4 апреля 1944 г. полки нашей 89-й гвардейской стрелковой дивизии выходили на подступы к реке Днестр, в районе города Дубоссары. Перед нами лежала земля Молдавии — края яркого солнца, садов и виноградников. На этой земле еще томились в неволе советские люди. Воины-освободители рвались на помощь своим братьям.
8 апреля мы опрокинули врага в Днестр и форсировали эту водную преграду. На наш 273-й гвардейский полк, которым командовал подполковник Василий Васильевич Бунин, была возложена задача — выбить фашистов из сильно укрепленного опорного пункта Жеврены, угрожавшего одному из наших флангов. Пересеченная местность, разлившаяся к тому времени от весенних дождей река Реут осложняли выполнение этой боевой задачи. Двенадцать суток шли ожесточенные схватки, в которых гвардейцы изматывали противника, штурмуя его оборонительные укрепления.
Первыми форсировали Реут и ворвались в населенный пункт бойцы отделения гвардии сержанта комсомольца Василия Огородова. Вслед за ними ринулись воины всей роты. Гитлеровцы заметались, как крысы на тонущем корабле. В самом большом доме села размещался их штаб. Наступление гвардейцев было настолько внезапным, что фашисты не успели даже покинуть его. Когда сержант Огородов и рядовой Назаренко добрались до этого дома, то засевшие в нем гитлеровцы открыли беспорядочный огонь. Наши бойцы приняли решение — блокировать это здание. Назаренко подполз к черному ходу, а Огородов, укрывшись за каменной стеной колодца, открыл по дому огонь из автомата, сам оставаясь неуязвимым. Вражеские солдаты и офицеры предпринимали многократные попытки вырваться из «мышеловки»: вели беспорядочный огонь, бросали гранаты, выскакивали на улицу, но каждый раз меткий огонь автомата тут же скашивал их. Так продолжалось больше часа. Девятнадцать гитлеровцев полегли у самого порога осажденного дома. Среди них оказались полковник, майор и капитан. Гвардейцы забрали с собой штабные документы и карты.
На участке другой роты форсированию Реута сильно мешал огонь вражеской батареи. Гвардии рядовой комсомолец Иван Мусоров, командовавший стрелковым отделением, самостоятельно принял решение — захватить батарею противника. Гвардейцы ползком окружили батарею и, когда оказались в ее тылу, атаковали орудийные расчеты. Гитлеровцы бросили орудия и побежали. У Мусорова возник план поважнее преследования горстки перепуганных фашистов. Он приказал развернуть на 180 градусов орудия и открыть огонь.
Так дрались наши гвардейцы за освобождение Жеврен и захват плацдарма на правом берегу Реута. К 25 апреля здесь полностью был ликвидирован крупный вражеский пункт сопротивления, и село стало снова советским. Но упорные бои продолжались за другие населенные пункты.
В одном из сел ко мне вместе с группой молодых ребят подошел старик в рубахе и штанах из домотканой мешковины. На груди у него я заметил два Георгиевских креста. Старик охотно рассказал о своей жизни, о былых военных походах, во время которых и был удостоен за храбрость наград.
— Русские всегда были нашими братьями и заступниками, — говорил он, — вместе с русскими я еще в молодости проливал кровь. Сил вот мало осталось у меня, а то и на этот раз пошел бы вместе с вами на боевые дела, как когда-то ходил.
Старик долго рассказывал нам о бесчинствах оккупантов, о том, как жестоко расправлялись они за малейшее неповиновение, призывал отомстить врагу за страдания народа.
— Сам теперь не могу воевать, а вот пятерых своих внуков привел вам на помощь. Хоть они и молодые, но фашистов будут бить хорошо.
Как раз в это время к нам в батальон приехали корреспонденты из фронтовой газеты. Я представил им нового знакомого. Они сфотографировали старика с внуками, записали в блокноты кое-какие сведения о старом воине и уехали.
— Ну вот, уехали, — недовольно заворчал старик. — А кто же мне скажет, в какую роту вести моих молодцов?
Чуть поодаль стояли и улыбались пятеро молодых парней. Старик подозвал их.
— Так примете к себе моих хлопцев?
Я объяснил старому человеку, как это сделать. Спустя несколько месяцев, уже в Польше, когда наш батальон занимал исходный рубеж для наступления с Магнушевского плацдарма, я повстречал двух молодых солдат, которых будто где-то видел, но никак не мог припомнить где. Солдаты смотрели на меня, пока я терялся в догадках, и смеялись. Наконец один из них сказал:
— А мы вас помним, товарищ комбат. Я Кирилл Чиглей, а это Василе Голбан. Помните, нас дедушка Петря к вам привел.
На подступах к Кишиневу наши гвардейцы освободили много населенных пунктов. В районе города Оргеева вражеская оборона была быстро смята. В этот день наш полк, находясь на острие наступления 26-го гвардейского стрелкового корпуса, вышел к селу Драсличены. Большим и упорным был бой под Петриканами. Здесь гитлеровцы заминировали поля и сконцентрировали большое количество огневых средств. Перед моим батальоном была поставлена задача — на одном из участков проложить дорогу через минное поле, уничтожить огневые точки врага.
Не успел я разъяснить командирам роты и взводов важность задания, как мне доложили, что группа бойцов добровольно вызвалась двигаться впереди наступающих, обезвредить вражеские мины и уничтожить мешающие успешному продвижению батальона два дзота. Я спросил, знают ли они, что операция связана с риском для жизни?
— Знаем, — хором ответили бойцы.
— Даю вам еще тридцать минут на обдумывание. Операцию мы доверим только тем, кто уверен в себе, идет не умирать, а хочет и может помочь завоевать победу в предстоящем бою.
Рассказал им о боевых подвигах гвардейцев. Притихшие и настороженные, слушали они мой рассказ о воине нашей части Герое Советского Союза Чалпомбае Талубардыеве, который при форсировании Дона и захвате плацдарма на правом берегу показал пример храбрости и отваги, ценой своей жизни обеспечил выполнение боевого задания.
Когда я кончил рассказ, сидевшие передо мной на траве бойцы поднялись на ноги. В каждом лице светилась суровая трезвая решимость…
— Кто передумал? — спросил я.
Все молчали.
— Кто из вас нездоров или плохо себя чувствует? — несколько иначе сформулировал я свой вопрос.
Ответом тоже было молчание.
— Ну, что ж, товарищи, спасибо вам, — сказал я и почувствовал, как к горлу подполз давящий ком. Я был взволнован. Думаю, что взволнованы были и бойцы. Но никто из нас не подал вида.
С наступлением темноты двенадцать смельчаков во главе с сержантом Самойловым, вооруженные гранатами и автоматами, поползли навстречу вражеским укреплениям. Задание они выполнили. На рассвете после артиллерийского удара по разведанной дороге двинулась рота, а за ней весь батальон. Мы преодолели глубоко эшелонированную оборону противника и стали по пятам преследовать врага.
Уже к исходу дня наши гвардейцы первыми в дивизии вышли к Кишиневу. Город был от нас в семи километрах, и мы хорошо видели клубы огня и дыма, слышали взрывы. Утомленные несносной августовской жарой, пройдя с боями около пятидесяти километров по оврагам, косогорам, крутым спускам и подъемам с проволочными заграждениями и минными полями, мы выбились из сил.
Я стал подумывать о том, чтобы окопаться и дать бойцам возможность передохнуть. Размышляя над этим, всматривался в далекие очертания города и видел, как злобствующий враг уничтожал народное добро. Было очень заманчиво немедленно ворваться в город, не дать фашистам до конца разрушить столицу Советской Молдавии. Я знал, что стоит мне сказать одно слово «Вперед!», и люди устремятся туда, где полыхает пожар. Но знал и другое — на подступах к Кишиневу нас ждала трехлинейная траншейная полоса обороны гитлеровцев.
Отдав приказ прекратить продвижение вперед, я пошел к бойцам, чтобы узнать их настроения.
— Ну как, товарищи, отдохнем или будем продолжать наступление? — спрашивал я и слышал в ответ:
— Где тут раскуривать!
— В городе отдохнем!
Мне стало ясно, что как ни устали люди, настроение у них боевое и желание гнать врага без передышки жило, пожалуй, в каждом бойце. Я вызвал командиров рот, определил каждому задачу. Батальон быстро развернулся в цепь и начал наступление на город.
Враг бешено оборонялся шквальным артиллерийским и минометно-пулеметным огнем. Рота, которой командовал Киташин, действовала на левом фланге. Несколько правее наступала рота Сенаторова, в задачу которой входило очистить лесок от гитлеровцев и выйти к реке Бык. А на правом фланге шли гвардейцы Давыдовича, прикрывавшие наступление всего батальона. Поддержанная артиллеристами рота Киташина первой начала наступление вдоль оврага и, стремительным броском ворвавшись в город, завязала уличные бои. Судорожно цепляясь за каждый угол, дом, улицу, фашисты создавали узлы обороны. В одном из домов на Первомайской улице шестеро засевших гитлеровцев вели непрерывную автоматно-пулеметную стрельбу. Под шквальным огнем офицер Танасов, пробравшись незамеченным к окну, швырнул туда связку гранат. Улица была свободна.
На пути гвардейцев Давыдовича серьезной преградой встали два вражеских танка, открывших огонь из орудий и пулеметов. Навстречу фашистским машинам пополз гвардии лейтенант Мельников с тремя бойцами, и вскоре машины были захвачены, экипажи уничтожены.
К девяти часам вечера мой батальон достиг центра города. Нужно было водрузить на площади красный флаг. Я послал двух бойцов раздобыть у местных жителей лоскут кумача. Вскоре они вернулись с красным полотнищем в руках. Его быстро приделали к древку.
Было уже темно, когда мы вышли на перекресток улиц Гоголя и Ленина. Здесь, на площади, на высоком столбе по моему приказу рядовой Кушнир водрузил красный флаг. У всех нас было радостное настроение. В честь поднятия флага мы дали залп и стали пробираться в верхнюю часть города.
Кругом еще горели дома, то и дело слышались взрывы, трещали пулеметы. Враг заминировал мостовые, здания, перекрестки улиц. К 11 часам вечера мы вышли на Садовую улицу и здесь заняли оборону до утра.
Бои за полное освобождение Кишинева продолжались всю ночь с 23 на 24 августа. Кишинев стал снова советским. Приказом Верховного Главнокомандующего нашему гвардейскому стрелковому полку было присвоено почетное наименование «Кишиневский».
Утром 24 августа мы увидели страшную картину фашистского варварства. Отступая, оккупанты разрушили целые кварталы жилых домов, вывели из строя все промышленные предприятия. Всюду дымились остатки сожженных построек.
Кишиневцы с большой радостью встречали советских бойцов, угощали нас виноградом, яблоками. С жадностью слушали люди рассказы о жизни Советской страны, о борьбе нашего народа за победу над врагом. Как раз в это время сюда пришли первые советские газеты. Мы видели их в руках многих горожан. В парке рядом с аркой Победы фронтовой поэт читал свои только что написанные стихи:
Пылала ночь в кварталах Кишинева,
Снаряды рвали камни мостовых.
Мы шли сюда, громя фашистов снова,
Чтоб мстить за мертвых и спасти живых.
В тот день мы проводили в последний путь павших за освобождение столицы Молдавии. Среди них был и заместитель командира нашего полка по политчасти майор Михаил Иосифович Кручек. Он был похоронен в парке имени А. С. Пушкина[3]. Отдав последний долг павшим героям, мы продолжали преследование противника.
В боях за окончательное освобождение Молдавии покрыли себя неувядаемой славой наши бойцы, бесстрашные и мужественные сыны советской гвардии, воспитанные Коммунистической партией.
Был у нас доброволец — семнадцатилетний паренек Николай Ковалев, лихой и бесстрашный разведчик. Послали его однажды разведать и засечь огневую точку, чтобы потом накрыть ее артиллерийским огнем. Ушел Ковалев и долго не возвращался. Вернулся, когда уже мало кто его ждал. Впереди него шли четыре гитлеровца. Один волочил за собой тяжелый станковый пулемет.
— Как же ты умудрился их захватить, да еще и с пулеметом? — спрашиваем у него.
— Очень просто, — отвечает, — подполз это я, значит, сзади пулемета, подкрался поближе к фрицам, бросил одну противотанковую гранату, они и скисли, сразу все руки подняли. Это их счастье, что я промахнулся… — и вытаскивает из кармана два пистолета и кинжал. — Это я у фашистского лейтенанта снял. Сволочь-то какая! Руки поднял — «сдаюсь», а у самого в кобуре пистолет и на поясе нож…
Несколько позднее, когда фашисты были окружены, Ковалев, находясь в разведке с тремя бойцами и будучи старшим среди них, взял в плен и привел в штаб более двухсот гитлеровских вояк, за что был награжден орденом.
Солдатской смекалкой отличался в нашем полку гвардии младший сержант Порфирий Чеботарь. На одном участке пехота никак не могла продвинуться вперед. И вот тогда сюда пришел со своим противотанковым ружьем Чеботарь. Он огляделся, занял в воронке от разрыва авиабомбы огневую позицию. Перед ним лежала возвышенность, покрытая низкорослым кустарником. Кое-где среди кустарников виднелись копны сена. Где-то там, невидимые, были вражеские солдаты. «Копны сена среди кустарников? С чего бы это им здесь быть?» — подумал бронебойщик. Он выстрелил зажигательным патроном в один стог сена — копна мгновенно вспыхнула. Через минуту-две от нее побежали фашисты. Стрелки открыли по ним огонь.
Разгадав, где укрываются солдаты противника, бронебойщик теперь принялся выкуривать их огнем. По движущимся и теперь хорошо видимым целям начали стрелять пулеметчики. Автоматы в ход пошли. Больше 70 гитлеровцев в этом месте в плен взяли и 46 оказались убитыми. Осмотрели мы потом места, где стояли стога сена. Под каждой копной была настоящая огневая точка с амбразурными щелями, стальными щитками и даже бетонными колпаками.
Развернулись упорные бои за ликвидацию окруженной группировки врага. Крупная колонна фашистов в районе села Сарата-Резешь судорожно пыталась переправиться на правый берег Прута и уйти от преследования. Но дивизии 26-го гвардейского стрелкового корпуса генерал-майора Павла Андреевича Фирсова стремительным ударом загнали всю гитлеровскую колонну в болото северо-западнее Сарата-Резешь.
К утру 29 августа сопротивление врага было окончательно сломлено, и началась массовая сдача в плен. В числе пленных оказалось более тысячи немецких офицеров, три командира дивизии и командир корпусной группы. Всего соединения 26-го гвардейского стрелкового корпуса в этой операции, захватили в плен более 22-х тысяч человек и огромные трофеи.
В этот же день закончились бои по уничтожению окруженной кишиневской группировки и на всех других участках. Немецко-фашистские захватчики были полностью изгнаны со всей территории Молдавской ССР. В ходе этих боев гвардейцами нашего полка было уничтожено значительное количество гитлеровцев, подбито 23 танка, уничтожено 973 пулемета, 28 орудий, 73 миномета, 180 автомашин, взято в плен 11 074 солдата и офицера, захвачено 8325 лошадей, около 10 000 винтовок и автоматов, 430 пулеметов, 185 минометов, 115 орудий разного калибра, 420 автомашин, 4871 повозка, 3 паровоза, 110 груженых железнодорожных вагонов и несколько интендантских складов.
После освобождения Молдавии мы были переброшены в Польшу. Вскоре переправились через реку Висла на плацдарм, с которого готовился скачок войск 1-го Белорусского фронта к самому логову фашистского зверя — Берлину.
В авангарде наступавших на Берлин войск шла также прославленная 5-я ударная армия генерал-лейтенанта Николая Эрастовича Берзарина, и снова самым первым, как всегда, мой штурмовой батальон. Он первым в полку должен был начать штурм долговременной вражеской обороны. Мы готовились к этому долго и тщательно. Каждый воин знал — отсюда начинался победоносный марш Советской Армии на Берлин. Оставался последний этап боевого пути.
Бой был смертным. Каждый метр брался кровью. И командовать боем батальона теперь было куда сложнее, чем обычно. Управлять следовало не только ротами своего батальона, но и приданными на этот раз значительными средствами усиления: противотанковой батареей полковой артиллерии, которая шла вместе с пехотой, батареей самоходных орудий и группой танков штурма.
Гвардейцы нашего батальона прорвали оборону противника. Части 5-й ударной устремились к Берлину. От участка прорыва наступление расширялось веером, отсюда уже каждый шел своим, заданным направлением.
Менее чем за десять суток наша дивизия прошла с боями 570 километров и закончила свой бросок на подступы к Берлину захватом плацдарма на левом берегу реки Одер, севернее города и крепости Кюстрин.
В боях на подступах к Берлину отважно и мастерски штурмовал вражескую оборону наш гвардейский Кишиневский, а теперь, за успехи по освобождению польской земли, награжденный орденом Красного Знамени стрелковый полк. А в дивизии за несколько дней наступательных боев с Магнушевского плацдарма прибавилось еще 14 Героев Советского Союза. Как раз в те памятные дни в нашу дивизию прибыла делегация с подарками от трудящихся Молдавии. Вместе с нами посланцы молдавской столицы вступили в Берлин и были свидетелями капитуляции гитлеровской армии.
Бои за Берлин были, пожалуй, самыми тяжелыми за всю войну. Тяжело раненный зверь огрызался до последнего. Пришлось применять новую, тут же родившуюся тактику. Гвардейцы забирались на крыши берлинских домов, с крыш высоких зданий бросали дымовые шашки, и тогда под прикрытием густого дыма продвигались вперед и люди, и техника. Бои были такими, что люди прокладывали дорогу танкам. По крышам берлинских домов, по земле и под землей (по тоннелям метро) батальон прошел 11 километров. В память о тех днях в Центральном музее Вооруженных Сил в Москве бережно хранится один из штурмовых флагов нашего батальона.
В боях за Берлин в батальоне сражался и 91 боец молдавской национальности. В День Победы они собрались вместе и написали на Родину, в свой цветущий край письмо. Называлось оно «Слово воинов-молдаван к землякам. Письмо гвардейского Краснознаменного Кишиневского полка трудящимся Молдавии». Его подписали младший сержант Николай Кекуч, гвардии сержант Григорий Сервачук, гвардии сержант Василий Фулга, гвардии сержант Марк Дургуз, гвардии рядовые Иван Чебанапа, Василий Голбан, Кирилл Чиглей, Филипп Алканов, Павел Раку, Георгий Коваль и другие. Они писали в своем письме: «Нам выпала высокая честь и большое счастье служить в гвардейском Краснознаменном Кишиневском полку. Этот полк освобождал Молдавию и ее столицу Кишинев, бил немецких захватчиков на берегах Прута. Мы были свидетелями храбрости и мужества, отваги и геройства его гвардейцев, когда они в августе 1944 года изгоняли немецко-фашистских захватчиков с молдавской земли, а потом высокому воинскому мастерству мы и сами учились у них, вместе с ними ведя бои за освобождение Польши и при разгроме врага в самом Берлине. Нам бы хотелось скорее видеть нашу родную солнечную Молдавию залечившей раны войны, цветущей, богатой, как никогда! Поэтому и призываем мы вас, дорогие земляки, работать не покладая рук над решением величественных задач послевоенных пятилеток».
С тех пор прошло много лет. Волею судеб мне снова довелось ступить на молдавскую землю. Я вижу, что счастье и радость поселились теперь в каждом молдавском доме. И видя это, я часто вспоминаю тяжелые военные годы, своих боевых товарищей, павших в боях героев. И еще я вспоминаю письмо солдат из поверженного Берлина, мечтавших видеть родную Молдову цветущей и богатой. Что ж, мечта эта, рожденная в битвах с проклятым врагом, осуществилась!