Глава 4

— Да, а когда вы собираетесь начать это делать? — задал вопрос Стивен Остин. Я улыбнулся и развел руками.

— Мы уже собственно начали, мистер Остин.

Говоря так я не лукавил и не кривил душой. Наш переход через Атлантику это и есть начало задуманного мною предприятия.

Изначально я предполагал сделать разведывательной бросок в Америку, затем выбрать место для нашей промежуточной базы и следующим рейсом перебросить туда несколько десятков человек, чтобы начать там закрепляться.

Причем было две проблемы, решение которых я представлял очень смутно: место, где это будет и как будет решен вопрос нашей безопасности.

А тут все решилось за один поход. Благородный идальго оказался не только благородным, но еще и благодарным. Да вдобавок с хорошим нюхом на дензнаки и не за бесплатно конечно, он подогнал нам место для базы и как говорится крышу для неё.

Я был уверен, что испанские власти и кубинские в частности, только будут нам помогать. Это банально будет им очень выгодно материально, при том очень даже. Помимо этого хороший пинок заклятым испанским «друзьям» — Мексике и США.

А инициатива адмирала это вообще десять по моей любимой пятибальной шкале.

Мало того, что он привел вооруженный до зубов отличный бриг, который может сам за себя постоять, пара десятков из его команды готовы стать колонистами на Пиносе. Там скорее всего есть черные рабы, которые по условиям договора купли-продажи должны остаться на острове, как и все другое движимое и недвижимое имущество. Я конечно дам им свободу, но афишировать это пока мы не будем, все-таки Куба это махровое рабовладельческое общество, но когда на Пиносе можно будет продемонстрировать преимущество наемного труда свободного человека, я это сделаю. Думаю, что ситуацию на Кубе быстро можно будет переломить и без восстаний и революций.

А вторым рейсом, который будет уже в этом году, на Пинос прибудут уже русские переселенцы. И мы начнем готовиться к броску в Техас.

Наши переговоры практически закончились, Остин хотя и сказал, что ему надо все-таки посоветоваться с другими колонистами Техаса, но было ясно, что дело не в этом. Я отлично понимал, что он хочет со мной поговорить на самую животрепещущую, но очень скользкую тему, тему рабства в Техасе.

Переселенцы из США далеко не все были рабовладельцами, но их доля и влияние были существенными. Остин не был противником рабства и ему надо было понять мою позицию по этому поводу.

Я еще до начала встречи решил действовать в этом вопросе прямолинейно и без всяких сантиментов изложить свою позицию.

Поэтому когда Остин сказал, про посоветоваться я другими, я попросил оставить нас наедине.

— Мистер Остин, я отлично понимаю, что главный вопрос для вас всех это сохранения рабства и вам не понятно, как я владея тысячами крепостных могу быть сторонником его отмены.

Остин не ожидал столь прямого начала нашего разговора и покраснел от ножиданности как рак.

— Я по этому поводу все подробно изложил вашему товарищу мистеру Филиппу и думаю он вам подробно рассказал о нашей беседе, — я вопросительно посмотрел на своего собеседника, ожидая его ответа. Остин помедлил немного и тихо буркнул в ответ:

— Да, Майкл рассказал мне о вашем разговоре.

— Я вам даже скажу более того. В моем завещании есть пункт об освобождении всех крепостных без всяких условий. А сейчас я это не делаю только по одной причине, что это не выгодно ни мне, ни моим крестьянам. Но экономически они у меня свободны уже прямо сейчас, любой из них на меня работает не по принуждению, а целиком и полностью добровольно. Если какой-нибудь мужик или баба не хочет на меня работать, скатертью дорога. Но они все желают работать именно на меня, потому что я им так плачу за труд, что некоторые мои соседи помещики имеют дохода меньше моих мужиков.

Я сам разволновался так, что у меня пересохло в горле. Остин это понял и налил мне какой-то напиток из красивого кувшина, стоящего на подоконнике. Это был какой-то освежающий, несмотря на свою теплоту, лимонный напиток и скорее всего в нем были какие-то градусы.

Утолив жажду, я продолжил.

— Все они могут в любой момент выкупиться и большое количество моих людей уже получили волю. Но самое интересное заключается в том, что мои доходы в результате выросли многократно. Никогда наши имения не приносили столько сколько сейчас. Или еще такая интересная вещь. Многие наши помещики пытаются в своих имениях применять сельскохозяйственные орудия, например английские. Так крепостные часто их просто ломают. А мои берегут их и даже сами придумывают новые. У меня нет никаких надсмотрщиков на полях, никого не порят за нерадивость.

Я допил лимонный напиток и привел свой последний аргумент, но лично для меня очень важный.

— И последнее, мистер Остин, это не по-христиански. Хотя в Писании много раз встречается слово раб и мы в своих молитвах называем себя рабами божьими, слово раб в устах Спасителя и в наших, когда мы говорим о рабстве чернокожих, это разные вещи. Я думаю, вы решение примите быстро и сообщите мне, еще до т ого как мы пойдем на Пинос.

На этом мы расстались с техасской делегацией. Возвращались мы молча, разговор с Остином отнял у меня все силы и мне хотелось только спать.

На пароход мы вернулись естественно раньше четы Джервисов с Николаем. Я приказал выставить усиленные караулы и ушел к себе в каюту. Заснул я так стремительно и глубоко, что утром даже не помнил как лег в постель.

Первое, что я услышал утром было то, что меня уже полчаса в кают-компании ждет месье Филипп. Посмотрев на часы, я был поражен увиденным, проспать двенадцать часов это для меня был нонсенс.

Месье Филипп вел неторопливую беседу с Иваном Васильевичем и адмиралом. Увидев меня француз встал и после приветствия ехидно-удивленно ухмыльнулся.

— Не знаю, что вы сказали Стивену, но таким я его никогда не видел. Он практически с нами не разговаривал, пару раз сквозь зубы только да и нет, а сегодня утром сказал, что с рабством надо кончать и распорядился готовиться к отъезду, — месье Филипп опять ухмыльнулся и почему-то подергал себя за нос.

— Меня он послал сказать вам, что согласен в вами. Через час мы отплываем в Новый Орлеан. Дом, где мы вчера встречались, принадлежит Стивену и там постоянно живет одна испанская семья. Связь давайте держать через них. На этом, ваша светлость, разрешите откланяться, мне надо спешить.

Проводив взглядом француза, Иван Васильевич достал коньяк и тарелочку тонко нарезанных лимонов. Здесь они были потрясающе вкусные, а после коньяка они были вообще необыкновенные.

— Как вы говорите, Алексей Андреевич, давайте по пятьдесят капель за успех нашего предприятия, хотя с утра конечно коньяк, — Иван Васильевич вопросительно посмотрел на нас.

Адмирал взял у него бутылку и налил наверное действительно по пятьдесят капель.

— Иван, — это он сказал столь комично, но мы даже не улыбнулись, — наш успех того стоит.

Это был действительно успех, я распорядился готовиться к отходу на Пинос и вот теперь можно заняться и делами семейными.

Пока я спал, Николай со своими родителями, адмирал действительно может считаться в какой-то степени его родителем, как никак отчим, вернулись от маркизы да Моралес.

Стороны друг другу очень понравились, что было совершенно неудивительно, адмирал как никак англичанин, его жена природная француженка, а маркиза хоть и стала за многие годы почти настоящей испанкой, но британская закваска все равно не исчезла.

Все хорошо понимали, что последнее слово за мною и маркиза предложила такой вариант. Миссис Джевис, матушка Николая, остается у них в гостях, а мы идем на Пинос. Вероника готовится к отъезду, а когда мы возвращаемся с Пиноса, она уходит вместе с нами в Россию и там они как положено венчаются.

Это все мне рассказал адмирал, Николай с матушкой опять были у маркизы, она просила их еще раз приехать утром.

Предложенный вариант меня совершенно устроил, я распорядился готовиться к отходу и поехал к маркизе, надо было срочно познакомиться с будущими родственниками.

Вероника была очень похожа на свою мать, та была в молодости ослепительной красавицей, в гостиной висел портрет счастливых молодоженов и девушка сказала мне, что все говорят о его потрясающем сходстве с оригиналом. Маркизу звали Элеонорой, она была дочерью простого эсквайра и случайно познакомилась с красавцем испанцем в Лондоне, во время своего первого и последнего его посещения.

Испанец оказался настояшим джентльменом и добился её руки после полугода ухаживаний, для этого он даже поехал в северо-английскую глушь. После свадьбы они уехали в Испанию и на родине Элеонора больше ни разу не была. С Кубы она уезжать не желает ни под каким предлогом, но счастью дочери мешать не собирается и благословляет её на брак с русским дворянином, так же как молодую англичанку когда-то благословили её родители.

Меня даже на слезу прошибло после общения с маркизой. Против её плана у меня никаких возражений не было.

Покойный маркиз был плантатором и часть дохода семьи была с плантации сахарного тростника. Маркиза одна из немногих на Кубе, кто видел в черных рабах хоть каких-то людей и её муж постепенно смягчился и стал своеобразной белой вороной среди плантаторов. Он своих рабов не освободил, но относиться стал к ним более менее по-человечески, не изнурял их работой по двадцать часов в сутки во время страды и у него не издевались на невольниками и физически наказывали только за дело.

Маркиза после смерти мужа вообще запретила физические наказания и собиралась всем дать свободу, а плантацию продать. Она была достаточна богата, чтобы прожить и без этой плантации, единственная загвоздка в её планах была дочь.

Большую часть жизни девушка провела в Европе, после окончания войны семья путешествовала по миру. И лишь за год до смерти маркиз решил вернуться на свою малую родину, на Кубу.

Вероника категорически не хотела выходить замуж за отпрыска какого-нибудь плантатора, но после смерти отца боялась уезжать с Кубы. На «Геркулесе» она оказалась случайно, как говориться за компанию, статный русский моряк ей сразу очень приглянулся. А тут она еще узнала, что у него нет крепостных, в её понятиях русских рабов и она тут же влюбилась в Николая.

Услышав этот рассказ, я подумал, недаром говорят, с кем поведешься от того и наберешься. У этой сладкая парочка в отличие от моей светлости хотя бы несколько дней было влюбленности пока они все не порешали.

Да, дела однако. Недаром Николай Андреевич так в этот поход рвался. Видать сон был ему вещий.

Матушка Николая и по совместительству моя теща, осталась в Гаване, а мы двумя бортами пошли на Пинос.

К острову мы шли два дня и подошли к нему ближе к вечеру. Нас встретили сигнальным выстрелом из пушки небольшого, но достаточно крепкого укрепления. Высаживаться ночью мы не стали и стали на якорь.

Во избежания неприятностей я приказал не только усилить вахты, но и патрулировать ночью акваторию вокруг кораблей.

В южных широтах стремительно наступает не только ночь, но и день. Мы решили не спешить с высадкой и сначала хорошо осмотреться, но островитяне решили по другому и сразу же после восхода выслали к нам свою небольшую канонерку.

Сразу же после нашего прибытия в Гавану, на остров послали одного из офицеров порта с известиями о грядущих переменах и на носу канонерки я разглядел именно его.

Поднявшись на борт «Геркулеса» офицер отсалютовал мне своей шпагой и набрав полную грудь воздуха, громко и торжественно продекламировал:

— Ваша светлость, главы трех семей ожидают вашего прибытия.

Пора шла эта церемония, Паскуале по долгу службы расспросил моряков лодки о морских глубинах вокруг острова. Прибывший офицер после рапорта тоже сразу же попал в его цепкие руки и быстро что-то начал отвечать, отчаянно жестикулируя. Паскуале конечно не такой полиглот как Джузеппе, но языки западного Средиземноморья знал и более-менее свободно общался с кубинцами.

Ожидая вердикта старшего офицера, я рассматривал моряков лодки, крестный и Николай в подзорные трубы внимательно изучали подходы к острову, а Джузеппе общался с экипажем лодки.

На носу лодки была небольшая пушка, я в калибрах 19-ого века не сильный спец, но это была скорее даже пушечка. Возле неё стояли два испанских солдата в потрепанной и грязной форме вооруженные какими-то допотопными мушкетами. На фоне наших моряков, одетых с иголочки и вооруженных современными американскими винтовками, они смотрелись жалко и комично.

Моряков на лодке было четверо, они одеты были вообще непонятно как и вели себя привольно, лениво развалившись в лодке и не спешно беседуя с Джузеппе.

Закончив беседу с испанским офицером к нам подошел Паскуале, а увидев это и Джузеппе.

— На острове осталось всего пятнадцать белых людей, это главы трех семей со своими людьми, все остальные уже уехали, в том числе и два десятка американцев, которые жили здесь в небольшом поселении выше по течению реки и рядом они держали небольшое ранчо, — Паскуале начал доклад с положения дел на острове, резонно предположив, что меня в первую очередь интересует это, а не подходы к нему.

— С главами семей два американца, они должны с вами решить имущественные вопросы. Белые все решили покинуть остров, остаются два десятка негров с семьями. Они смотрят за скотиной, здесь сотни две быков, десяток коров и около тридцати взрослых лошадей. Американцы сначала психанули и хотели сжечь свои дома и ранчо. Но главы семей их угомонили. Они быстро собрались и уехали, оставив двух человек для переговоров с вами. Следом уехали и большинство членов семей.

Доклад вполне исчерпывающий, все остальное посмотрим на месте.

— А как с подходами к острову?

— Испанец утверждает, что здесь напротив устья реки глубины больше тридцати футов и на милю выше по реке. Остров, — Паскуале показал на небольшой и узкий островок немного правее устья реки, — остается по правому борту.

Джузеппе подождал конца доклада и показав на лодку, дополнил.

— Это почти весь испанский гарнизон, там, — он показал на небольшое укрепление на левом берегу устья реки, — осталось еще двое таких же бедолаг. Пушек у них больше нет.

Джузеппе показал на оборванных солдат и скривился в ухмылке.

— Вояки, спят и видят как с этого острова ноги унести. Чуть ли не вплавь готовы отсюда плыть.

Я повернулся к крестному, как заходить решать ему. Крестный меня понял и отдал команды.

— Скажите офицеру, что он свободен. Прикажите спустить две шлюпки и начать промеры фарватера. Заходить будем только по результатам своих промеров. Николай Андреевич, этим попрошу заняться вас. А господин Ружицкий со своими людьми пусть занимает форт, его мы усилим десятком наших моряков. Выполняйте, господа.

Засвистела боцманская дудка и по палубе забегали моряки «Геркулеса», сигнальщик начал передавать сообщение на «Сарагосу» и там начали тоже спускать шлюпки. Адмирал решил не рисковать и паруса пока не ставить.

Джузеппе немного дополнил сказанное о положении на острове. Главы трех семей, проживающих на острове, довольны предстоящими радикальными переменами своей жизни и теми материальными плюшками какие они получат с этого и мнение других их не интересовало.

Так же как и американцев, которые здесь были на правах арендаторов. Свои хозяйства они перед передачей разорять не стали и не позволили это сделать американцам, которые сначала психанули и хотели все свое сжечь.

Самым ценным дополнением Джузеппе был рассказ о построенном американцами причале на левом берегу реки, в полукилометре от укрепления в устье реки.

Моряки с испанского катера, утверждали что глубина реки возле причала тридцать пять футов до время отлива. Если это правда, то на этом причале мы можем и пршвартоваться. При полной загрузке осадка нашего парохода составляет девять метров, а тридцать пять футов это десять с половиной. Джузеппе кстати просветил меня, что маленькая пушечка называется фальконетом или просто фальконом.

Неожиданно начавшаяся американская эпопея уже начинала влетать мне в копеечку и если бы не первые поступления с биржи ставок, то пришлось бы отрупоривать кубышку или брать кредиты. В России деньги например уже точно кончились, осталось только на текущие расходы на жизнь и приходилось уже думать об экономии, а готовый причал на самом деле штука весомая.

Я конечно все равно рассчитывал обойтись без кредитов и вскрытия кубышки, но до осени поступления могут быть только с консервного завода, эти крохи которые пойдут на поддержку штанов, и регулярные доходы с клуба.

В полдень мы осторожно вошли в устье реки. Ян Ружицкий без проблем занял испанское укрепление и прежние хозяева тут же погрузились на свою лодку и направились на Кубу.

Главы семей спокойно ждали нас на причале, они рассчитывали сегодня тоже покинуть остров. Их одномачтовый шлюп был готов в любую минуту отдать якорь.

Томить глав семей я дальше не стал и через час они и американцы, довольные результатами сделки не зашли, а забежали на борт шлюпа и отправились на Кубу, а мы спокойно продолжили заходить в реку.

Около трех часов мы наконец-то пришвартовались у речного причала. Молодцы американцы, ничего не скажешь. Причал конечно деревянный, но добротно и крепко сделанный, длиной почти сто метров и шириной метров тридцать до самого берега.

«Сарагоса» бросила якорь в устье реки прямо напротив укрепления. Два десятка кандидатов в колонисты, три четверти из которых были греки, тут же сошли на берег, сменив людей Ружицкого и моряков.

Во время высадки Джузеппе в пространство задал риторический вопрос

— А на каком языке будет общаться вся эта компания на острове, греки, русские, англичане и негры-испанцы?

Почему-то это раньше никому в голову не приходило, а правда на каком?

Загрузка...