Операция "Снег"

БЕГЕМОТИЙ ДОКТОР

…Крупный южный приморский город был взят яростным и коротким танковым ударом. Скрежетнув гусеницами по булыжнику между трамвайных путей и круто развернувшись, водитель «тридцатьчетверки» тормознул. Сквозь пятнистую, словно маскхалат, колеблющуюся зелень парка ему почудились в глубине какие-то подозрительные бетонные сооружения.

Смахнув, словно паутину, ажурные металлические ворота, танк, поводя орудийным стволом, въехал на широкую аллею. На латинскую надпись над воротами, среди которой выделялись крупные буквы: «ZOO», никто, разумеется, не обратил внимания…

Было тихо.

— Отбой! — крикнул командир танка и, блаженно потягиваясь, вылез из люка. — Фашисты, видать, так драпанули — до границы не остановишь! Перекур, пехота! Пятеро солдат и шестой — сержант посыпались с брони вниз. Солдаты, достав из карманов кисеты с махрой, растянулись на траве, но сержант, еще весь в горячке прорыва и недавнего боя, никак не мог успокоиться. Он только привалился спиной к нагретому боку машины и почти незаметно, не поворачивая головы, перебегал глазами из стороны в сторону. Потом решительно шагнул на газон, кивком приказав одному из солдат, смуглому и черноволосому крепышу, следовать за ним.

Навалившись плечом, сержант откатил дверь большого застекленного сарая, напоминающего самолетный ангар. За его спиной, с ручным пулеметом наизготовку, немного пригнувшись, невозмутимо посапывал рядовой Уразбаев. Покрутив шеей и несколько раз втянув ноздрями воздух, опытный Уразбаев сверкнул белками:

— Пустой…

Но Федотов — так была фамилия сержанта — на всякий случай, для острастки и своеобразного салюта, дал короткую очередь. Со звоном посыпались стекла.

— Дядень-ка-а! — раздался такой отчаянный детский крик, что Федотов чуть не выронил автомат, а Уразбаев шлепнулся животом на землю, выбрасывая ручник перед собой. — Дя-день-ка, не стреляйте! Я свой…

И из неприметной кучи сена в углу одного из отсеков сарая к опешившему Федотову метнулся щупленький белобрысый мальчишка лет десяти-одиннадцати. Цепляясь пальцами за потное сукно гимнастерки, припав всем своим горячим тельцем к сержанту, он, судорожно всхлипывая, бормотал, словно в забытьи:

— Я свой… Свой я… Свой…

Сержант Федотов запустил заскорузлую пятерню в его спутанные, в сенной трухе волосы и нежно и осторожно гладил по хрупкому мальчишескому затылку.

— Все, сынок… Все… Порядок в танковых частях… — беспомощно и нелепо бормотал сержант, откинув автомат за спину и ощущая на своей груди, прямо под орденом Красной Звезды, как гимнастерка его тепло намокает от обильных слез. Ему самому вдруг захотелось плакать.

— Отставить! — вместо этого негромко скомандовал сержант. — Слезы от-ставить!

Мальчишка мгновенно стих, но продолжал еще шмыгать носом.

— Ты как это очутился в зоне военных действий? — строго спросил Федотов. — Доложить по всей форме!

— А я… Я в сено зарылся… — робко прошептал мальчик. — Как стрельба началась… Я и не успел из зоопарка выскочить…

— Так это что ж… Выходит, значит… Мы в зоосад въехали? — глупо спросил сержант.

— Ну да… — подтвердил мальчишка. — Только здесь никого почти не осталось. — И снова всхлипнул: — Петра Макеича они прямо там… — он махнул рукой в глубину сада. — Прямо там… расстреляли. Он как раз на тележку корм накладывал.

— Макеич этот твой… Он кто? — спросил сержант тихо.

— Сторож. Я его давно, еще с довойны знаю… Он меня сюда по вечерам иногда пускал. Мы слона кормили… А всех птиц — и лебедей даже черных, и павлинов — немцы перестреляли. Офицеры… Как в тире… И оленей тоже… А Томми они увели…

— Томку? — как-то туго соображая, но сразу проникаясь сочувствием, спросил сержант. — Сеструху твою, что ли?

— Нет, не сестренку… Так нашего слона звали. Он был очень умный, очень. Ни за что не хотел в Германию в плен ехать! Так они его… цепями за ноги… и к бронетранспортеру. Так и потащили на буксире. Он сильный, наш Томми! Разве бы он… добровольно… сдался?!

— Так… — подытожил сведения сержант. — А тебя, выходит, как зовут?

— Федя… Федор Капустин.

— А меня — Федотов, — почему-то обрадовался сержант. — Тезки почти!

— Но это еще не все… — заторопился Федя. — Тут немец один… в слоновник вбежал… И прямо в бегемота дал очередь из автомата…

— В бегемота? — не сразу понимая, поморщился Федотов.

— Ну да… Это вон там, в конце самом. Идемте, покажу…

Вода в небольшом бассейне была мутной и темно-красной. «От крови, видать…» — привычно подумал про себя сержант и цепко прищурился.

— Бишка… — громко позвал мальчик, и в голосе его звучали боль и страдание. — Би-и-шка…

Из воды медленно поднялась огромная голова и так же медленно, с усилием, развалилась на две половины. Из красной зубастой пасти пахнуло дурным лихорадочным жаром.

И Федотов — бесстрашный разведчик Федотов — невольно попятился!

— Ты это… того… — запинаясь и вдруг охрипнув, с трудом проговорил он. — Твой боровокто… Ведь проглотит с голодухи за милую душу. Целиком! Со всей амуницией… Только пуговицы выплюнет…

— Да вы, дяденька Федотов, не бойтесь… — вдруг заулыбался мальчишка и словно бы весь засветился тем — довоенным — весельем. — Бишка добрый… И смирный. Морковку и свеклу очень любит. И сено с удовольствием ест…

Как бы догадавшись, что разговор идет о нем, бегемот снова раскрыл чудовищную пасть, но из нее вместо громового рева раздалось жалобное мычание, напоминающее жалобу теленка, отставшего от матери.

— Ишь ты… Это что же, вроде лошади, значит, на довольствии стоит? — с детским любопытством уточнил дотошный сержант.

— Ага… Бегемот — это просто так, а по-научному его называют «гиппопотам»…

Услышав незнакомое, нерусское слово, сержант вздрогнул и машинально схватился за автомат. Но мальчик не заметил его реакции.

— …а «гиппопотам» это и значит: водяная лошадь! — с торжеством объяснил мальчик.

— И откуда ты все знаешь? — подозрительно спросил бдительный Федотов.

— Я до войны юннатом был… — сообщил Федя. — Знаю, чем зверей кормить… А вот лечить… Лечить не пробовал. Ему, наверное, раны надо бы йодом смазать. И забинтовать. А то у него нагноение будет. Вода грязная… Бишка в воде сидел. Хорошо, что он ему не в голову попал. Торопился… Если бы в голову — все. Конец.

Теперь бегемот вылез из воды почти весь. На его круглой задней части, наискосок к ноге, словно пробоины на боковой броне, виднелась цепочка круглых дырок. Из них проглядывало розовое кровоточащее мясо…

Федотов придирчиво оглядел огромную лоснящуюся буровато-зеленую тушу и горестно вздохнул:

— Это ж… Это же сколько йоду на такое пойдет?! Тут же целый медсанбат потребуется!

— Жалко Бишку… — губы у Феди дрожали. — Пропадет ведь…

— Стоп! — спохватился быстрый на решения бывалый разведчик. — Имеется возможность подмогчи твоей этой… Как его? Лошади? — Он коротко хохотнул. В общем, битюгу твоему… За мной!

Разведчик и командир танка столковались в полминуты.

— Народное достояние! — с крестьянской убедительностью сказал, как отрубил, Федотов. — Понимаешь?!

— Давай! — кивнул командир.

Мальчика подсадили на броню. Потом его, раскрасневшегося от счастья и волнения, крепкие руки танкистов втянули в люк. Федотов похлопал танк, словно по крупу коня, и заорал:

— Погоняй!

Нужное хозяйство разворотливый разведчик отыскал быстро…

— Сколько?! — задохнувшись от праведного возмущения, тучный полковник, начальник полевого эвакогоспиталя, угрожающе надвигался на замершего по стойке «смирно» Федотова. — Сколько?! Два литра медицинского спирта? Ты, сержант, в своем уме?!

Но поскольку сомнения по поводу свихнувшегося сержанта не покинули военврача, он, придвинувшись к Федотову вплотную, положил ему на лоб большую мягкую ладонь:

— Хм… Температуры вроде нет… Покажи язык! — приказал он. Федотов дисциплинированно высунул язык. Военврач — мужчина приличного роста нагнулся.

— Та-а-ак… А ну-ка дыхни! — внезапно рявкнул он. Сержант, мокрый от напряжения, послушно дыхнул…

— Трезвый… — ошарашенно сказал военврач. — Трезвый? Так зачем тебе два литра спирта?! — снова оглушительно заорал он. — Кругом!

— Ох, не могу больше! — взмолился Федотов и юркнул за дверь, из-за которой тотчас же появился, таща за руку перепуганного и упирающегося что есть сил Федю. — Вот пусть он вам все как есть разъяснит… Юннат! — И совершенно по-граждански развел руками.

— Нам для промывки ран… — собрав последние остатки решительности, почти прошептал мальчик.

— Чего? Чего? — недорасслышал рослый полковник и присел на этот раз чуть ли не на корточки. — Громче докладывай!

— Спирт… для промывки ран… — попытался было объяснить мальчик, краснея и запинаясь, но военврач прервал его лепетание.

— И не совестно тебе, Федотов, боевому разведчику, заставлять несовершеннолетних заниматься вымогательством?! — багровея, заорал он.

— Не для себя… Для бегемота… По-научному — для гиппопотама! брякнул сержант…

— Для кого?! — полковник навострил ухо. Он был опытным врачом, очень опытным, и знал, что на фронте может случиться всякое. — Для кого? Давайте толком!

Когда Федотов и Федя в два голоса, торопясь, перебивая друг друга, изложили положение дел, полковник медицинской службы вдруг поверил им сразу и безоговорочно. Такое нельзя было придумать! Это могло быть только правдой…

— Черт с вами! — махнул он рукой. — Разрешаю! Спасайте вашу животину! И, упав на стул, захохотал.

Он хохотал, трясясь всем своим крупным телом так, что стул под ним тоже трясся и подпрыгивал всеми своими четырьмя ножками, словно одушевленное существо. Хохотал долго и заразительно, но ни Федотов, ни Федя не могли понять причины его смеха и поэтому смотрели на него молча и обиженно.

— Как же вы… — отсмеявшись и вытирая слезы, спросил полковник, — как же вы… Его бинтовать будете? Эх вы, чудо-лекари! Ватных тампонов побольше возьмите, — сразу став серьезным, коротко и деловито распорядился он. — И липкого пластыря побольше. Ясно? Разрежете на полоски… Думаю, удержится… Да! И прихватите граммов двести аспирина. Жаропонижающее…

Он быстро притянул к себе Федю и посмотрел на него сверху вниз умными внимательными глазами.

— Ишь ты… — фыркнул он. — Добрая душа… И не боишься?

Мальчик отрицательно покачал головой.

— Ну иди. Марш отсюда! Гиппопотамов Гиппократ!

— Чего? — опять насторожился Федотов.

— Ничего, проехало… — ответил военврач. — Бегемотий доктор…

— Ну и как, выздоровел бегемот? — заинтересованно спросил я своего собеседника.

— Выздоровел… Бишка… то есть бегемот аспирин свой со свеклой съел. Не поморщился. А пластырь липкий, действительно, крепко держал.

— А где сейчас… бегемотий доктор… то есть Федя?

Федор Степанович поправил наброшенный на плечи белый халат с синим крестиком ветеринарной службы над боковым кармашком, взъерошил белобрысые волосы, в которых седина была совершенно незаметной, и рассмеялся:

— А вот это — военная тайна!