Океан сказаний. Необычайные похождения царевича Наваханадаты

10.8.4. О Гхате и Карпаре.

Жили в каком-то городе два вора, и звали одного из них Гхата, а другого Карпара. Однажды ночью Карпара, оставив Гхату снаружи, сделал подкоп и проник в покои царской дочери, а она, царевна-то, не спала, и заметила его, стоявшего в углу, и тотчас же, только увидев, воспылала к нему любовью, и подозвала его. Насладившись с ним и наградив его щедро, сказала она ему: «И еще я дам тебе, если ты снова придешь!» Выбрался он оттуда, рассказал Гхате про все, что было, передал ему богатство доставшееся и послал его домой, а сам снова пошел в антахпур. Любовью да алчностью обуянный, кто думает о гибели? Вот он, утомленный страстью и охмелевший от вина, уснул вместе с царевной и не проснулся даже тогда, когда ночь прошла. Когда же настало утро, пришли стражники, к антахпуру приставленные, схватили, и связали его, и царю о том доложили, и тот разгневался и повелел казнить вора. Повели его, осужденного на смерть, и Гхата, встревоженный тем, что друг ночью не вернулся, пошел его разыскивать. Увидел Карпара Гхату и одним им понятным знаком показал: «Похить царевну и защити ее!» Ответил Гхата Карпаре таким же знаком, что ладно, мол, все сделаю, как ты сказал. Привели вора на место казни, (вздернули палачи его на дереве. Ушел домой Гхата, горюя, а когда ночь наступила, пробил он в стене дворцовой лаз и проник в покои царевны. Увидел он, что лежит она там одна-одинешенька и в оковах, подошел к ней и обратился с такими словами: «Я — друг Карпары, которого казнили сегодня из-за любви к тебе. Пришел я сюда из-за любви к нему, чтобы тебя отсюда увести, пока не учинил над тобой чего-нибудь нежеланного отец». Обрадовалась царевна его словам, и согласилась, и сказала: «Так тому и быть!» Тогда освободил он ее от оков, и с ней, отдавшейся телом на его волю, выбрался через подземный ход, и ушел к себе домой. Когда же на следующее утро узнал раджа, что дочь его кем-то похищена через выкопанный и труднозаметный подкоп, подумал он: «Наверное, есть у того грешника пойманного приятель и он, предприимчивый, похитил мою дочь». А подумав, велел царь слугам своим охранять труп Карпары и наказал им: «Кто бы ни пришел сюда оплакать его и совершить сожжение и прочие обряды, того схватить, и через него доберусь я до злодейки, опозорившей мой род!» Ответили на это стражники: «Быть по сему!» Стали сторожить они тело Карпары и днем и ночью. Разузнал об этом Гхата и говорит царевне: «Был мне Карпара, милая, большим другом, и благодаря его милости достались мне и ты и множество сокровищ. Но нет покоя в моей душе, не выполнил я перед ним долга дружбы. Так пойду я и оплачу его, и посмотрю на него, и потом каким-нибудь способом предам я его тело огню, а косточки его брошу я в реку в святом месте. Не бойся! Я не неразумный Карпара!» И при этих словах нарядился он великим подвижником, взял в горшок риса с молоком и пошел к Карпаре. А по дороге он словно бы споткнулся, да поскользнулся, и выронил из рук горшок с молоком да рисом, и разбил его, и стал над ним причитать: «Ах, горшок ты мой, Карпара, полный сладости да радости!» — и по всякому другому. Подумали сторожа, что причитает он воистину над разбитым горшком, а он тотчас же после этого поспешил домой, да и рассказал обо всем царевне. На другой день нарядил он одного слугу в женскую одежду и послал перед собой, а другому велел идти за своей персоной и нести горшок со сваренными в меду да в масле дикими яблоками, а сам прикинулся захмелевшим деревенским мужиком и заплетающимися ногами подошел, когда уже день был на исходе, к сторожившим Карпару, а те его спрашивают: «Кто ты? Кто эта красотка? Куда ты, брат, идешь?» А он им на это заплетающимся языком отвечал:

«Деревенщина я, а это вот жена моя, и идем мы с ней к тестю в дом. Несем мы с собой угощение ему в подношение — сам сварил! Вот поговорили вы со мной и стали мне друзьями! Ему я т-только п-половину от-тнесу, а д-другая п-пусть вам ост-танется!» И стал он всех стражей оделять, а те смеялись и все брали и ели. Когда же стражники от сонных яблок все уснули, набрал ночью Гхата поленьев и предал тело Карпары сожжению. Узнал наутро раджа о случившемся, одураченных стражников отстранил, а других поставил и так им наказал: «Стерегите эти обгорелые кости — теперь непременно кто-нибудь за ними придет. Вы того хватайте, но чтоб ни от кого никакой еды не брать!» Так повелел раджа, и стали стражники бдительно сторожить и день и ночь. Узнал об этом Гхата. И тогда он, знавший заклятие, пожалованное Чанди, с помощью которого можно зачаровать человека и ввести в заблуждение, подружился, чтобы скрыть свой замысел, со странником и пошел вместе с ним, бормоча мантру. Околдовали они стражей, собрал он косточки Карпары и, бросив их в волны Ганги, вернулся к царевне. Рассказал он ей про все и стал счастливо жить с ней. А странник остался с ними. Узнал раджа, что кости унесены и стражники околдованы, подумал, что все это, начиная с похищения дочери, дело йога, и велел возвестить по городу: «Когда тот йог, который похитил мою дочь и совершил все прочее, объявится, тому я полцарства отдам!» Слышал Гхата, как это провозглашали, и захотел объявиться, но царевна отговорила его: «Не надо, не делай этого, обманет тебя царь!» И тогда из-за опасения быть обнаруженным ушел Гхата с царевной и со странником в другую страну. Обратилась царевна по дороге к подвижнику и говорит ему по секрету: «Один вор меня соблазнил, а другой столкнул с высокого положения. Первый умер, а Гхату я не люблю, только ты мне мил пуще жизни!» Сказав ему так, сошлась она с ним и, злодейка, убила Гхату. Идет она, грешница, дальше путем-дорогой с этим странником, и повстречался им по дороге купец по имени Дханадева. «Что мне этот, увешанный черепами? Ты мне мил!» — приласкалась она к купцу и пошла с ним дальше, оставив спящего странника. А тот проснулся на заре и подумал: «Ни любви нет, ни праведности в женщинах! Эта распутница и грешница, обманом заверив меня, похитила богатство, да и сбежала. Хорошо еще, что не убила она меня, как Гхату». И, подумав так, пошел странник к себе на родину. Царевна же вместе с купцом пришла в его страну. И там, когда это случилось, подумал Дханадева: «Как это я вдруг введу эту распутницу в свой дом?» И тогда на исходе дня вошел он вместе с царевной в дом какой-то старой женщины. Когда же настала ночь, спросил он у не узнавшей его старухи: «Не знаешь ли чего, матушка, о доме купца Дханадевы?» Выслушала это старуха и говорит ему: «Да что уж говорить-то? Что ни день жена его с новым мужем развлекается. Спускает она из слухового окна корзину, обшитую кожей, и кто ночью входит этим путем, тот проходит к ней, а потом так же ночью уходит. Она же, вином одурманенная, ничего не понимает, и о таком ее поведении по всему городу слух идет. А муж ее давно на чужбину ушел и все еще не возвращается». Выслушал Дханадева все, что рассказала старуха, под каким-то предлогом вышел от старухи и пошел туда, к жене, полный горести и сомнений. А там увидел он корзину, рабынями поднимаемую, влез в нее, и они его подняли и провели к жене. Когда же вошел он, обняла его супруга, хмелем одурманенная, страстью опьяненная, силой увлекла с собой на ложе, так и не узнав его, и сошелся он с ней, не видя в том греха, а она от сильного хмеля крепко уснула. Когда же кончилась ночь, быстро выпроводила его служанка тем же самым путем, через слуховое окно, в корзине, кожей обшитой, на веревке спускаемой. И подумал огорченный купец: «Хватит мечтать о семейной жизни! Что женщина в доме? Жернов на шее! И уж если все они таковы, так лучше дикий лес!» Поразмыслив так, покинул он царевну и отправился в глухой и далекий лес. Повстречался ему по дороге брахман Рудрасома, возвращавшийся после долгого отсутствия домой. Подружился с ним купец, а когда рассказал брахману свою историю, встревожился и Рудрасома о своей жене. Пришли они вечером в родную деревню брахмана. Встретив неподалеку от своего дома на берегу реки пастуха, певшего словно был он под хмельком, спросил Рудрасома его шутливо: «Кто та красотка, пастух, в тебя влюбленная, из-за которой ты поешь так лихо, будто весь мир для тебя — травинка?» Ухмыльнулся на эти слова пастух и ответил: «Что мне скрывать? Живу я с красоткой, женой старосты деревенского — брахмана Рудрасомы, давно ушедшего невесть когда да неведомо куда. А приводит меня в женскую одежду одетого к ней в дом служанка». Услыхав такое от пастуха, сдержал Рудрасома свой гнев и, желая узнать истину, попросил его: «Коли я тебе гость, так дай мне свою одежду, и, прикинувшись тобой, пойду я туда. Уж больно мне любопытно!» «Сделай милость, — отвечает ему пастух, — возьми мой черный плащ, да и палку тоже да побудь здесь, пока служанка придет. За меня она тебя примет, и, переодетый в женскую одежду, ты ступай туда ночью, а уж я эту ночку отдохну». Взял Рудрасома от пастуха накидку да палку, накрылся накидкой и стал ждать. Когда же пастух с купцом Дханадевой отошли подальше в сторону, явилась туда служанка. Она в ночной тьме молча переодела Рудрасому в женскую одежду, приняв его за пастуха, сказала: «Ступай!» — и увела его. Привела она брахмана к его жене вместо пастуха. Увидала его жена, поднялась и обняла, — а Рудрасома подумал: «Вот ведь горе! Лепятся злодейки к недостойным — грешника полюбят, как моя жена этого пастуха, лишь бы только близко был!» И в таких мыслях, надтреснутым голосом какой-то предлог сочинив, вышел он и, полный отвращения, пошел к Дханадеве. Поведал он купцу про все, что с ним дома случилось, и так решил: «Пойду и я с тобой в лес скитаться. Пусть гибнет дом!» Вот и отправился Рудрасома с Дханадевой в лес. И повстречался им по дороге Шашин, приятель Дханадевы. Слово за слово, пошел у них разговор, и рассказали они ему, что с ними случилось. А он, все это выслушав и будучи ревнив и долго отсутствуя, засомневался насчет жены своей, которую оставил запертой в подвале. Шел он с ними вместе, и вечером дошли они до его дома. Собрался было Шашин попотчевать приятелей своим гостеприимством, да увидел стоящего у своего дома человека, руки и ноги которого были изъедены проказой и смердящего, но который распевал песни с любовным воодушевлением. С изумлением посмотрел на него Шашин и спросил: «Кто таков ты, почтенный?» Ответил ему прокаженный: «Я — Камадева, Бог любви!» «Воистину! — воскликнул Шашин. – Да и то сказать, кто ж усомнится в том, что ты — Камадева, видя такую блистательную красоту!» А тот возражает ему: «А ты послушай, что я тебе скажу! Живет здесь один негодник, которого зовут Шашин. Он, ревнивей, отправился в дальние страны, а жену запер в подвале. По воле судьбы случилось его жене меня увидать, и сердце ее наполнилось страстью ко мне, и сама она мне отдалась. Что ни ночь наслаждаюсь в ее объятиях. Служанка ее сажает меня к себе на спину и доставляет к ней. Так скажи, что я — не Кама? Кому нужна иная красавица, если он мил самой жене Шашина, красавице, каких свет не видал?» Послушал Шашин прокаженного, закручинился, но горя не показал и, желая узнать что да как попросил его: «Истинно ты Камадева! Поэтому вот что хотел я тебя попросить — из того, что рассказал ты мне, любопытство у меня разгорелось к этой женщине. И хочу я в эту ночь пойти к ней, одевшись в твою одежду. Сделай милость, согласись — будет ли тебе с этого какая убыль?» Ответил ему на это прокаженный: «Изволь, возьми мою одежду, а мне дай свою. Сиди здесь, обернув, подобно мне, в тряпки руки и ноги, пока с наступлением темноты не придет служанка. Примет она тебя за меня, возьмет тебя на спину, и ты отправляйся так с ней — из-за того, что ноги меня не слушаются, попадаю я к ней всякий раз таким образом». Когда же прокаженный все это ему рассказал, Шашин оделся в его тряпье и уселся там, а оба его спутника и прокаженный сели поодаль. Вот пришла служанка и, приняв его, одетого в одежду прокаженного, за самого прокаженного, сказала Шашину: «Пошли!» И, взвалив его себе на спину, притащила ночью в подвал к его собственной жене, жаждавшей встречи с прокаженным. Ощупал он ее в темноте, убедился в том, что это его жена, и овладело им отвращение, и, когда она заснула, Шашин незаметно вышел и разыскал Дханадеву и Рудрасому. Поведал он им свою историю и, сокрушенный, произнес: «О, будь прокляты прелестницы, стремящиеся к низким! Только издали кажутся они прекрасными, но они словно реки, устремляющиеся в ущелье, — невозможно из них пить. Коли моя жена, в подвале запертая, сошлась с прокаженным, то лучше стать мне отшельником! Будь проклят мой дом!» В таких сетованиях провел он ночь с купцом и брахманом, так же как и он, пострадавших от жен. Когда же наступило утро, пошли они все трое в лес и к концу дня дошли до дерева, у подножия которого был пруд.

Поели они и попили, а когда пришла ночь, забрались спать на дерево и увидели, что пришел какой-то путник и лег спать под деревом. Тотчас же другой муж явился из середины пруда и изрыгнул изо рта своего ложе и на нем красавицу. Сошелся он с ней и уснул на ложе, а красавица пошла после этого к путнику, что спал под деревом, и сошлась с ним, и, когда они, завершив дело страсти, поднялись, спросил ее путник: «Кто вы оба?» Ответила она: «Это — нага, а я его жена — дочь нага. А ты не бойся — насладилась я уже с девяносто и еще с девятью путниками, а тобой — сотня заполнена». Пока же она говорила все это путнику, проснулся по воле случая нага, увидел их и, изрыгнув изо рта пламя, обратил их в пепел. Когда же нага исчез в пруду, те трое проговорили всю ночь!» «Уж там, где сберечь невозможно жену, внутри тела содержимую, где уж сберечь жену в доме! Вот горе-то горькое!» А утром отправились они дальше в лес. В лесу же они размышляли над четырьмя великими истинами, и не давали ни дружбе, ни каким-либо иным чувствам нарушать их раздумья, и стали умом рассудительны, ко всему живущему благосклонны, полностью испытали наивысшую радость самадхи, и, освободившись от мрака невежества, навсегда избавились от перерождений. Жены же их впали в жалкое состояние, порожденное их собственными грехами, и вскоре злодейки погибли, утратив и тот и этот мир. Кому не приносит горя страсть к женщинам, порожденная заблуждением! Но пренебрегающий ими обретет освобождение от перерождений!» Долго слушал этот увлекательный рассказ министра Гомукхи сын повелителя ватсов, жаждущий встречи с Шактийашей, а потом крепко и быстро заснул.