило отвести взгляд, они начинали колебаться. Неподвижной оставалась лишь одна книга.

Сэл не подозревала, что Codex Umbra такой маленький. Он лежал на каменной кафедре за спиной у величественной фигуры, сотканной из золотого сияния, лицо которой клеймил теневой крест.

Рядом с ней материализовались Менчу и Асанти — или она только в этот момент их заметила. А напротив, тоже лицом к «Кодексу» и его стражу, стоял Александр Норс.

Сэл попыталась броситься к книге, но не смогла сделать ни шага.

По ее телу будто прошел ток — нет, не совсем так. С мышцами что-то случилось, они отвердели и не повиновались. Она могла бы расслабиться, если бы постаралась — растечься под кожей, стать чем-то иным. Совершенно иным.

Она вспомнила ковер из пальцев и волосатую дверь, вспомнила гоблина в тесной квартирке в Мадриде — и отмахнулась от искушения. Сосредоточилась на своих костях и коже. Она существует. Она человек. Пока.

— Вы пришли за книгой, — произнес свет. — Ибо нет здесь иных целей. Зачем взыскуете вы ее силу?

Свет не двигался, но Сэл чувствовала, как его внимание прочесывает ее кожу. Где-то в глубине, в груди свернулся калачиком какой-то тайный стыд или страх, устроился в тени ее существа, спрятался. Она попыталась заговорить, но не могла отыскать собственный язык.

У Норса, похоже, таких проблем не было.

— Я пришел продолжить труд старого магистра. Я призываю магию на службу себе и человечеству.

— Он лжет. — Голос Асанти звучал глубже и тверже голоса Норса. Она сделала шаг вперед, сохраняя полное самообладание, и пол библиотеки прогнулся под ее ногами. — Он запятнал себя в поисках власти. У него нет ордена. Нет товарищей. И разум его надломлен.

Свет сиял безмолвно.

Норс рассмеялся — холодно, безрадостно.

— Ты о чем?

— А ты до сих пор не заметил, Алекс? Внутри тебя демон.

***

Лиам метнулся к панели, скорее летел, чем бежал, — горизонтальная линия над землей. Засвистели пули.

Он не знал, каково это, когда в тебя входит пуля. Шрамы на его теле говорили о том, что должен бы знать, ибо стреляли в него не раз и не два, но это было в период одержимости, и он сомневался, что демоны (или люди, в которых они вселились) ощущают боль так же, как обычные смертные. Но во всех прочитанных им историях говорилось, что ты при этом что-то чувствуешь.

Он же не почувствовал ничего. Гомункул выстрелил еще трижды, но Лиам уже добрался до пульта — дыхание перехватило, глаза опущены, крови нет, сердце несется вскачь, пот выступил всюду.

Господи. Грейс.

Он рискнул глянуть через край пульта: она неподвижно лежала на земле перед своим стулом.

Нет. Не могли ее, не могла она. Он бы этого не позволил.

Но…

Руки ее были вытянуты вперед. Непонятным образом. И с ее плечами под курткой что-то было не так.

Прямо у него на глазах суставы со щелчками вставали на место. Одна из кистей Грейс лежала перед ней на голой земле. Из нее текла кровь.

Внимание гомункула переключилось на Грейс. Лиам крикнул:

— Эй! Уродина!

Еще два выстрела — пульт разнесло вдребезги.

Грейс пошевелилась.

***

— Демон? Этого не может быть.

— Я бы не стала отрицать это так поспешно, — заметила Асанти. — «Кодекс» был спрятан много столетий, но тем не менее ты вычислил это место, причем сам, один.

— Я умен. У меня есть деньги — и магия.

— Они были и у других, кто искал эту книгу. Ты думаешь, что ты умнее, могущественнее и богаче Хозяйки?

Норс заколебался. Очертания его размылись, и, хотя он и не утратил равновесия, силуэт его покачивался из стороны в сторону — он напоминал рисунок на флаге, который развевается на ветру. Асанти сделала шаг вперед.

— Я их беспощаднее, — сказал Норс, — напористее. Других сковывает и ослепляет традиция.

— Тогда как твои глаза открыты. Потому что тебе их кто-то открыл. На протяжении всей охоты ты опережал нас ровно на шаг.

— Я начал первым.

— Ты знал, куда двигаться. Нашел в архиве ту единственную книгу, которая могла тебе помочь; убил пифию в точности перед тем, как мы смогли задать ей вопрос, как тебя обойти. В мире полно странных совпадений, но в данном случае их многовато.

— Ты цепляешься за соломинку. Хочешь, чтобы я усомнился в себе.

— Я хочу, чтобы ты усомнился в себе, — подтвердила Асанти, — ибо в голове у тебя сидит монстр, и он привел тебя сюда, потому что ему нужна эта книга, дабы призвать его друзей-монстров в игру.

— Я бы заметил…

— Нет, — откликнулась она. — Не заметил бы. У тебя есть ресурсы, есть сила — но есть ли у тебя друзья, готовые оттащить от края пропасти? Кто-то, кто мог заметить, что демон запустил когти тебе в мозг?

***

Грейс двигалась стремительнее всего, что Лиам когда-либо видел в своей жизни: бросилась вперед и напала на гомункула, который закачался под ее весом. Грейс ударила его по ноге, металл погнулся. Лиам и раньше наблюдал, как она дерется, но так она никогда еще не дралась.

Это было не просто здорово. Это было неестественно.

Точно магия.

Он, конечно, и раньше знал. Догадывался, но не спрашивал, потому что если спросишь, придется признать, что человек, сражающийся с тобой рядом, носит в себе ту же самую силу, которая забралась к тебе в голову и уничтожила твою прежнюю жизнь.

Она владела магией. И она его спасла.

Он услышал снаружи шаги: подходили бойцы. Грейс отвлекла гомункула, а он, наверное, разобрался бы с пультом, но прикрыть ее было некому. При всей ее стремительности вряд ли она сумеет обогнать пулю.

Да чтоб тебя.

Он подобрался к пологу шатра и спрятался за одним из сосудов Норса, в котором булькала кровь. Внутрь вошел наемник, увидел Грейс, поднял винтовку — Лиам выхватил у него винтовку и ударил его по лицу.

Теперь он по крайней мере не сомневался, что поступил правильно.

***

Норс снова утратил очертания.

— Я изучил тайные пути силы. Демоны отвечают на мои призывы. Магия подчиняется приказам!

— Магия приказывает, — поправила Асанти, — а ты подчиняешься.

— Нет! — В глазах его плескалось неприкрытое отчаяние.

— Загляни в свое прошлое, Алекс. Вспомни ту ночь, когда ты был один, тебе было страшно, и в ухо тебе шептал голос, суля свободу, суля власть. Ты позволил голосу повести тебя за собой — он так тебя и ведет. Ведет и сейчас. Кому нужна книга — тебе или голосу? Тебе было страшно, нечто заползло тебе под череп, и с помощью этого страха поработило тебя. Поправь меня, если я ошибаюсь.

— Я… — Он попытался сделать шаг к книге и упал на колени. Попытался заговорить, но рот сделался чернильным мазком, и вместо слов оттуда исторгся безнадежный вой.

Сэл едва не вырвало.

Асанти шагнула к кафедре и к свету.

— Эта книга принадлежит тому, кто не позволит ей себя поработить.

Крест на золотой фигуре вспыхнул тенью.

Асанти прошла сквозь свет, слегка согнувшись под его весом, будто на нее сверху падала вода. Но она прошла, и свет погас.

Она дотронулась до Codex Umbra, закрыла глаза, а когда открыла, свет уже горел в ней. А она плакала.

Менчу вытащил из сумки на плече саван, поднял повыше.

— Асанти. Отдай мне книгу.

Она обнажила зубы — не то чтобы в улыбке.

***

Лиаму случалось горько размышлять о том, что бить людей, чтобы они не рыпались, куда труднее, чем принято думать. Даже Пегги Картер приходилось прибегать к старому доброму методу «раз врезал — и вырубил». Не поспоришь, Лиам действительно врезал первому наемнику прикладом его же винтовки, а потом поставил второму подножку, увернувшись от пули — но пока он тянулся за винтовкой второго наемника, первый, понятное дело, поднялся, и внимание Лиама переключилось, потому что первому пришлось ломать винтовкой колено, а потом переключилось обратно, уже на то, чтобы стукнуть второго прикладом по голове, уклоняясь от удара винтовкой — а, черт, он за ножом потянулся, ладно, треснем его по горлу, может, на этот раз…

Тут Лиам сообразил, что слишком давно не смотрел на первого наемника: тот успел дотянуться до кобуры, и…

Рука первого наемника переломилась у локтя с жутковатым хрустом — над ним стояла Грейс, в руке пистолет, все тело в глубоких порезах, которые затягивались прямо у Лиама на глазах. Грейс описала элегантный круг, заехала второму наемнику по виску, тот повалился.

— Ты... — сказал Лиам. — Ничего себе.

— Можно, мы это потом обсудим?

Из зеркала вырвался поток света.

— Конечно.

Она подняла пистолет и прицелилась.

Свет погас.

В шатре стояли Менчу, Асанти и Сэл. Менчу держал завернутую в саван книгу.

Зеркало за их спинами приняло изначальную форму и раскололось.

На полу, между рваных обломков гомункула, лопнул кожаный сверток, раскрылся цветком. Внутри лежал человек и плакал.

— Простите, что пропустили самое интересное, — сказала Сэл.

Грейс открепила магазин, отбросила пистолет.

— Долго же вы там болтались. А Норс где?

Асанти качнула головой.

— Где-то в другом месте.

5

Они вырвались.

Был тяжелый момент, когда Грейс прикрывала их огнем, Лиам таранил угнанным джипом забор, окружавший территорию, а Менчу проводил мистеру Альхадефсу сердечно-легочную реанимацию. Потом за руль села Сэл, но суть от этого не поменялась. Наконец вырвались, Codex Umbra при них, завернут в саван и пока что не опасен. Альхадефса они отвезли в больницу.

Настало время праздновать.

Лиам принес виски, который незаконно протащил в ручной клади. Грейс переоделась в вещи, которые как минимум не были заляпаны кровью, и побежала за другими напитками. Сэл первый час проработала ди-джеем, потом ее сменил Менчу. Выяснилось, что у святого отца в телефоне нет ни одного приложения, кроме тех, которые загружают при продаже, зато есть шестьдесят песен в стиле соул.

Сэл пела и танцевала с архивариусом. Разливала напитки, опуская в них вишни. А почему бы и нет? Они же победили.

— Откуда ты знала? — спросила она у Асанти в перерыве между танцами.

— А я не знала, — созналась та. — Но и он не знал тоже.

— Что?

— Мы с Норсом во многом похожи. Я ударила его в самое больное место, потому что оно и у меня больное. Действительно, по ходу наших поисков постоянно случались совпадения, но некоторые нам мешали, а другие — содействовали. Скорее всего, Норса действительно соблазнил демон — с него станется. А где расчет примерен, там нередки несовпаденья, как говорил Шекспир. — Она прислонилась к стене, прикрыла глаза. — Разум — самый надежный наш инструмент, Сэл. Он способен разъять на части что угодно, включая самого себя.

Дайана Росс продолжала петь.

Через некоторое время для Сэл все это сделалось невыносимо. Она вышла на балкон — в каждой руке по бокалу — посмотрела поверх крыш на гавань и подумала про подводные цепи.

— Эй! — Она не стала оборачиваться. К перилам подошел и Лиам. — Ты как, в порядке?

— Нормально, — откликнулась она. — Ты мог погибнуть.

— Вряд ли. Меня Грейс всегда прикрывает.

— Даже теперь, когда ты знаешь, что она пользуется магией?

— Не могу сказать, что я от этого в восторге, но... — Он допил свой виски. — Да ладно. У меня дурные воспоминания и о магии, и о демонах. Так что я не могу винить ее за то, что она помалкивает о своем прошлом. Но мы все должны заботиться друг о друге.

— Наверное. — Лед, таявший в ее бокале, звякнул и сложился в новую фигуру.

— Ну, ладно тебе. Апокалипсис предотвращен. Наше главное достижение с тех пор, как… Ну, с тех пор, как я тут работаю. — Он протянул ей руку. — Будем друзьями, ладно?

— Спасибо. — Она взяла руку, ощутила в ней знакомую силу. — Вот только день был длинный. Ты из-за меня едва не погиб. Мне нужно отдохнуть.

— Конечно. Замечательно. — Судя по голосу, ничего замечательного он в этом не видел, но и давить на нее не стал. — Побереги себя.

Они вдвоем вернулись на вечеринку, и он остался, а она отправилась к себе в номер, одна.

***

Есть дом, где-то — не в этом мире, по крайней мере, не в той части этого мира, которую тебе удастся, при всем везении, посетить. Помнишь, когда ты в последний раз видел солнце? Чувствуешь его тепло на лице?

Если чувствуешь, ты, видимо, в безопасности.

Но даже если ты и в безопасности — ты уж мне поверь. Дом этот где-то есть, а в доме живет мальчик по имени Алекс, и в этом доме Алекс выбегает с криком из освещенной пламенем камина комнаты. Он бежит навстречу чему-то. Они пока не встретились.

***

Сэл закрыла дверь своего номера. В темноте дошла до ванной, и эту дверь закрыла тоже. Лампа дневного света прорезала тени на ее лице. О сетку в открытом окне бились ночные мотыльки.

Сэл посмотрела в глаза своему отражению.

— Я знаю, что ты там, — сказала она осторожно, будто проверяя, способна ли произнести это вслух.

Ничего не случилось.

— В библиотечном туалете был перебор. Но потом, полагаю, нужно было или победить сейчас, или уйти, верно? Не мог ты позволить Норсу узнать твое число.

Стрекотали сверчки.

— Асанти правду сказала: ты давал мне намеки, которые вели нас в почти правильном направлении. Ты отправил Грейс и Лиама на смерть, зная, что гомункул их поймает — потому что тебе нужно было убрать их с дороги. Ты сделал так, что мы нашли библиотеку. Ты сделал так, что я в нужный момент вспомнила, куда идти. Ты даже помог нам произнести заклинание. А я еще гадала, блин. — У нее перехватило дыхание. Глаза жгло огнем. По щеке поползла слеза. Слезу она видела, но не чувствовала. — А я еще гадала, почему на мне серебро так быстро покрывается патиной. Гадала, почему я голыми руками смогла закрыть твою книгу.

Она ошиблась. Разум способен что угодно разъять на части, даже самого себя. Это просто стресс, страх, остаточное свечение магии. И все.

— Верни мне брата, сукин сын.

Закончить она не смогла.

Глаза закрылись.

А когда открылись, то превратились в озера крови, и из ее безъязыкого рта откликнулся пламенеющий голос:

— Нет.