Охваченные членством

Из семейного альбома

Гуляю по берегу моря с пятилетней дочерью Александрой. Море, волны, чайки...

— Папочка, слышишь, как чайки кричат?

— О папочка, есть такая старинная прекрасная легенда... Это очень плохая примета... Они же сейчас тут засрут все...

Четырехлетний Богдан никак не может оторвать я от ежика, который забрел во двор нашего степного хутора.

— Папа, давай этого ежика «жашушум» и в Ленинград отвезем...

— Я все кашу ем да ем... да сплю, даже в тихий час, а Богдан все старший брат да старший!

— Саша! Куда ты Бублика на дерево тащишь?! Отпусти сейчас же!

— Тама у него гнездо!

— Прекрати немедленно! Собаки не живут на деревьях!

— Собаки не живут! Вот, а я этого-то Бублика и приучаю!

— Какая у нас все ж таки мама циничная! Только мы в магазин войдем, она уже сразу начинает: «Ах, какие цены, ах, какие цены!» И ничего не покупает мне.

— Мама! Нагленькая ты какая! Когда же ты будешь настоящая мама-то наконец! Я уже три часа как проснулась! Все мультфильмы пересмотрела! Замерзла уже вся, в трусах-то одних сидеть! Незаплетенная! Есть хочу, а ты все спишь да спишь! И не говори, пожалуйста, «хоть дайте в воскресенье поспать!» К твоему сведению, у нас в садике тоже воскресенье, а я давным-давно проснулась, к твоему сведению!

— Папа! Ну хоть ты скажи маме! По телевизору в рекламе сказали: «Продается шампанское с сюрпризом!» Ну, пусть она купит! Шампанское потом продадим, а сюрприз нам останется!

— Папа! Вот тот степлер, что я у мамы на работе набрала! Ей же он совершенно не нужен! Я его не сломала! Это Богдан сломан. Он сломал, а потом пружинку поставил и все на место положил — кабутто так и было! Я сама так часто делаю!

— Папа! Я должна с тобой серьезно поговорить.

-— О чем?

— По поводу кошечки!

— Ни-ког-да.

— Ну, почему? Почему?!

— Папа! Помнишь, мы всем классом ездили на «День рожденья каждый день!» И там был конкурс на кто нарисует самое красивое мороженое. И я на рисовала. А рисунок потеряла. А другая девочка нашла и отдала в жюри. И мой рисунок получил пер вую премию. И когда начали вручать призы, то объявили «Саша Алмазова», и та девочка на сцену полезла и получила приз. А наша учительница Ирина Олеговна все видела и сказала: «Я думала, она отдаст этот приз тебе, а она не отдала!» Представляешь, какая сволочь!

И все вранье! Ничего этого не было! Все выдумано! На мои расспросы несчастная Ирина Олеговна чуть в обморок не свалилась!

— Доченька! Ты в санатории скучаешь?

— Скучаю, но стараюсь, чтобы не до слез!

— Я тут в санатории стала такая крутая! Совершенно не сутулюсь и все съедаю! Тут была запеканка — никто есть не смог! А я съела три порции! Всех детей, на меня глядя, вырвало!

— Папа! Не иди так быстро! У меня скрепка в палец впивается! Потому что в колготках была дырка и палец высовывался, а я степлером починила.

Брехуны

В возрасте от пяти до десяти лет дети врут неудержимо! Особенно мальчики. В этом нет ничего необычного или патологического. Это так же естественно, как в возрасте от тринадцати до семнадцати лет псе пишут стихи. Большинство не становится поэтами, и это у большинства не стихи, а просто период освоения языка. Вероятно, и неистовое вранье — тоже необходимый период в развитии интеллекта. Скорее всего, происходит оно от жгучего желания чего-то необычного, чего в повседневной жизни не встречается'. Но среди юных брехунов встречаются настоящие мастера. Вот два классических брехуна.

Первый — задумчивый и молчаливый, получивший за свой закрытый характер кликуху «Устрица», узнал, что в том поселке, недалеко от Сланцев, где он гостит летом у бабушки с дедушкой, когда-то нынешний президент Владимир Владимирович Путин или кто-то из его родственников купил сараюшку — как бы дачу! Это известие так потрясло Устрицу, что он полдня молчал, а потом обошел нескольких соседей и сообщил, что сам видел, «как Путин на дачу приехал, и теперь там внутри сидит, наверно, не хочет, чтобы его видели». Стоит ли говорить, что через полчаса весь поселок сбежался к забору вокруг сараюшки, а из сельсовета прилетело начальство в состоянии предынфарктной истерики.

Устрица еще два дня упирался, что сам Путина видел, и если его сейчас нет в заколоченном сарайчике, значит, он успел уехать! « Значит, это вы сами его спугнули!» Несмотря на угрозу порки, он стоял насмерть на том, что «сам видел», и брехни не при знал! Мудрые деревенские люди от него отступились, смеясь над своим легковерием.

Второй бескорыстный брехун, сын известного кинорежиссера, интеллигентного и тихого. В отличие от отца брехун обладал ангельской внешностью, благодаря чему попал в кино. Кто когда-нибудь хоть раз стоял перед кинокамерой, знает, какой это труд! После съемок мать приносила его в номер ялтинской гостиницы в состоянии «опавшего листа», то есть никакого от усталости.

И вот однажды, когда, как ей казалось, шестилетний ангел спит непробудным сном, она заперла его в номере и рванула на местный базар, чтобы подвитаминить юную кинозвезду.

Отсутствовала она не более получаса, но когда вернулась, то увидела большую возмущенную толпу перед гостиницей. А на балконе их номера — своего ангела, в одной рубашонке и чуть ли не без трусов.

Ангел, обливаясь горючими слезами, завывая, как баптистский проповедник, потрясал людей в толпе под балконом горестным рассказом о своей судьбе, где фигурировали отец-алкоголик, брат-наркоман, сестра, что повесилась, и мать-преступница, которая вот уже третий день, как бросила его и гуляет неизвестно где с грузинами! А он даже выйти из номера не может, чтобы хоть воды попить!

В толпе раздавались всхлипывания, и кто-то уже звонил в милицию, пожарным и в «неотложку». А спортивного вида юноша собирался залезть на третий этаж по стене и напоить ребенка хотя бы минералкой. Его любимая девушка восторженно смотрела на эти потуги. Они уже решили после женитьбы усыновить несчастное дитя.

И тут ангел увидел в толпе мать, окаменевшую н растерянности от чудовищности брехни!

— Мамулечка! — закричал, носясь по балкону, ангел. — Ну, что ты мне вкусненького с базарчика несешь? Познакомьтесь, это моя мамочка! Мамулечка! Ку-ку! Дорогая моя! Заботливая! Ку-ку!

Настоящая брехня — всегда импровизация, непредсказуемая, как поэтическое вдохновение.

— Папочка! — сказала мне дочь-первоклассница, когда я вернулся из командировки. — Я по тебе так скучала! Что на большой перемене даже заплакала. Девочки спрашивают: «Сашенька! Что ты плачешь? », а я говорю: «У меня Эльдар пять тысяч украл!»

Откуда Эльдар взялся? Да, вероятно, рядом по партам скакал, ни сном, ни духом не ведая про пять тысяч, каких у моей красавицы отродясь не бывало.

Самый нелепый вопрос, который мы, взрослые, можем задать брехуну, говорит о нашей испорченности: «Зачем ты врешь? » Истинный юный брехун врет «ни за чем»! Он врет, как поет птица, как журчит река, как дует ветер. Корысть не является целью его вранья, и если он преследует какой-то свой тайный интерес, то, как правило, и словами-то его выразить не может.

Трехлетняя девочка две недели морочила голову всем взрослым тем, что, рыдая, жаловалась: «Ухо болит», и каждый день ее вели не в скучный детский сад, а в поликлинику. Где врачи вместе с родителями ломали голову, что же там, в абсолютно здоровом ухе, болеть может! Оказывается, в детской поликлинике, как раз напротив кабинета «ушника», была клетка с волнистыми попугайчиками, и девочка уже выбрала себе одного.

«Ухо прошло», как только родители приобрели парочку птиц домой, кстати убедив симулянтку в том, что это тот самый, из поликлиники, благо попугайчики эти, в основном голубые и зеленые, похожи между собою, как горошины.

Нижний порог брехливости не установлен. В од ной моей знакомой семье полуторагодовалый «ходу нок», пятый ребенок в семье, при появлении участковой медсестры (а от нее, по выражению старших братьев и сестер, «укольчиками пахло») заявлял: «А-а», плотно усаживался на горшок и не вставал, пока медсестра не уходила, таким образом страхуя свою уязвимую для уколов часть тела от медицин ских посягательств.

Но здесь уже прослеживается появление некой корысти, хотя бы из самозащиты. Это уже интеллект! А истинная брехня, как стихи, в большей мере эмоция.

Для настоящего брехуна реальность — не только повод для импровизации, а неожиданная выгода приз за качественную брехню, совсем не проектируемый в начале творчества.

Ребенок жаждет упражнения фантазии. Он постоянно просит взрослых пофантазировать вместе с ним. Уже упомянутая моя дочечка, просыпаясь, сразу обращалась ко мне с вопросом:

— А чего я во сне видела?

— Да как же я могу это знать?

— А ты пидумай! — объясняла она мне, дураку. — Пидумай, пидумай! Попобуй!

Слава богу, я довольно быстро сообразил, что нужно делать, и мы часами придумывали ее «сны» вместе, где становились персонажами известных или только что сочиненных сказок, историй и событий. Именно эта игра помогала внедрить в сознание девочки многие нужные и полезные вещи, без вранья они просто скучны. Да это ведь и не вранье! Это особая форма освоения действительности.

Как правило, брехун черпает детали из того, что видит и знает, подтверждая тезис о том, что чего нет в ощущении, того нет и в сознании, но расцвечивает скучную реальность такими красками, что впору за голову хвататься. Некоторые родители так и делают! И даже таскают детей к психиатру, вместо того чтобы восторгаться искусством брехуна и с грустью ждать, что этот период бескорыстного вранья быстро кончается. Как, впрочем, и детство. И, к сожалению, взрослый, солидный человек даже не помнит, каким замечательным брехуном он был в детстве.

Первая любовь Роман

Нет такого отца на свете, который бы не дрогнул, узнав, что дочь собирается замуж. В моем случае это репетиция, поскольку моя дочь — первоклассница!

Мы с дочкой возвращались из музыкальной школы (начался период фортепьяно с ременным приводом) под мелким моросящим дождем по черной и промозглой улице. Букашка держала меня за руку и перепрыгивала через лужи.

От ее рождения я с большим интересом присматривался к этому человеку. Мальчишкой-то я был и, как устроена мальчишеская жизнь, помнил, но вот психология девочки для меня — планета загадок. Тем более собственная дочь. Иногда я даже не знаю, как с ней разговаривать. Она совершенно защищенный человек.

Например, я говорю:

— Почему за домашнее задание тройка?

— Ага! — отвечает моя дочь, нисколько не смущаясь. — А что бы ты хотел за такую работу! Это еще учительница добрая попалась! Я бы вообще за такую мазню двойку закатала бы или даже кол. Посмотри, грязь какая! И ошибки! Очень добрая учительница! У нее вот такая кофточка с розочками... Купи мне тетрадку с розочками...

— Чтобы ты там тройки получала?

— С розочками, может быть, и не тройка будет. Тетрадка же красивая!

Решительно, мужчина не может поспеть за извивами женской мысли.

И вдруг Букашка, обрызгав меня грязью из очередной лужи и посопев, спрашивает:

— Папочка, а мне паспорт скоро дадут?

— В шестнадцать лет.

— У... Как долго...

— На что тебе паспорт? Ты что, замуж собралась?

Не без гордости:

-Да.

— Это за кого же?

— За Диму (сосед по парте).

Преодолеваю психологический шок и как за соломинку хватаюсь за казачьи традиции.

— Интересно... А Никиту куды мы заподеваем? (Сколько раз в семейной педагогике меня спасало знание национальных обычаев.) А? Кто с Никитой на Дне матери-казачки выплясывал?

Шепотом:

— Ну, я... Так это когда уже было...

— А кому Никита ожерелье и зеркало дарил (ритуальные подарки)? А? Не слышу?

Со вздохом:

— Ну, мне....

— Ты мне не нукай! Не запрягла!

— Мне.

— Ты взяла аль нет?

— Ну, взяла...

— Без «ну».

— Взяла.

— А теперь вот какой-то Дима образовался. Все подружки, все казаки знают, что ты у Никиты подарки взяла, а теперь вот Диму откуда-то выкопала. Ты что, хочешь, чтобы его отец меня зарезал? Ты казачка аль нет?

— Казачка. Это же не я его жениться зову, а он...

— А ты чего?

— А я ничего.

— Неправильно. Вот ты ему скажи: «Я — казачка! Мне за кого отец скажет, за того я и замуж пойду!» Повтори!

Уныло:

— Я — казачка, за кого отец скажет, за того и пойду...

— И если вы в первом классе любовь крутить станете, я возьму нагайку и всему классу задницы надеру!

— Вот уж про «задницу» я повторять не буду! Это матные слова, папочка дорогой! К твоему сведению... Если хочешь знать!

Однако национальным лекарством большое чувство преодолеть не удалось. Пошли записочки, пошли перешептывания на уроках, за что влюбленные даже стояли столбом и были рассажены по разным партам. Но тогда пошли переглядывания и хождение на переменках за ручку. Пошли конфетки «для Димы», сокрытые от утреннего чаепития, и сникерсы в ответ. И стало ясно, что учебный процесс стал явлением вторичным, а на первое место выплыл роман, а школа со всеми учителями и уроками стали только обрамлением.

На моих глазах расцветала любовь! Пришлось прибегнуть к коварству.

— Слушай, Букашка! А давай этого, как его, твоего друга Диму пригласим к нам в гости!

Сияние в глазах, радуга над головой!

— Правда?

В урочный час три папильотки в кудрях, долгое стояние перед зеркалом, лучшее платье и белые колготки! Наконец звонок в дверь. Смущенная Димина мама впихивает его к нам в квартиру и ретируется.

Входит Дима. За ним Букашка, у которой на лбу аршинными буквами: «Вот мой избранник».

Избранник только из парикмахерской — благоухает, как клумба. С уголком платочка в кармане нового пиджака, с прилизанными и прилаченными вихрами. И что тут же отмечено восторженным взглядом Букашки — с бабочкой. Просто маленький лорд!

Избранник очень деловит.

Протягивая мне руку:

— Здравствуйте! Вы — писатель?

— Есть малость!

— Я тоже.

— Очень приятно, коллега. Над чем в настоящий момент работаете?

— Пишу книгу. Про астронавтов. Фантастику. Как бы «Звездные войны». Вы смотрели «Звездные войны»? Ну, по видику?

Полный восторг в глазах Букашки. Взглядом призывает меня восторгаться избранником.

— Извините, коллега, не смотрел.

— Это напрасно, напрасно... Очень хорошая картина...

— Я вообще, коллега, чувствую, что отстал.

Коварство же мое заключалось в поставленной на виду казачьей шашке. Маэстро сел в кресло, закинул ногу на ногу. Букашка, не смея дышать от восторга, замерла, как кукла на витрине. И тут взгляд фантаста-литератора падает на шашку.

— А это что у вас?

— Шашка.

— Настоящая?

— У нас, коллега, в доме все настоящее.

— А посмотреть можно?

— Вам все можно. Вы гость. Тем более мы — писатели!

Я был мальчишкой. Про эту публику я все знаю! Это девчонки для меня — омут темный, а мальчишек я знаю как облупленных! Не могло не сработать!

Через полчаса расхристанный и потный, с бабочкой на спине избранник носился по квартире с воплями, от которых кровь заледенела бы в жилах самых храбрых самураев. Шашка грозила превратить в труху всю нашу мебель, и я сто раз поблагодарил судьбу за то, что наша мама в сей романтический момент отсутствовала.

— Что это за придурок? — приветствовал избранника вернувшийся из школы мой старший сын Богдан. — Ты, дебил, угомонись! Счас как по башке тресну! Откуда этого эмбриона выкопали?

Но маэстро в экстазе ничего не воспринимал. Даже за обедом он косился на шашку и норовил поскорее запихать в рот котлеты и пирожное, чтобы опять заскакать, размахивая разящим клинком.

Букашка время от времени старалась ненавязчиво, но упорно попадаться ему на глаза, но была совершенно невостребована. Избранник оказался не Ромео, а скорее уж Ричардом Львиное Сердце. Во всяком случае на данный период.

— Убил бы гада! — отметил как старший товарищ его успехи в фехтовании Богдан. — Ну до чего же малявки все противные. Неужели и я такой в детстве был?

— Он по сравнению с тобой — ангел! — не скрыл я правды от сына. — Ты в его лета лягушек в карманах приносил и «подвзрывалки» делал так, что чуть школа не сгорела.

— С ума сойти! Этого так и хочется по стене размазать, чтоб кишки брызнули.

— Спокойно! Это наш гость! Это наш друг!

Избранника увели, и он, с сожалением и вздохами, оставил шашку.

— Я еще приду! — пообещал он на прощанье.

— Только не надо угрожать! — Богдан с облегчением закрыл за ним дверь на засов.

В полном молчании мы закончили торжественный обед. Букашка безропотно переоделась и молча принялась мыть посуду.

— А мне Дима понравился, — сказал я как бы между прочим.

Простодушный Богдан поперхнулся.

А Букашка, вытирая тарелку, вздохнула:

— Да. Он — хороший. — Но, помолчав, добавила: — Только какой-то дурак!

Так удалось преодолеть первую любовь.

С ужасом жду следующих.

«Как к Ныне...»

— Букашка, вам стихи задавали?

— Угу. Папа, а тебе кто больше нравится: Уитни Хьюстон или Тина Тернер?

— Мне — Людмила Зыкина! Стихи выучила?

— Угу. А мне, например, обе нравятся...

— Читай.

— «Как к Ныне сбирает свои вещи Олег...»

— Стоп, стоп, стоп... Ну-ка, еще раз!

— «Как к Ныне сбирает свои вещи Олег...»

— Объясни-ка мне, пожалуйста, что это за «вещи» , которые сбирает Олег, и вообще, что это за Олег такой.

— Олег — это князь такой, ну кабутто принц.

— А что это за «ныне»?

— Не что, а кто! Ну, это имя такое, что ты, как дурачок? Нына! Ну, Нина! У нас на даче, помнишь, тоже такая девочка есть — Нина! Он, наверное, в Нину влюбился и вот собирает свои вещи и уходит к ней жить!

— А дальше?

— А дальше он будет мстить не разумно хазарам...

— Не разумно?

— Конечно. Ты же сам говорил, что мстить вредно. Христос сказал: «Мне отмщение и я задам!» Да еще как! «Я вам задам! Ого!» Так что мстить не разумно... Понял?

— Я понял, что ты книжку не открывала.

— Потому что я и так на уроке хорошо слушаю. И все, что учительница говорит, сразу запоминаю! Мне и учить ничего не надо! Только чуть-чуть повторю и все!

Бедный мой ребенок! И так хочется отомстить не разумно, а как следует хазарам! Чтобы не пришлось Олегу собирать свои вещи. И делать это нужно немедленно и ежедневно... Иначе скоро мы все отправимся к Ныне.

Но несколько дней спустя, едучи в трамвае, слышу разговор двух старушек:

— Ну, слава богу, помолилися, счас домой приедем. чайку попьем. Оно и в Писании сказано: «Чаю в вокресение!» Это уж обязательно: чаю в воскресение!

— Мамочки! — не выдерживаю я. — В Писании сказано: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века!..»

— Ну, а мы что говорим? Чай, он всем на пользу!

— «Чаю» означает «верую и жду, что воскреснут, во Христе, живые и мертвые!» Про заварку и про чаек в воскресенье в «Символе веры» ничего не говорится.

— Мил человек, ты не серчай... Ну, вот ты образованный, а мы люди темные, ты уж нас прости!

— Да это вы меня простите за горячность!

— Да не почто прощать-то, голубчик, Бог простит И помилует, и спасет...

Вот уж тут мне возразить нечего. А все же грамотность — большая сила. Может быть, «лапша на ушах * в какой-то степени неумение или нежелание читать?

Косоглазие

Мой пятилетний крестник Федор стал косить! Испуганные родители приметили, что как только Федор оставался один, то бросал все игрушки, глаза его устремлялись в одну точку, а потом ехали к носу!

Вскоре приступы участились. Федор стал застывать над тарелкой с манной кашей, которую всегда ел с трудом и причитаниями, глаза у него стекленели и постепенно собирались в кучку.

Офтальмологи ничего патологического в Фединых глазах не нашли и рекомендовали родителям сходить к невропатологу. Началась эпопея хождений по врачам, увенчавшаяся тем, что по знакомству, за большие деньги, Федору сделали томограмму головного мозга.

Мой крестник с интересом рассмотрел картинки, которые им выдали в Военно-медицинской академии, и, естественно, поинтересовался, что это такое.

— Твой мозг! — ответила мама, от Фединого косоглазия и хождения по врачам уже похожая на обнаженный нерв.

Федор еще очень внимательно рассмотрел картинки и заключил:

— Не мой!

Встревоженная мамаша проверила номер карточки и томограммы.

— Господи, ты, боже мой! Как же не твой! Вот и номер, вот и талончик... И подпись.

— Не, — сказал со вздохом Федор, — не мой!

— Почему же?

— Мыслев моих не видно!

Собственно, после рассказанного мне родителями по телефону я и узнал, что у Федора косоглазие.

— А ну-ка, везите его ко мне!

— Зачем?

— Диагноз уточним!

Федора привезли. Раскутали. Из огромного шара шубы, шарфиков, телогреечек, рейтузиков, галошек, валеночек, шерстяных носочков и всего, к сему принадлежащего, вылупился обыкновенный пятилетний мальчик с вихрами и конопушками.

Родителей мы удалили в театр. А сами, насмотревшись мультфильмов по видику, сели есть не какую-то там полезную манную кашу, а вредный шашлык и сало с хлебом. Когда он уписывал, обильно поливая кетчупом и майонезом, еду и даже покушался вылизать тарелку, я скосил глаза к носу и спросил:

— Вот так можешь?

— Запросто! — оживился несколько осоловевшим от еды Федор и тут же это доказал.

— Давно можешь?

— Давно! Раньше не умел, а теперь научился. Мы раньше почти что все в нашей группе в садике не умели, а теперь все научились. Даже Ваня Мудельштейн.

— А вот так? — Я скосил глаза в сторону.

— Запросто. Мы теперь косить все умеем. Мы теперь учимся язык трубочкой сворачивать, только у меня еще не очень получается...

— А ушами шевелить не пробовали?

— Не! И не будем. Опасно. Ваня Мудельштейн хотел ушами пошевелить, старался-старался, но надулся очень...

— И что...

— «Что, что»! Да ничего хорошего! То самое! Даже стыдно сказать. Теперь запасные штаны в шкафчике держит. На всякий случай.

— Как же от этого избавиться? — спрашивали меня, вернувшись из театра, истерзанные косоглазием Федины родители.— Ведь это же нервов никаких не хватит! Кто его знает, что он еще выдумает.

— Второго рожайте, придурки! Рожайте детей, пока молодые!

— Да, — согласился сидящий после шашлыка на горшке Федор. — И в садике говорят: «Мне нужно какое-нибудь животное». По крайности, сестра, но брат лучше!

— Ты его косить научишь, язык трубочкой сворачивать, ушами шевелить, как Ваня Мудельштейн!

— Да я его хоть чему научу! Сначала сам научусь, а потом его научу!

При солнечной погоде

— пели мы в раннем пионерском детстве такую совершенно не детскую песенку.

И почти все совпало. Но только не на турецком теплоходе, а на греческом, и не в Батум, а на остров Родос совершали мы прогулку с Букашкой. Они с матерью млели в шезлонгах на верхней палубе, а я, разложив пузо на столике, тянул джюс и разглядывал берега и пассажиров, съехавшихся со всего света и выставивших свои телеса под средиземноморское солнце в купальниках всех видов и расцветок.

И вот тут «турок появися». Лет тринадцати. Черный, как кусок угля, упавший в сахарницу. В черном мусульманском пиджаке, у нас прежде такой покрой назывался «сталинкой». В отглаженных черных брюках, стрелки напоминали острые носы крейсеров или миноносцев, а лаковые черные ботинки спорили блеском с густо набриолиненной головой. Он прошелся «туда-сюда», и вдруг глаза его блеснули — он увидел мою Букашку. Далее все происходило, как в знаменитом наблюдении Марка Твена о кошке и мальчике, когда оба делают вид, что друг друга не видят.

И второй раз я вспомнил классика, а именно Тома Сойера с соломинкой на носу, когда понял, что юный турецкоподданный выдаст перед Букашкой всю программу.

Он вытащил из кармана плоские четки и начал очень ловко вертеть их между пальцами. Сначала левой рукой, потом правой, потом перебрасывая из од ной руки в другую. Затем он встал на носки своих негнущихся лаковых туфель и немножко походил как бы в лезгинке.

Белокожая, как зубная паста, Букашка, словно бы в полусне, смотрела на него из-под царственно опущенных ресниц, рассыпав свои золотые локоны по сметанным плечам...

Далее обычно бьет барабанная дробь, поскольку юный герой решил продемонстрировать свой, как это называется в цирке, «крэг», или коронный номер.

Он долго собирался. Ворочал скулами, всхрапы вал и наконец, приподнявшись на ступеньку у борта, откинулся, как удильщик при забрасывании блесны, и залихватским жестом стукнул себя по затылку, вышибая роскошный плевок, направленный в далекое море, в сторону сопредельной Греции...

Однако морской ветерок, явно сочувствуя грекам, тут же вернул плевок обратно турецкоподданному в рожу!

Полуослепший, он зашарил по карманам, но носового платка не обнаружил! Утираясь рукавами, незадачливый факир ссыпался в трюм.

Я опомнился, когда вылил на себя от еле сдерживаемого приступа смеха весь джюс... И вынужден был тут же переодеваться

— Какой ты у нас все-таки неряха, — с какими-то непривычными, новыми воркующими нотками в голосе сказала, лениво поворачиваясь в шезлонге, моя Букашка. — Вот все вы мужчины такие...

И я вдруг с грустью понял, что моя дочечка уже барышня. Выросла.