Описание Украины

«Описание Украины» — первый в европейской литературе обзор географических условий жизни, экономики и быта, нравов и обычаев украинского народа, его соседей и врагов и их взаимоотношений. По значимости — и для формирования географо-этнографических представлений европейцев, и для воссоздания прошлого Восточной Европы — этот труд мало уступает «Запискам о Московии» Сигизмунда Герберштейна: и тот, и другой авторы «явили» западному читателю ту часть Европы, которая ему оставалась неизвестной — Государство всея Руси XVI в. и почти столетие спустя — Украину. И тот и другой оказались на уровне передовой по тому времени «науки». Боплан, подобно Герберштейну, сумел дать всестороннюю картину экономической и социальной, культурной и политической жизни Украины 30-40 годов XVII в. Всеобъемлющий характер этого сочинения обеспечил ему шумный успех у современников, ученых и писателей не только во Франции, но и во всем мире, а его автору — неувядаемую славу внимательного и зоркого, хотя и несколько пристрастного наблюдателя, владевшего пером с точностью профессионала.

На родине

Однако не только пером владел этот гугенот. Он принадлежал эпохе, когда — и в этом сходятся все от ученых историков до знаменитых писателей — главным занятием дворянства была война, даже тогда, когда представители высшего сословия подвизались в роли ученых. Главным ремеслом в королевстве Франция в XVII в. было, по словам Фр. Блюша, военное дело, и все участвовавшие в создании флота и возведении крепостей, литье пушек и снабжении армии на протяжении середины и второй половины XVII в. совершили «великое дело», создав основы — в том числе и социальные — дальнейшего процветания Франции[177]. И он не одинок в оценке этого времени. Двум писателям XIX в. — французскому и украинско-русскому, А. Дюма и Н. В. Гоголю, характерные черты времени представлялись одинаково. Первый из них в «Трех мушкетерах» вынес свой приговор времени, главным искусством которого являлась война, заключавшаяся в том, чтобы «жить либо за счет врага, либо за счет своих современников»[178]. Оценка Гоголя была более мягкой: «Тогда было то поэтическое время, когда все добывалось саблею, когда каждый в свою очередь стремился быть действующим лицом, а не зрителем»[179]. Последнее в полной мере относится к Боплану.

Судьба его почти ординарна для своего времени — воин и артиллерист, служивший под чужими знаменами, крепостной инженер, математик и картограф. Еще не разделившиеся военные науки представляли некоторый простор для проявления и развития разных и иногда неожиданных способностей, и Боплан вошел в историю не как удачливый воин или способный инженер, но как одаренный картограф и талантливый писатель.

Отец Гийома — Гийом Левассер-старший — был математиком, картографом, которому приписывают «распространение взглядов Меркатора среди французских ученых»[180], гидрографом и океанским лоцманом. Автор ряда научных трактатов, он скончался в 1643 г.[181].

Гийом Левассер сир де Боплан родился в тот краткий промежуток мирного сосуществования католиков и гугенотов (кальвинистов, протестантов)[182], который наступил при Генрихе IV (Генрихе Наваррском). Переход последнего в 1593 г. в католичество под знаменитым лозунгом «Париж стоит мессы» привел к признанию его королевского достоинства папой в 1595 г. и сопровождался изданием в 1598 г. Нантского эдикта, предоставившего гугенотам равные гражданские политические права с католиками и оставившего за ними право на свободу вероисповедания во всей стране, за исключением столицы и ряда городов. 40-летние религиозные войны католиков и реформатов закончились. Началось медленное преодоление той разрухи, в которую ввергли страну эти войны. Францию конца XVI в, по праву сравнивали с Германией середины XVII в., по которой прокатился смерч Тридцатилетней войны[183], ибо последствия этих войн, несмотря на десятилетнюю разницу в их продолжительности, были равными. И вот в тот краткий промежуток времени, когда стали затягиваться раны[184], нанесенные соотечественниками друг другу и общей родине, около 1600 г. в норманнском городе Дьепе, одном из оплотов гугенотской партии, и появился на свет будущий автор «Описания Украины». Этот регион — северная торговая окраина Франции, активно вовлеченная в широкие международные связи, почти сплошь был гугенотским. 15 % всех крепостей — даже в период крушения гугенотского движения, которое, по определению А. Д. Люблинской, приходится на 1620-1629 гг.[185], принадлежали гугенотам. В их число входила и обширная, широко разветвленная семья Левассеров (Ле Вассеров). Об отце Гийома — Гийоме Левассере-старшем уже упоминалось выше, его сын и тезка Гийом Левассер-младший к отцовским профессиям добавил еще несколько, но начинал он просто военным.

Хотя никаких данных о детстве и юности Боплана-младшего не сохранилось, вслед за канадскими исследователями А. Б. Перналем и Д. Ф. Эссаром можно быть уверенными в том, что Боплан-старший приложил немало усилий, чтобы передать сыну свои познания, и строить догадки, как отражалось изменение общей ситуации в стране на умонастроениях этой семьи. Убийство фанатичным католиком Равальяком Генриха IV в 1610 г. поставило под вопрос с трудом достигнутый баланс сил католиков и кальвинистов. Затормозился темп экономического развития. А перед Францией, отстававшей от своих соседей в области коммерции, захвата и освоения колоний, эти задачи стояли во весь рост. Недаром так живо обсуждались теоретические проблемы политической экономии, поставленные А. Монкретьеном в «Трактате о политической экономии» в 1615 г. Однако политика фаворита Марии Медичи, регентши при малолетнем Людовике XIII, итальянца Кончини, получившего от королевы матери звание маршала д'Анкра, не принесла стране чаемого процветания. Ни протекционизм, ни усиление финансового гнета, ни внешняя политика, направленная на восстановление союза с Испанией[186], не изменили общего статуса страны. Как внутренняя, так и внешняя политика фаворита, пожалуй, за исключением протекционизма, вызывали острое недовольство населения. На протяжении второго десятилетия XVII в. сложилась коалиция принцев крови, поддерживавших их грандов и гугенотской партии[187]. Коалиция, возглавляемая Генрихом II Бурбоном, вступила в открытые военные действия против королевских сил в 1612 г. и после некоторого перерыва в 1613-1614 гг., в течение которого заседали Генеральные штаты, война возобновилась в 1615-1616 гг.

В 1616 г. впервые произошла встреча потомков с «деятелем», как назвал Н. В. Гоголь, лейтенантом Бопланом. Казалось, было бы естественным увидеть его в войсках коалиции. Но нет, он был лейтенантом в одном из отрядов королевской армии, руководимом маршалом д'Анкром, направленном в Пикардию, (у Пон-де-л'Арш в пределах виконтства Пон-Одемер в 50 милях к западу от Руана)[188].

Трудно полагать, что Боплан рассматривал борьбу с грандами как прогрессивную (именно с таких позиций ее расценивают современные историки)[189]. Очевидно, что его вступление в королевскую армию знаменовало некоторый разрыв с семейными традициями. Впрочем, даже в период «настоящих» религиозных войн, очень много гугенотов сражалось на стороне короля. В войнах же XVII в. гугенотов поддерживала Испания.

Победа над коалицией сопровождалось кратким взлетом могущества маршала д'Анкра. После ареста принца Конде вся политическая власть перешла в руки маршала. Однако вскоре его всевластию был положен предел. На авансцену политической жизни Франции выступили не только повзрослевший король Людовик XIII, но и кардинал Ришелье, правда, последний пока не надолго. Начался новый этап гонения на кальвинистов: 25 июня 1617 г. был принят эдикт об утверждении католицизма в Беарне[190], знаменовавший отход от принципов Нантского эдикта. Опала Кончини, по-видимому, сказалась и на карьере молодого дьеппца.

Если в 1620 г. Боплан-младший занимал должность войскового инженера и во время службы в Дьепе под началом герцога де Лонгвиля возвел укрепления у ворот Ле Барр с фортом Шатильон на возвышенности Ле Полле на западной окраине города, а также другие укрепления, то в 1628-1630 гг., продолжая оставаться войсковым инженером, он работал одновременно и архитектором в округе Руана, где его знания пригодились при сооружении моста[191]. В следующий раз его имя всплывает в конце 1630 г., когда будущий бытописатель Украины уже покинул Францию, переживавшую новые трудности. Война с Габсбургами, начавшаяся в 1618 г. и превратившаяся в Тридцатилетнюю, ухудшила и без того не блестящее положение Франции. Катастрофически вырос дефицит государственного бюджета, делались попытки покрыть его с помощью фискального гнета. В 1630 г. в казну резко сократились поступления драгоценных металлов. В 1628-1630 гг. страну поразил голод[192].

В Тридцатилетней войне Франция поддерживала протестантские страны, однако во внутренней политике крепнущий абсолютизм уничтожал вольности гугенотов. Крушение гугенотской партии, наступившее несмотря на объединение пяти протестантских городов (Бордо, Дьепа, Руана, Кале и Гавра) и поддержку Ла Рошели английским флотом (столь живо описанным А. Дюма в «Трех мушкетерах»), вызвала катастрофические экономические, социальные и демографические последствия. Уничтожались гугенотские крепости — гаранты практического выполнения Нантского эдикта, после падения Ла Рошели в 1628 г. начался исход гугенотов из Франции, стремившихся сохранить в неприкосновенности свою религию и культуру. Основной их поток направился в Швейцарию, а маленькие струйки растекались и по Восточной Европе[193]. В одной из них находился и Гийом Левассер младший.

Под чужими знаменами

Конец 1630 г. застал его в Речи Посполитой. С Францией ее связывали традиции давних отношений, начавшихся еще в 20-е годы XVI в. Апогея эти связи достигли в 70-е годы XVI в., когда на польский трон был приглашен Генрих Анжуйский. С тех пор они то слабели, то крепли в зависимости от позиций сторон в антигабсбургской борьбе. Франция успешно посредничала на польско-шведских переговорах, которыми завершилась первая северная война XVII в. в 1627-1628 гг.[194] В Польше одновременно вынашивались планы присоединения Шленска (Силезии) к Речи Посполитой, равно как и передачи императорской короны наследнику польского трона Владиславу, будущему королю Владиславу IV. Однако этим планам не суждено было осуществиться, королевич женился на эрцгерцогине Цецилии Ренате, связав себя тем самым с лагерем Габсбургов, главных противников Франции в Тридцатилетней войне, в результате чего исчезла заинтересованность французской стороны в союзе с Речью Посполитой[195]. Тем не менее часть польских магнатов (Криштоф Радзивилл, Р. Лещинский, Ю. Збаражский), известных своими протестантскими симпатиями, в 1628-1630 гг. прочила брата французского короля Людовика XIII Гастона Орлеанского на польский трон[196]. Столь неоднозначные политические взаимоотношения Речи Посполитой и ее магнатов с Францией создавали тем не менее предпосылки для установления и культурных связей, в частности, для привлечения в Польшу интеллектуальных сил Франции. Боплан, по-видимому, оказался в Речи Посполитой именно на волне подобного сближения или, может быть, просто в момент оживления польско-французских контактов в конце 20-х годов XVII в.

Речь Посполитая, образовавшаяся в 1569 г. из Короны Польской и Великого княжества Литовского, была в XVII в. одним из наиболее крупных европейских государств. Помимо территории самой Польши, она включала литовские, белорусские и украинские земли, часть молдавских и западнорусских, в том числе смоленские. Однако ее международное положение было далеким от стабильного. Южные земли, как украинские, так и польские, подвергались постоянной угрозе со стороны Османской империи и Крымского ханства. Набеги, нападения, внезапные вторжения разоряли юго-восточные районы Речи Посполитой. И единственной силой, которая тогда могла защитить их, было казачество, разумеется, запорожское. Оно не только служило прочным щитом для населения южной части Речи Посполитой, но и само совершало походы в Османскую империю, что вызывало ответную реакцию со стороны последней, поддерживавшей Крымское ханство и грозившей Речи Посполитой войной; частые набеги из империи приводили к разорению украинских земель. Таким образом, на юге Украины, по словам В. О. Ключевского, кипел бурный «водоворот международных столкновений Руси, Литвы, Польши, Турции и Крыма», в который оказалась замешана и Франция[197].

В годы, предшествовавшие приезду Боплана, черноморская активность казаков была весьма заметна. Весной 1629 г. в Речи Посполитой прошел слух, что казаки вышли на 300[198] челноках (barchi armate) против турок, султан же приказал встретить их 20-тысячным войском[199]. Однако этого ему показалось недостаточным: в устье Дуная были отправлены 20 галер, чтобы не допустить дальнейшего проникновения казацкого флота[200]. Трудно сказать, те ли же самые казаки вызвали беспокойство турецких властей в июне 1629 г., или это была уже новая флотилия, что более вероятно. Как бы то ни было, по сообщению нунция, 50 казацких чаек (schaiche) оказались около Измаила. Чтобы противодействовать их набегам, в этот район было направлено 20 галер, кроме того из Константинополя должно было быть послано подкрепление им[201]. Видимо, все эти мероприятия своей цели не достигли. Уже в августе в акватории Черного моря находилась армада (armata), которая оставалась там до середины октября[202]. И все безуспешно. Казаки захватили три «земли» (Terre), соседние с Константинополем, что вызвало некоторую панику в Венеции[203]. Стало очевидным, что требуется отправка нового флота в Черное море[204]. Поскольку 1630 год прошел без столь тревоживших весь средиземноморский мир слухов о нападениях запорожских казаков, следует думать, что в конце 1629 г. они все-таки получили «достойный» отпор и были вынуждены на время прекратить свои морские походы, переключившись на сухопутные рейды.

Передышка оказалась достаточно краткой, и уже в середине 1631 г. в Варшаве стало известно, что казаки вернулись из очередного похода по Черному морю с большой добычей, вывезенной из турецких земель[205]. Туркам удалось захватить несколько налетчиков, которые были отправлены великому коронному гетману Ст. Конецпольскому. Чтобы удовлетворить турецкую сторону или по крайней мере показать свою готовность карать тех, кто нарушает запрещение нападать на османские земли, гетман приказал их казнить[206].

Первые годы пребывания Боплана в Речи Посполитой совпали со сменой власти в государстве. Угасал король Сигизмунд III Ваза, и встал вопрос о его преемнике. Французский гугенот Руссель, секретарь шведского короля Густава Адольфа в 1631-1632 гг., а также тайный агент Ришелье, успешно посредничавший между ним и Кр. Радзивиллом, защищавший интересы Франции и в Швеции, и в Трансильвании, и в Османской империи, и в России, пытался добиться поддержки казаками «льва севера» — Густава Адольфа в качестве претендента на польский трон[207]. Когда же задуманное не состоялось, и 14 ноября 1632 г. королем был избран сын Сигизмунда III Вазы — Владислав, поспешивший уведомить об этом Людовика XIII (кстати, на выборах присутствовал и Боплан, по-видимому, в свите нового, с 1632 г., коронного гетмана Станислава Конецпольского, придерживавшегося профранцузской ориентации), в Речь Посполитую с новой дипломатической миссией прибыл посол д'Аво, пытавшийся заключить франко-польский союз. Однако его миссия успеха не имела[208]. Помимо международных были и внутренние причины, препятствовавшие смене позиций.

Главной во внутренней жизни Речи Посполитой на протяжении 30-х годов — первого десятилетия пребывания Боплана в этой стране — была проблема казачества. Как писал В. О. Ключевский, уния принесла «три тесно связанные между собою следствия: крепостное право, усиление крестьянской колонизации Украины и превращение Запорожья в инсуррекционное убежище для порабощенного русского населения»[209]. Несомненную связь между ухудшением социально-экономического положения на Украине[210] и в Польше и ростом казачества подчеркнул и М. Грушевский[211]. Типологически подобные явления происходили и в соседних странах — в Российском царстве, Валахии, Крымском ханстве и даже в пределах Священной Римской империи Германской нации[212]. Складывание вольного населения, жизнь которого не была регламентирована государственными правовыми нормами, в пограничных или приграничных районах свидетельствовало об ухудшении социального положения на основной территории страны. Казачество и запорожское, и донское сформировалось на основе закрепостительных процессов в Речи Посполитой и Российском царстве. Объединял их не только этот фактор, но и характер нового места поселения — дотоле неосвоенные в сельскохозяйственном отношении земли.

На этом сходство запорожских казаков с донским и, пожалуй, кончается. Донских казаков не тревожил вопрос веры, ибо они были православными, как и их угнетатели и представители власти. Польские же власти, приверженцы католицизма, усердно насаждали чуждую в то время казакам веру, не проявляя той гибкости, которая была характерна для Габсбургов. Последние ради защиты своих границ от османов готовы были терпеть и «ортодоксию» ускоков[213].

Запорожское же казачество оставалось гарантом сохранения православия в условиях насаждения униатства и католичества, и его мировоззрение стало одним из важнейших факторов складывания этнического самосознания широкой массы украинского народа[214].

Благоприятные природные условия Нижнего Приднепровья обеспечивали сохранение независимости запорожского казачества. Донское же находилось в полной зависимости от центральной государственной власти, что и продемонстрировали события, связанные с завоеванием турецкого Азова в 1637 г.

К 30-м годам XVII в. запорожское казачество представляло уже хорошо организованную силу, социальная стратификация которой зашла довольно далеко. Вершину айсберга составляла казачья старшина, за которой следовало так называемое реестровое казачество, пользовавшееся некоторыми привилегиями[215]. Политику колонизации украинских земель, по оценке современного польского исследователя Зб. Вуйцика, «почти полувековую ошибочную политику»[216], магнаты Речи Посполитой пытались проводить, опираясь именно на реестровое казачество. В течение 20-30-х годов XVII в. коронный гетман Станислав Конецпольский, тот самый, в распоряжение которого и поступил Боплан, проводил политику приручения казачьей верхушки и безжалостного подавления казачьих низов. По договору с Конецпольским 1625 г. численность реестрового казачества была определена в 6 тысяч человек. Уже при Сагайдачном оно делилось на несколько полков (Белоцерковский, Корсунский, Черкасский, Чигиринский и Переяславский)[217]. Впоследствии численность его увеличивалась, равно как и количество полков. Однако привилегированное положение реестрового казачества вызывало недовольство рядовой казачьей массы, непрерывно восстававшей на протяжении середины 20-30-х годов, то под руководством Жмайлы, то Тараса Федоровича, то Острянина, то Гуни

Боплан попал в разгар этой серии казацких выступлений, хотя непосредственно в год его приезда и на следующий казаки пытались решить все свои проблемы мирным путем. В многочисленных петициях ставился вопрос об увеличении численности реестрового казачества и повышении оплаты им. Одновременно в связи с усилившейся католизацией и полонизацией украинского населения особую болезненность приобрели и религиозные вопросы, в урегулировании которых наряду с Адамом Киселем участвовал и Ст. Конецпольский[218]. Одновременно коронный гетман укреплял и собственные опорные пункты польского владычества, прибегая при этом к помощи иностранных специалистов Под руководством Боплана были сооружены крепость в штаб-квартире польского коронного гетмана в Бари (1631-1633 гг.) и одновременно в Новом городе — Верховце, крепость в Бродах на подступах к Каменцу (1632-1633)[219]

Дарования Боплана как инженера блистательно раскрылись именно на Украине Вероятно, еще на родине он был знаком с инструкцией Жана Фабра по строительству крепостей, изданной в 1624 г.[220]. И поскольку во Франции на протяжении всего XVII в не было различий между инженером-географом, инженером по строительству укреплений, инженером полевым и армейским[221], он легко переключался с создания оборонительных сооружений на проведение топографических работ, перемежая и те, и другие занятия участием в боевых действиях под руководством то Ст. Конецпольского, то Н. Потоцкого Его карьера в Речи Посполитой началась с участия в так называемой Смоленской войне 1632-1634 г.г. В условиях войны польским властям удалось направить основную энергию казаков на север. Они выразили готовность служить польскому королю и противостоять его врагам. Войска российского царя должны были быть выдвинуты «через Ливонию и хорошо защищенную крепость Смоленск, а также на Киев», что должно было перекрыть пути казаков на север[222]. Однако тридцатитысячное войско последних с большим воодушевлением[223] в декабре двинулось к Смоленску[224], а в августе 1633 г. добралось до Орши и выступило в дальнейший путь на защиту Смоленска от царских войск. В это же время поляки ожидали дополнительной казацкой подмоги в 8000 человек[225]. Не полагаясь на то, что данное войско могло привлечь всю активную в военном отношении часть казачества, и опасаясь морского набега, весной 1633 г. в Черное море была направлена турецкая армада, имевшая целью предотвратить обычные последствия казацкого похода — огромный ущерб от их грабежей[226]. Тем не менее, уже поздней осенью того же 1633 г. казаки оказались невдалеке от Константинополя (Стамбула) и нападали на его окраины[227]. В июле-августе 1633 г. столице Османской империи довелось познакомиться и с силой турецкого и крымского войск.

Краткий промежуток между казацкими восстаниями 30-х годов XVII в был заполнен «созидательной» работой — сооружением крепостей в непосредственном пограничье с так называемым Диким полем, нейтральной полосой между казачьими и колонизуемыми польской шляхтой землями будущей Украины — в Новом Конецполе (1634), Кодаке (1634)[228], Кременчуге (1634-1635) Строительство крепостей происходило в тревожной обстановке, сложившейся после смерти фанатика католицизма короля Сигизмунда III Вазы[229], и в условиях возобновившихся черноморских походов запорожских казаков[230]. Со слов Ст. Конецпольского варшавскому нунцию, архиепископу Лариссы, стало известно, что казаки разорили 3 значительных города на османском побережье, о чем последний и сообщил 17 июня 1634 г.[231]. Да и из Венеции тогда же пошли послания в Рим в той же тональности, что и из Варшавы, казаки обрушились на 3 города (citta) и разорили бесчисленное множество деревень[232]. Наконец, в августе 1634 г. удача улыбнулась туркам — они захватили 4 челна казаков, которые грабили османские земли, а в Черном море им повезло еще больше — в их руки попали 32 челна, находившихся в них казаков турки погрузили (posti) на галеры[233].

Казаки представляли столь серьезную угрозу для османских территорий на Черном море, что вопрос о том, как обуздать казаков, подданных Речи Посполитой, нападающих на земли Османской империи, стал одним из главных на переговорах о мире Речи Посполитой с Османской империей, от решения которого зависело по существу будущее польско-турецких отношений. Договорились «з Запорог казаков всех свесть и чалны пожечь»[234].

Несмотря на обещание королевской власти решить эту проблему, дело с мертвой точки не сдвинулось 31 марта 1635 г. из Венеции сообщили в Рим, что турки направили две армады — одну в Черное, другую — в Белое море для защиты архипелага и других османских территорий Кантемир совершил поход в Черное море и добрался до казаков, однако по его возвращении казаки снова напали, и существовала опасность нарушения мира с Речью Посполитой[235]. Правда и в это время — во втором периоде Тридцатилетней войны у казаков были широкие возможности поступления на службу воюющим государствам. В имперском войске в мае 1635 г. сражалось 50000 казаков, а в июне еще 10000 проследовали через Чехию во Францию, нанося, по сведениям папских нунциев, по пути чудовищные убытки и творя мерзкие насилия и жестокости по отношению к местному населению[236]. Тем не менее в украинском казачестве еще оставались свободные силы и для морских походов. Так, 30 челнов с вооруженными казаками вышли в Черное море в том же июне 1635 г и совершали многочисленные нападения на османские черноморские владения[237]. Такое же положение повторилось и в декабре 1635 г, и в январе и октябре 1636 г., и в январе 1638 г.[238]. Строительство крепости Кодак, воздвигнутой, по мнению варшавского нунция, с целью воспрепятствовать походам казаков на османские территории и тем самым сохранить мир с Османской империей, отнюдь не умерило активности казаков в морских походах[239]. Такой же результат имели и стандартные ответные меры турок: несколько галер было выдвинуто в Черное море в ноябре 1636 г.[240]. В 1637 г. был пролонгирован польско-турецкий договор на условиях, что казаки не будут наносить ущерба османским владениям, а крымские татары, подданные султана — землям Речи Посполитой[241].

Когда же началась новая волна казачьих выступлений, Боплан содействовал их подавлению своим личным участием. С небольшими перерывами[242] он находился в войсках коронного гетмана Ст. Конецпольского В 1637 г. он принимал участие в битвах с казаками Павлюка (Павла Михайловича), а в ноябре, уже будучи с 8 марта того же года придворным короля Владислава IV[243], — в битве под Кумейками[244], в которой казаки потерпели сокрушительное поражение, затем был свидетелем жестокой расправы над ними и сожжения Черкас. В трагическом для казачества 1638 году он боролся против Яцки Острянина и Дмитрия Гуни[245]. В августе 1638 г казаки капитулировали и потеряли даже те права, которыми пользовались до столь драматичных для них событий Реестровое казачество попало под команду польских шляхтичей, казачий атаман был сменен правительственным комиссаром, оседлые казаки потеряли наследственные земли, а нереестровые были обречены на неволю или бегство в Россию[246]. Поражение казаков было предопределено очевидным перевесом сил — численным преимуществом польского войска, наличием артиллерии, которой лишены были казацкие отряды, расколом в среде самого казачества реестровые казаки в подавляющей своей массе переходили на сторону польских властей. Поэтому даже отдельные победы, в том числе успешное взятие гетманом нереестровых казаков И. М. Сулимой в августе 1635 г только что возведенной Бопланом перед днепровским порогами крепости Кодак (и ее последующее разрушение), не оказали решающего воздействия на исход неравного противоборства[247].

По мнению венецианского нунция даже казацкие восстания были связаны с проблемой их черноморских походов. Так, 10 апреля 1638 г. нунций писал из Венеции, что поляки нанесли сокрушительное поражение казакам (Павлюку и Томиленко) с целью отвратить их от нападений и грабежей в османских землях[248].

Разумеется, казнь главарей казацкого движения[249] не привела к желаемому для турок результату. Ситуация осложнилась захватом Азова, совершенного «московскими» (донскими) и «украинскими» казаками. Теперь к запорожским казакам в походах на Константинополь присоединились и азовские. Последние производили столь же успешные налеты, что и запорожские. Так, в июне 1638 г. Константинополь покинули 60 суденышек-чаек (saiche) азовских казаков с награбленной на османской территории добычей[250]. Ущерб, нанесенный ими, был так велик, что стал предметом и другого сообщения в Рим[251]. Все усилия турецкого флота, — а к галерам были присоединены и бригантины[252], — разбивались об упорство запорожских и донских властителей Черного моря Жалобы на их набеги и урон, наносимый ими османским черноморским землям, не утихали в течение всего лета, осени и начала зимы 1638 г.[253].

После подавления казачьих движений Боплан снова возвращается к своей основной профессии в июле 1639 г он вместе с Конецпольским совершает путешествие по Днепру, оказавшееся столь существенным в его жизни, осматривает руины замка Кодака, которые, по выражению М. Грушевского, оскорбляли «достоинство» Речи Посполитой[254], и восстанавливает эту крепость, предназначенную содействовать выполнению главной задачи польских гетманов — закрыть дорогу в Запорожье, чтобы полностью подчинить себе казаков[255]. Что касается Боплана, то его участие в войнах Речи Посполитой против казачества сопровождалось колоссальной строительной деятельностью. К тому, что уже было упомянуто выше, следует добавить еще некоторые сведения. Так, между двумя периодами строительства в Кодаке Боплан в 1638 г. был занят сооружением войскового табора в Старце. Наконец, на протяжении 1635-1640 гг. он вместе с венецианцем Андреа дель Аква трудился в замке-резиденции Конецпольского в Подгорцах[256]. Однако его заслуги как крепостного инженера в Речи Посполитой не были официально признаны, он дослужился лишь до капитана артиллерии. Это воинское звание, согласно Перналю и Эссару он получил между 1637 и 1645 гг., хотя первое упоминание о Боплане как капитане относится к 1639 г.[257]. Последним военным предприятием в Речи Посполитой стало для него участие в походе бездарного фаворита и впоследствии преемника Конецпольского Николая Потоцкого на Муравский шлях зимой 1646/47 гг. Суровая зима не помогла польскому войску. Поход, подробно описанный Бопланом, окончился неудачей, а Боплан по неизвестным причинам был вынужден покинуть страну. Хотя, казалось бы, новая международная ориентация Речи Посполитой создавала благоприятные условия для службы французов.

В конце Тридцатилетней войны произошло сближение Речи Посполитой с Францией. Владислав IV в 1645 г. вторым браком женился на французской княжне Людвиге Марии Гонзага[258]. Но дело, по-видимому, было не в общих, а в каких-то конкретных причинах, о которых пока ничего не известно. Можно предполагать, что Боплан не нашел общего языка с назначенным 28 апреля 1646 г. новым генералом артиллерии Кшиштофом Арцишевским, в своем рапорте отпустившем нелестные замечания по поводу деятельности Боплана[259]. «Польско-украинская» страница жизни Боплана, продолжавшаяся 16 лет и 5 месяцев, вскоре после смерти Ст. Конецпольского 11 марта 1646 г. — в 1647 г. закрылась.

Итоги ее подвел великий коронный гетман Н. Потоцкий в том же 1647 г. в рекомендательном письме Боплану. Потоцкий удостоверил, что Боплан принимал участие в войнах против шведов, «московитов», турок, татар (имеются в виду крымские татары) и казаков[260]. Примечательно, что Потоцкий поставил казаков на последнее место, хотя в боевой жизни Боплана, да и в войнах Речи Посполитой они занимали место значительно более высокое.

Результатами его деятельности в Речи Посполитой остались не только крепости и замки, почетное, однако в дальнейшем бесполезное для него звание капитана артиллерии, богатый военный и инженерный опыт, вероятно, довольно жалкое состояние, заработанное им на чужбине, но и самое главное, — доскональное знание того региона Европы, в котором Боплан провел 16 лет, знание, которого было лишено не только большинство его соотечественников[261], но и большинство европейцев середины XVII в. Боплан уезжал с Украины, увозя с собой такое неоценимое сокровище, как карты этой страны, привилей на публикацию которых он получил 8 апреля 1645 г. Его топографические работы известны с 1635 г. В этом году им был составлен план Кодакской крепости. Во время экспедиции Конецпольского по Днепру в 1639 г. Боплан собирал материал для карты Украины, созданной в 1639-1640 гг. Эта рукописная карта известна по копии в стокгольмском атласе Фр. Гетканта (масштаб 1 : 1 550 000). Через восемь лет работы он создал новую — общую или генеральную карту Украины (1 : 425 000), получив предварительно от Владислава IV привилей на ее издание.

Во время экспедиции 1639 г. Боплан собрал материал и для карты Днепра, известны три ее раздела: от Киева до Бужина, от Бужина до острова Хортицы, от Хортицы до Черного моря[262].

Работа над картами была продолжена Бопланом уже за пределами Украины, но знаменательно появление первой карты в момент начала войны под руководством Богдана Хмельницкого, когда к событиям на Украине интерес необычайно повысился.

Снова во Франции

Путь Боплана на родину пролег через Гданьск. В столице Королевской Пруссии он оставался несколько месяцев, приводя в порядок свои карты и рисунки. За гравировку карт взялся известный гравер Вильгельм Гондиус в Гданьске, с которым Боплан договорился на обратном пути домой в конце марта 1647 г. Эта карта без изображения Крымского полуострова была издана в 1648 году. Участие Гондиуса в обработке картографических и иллюстративных материалов, несомненно, должно было оказать некоторое влияние на их содержание и форму карты, в особенности на последнюю. Боплану удалось встретиться и с голландским астрономом Яном Хевелиусом, только что в 1647 г. издавшим в Гданьске трактат, сделавший автора знаменитым, "Selenographia sive lunae descriptio" («Селенография или описание Луны»)[263]. В Гданьске Боплан, по предположению Перналя и Эссара, пробыл до конца 1647 г.[264].

Когда он вернулся на родину в г. Дьеп, «трагический» или «великий век» Франции[265] подходил к середине: Боплан уже не застал там ни собственного отца, ни кардинала Ришелье (тот умер в 1642 г., за пять лет до возвращения Боплана), ни Людовика XIII. Тридцатилетняя война, в которую вовлек Францию кардинал, уже близилась к концу. Если ее первый этап, с 1618 г., еще не принес французам особых тягот, поскольку Франция не участвовала в ней, то второй, с 1635 г., когда Франция начала открытую войну (с Габсбургами и Испанией на Западе и на востоке — с Германией), лег тяжким гнетом на все население страны (военные расходы, усугубленные хищениями казны[266], поглощали до одной трети, а то и большей части всего государственного бюджета)[267]. Страну поразила чума, недороды; увеличение новых субсидий на продолжение войны и экстраординарных поборов утяжеляли налоговый гнет. Прохождение войск, передвигавшихся по стране, как по вражеской территории, наносило чудовищный ущерб крестьянству и горожанам[268]. Францию сотрясали восстания. За несколько лет до возвращения Боплана, в 1639 г., разразилось восстание так называемых «босоногих» в Нормандии, впоследствии жестоко подавленное[269]. Некоторое успокоение наступило накануне возвращения Боплана в 1645-1646 гг. в результате попыток кардинала Мазарини, сменившего Ришелье и в 1643 г. ставшего первым министром Франции, облегчить положение крестьянства[270]. Трудные времена наступали и для дворянства, не имевшего возможности собирать «полагавшихся» ему налогов[271]. Боплан, покинув страну еще не вполне успокоившуюся от религиозных войн, возвратился на родину, жившую под угрозой новых потрясений, и вернулся, видимо, без серьезного материального достояния.

Не менее драматические события происходили и там, откуда Боплан недавно выехал. Нападение крымских татар, поддержанное запорожскими казаками, закончилось полным поражением польского войска, оба воеводы которого были пленены и отправлены в Константинополь. В связи с этим 1 июля 1648 г. Сенат Речи Посполитой и гнезненский архиепископ обратились за помощью к французским послам в Константинополе ди Арпаджо и виконту Бриджи[272]. Несомненно, эти события стали известны и во Франции. Однако неизвестно, достигли ли сведения о них ушей неугомонного искателя земного счастья, который вынужден был снова покинуть Францию. С конца 1648 до начала 1650 г. он находился за пределами Франции — на Карибском море[273]. И в Вест-Индии Боплану повезло не очень. Судьба снова привела его на родину, где за время его отсутствия парижский парламент и связанные с ним круги столичной буржуазии, вступив в союз с народом, выступили против налоговой политики правительства первого министра кардинала Мазарини. Однако массовое вооруженное восстание в Париже 26-27 августа 1648 г. своим размахом испугало и парламентское дворянство мантии, и буржуазию, поэтому так называемая «парламентская фронда» в марте 1649 г. завершилась соглашением с королевским двором. Народные же волнения, в том числе и в Бордо, где они проходили под буржуазно-демократическими лозунгами, в частности, всеобщего избирательного права, попыталась использовать аристократия, надеявшаяся на получение выгодных должностей, пенсий и т. д. «Фронда принцев» привела к отставке Мазарини 12 августа 1651 г. и открытой междуусобной войне. Однако Мазарини удалось достигнуть соглашения с участниками Фронды, а ее главе принцу Л. Кондэ пришлось покинуть страну. В 1653 г. пал и очаг наиболее радикальной оппозиции — город Бордо[274]. Во Франции утверждалась прочная власть Людовика XIV. Но это будет потом, а пока...

Второй приезд оказался более благоприятным для автора «Описания Украины». Он нашел временное место приложения своих сил. Во второй половине 1650 г. во время отсутствия губернатора Дьепа Боплан выполнял обязанности сержант-майора выстроенного им в молодости форта, расположенного к западу от города. Однако и здесь не обошлось без неприятностей, в результате претензий герцога де Лонгвиля, участника Фронды, на свой замок, который он поручил некоему Дампьеру вернуть в свою собственность. Боплан, ссылаясь на отсутствие соответствующих инструкций от губернатора Дю Плесси-Белльера, не желал впустить Дампьера. Дело дошло до настоящей осады города, пока 8 марта 1651 г. Боплан не выполнил приказ Лонгвилля.

Во время пребывания в Дьепе Боплан занимался не только административной деятельностью, но и науками (математикой и астрономией), в результате чего были переизданы книги, увидевшие свет в 1651 и в 1662 г. в Руане[275], куда Боплан переехал после неудачи в Дьепе.

Руан в то время был четвертым, а возможно, даже и третьим по численности городом Франции. Париж насчитывал 530 тыс. жителей, Лион — 97, Марсель — 75 и, наконец, Руан по разным подсчетам — 60[276] или даже 80[277]. Это был крупнейший промышленный (с ясно выраженной специализацией в текстильной промышленности) и торговый центр севера Франции. Ткани, изготовленные там, направлялись в Америку и Канаду. По свидетельству современников, Руан — «большой, красивый, богатый город ... один из самых прекрасных в стране»[278]. Одновременно Руан, несмотря на исход кальвинистов в первой четверти столетия, оставался центром протестантизма. В середине XVII в. протестантов насчитывалось около 5 тыс. человек, впрочем, численность их постоянно сокращалась: рождаемость в протестантских семьях падала (с 6,9% от общей в 1620-1629 гг. до 5,4 % — в 1670-1679 гг.)[279]. Боплан, располагавший, по-видимому, некоторыми средствами, начинает активно приобретать недвижимость в Руане. Антуан Ле Форестье 27 апреля 1651 г. продал ему дом, теперь именующийся Белым в поместье Ле Рок в окрестностях Руана (в 30 км на запад от города), около Виллека на Сене, в связи с чем, как уже упоминалось, он одно время даже называл себя Бопланом де ла Рок. В это же время он стремился получить должность в армии, завязывая с этой целью контакты, как предполагают А. Б. Перналь и Д. Ф. Эссар, даже с государственным секретарем по военным делам Мишелем Ле Теллье[280], но, видимо, безуспешно. Уже 27 июля он уступает Ле Форестье часть собственного дома в Дьепе за право владением землями Ле Рок. Сам он в это время жил в Руане на ул. Викомте в доме купца Буавена[281], а потом переехал на улицу дю В'э Пале.

Все эти суетливые хлопоты и временные, но достаточно бурные, занятия не помешали ему, однако, подготовить книгу, увидевшую свет в 1651 г., в разгар освободительной войны на Украине, под названием «Описание некоторых областей Польши».

В феврале 1651 г. Земский собор России одобрил присоединение Украины, а 20 июня того же года казацкое войско потерпело поражение под Берестечком, 25 июля литовские войска заняли Киев. Были подписаны тяжелейшие условия Белоцерковского мира. Однако временная неудача не смогла подорвать массовое всенародное последовательное выступление казачества против польского владычества. Уже в 1649 г. Оливер Кромвель, вождь Английской буржуазной революции, признал Хмельницкого «императором всех казаков запорожских», «грозой и истребителем аристократии Польши», «истребителем католицизма»[282]. Таким образом, общественное мнение Западной Европы было подготовлено к восприятию описания того региона, где разворачивались столь драматические события освободительной войны.

«Описание Украины».

Для чего был написан «классический для своего времени»[283] труд Боплана? Если верить самому автору — а он упоминает об этом в посвящении польскому королю — непосредственной целью было получение вознаграждения, достойного его героических трудов по заселению и укреплению границ «вновь присоединенной провинции». Этому соответствует и сообщение издателя о незначительном числе экземпляров первого издания, предназначенного исключительно для ближайшего окружения автора и заинтересованных лиц[284]. Установкой на возможное вознаграждение в какой-то степени определялось и содержание самого сочинения. Оно было посвящено польскому королю и великому князю литовскому Яну II Казимиру, а отнюдь не французскому, что было бы естественно, если бы Боплан ориентировался в основном на французского читателя.

Факт подобного посвящения можно истолковать по-разному, но не исключено и такое даже спустя четыре года после отъезда из Речи Посполитой «капитан артиллерии» не оставлял надежды вернуться туда, где получил это звание. Однако и посвящение не помогло, несмотря на то, что Речь Посполитая совершенно очевидно нуждалась в поддержке извне Польский коронный канцлер Ю. Оссолинский еще за три года до инициативы Боплана, 30 июня 1648 г, обращался за помощью к Франции, сообщая, что казаки совершили «дело, никогда еще не виданное и не слыханное в этом королевстве», организовав неожиданное нападение на королевское войско и пленив двух гетманов[285]. В 1648 г. Франция ограничилась в основном лишь дипломатической поддержкой, дав, правда, разрешение на набор одной-двух тысяч человек для отправки в Польшу[286]. Не изменилось положение и в 1651 г. Таким образом, Боплану суждено было остаться на родине

Мысленно возвращаясь к проведенным на Украине годам, Боплан характеризует народы, с которыми свела его судьба Она же столкнула эти народы в суровой, кровопролитной войне.

У Боплана не было четкого представления об этнических различиях украинского и русского народов. Виной тому много обстоятельств: близость этих славянских народов, имевших общее происхождение, сходство языков, частично находившихся в процессе становления, и обычаев, стойко державшихся со времен язычества и раннего христианства. Отсюда некоторая неопределенность в употреблении термина «Русь». В политико-географическом смысле во времена Боплана он обозначал и земли Российскою царства, и населенные восточными славянами земли Речи Посполитой Главы этих государств по-прежнему сохраняли в своем титуле термин Русь, царь — в виде существительного, король — в виде прилагательного[287].

Боплан же понимал этот термин в основном как религиозный «Русь» — это все, кто исповедовал православие, независимо от географического и политического места жительства. Поэтому в его сочинении появляются заявления, будто слова «порог» и «сайгак» (транскрибированные как poroch, porouys; sounak — с ошибкой набора, suhak) — это русские слова. Впрочем, он отличает «нашу Русь или казаков» (С. 72) от иной, то есть «московской Руси». Что касается последней (в политико-географическом смысле), то ее он преимущественно именует Московией, как это было принято в Короне Польской и Великом княжестве Литовском с конца XV в., и соответственно в Речи Посполитой с 1569 г., и в особенности после Смутного времени, когда единое Российское царство временно разделилось на так называемые «государства» — Новгородское и Московское, а название последнего — Московское государство Российского царства — даже в русском делопроизводстве стало употребляться в сокращенной форме Московского государства для обозначения всей страны. Однако у Боплана иногда проскальзывает и другое наименование — самоназвание Россия, которое стало официальным с момента венчания Ивана IV на царство в 1547 г. Видимо, Боплан зафиксировал две традиции употребления политико-географических терминов применительно к Восточной Европе — польско-литовскую (Московия) и французскую (Россия).

Влияние польского языка заметно и в некоторых полонизмах, которые Боплан трактует как русские: например, czidele. Слово несомненно имеет больше общего с польским szydlo, нежели с украинским шило. Влияние польского заметно и в боплановской транскрипции некоторых топонимов — Kudak вместо украинского Кодак. Относительно тюркизмов, прочно вошедших в украинский язык (кош, табор) и соответственно трактуемых автором «Описания» как «русские» слова, претензий Боплану предъявить нельзя. Человеку, говорившему на одном из языков романо-германской группы, невозможно было отличить тюркизмы от славянских слов. Удивительнее другое — небрежение к родственному голландскому языку: так для обозначения каши он выдает французское gru (gruau) за голландское, хотя там это слово звучит иначе — grutten. Видимо, Боплан (или его наборщик?) был не очень силен в лингвистике даже родственных французскому языков. Для доказательства приведем еще один пример: польское szabeltass, довольно точно воспроизводящее нем. Schabeltasche, в его «Описании» превратилось в бессмысленное salbletas. «Повезло» только итальянскому. Приведенные Бопланом пословицы транскрибированы довольно точно.

Что касается противоборствующих сторон — поляков и казаков, то у них имеется много схожих черт, отмеченных Бопланом: и те, и другие остроумны (это редкое для иностранца наблюдение выдает в авторе француза), щедры, поляки сверх того не мстительны и добры, что касается казаков, то Боплан отмечет присущую им отвагу, смышленость. Однако он называет казаков «людьми вероломными и предателями». Сопоставление этих характеристик заставляет склониться более к мнению Н. Н. Бантыш-Каменского и Вольтера, чем к оценке В. Б. Антоновича и Я. Р. Дашкевича. Что касается позиции автора, его оценок с «точки зрения гуманитарной общечеловеческой справедливости», то, чтобы ее признать, Боплану следовало бы остановиться и на теневых сторонах деятельности Конецпольского, упомянув хотя бы о его безжалостных расправах с восставшими казаками. Но это требование было бы чрезмерным: Боплан находился на службе и вместе с «нашими», т. е. польскими войсками совершал все походы, направленные на усмирение вольного казачества. Даже для современника французских народных восстаний и Английской буржуазной революции, такой уровень гуманности, который хотелось бы видеть у него теперь — на рубеже XX и в начале XXI столетий, жестоких и бесчеловечных, — был просто недостижим. В. Б. Антонович и Я. Р. Дашкевич правы в том, что «у него не было предвзятой мысли возвеличить ту или другую сторону», что его сочинение в этом значительно отличается от современной ему польской мемуаристики, с ее ярко выраженными антиказацкими настроениями. Их зафиксировали не только источники польского происхождения, но и послания папских нунциев. В одном из них, послании варшавского нунция архиепископа Лариссы от 17 июня 1634 г. так и слышится голос Ст. Конецпольского, сетовавшего на то, как «трудно обуздать этот бродячий народ, жадный до грабежей, ненасытность которого постоянно угрожает разрывом отношений [Речи Посполитой] с турками и другими соседями» («е difficile il reffrenar quella gente vagabonda ed avvida di rapine, per ingordigia delle quali ha spesso impegnato il Regno in rotture co[n] Turchi ed altri confinanti»)[288].

Вернемся, однако, к сочинению Боплана. Оно снабжено целой серией иллюстраций. Скрупулезность инженера позволила снабдить книгу выразительно точным и предельно четким чертежом устройства передвижной кибитки. Она дана в нескольких проекциях — вид сверху на опору кибитки и колеса (А) и два вида сбоку — на самый шатер (В) и шатер, установленный на опоре (D) В первой из них привлекает внимание изображение того, как оглобля-ось крепится к опоре, во второй — изображение конструкции шатра. Можно не сомневаться, что инженер, указавший масштаб всего чертежа, не ошибся в изображении опоры числа перекладин на ней, соотношении ширины и длины опоры и шатра, диаметра колес и ширины опоры. Столь доскональное воссоздание передвижной кибитки-котарги можно само по себе рассматривать в качестве этнографического памятника.

То же самое можно сказать и относительно чертежа на стр. 55. Он также дан в трех проекциях. В разрезе, где видно, как крепится хворост, удерживающий челн на плаву, и сверху, где показано расположение сидений и досок, из которых формируются борта плавательного средства. В особенности же нагляден вид сбоку. Здесь находим изображение крепежа бортовых досок — заклепки и деревянные рогульки на том месте, где прикрепляется хворост. Показаны и оба весла — кормовое и носовое, видимо, не укрепленные, но находящиеся между двумя вертикальными уключинами «кочетами» Аналогичные изображены и на бортах, там они служат для бортовых весел.

Третий сюжет, зафиксированный в графической форме, — это переправа татар через реку. Развевающаяся грива коня, плывущего по реке, скрывает всадника, у которого видно лишь одно лицо с длинными волосами. В некотором отдалении от головы коня, на поверхности воды, изображенной в виде упругих жгутов, которые расположены по диагонали, видна конструкция из трех предметов — двух мешков, укрепленных на жесткой деревянной раме, и перед ними — ближе к голове коня, нечто вроде толстой оглобли. К сожалению, в данном случае, по рисунку-чертежу Боплана нельзя точно воссоздать конструкцию всего сооружения, которому татары доверяли свои скарб и вооружение.

В книге имеются еще два чертежа, касающиеся татарских походов. Один представляет, как татары сбивают своих противников со следа. Из центра разбегаются геометрически точные линии, разделяющиеся по мере удаления от центра. Второй чертеж представляет путь татар по водоразделу между рекой и ее притоком. Оба чертежа отличаются сухим схематизмом. В особенности данное замечание касается второго чертежа. От автора прекрасных карт Украины можно было бы ожидать большей детализации и приближенности к реальности. Вероятно, чертежи были сделаны в тот момент, когда карты еще не были готовы. Впрочем, не исключено, что этот чертеж автор рассматривал лишь как схему и не ставил своей задачей соблюдение точности в передаче течения рек

Боплан не ограничился иллюстрированием татарской темы. Его занимала и организация быта казаков и поляков. Он изобразил два типа укрытий — одно от насекомых, другое от дождя — и тщательно описал их словами. Чертежи Боплана по своему характеру очень близки к чертежам «Принципов войсковой геометрии», в особенности №№ 57, 63, 64 первой части труда «Понятия геометрии» и №№ 49, 50 и 52 второй части труда — «Аксиомы Общие понятия»[289]. Качество этого труда высоко оценивают и нынешние математики[290]. Видимо, чертежи и в «Описании Украины», и в «Принципах войсковой геометрии» принадлежат руке Боплана Чертежи навесов в первом из этих сочинений столь совершенны, что их можно было бы помещать в учебники геометрии не только XVII, но даже XXI столетия

Первое издание «Описания Украины» было снабжено картой («Tabula geographica ukrainska»). Как уже упоминалось выше, 8 апреля 1645 г. Боплан получил королевскую привилегию на издание карты южной части Речи Посполитой.

Вопрос о том, авторство каких карт принадлежит Боплану, а каких его последователям и соавторам, остается актуальным.

Вскоре после издания «Описания Украины» Боплан выезжает в Гданьск для встречи со знаменитым Вильгельмом (Гильомом) Гондиусом[291], который взялся за гравирование Генеральной карты Украины 1648 г. и специальной карты 1650 г. Однако Гондиус не сумел закончить их. В 1654 г. гравирование было передано Ю. Пасторию и И. Ферстеру в том же Гданьске.

Боплан, находясь в Руане, интенсивно занимался географическими работами. Он подготавливал карту Нормандии на 2 листах, которая была закончена в 1653 г. Затем с 1653 по 1667 гг. вел работу над картами Нормандии на 6 и 12 листах (масштаб 1 : 207 000). В 1662 г. в атласе И. Блау в Амстердаме была, анонимно опубликована карта Нижнего Днепра. В это же время Боплан издал «Описание Нормандии» («Description de la Normandie». Rouen, 1662 или 1667 г.)[292].

Второе издание книги Боплана вышло в 1660 г., через 6 лет после инкорпорации Украины в Российское царство, в год окончания второй северной войны 1655-1660 гг., в условиях, когда против Речи Посполитой действовали не только протестантские государства, но Россия и Турция[293]. Французские дипломаты выступали в качестве посредников в польско-шведских переговорах 1651-1653 гг., однако во время знаменитого «потопа» 1655-1656 гг., когда Речь Посполитая стала объектом шведского нашествия, Мазарини занял прошведскую позицию. Вместе с тем, вокруг польской королевы Людвики Марии в 1657-1660 гг. концентрировались все сторонники польско-французского сближения, которые прочили на польский престол французского кандидата[294]. Однако выбрать его не удалось. Польским королем стал кн. М. К. Вишневецкий[295], и это положило конец французскому влиянию в Речи Посполитой.

Вне контекста польско-французских отношений невозможно понять основную идею книги Боплана или, вернее, основную для французского читателя: поляки — братья французов, настойчиво повторяет автор[296]. Правда, посвящение во втором издании, не претерпевшее изменений с 1651 г., приобрело еще более двусмысленное звучание, чем за девять лет до того: Боплан восхваляет поляков за то, что те колонизовали некогда пустынные районы, ставшие главным источником доходов королевской казны, и делает это тогда, когда Речь Посполитая, потеряв их, лишь надеялась на их возвращение по Слободищенскому договору. Слава же «освоителей» украинской «пустыни», несомненно, по мнению автора, остается за польскими властями. Среди них Боплан выделяет своего могущественного покровителя Ст. Конецпольского, в замке которого в Баре и находилось его постоянное место жительства во время пребывания в Речи Посполитой. Для Боплана он «великий и несравненный», «великий и благородный», «великий воин и государственный муж, непобедимый». Нужно отдать должное порядочности и постоянству Боплана, его умению быть преданным и благодарным: все эти слова были написаны спустя пять лет после смерти его высокого покровителя. Симпатии же французского инженера по-прежнему были отданы этому выдающемуся польскому политическому деятелю.

Издание 1660 г., видимо, напечатанное большим тиражом, представлено и большим числом доживших до нашего времени экземпляров. Один из них, ранее в литературе не учтенный, находится в Отделе истории книги Государственной исторической библиотеки в Москве. Он хорошо сохранился. Почти непотрепанный кожаный переплет, с бумажной обклейкой белого цвета внизу корешка, в нем наличествуют все страницы, отсутствует лишь карта[297]. На контртитуле наверху порыжелыми чернилами: on (Vn?) Mr Adami[298]. На обороте обложки, внизу справа ярко черными чернилами значится 1854, а внизу слева слегка выцветшими IQSS. Очевидно, книга в XVII в. принадлежала некоему Адаму, тогда же или позднее попала в библиотеку, где получила индекс IQSS и, наконец, в 1854 г. (если считать эти цифры указанием года) перекочевала в руки нового владельца. По неуверенному предположению сотрудника Отдела истории книги Исторической библиотеки — Николая Анатольевича Зеленяки-Кудрейко, книга могла находится в собрании Барятинского.

В экземпляре второго издания 1660 г., находящемся в Отделе редких книг Научной библиотеки Московского государственного университета, имеется много рукописных поправок. Часть их касается разделения текста на абзацы, если считать две косые (//) в тексте и на полях знаком абзаца. Подобный знак предшествует словам: C'est chose estonannte... на с. 43, и Il nous reste encore... на с. 54. Возможно, такой же смысл имел крестик (+) на полях и в тексте перед словами De plus si le Cosaque ...на той же 54 с. Рисунок на с. 48 снабжен надписью: fig. 5. Прилежного читателя данного экземпляра интересовал В. Гондиус, имя которого в разделе «От издателя» подчеркнуто, а последующий рассказ о судьбе карт отчеркнут на полях вертикальной чертой и отмечен крестиком. Так же крестиком на поле выделена единственная итальянская пословица на с. 47. Однако максимальное число пометок и исправлений касается трансилитерованных Бопланом украинских слов и географических наименований. Так, на с. 13 в слове Bobunnska последние семь букв зачеркнуты, а над ними сверху написано: nowka (= Bobnowka); на с. 14 в слове Borowiche зачеркнута буква h, в результате следует читать Боровице; на той же странице вместо зачеркнутых Bougin и Ytazemin написано Buzin и Taszmin. Поправки или польские соответствия в транскрибированных польских и украинских словах указаны ниже в разделе «Список украинских, польских, татарских, немецких и голландских слов, воспроизведенных Бопланом, частично в транслитерации».

Данный экземпляр очевидно принадлежал человеку, владевшему польским языком. Его инициалы L и V помещены слева и справа от виньетки на титульном листе. Там же справа от слова Pologne имеется и его неразборчивая подпись: de Lip... (czicz???, enicz???), впрочем такому прочтению противоречит частица de. Кроме того на титульном листе на верхнем поле над названием находятся три косых креста, перечеркнутых посредине единой линией, а на контртитуле две надписи: первая рыжими чернилами J 2332 и 4 В 7626 — очень черными. Представляется, что последняя надпись, равно как и все исправления и пометы сделаны одним почерком XVII в., увы, все-таки не самого Боплана.

Еще один московский экземпляр находится в библиотеке Российского государственного архива древних актов. Он более полон, нежели экземпляр Исторической библиотеки: карта в нем сохранилась. Он был приобретен покупкой. На контртитуле имеется экслибрис некоего de Fourcy, изображающий его герб с митрой (о нем см. ниже — описание Е. Е. Рычаловского).

Экземпляр РГАДА представляет скорее исключение, нежели правило. Почти досконально известна история его путешествия в Россию и предшествовавшая жизнь во Франции. Того же нельзя сказать об экземплярах ГПИБ и Музея книги РГБ[299]. О них известно очень немногое (о первом из них уже упоминалось выше). Экземпляр второго издания 1660 г. в Музее книги РГБ имеет на обороте титула отпечаток овального экслибриса размером 2,5 см х 3 см (по осям координат) с изображением одноглавого императорского орла и горизонтальной надписью, четко видной под орлом: DUBL. Надпись с левой стороны стерта и неразборчива. Непосредственно под словом DUPL можно прочитать остаток круговой легенды: PALAT. VINDOBON. Над самим орлом надписи нет. Пребыванием в Венской дворцовой библиотеке, вероятно, можно объяснить роскошный вид книги и ее хорошую сохранность. Книга облечена в кожаный бежево-коричневый переплет с золотым тиснением на корешке, передних и задних крышках, всех трех обрезах крышек. На передней и задней крышках вытеснены две рамки в виде двух параллельных прямых и волнистой наружной линией. Внутренняя рамка на углах завершается орнаментальным геометризированным растительным украшением. На корешке в две строки вытеснено золотом: Descr ¦d'Ukr. На нижней части корешка бумажная наклейка с напечатанной цифрой 97. На обороте цветного форзаца надписи: чернилами 26.5.14 и карандашом Р 6/97 (зачеркнуто). На белом форзаце видны стертые буквы и цифры: Д.ч — в левом верхнем углу; L.XII. C1 — 4°2127 — наверху. Посредине страницы современный шифр РГБ: Beauplan ¦IV — фр ¦4° Descriptio... ¦4-ый экз. На белом форзаце задней крышки современный инвентарный номер РГБ: инв. МК VIII-5774. Следов карты не имеется.

В середине XIX в. (до 1854 г.) в Россию попал экземпляр издания 1662 г., само существование которого долго оставалось спорным. Д. Ф. Эссар и А. Б. Перналь знали о нем лишь по упоминанию в каталоге книг, опубликованном Прусской государственной библиотекой (Deutscher Gesamtkatalog, herausgegeben von der Preussischen Staatbibliothek. Bd. XIV Berlin, 1939. Col. 97), по экземпляру этой библиотеки. Он был издан в Руане. Однако по сведениям канадских исследователей подобного издания в Берлине не было. Тем не менее немецкие библиографы 1939 г. ошиблись, оказывается, не на много.

Экземпляр издания 1662 г. с середины XIX в. находился в России. Его судьба в этой стране хорошо известна. В Публичный и Румянцевский музей он был подарен вдовой графа Виктора Никитича Панина (1801—1874), министра юстиции, известного деятеля эпохи освобождения крестьян, — Н. П. Паниной. В. Н. Панин купил все собрание книг «Rossica» у кн. Алексея Борисовича Лобанова-Ростовского, статс-секретаря, министра иностранных дел (1824—1896). Последний приобретал редкие книги в Берлине[300]. Вероятно, ссылаясь на данные первой половины XIX в., немецкие библиографы и описали это издание. Однако сделали ошибку, вероятно, не относительно местонахождения экземпляра (он вполне мог попасть в Прусскую государственную библиотеку в результате обмена с Венской библиотекой, а затем быть проданным на антикварном рынке Берлина), но относительно типографа в 1662 г. «Описание Украины» Боплана публиковали в Руане (типограф не был указан), а продавали в Париже[301].

Панинский экземпляр издания 1662 г. имеет обычный картонный переплет с кожаным корешком. На бумажной наклейке, расположенной внизу корешка стоит цифра 228. На обороте цветного форзаца шифр, написанный черными чернилами: 43.4.16 (зачеркнуто карандашом), восходящий скорее всего ко времени пребывания среди книг Россики у А. Б. Лобанова-Ростовского или в Прусской государственной библиотеке. Здесь же зачеркнутая карандашная помета: Р 17/228; и шифр РГБ. Beauplan G. IV-фр. 4°. Histoire. На титульном листе под датой выцветшая размашистая подпись. «Графа В. Панина», под датой едва видная карандашная помета: 1662. А на белом форзаце находится помета очень черными чернилами и совсем другим — аккуратным и четким почерком, возможно, первого русского владельца книги или его библиотекаря: «Une traduction anglaise de cet ouvrage se trouve dans la Collection du voyage, publiee par J. Churcill. 1704. Vol. I. P. 571-610[302] et une traduction russe dans PArchive du Nord (Северный архив) de 1825. Т. XV № 11 Р 321; une autre traduction russe a ete donnee par Th. Oustrialoff sous le titre Описание Украйны. СПбург, 1832». На последнем листе текста инвентарный номер РГБ: инв. MKVIII-2860. На обороте белого форзаца задней крышки маленькая пятиконечная звезда светло-фиолетовыми чернилами На обороте цветного форзаца задней крышки карандашная надпись: «Russica», почерком, отличным от вышеприведенной на белом форзаце передней крышки. В этом экземпляре карта отсутствует, она выдрана варварским способом, так что поврежден белый цветной форзац задней крышки.

К сожалению, в литературе еще не проделана работа по конкретному описанию всех сохранившихся экземпляров, хотя это было бы полезно для понимания круга читателей Гийома ле Вассера де Боплана как из числа его современников, так и из числа книголюбов нового времени[303]. Видимо, и эту задачу нужно поставить перед следующим поколением боплановедов.

В том же 1660 г. увидел свет и первый перевод большей части «Описания Украины» на латинский язык во Всемирном атласе И. Блау. В отличие от французских оригиналов перевод лишен тех многочисленных опечаток, которыми грешат оба первые французские издания. Крупный четкий шрифт в лучших традициях эпохи Возрождения, цветные иллюстрации, воспроизводящие авторские, Генеральная карта, подготовленная на основе гданьской редакции карты Гондиуса 1648 г.[304], издана в цвете, от чего она очень выигрывает сравнительно с оригинальной, — все это производит очень благоприятное впечатление[305].

Так называемой Генеральной картой Украины был снабжен не только атлас Блау, но и второе 1660 г, третье 1661 г., возможно, четвертое 1662 г, пятое 1663 г и шестое 1673 г. издание «Описания Украины». В 1686 г. Генеральная карта вышла отдельным изданием. Карты Украины Боплана достаточно важны. Они нуждаются в специальном рассмотрении.

Карты Боплана

К середине XVII столетия во Франции сложилась устойчивая традиция картографирования, правда, по преимуществу территории самого королевства. Уже в 1613-1614 гг. карты Франции создал Ф. де ла Гиллотьер, в 30-е годы Н. Тассин не ограничился этим, добавив к французским провинциям и Европу (1633, две карты разных масштабов в 1637, 1646). Не менее плодовит был Н. Сансон, изображавший Францию на картах 1637, 1643, 1658, 1665 и 1678 гг. Его племянник Пьер Дюваль указал на своих картах 1653, 1655, 1665, 1685 гг. прежние названия провинций Франции, их размеры и т. д. Наряду с картами всей страны составлялись и планы отдельных городов (Пуату, Нанта, Ренна) и провинций (Савойи, Франш-Конте, Турени и т. д.) Наконец, в 40-е годы (1641-1647 гг.) была подготовлена первая топографическая карта Франции[306]. Таким образом, Боплан мог опираться на эту традицию, в том числе и опыт собственного отца. Стоит, однако, подчеркнуть, что ни один из его предшественников не брался за достаточно сложную задачу создания генеральной и топографической карты местности, находящейся в таком удалении от родины картографа, как Украина от Франции. Создание карт Украины стало возможным благодаря трем обстоятельствам — опыту французских картографов, освоенному Бопланом с помощью отца, длительному пребыванию на территории Украины и, наконец, помощи польских картографов и граверов. К сожалению, никто из исследователей сочинения и карт Боплана не провел последовательного сравнения числа топонимов, гидронимов и т. п. в тексте «Описания» и на его картах. Некоторое представление об этом можно получить, сравнив указатели к Описанию[307] и Специальной карте[308]. В первом значится 191 географическое наименование, во втором — около 3000 наименований. Такая существенная разница между наполнением текста и наполнением Специальной карты нуждается в особом объяснении.

Но обо всем по порядку. Хотя карты Боплана были известны уже давно, исследователи не очень четко разбирались в том, какие карты принадлежат самому Боплану, какие были созданы его последователями. Ясность в этот вопрос вносят исследования последних двух десятилетий. Их итоги на 1998 год подведены А. Б. Перналем и Д. Ф. Эссаром. Повторим их основные выводы. Исследователи разделили все его карты на три группы — карты Речи Посполитой (куда вошли и карты Украины), карты Франции — Нормандии и Бретани, третья группа, представлена, по их мнению, картой Картахены. Исходный вариант карты Украины исследователи, в том числе и новейшие, видят в рукописи

1638 г. под названием «Tabula geographica Ukrainska» (44,5x62,5), которая вошла в атлас Фридриха Гетканта «Topographica practica... conscripta et recognita per Fridericum Getkant Mechanicum. Anno 1638» под номером 14 (Военный архив в Стокгольме). Однако дата на титульном листе не соответствует действительности, поскольку в атлас включен план Мальборка, датированный 1639 г. Масштаб карты 1 : 1 550 000, ориентирована на юг. Карта не подписана, но большинство исследователей, в том числе и К. Бучек и Т. Новак, приписывает ее Боплану, который в 1639 г. участвовал в речной экспедиции по Днепру, где и мог зарисовать ее течение[309].

Карты, помещенные в изданиях «Описания Украины», носили название «Carte d'Ukranie contenant plusieurs provinces comprises entre les confins de Moscovie et les limittes de Transilvanie, dressez par G. L V sieur de Beauplan ingenieur et capitaine de l'artillerie du serenissime roy de Pologne». Гравирована Жаном Тутеном и издана в 1660 г. Жаком Кайю. Все экземпляры книги за исключением того, что находится в Исторической библиотеке в Москве, снабжены этой картой (42x54; ориентирована на юг). Перналь и Эссар считают ее вторичной по сравнению с картой Дикого поля, гравированной Гондиусом. В отличие от последней, на «Карте Украины» не хватает названий южных местностей, обширных текстов на французском и латинском языках, зато помещено изображение Крымского полуострова.

Из этой же серии «Carte d'Ukranie contenant plusieurs provinces comprises entre les confins de Moscovie et les limittes de Transilvanie, dressez par G. L. V. sieur de Beauplan ingenieur et capitaine de I'artillerie du serenissime royde Pologne». Она напечатана с тех же досок, что издание 1660 г., нос добавлением названий местностей на побережье Черного моря. Перналь и Эссар предполагают, что в издании 1662 г. могла быть также эта карта[310].

Несомненно та же карта была помещена в издании 1673 г. В ней отсутствуют только наклейка с изображением Крыма и имеется надпись о месте продажи карты: «Се vendent a Paris chez Iollain St. Jaque a la ville de Cologne».

Та же карта, но без надписи о месте продажи, воспроизведена в 1686 г. Единственный известный Перналю и Эссару экземпляр находится в Национальной библиотеке в Париже.

Параллельно с «Carte d'Ukranie contenant plusieurs provinces» Боплан вел работу над специальной картой Украины «Delineatio specialis et accurata Ukrainae». Перналь и Эссар считают, что в королевском привилее от 10 марта 1645 г. на публикацию карты, названной «tabula geographica ditionum regni nostri a regno Hungaria usque ad fines Moscoviae sitarum», речь идет именно о специальной карте, и относят завершение ее первого варианта именно к этому году. Различие заголовков карты и ее названия в привилее заставляет, однако, усомниться в этом отождествлении, скорее привилей давал право на издание Генеральной карты Украины.

Существуют или известны на сегодняшний день три варианта Специальной карты.

Все три сохранившиеся копии карты датированы одним и тем же (ошибочным) 1450 годом, в качестве гравера карт указан Вильгельм Гондиус.

Первый вариант носит название «Delineatio specialis et accurata Ukrainae. Cum suis palatinatibus, ac districtib[us], provinciysq[ue] adiacentibus bono publico erecta per Guilhelmum le Vasseur de Beauplan S. R. M.tls Poloniae et Sueciae architectum militarem et capitaneum aeri vero incisa opera et studio Wilhelmi Hondy S. R. M.^tis Poloniae et Sueciae chalcographi privilegiati. Gedani Anno Domini M. C. D. L. » [sic] Масштаб карты 1:450 000, состоит из 8 листов размером 41,5x45, общий размер карты — 83x216 см. Южная ориентация. Заголовок напечатан дополнительно на 4 полосах. На шестой секции внизу имеется еще одна надпись: «Guilhelmus le Vasseur de Beauplan S. R. M.^tis architectus militaris et capitaneus mensuravit et delineavit. Wilhelmus Hondius S. R. M.^tis Chalcographus sculpsit cum privilegio S. R. M.^tis in trigenta annos. Gedani Ano Domini M. C. D. L.» [sic]. Очевидная ошибка в дате, равно как и характеристика Боплана в качестве «шведского военного архитектора» (по аналогии с Гондиусом!?) указывает, возможно, на какие-то чрезвычайные обстоятельства, в которых создавались надписи (болезни гравера, например!?). На карте границы воеводств и их названия указаны не полностью. Местности в низовьях Днепра вообще названий не имеют.

Второй вариант, в целом повторяющий первый, имеет дополнение — врезку на первой секции с изображением нижнего течения Днепра. Раскрашенный вариант карты библиотеки Чарторыйских в Кракове был разрезан на 27 сегментов по 30x24 см и затем наклеен на полотно (общий размер карты 91x216,5 см). Сотрудники картографического отдела библиотеки считают ее рукописью. Перналь и Эссар, сомневающиеся в этом, относят карту к концу 50-х годов[311].

Третий вариант имеет на восьмом фрагменте дополнительную надпись о битве под Берестечком в 1651 г.: «Circa Berestetzium ubi haec nota + reperitur IOANNES CASIMIRUS REX POL[oniae] cecidit et in fugam vertit 300000 Tartaros et rebelles Cosacos Ano. 1651 die 30 Junij». Следовательно, карта не могла быть создана ранее указанной на дополнительной надписи даты битвы под Берестечком. Иллюстративное оформление карты полностью повторяет оформление «Carte d'Ukranie» 1661 г. На обеих картах два амура держат полотнище, на котором находится обозначение цифр. Слева внизу шкала масштаба, справа — под гербом с польской короной наверху — свиток бумаги с надписью «Delineatio specialis...». Свиток окружен фигурами вооруженных людей — справа стоящий казак, целящийся из лука, и сидящий татарин (?), слева казачка (?), а также статично стоящий и сидящий обнаженные до пояса казаки. Можно предположить, что третий вариант Специальной карты и карты издания 1661 г. напечатаны с одних и тех же досок с небольшими исправлениями.

Подобный факт не исключение и даже не редкость для того времени. «Медные доски, с которых печатались карты, переходили от отца к сыну, от учителя к ученику, и только конкуренция вынуждала дополнять и исправлять их», — пишет исследовательница картографической фирмы Блау Г. Демченко[312].

Специальная карта, как показал недавно Ст. Александрович, была составлена Бопланом при помощи известного польского картографа Ю. Нароновича-Нароньского (1610-1678), неопровержимые доказательства чего он обнаружил в документе, касающемся деятельности последнего[313]. Этот же картограф сотрудничал с Бопланом в создании Генеральной карты. Если ее проект или набросок был сделан Бопланом, скорее всего в 1639 г, то доработка карты выпала на долю польского картографа, считавшего за честь сохранить имя Боплана как автора самой идеи, признанного, кстати, специалистом в этой области и королем, и гетманом.

Известны пять вариантов, изданных под одним и тем же названием: «Delineatio Generalis Camporum Desertorum, vulgo Ukraina. Cum adjacentibus provinciis. Bono publico erecta per Guilhelmum le Vasseur de Beauplan. S. R. M.^tis Architectum militarem et Capitaneum». Масштаб 1:1800000. 42x54,5 см. Гравер и издатель В. Гондиус. Сохранилось 7 экземпляров, представляющих 5 вариантов[314]. Если в первом варианте многие реки и местности не имели названий, то во втором они появились, равно как и границы воеводств: Palatinatus Braclaviensis, Palatinatus Kiioviensis. Некоторые местности были переименованы: NB: Olim paludes, nunc civitates Polesiae; NB: Tractus ille quandam Paludinosus, postea excoli caepit, nunc autem civitatibus et villis refertus est[315]. Эти изменения канадские исследователи вслед за З. Кавецким и Г. Вернерувной связывают с использование карты Д. Цвикера, которую гравировал тот же Гондиус[316].

Можно предположить, что карта Диких полей была использована при составлении Специальной карты Украины при участии того самого Ю. Нароновича-Нароньского. Точность и богатое наполнение топографической Специальной карты Украины обеспечили ей долгую жизнь. Она была включена в альбом Сансона 1655 г., изданный Пьером Мартье, — «Cartes generales de toutes les parties du monde».

В 1655 г. увидели свет 5 переработанных карт (Russie noire; Haute Volhynie ou Palatinat de Lusuc; Basse Volhynie ou Palatinat de Kiow; Haute Podolie ou Palatinat de Kamieniec; Basse Podolie ou Palatinat de Braclaw). Четыре однолистовых карты были включены в знаменитый атлас Блау в 1675 г., а затем оттуда кочевали в другие атласы вплоть до XVIII в. Это были: (1) Ukrainae pars, quae Kioviapalatinatus vulgo dicitur; (2) Ukrainae pars, quae Podolia palatinatus vulgo dicitur; (3) Ukrainae pars, quae Barclavia [sic] palatinatus vulgo dicitur; (4) Ukrainae pars quae Pokutia vulgo dicitur[317].

Все эти карты издавались в различном оформлении барочного стиля. На карте Подолии справа вверху изображен человек с грифелем (?), а внизу часы, окруженные тремя амурами, на циферблате находится надпись. В верху карты Брацлава (3) справа — знамя с надписью, поддерживаемое пятью амурами. Внизу на шкале масштаба — казак. Карта Покутья (4) имела две жанровые сцены. Слева внизу два амура пристроились на блоках масштаба. Справа на фоне леса памятная стелла с надписью и группа воинов: один со знаменем справа и один полуобнаженный слева — стрелок из лука, воин с копьем, все — в шапках с меховой опушкой.

Развитием Генеральной карты Украины современные историки картографии считают карты, объединенные названием «Typus generalis Ukrainae sive Palatmatuum Podoliae, Kioviensis et Braczlaviensis terras nova delineatione exhibens» Этот вариант представлен в следующих изданиях. Атлас Яна Янсона, вышедший в Амстердаме в 1658 или в начале 1660 г.; Английский атлас Яна Янсона и Мосиса Питта. Оксфорд, 1680; вариант, предназначенный для атласа Герарда Фалка и Петра Шенка конца XVII в.

Карты Боплана оказали влияние на представления французских картографов не только об Украине, но и о Европе в целом. На карте Гийома Делиля южная или юго-восточная часть России носила название «Ukraine. Pays de Cosaque. Cosaque Zaporoski» Впрочем в атласе, воспроизведшем карту Делиля и изданном в Амстердаме Жаном Ковеном и Корнелием Мортье, были учтены и сведения Петербургской академии, что и оказалось зафиксированным в записи «Заново исправлено в соответствии с последними открытиями Петербургской академии»[318].

В конце пути

Очередной поворот в судьбе Боплана наступил в 1665 г., когда он был принят на королевскую службу. Это связано с приходом к власти в должности генерального контролера (министра) финансов Франции Жана-Батиста Кольбера (1619-1683), последовательно проводившего меркантилистскую политику, поощрявшего развитие крупных мануфактур, поддерживавшего ученых. После 1667 г. корпус инженеров (corps du genie) Франции значительно расширился, часть инженеров находилось в ведении Кольбера, некоторые под руководством военного министра Лувуа. Боплан вместе с учеными-архитекторами и лицами, обнаружившими вкус к конструированию или ранее наблюдавшими за строительными работами, остался при Кольбере. Очевидно, генеральный контролер был расположен к знатоку Украины. На протяжении 1665-1669 гг. Боплан неоднократно получал от Кольбера значительные суммы денег[319], а в 1670 г. назначен ординарным королевским инженером[320]. Чтобы оценить это, достаточно сказать, что знаменитый французский архитектор и инженер Себ. Вобан был удостоен того же звания в 1655 г.[321]. Находясь на королевской службе, Боплан в 1667-1669 гг. работал над картой Бретани. После 1 января 1675 г. он скончался.

«Описание Украины» Боплана в контексте французской географической литературы XVIII в

Сочинение Боплана — предмет постоянного изучения заинтересованными судьбой Украины сторонами — российской, польской и, наконец, самой украинской в пределах и за пределами Украины. Поразительно пренебрежение этим памятником французской мысли эпохи Нового Времени со стороны соотечественников Боплана — французов[322]. Историографы источниковедения французской истории — Э. Буржуа и Л. Андрэ — ограничились замечанием по поводу стиля, по их мнению, «далеко не безупречного», а также достоверности сообщаемых им сведений («он представляет то, что видел сам») и общей оценкой значения труда Боплана («первым во Франции описал ту часть Европы, которую европейцы причисляли к Азии»)[323]. Со всеми вышеприведенными положениями этих ученых можно согласиться. Хотелось бы только иначе расставить акценты. Да, стиль сухой, полностью лишенный эмоциональной окраски, характерной для людей с математическим складом ума. Что касается достоверности, то читатель может убедиться, ознакомившись с комментариями специалистов, помещенными в украинской и канадской публикациях 1990 и 1993 г. и в настоящем издании.

И дело здесь не только в компетентности автора, не в том, что сам он был участником тех действий, о которых рассказывал, или свидетелем тех реалий, которые описывал, и не только в том, что он, подобно своим современникам[324], был жаден на знания, но и в том, что он принадлежал к протестантской культуре Непосредственный контакт с Богом, который предусматривало протестантство, создавал особую форму ответственности всех и каждого за собственные деяния. На основе морального пуризма, не поддававшегося в той мере, как у католиков, мирским соблазнам, науки процветали пышнее и ярче, чем в комфортных условиях лелеемого государством католицизма[325]. Католическая или прокатолическая литература, в центре внимания которой находились в основном распри с протестантизмом[326], переживала процесс все усиливавшегося окостенения[327].

Что же касается приоритета Боплана в причислении этой части Восточной Европы к европейскому материку, то данное утверждение может быть оспорено Возможно, французы и в XVII в. оставались в неведении по поводу того, к какой части света следует относить этот регион, однако в других более восточных странах, уже после «Записок о Московии» Сигизмунда Герберштейна, изданных в середине XVI в., на сей счет не возникало никаких сомнений. И тем не менее «Описание Украины» Боплана — знаковое в историографии Франции событие. В нем с предельной ясностью отразился дух Нового времени — последовательный прагматизм протестанта, руководствующегося собственными утилитарными интересами, и рационализм ученого не только в близких ему областях фортификации, картографии и математики, но и в такой далекой сфере как сочинительство.

Поразительным образом его собственные интересы совпали с общественным интересом Франции к далекой юго-восточной окраине Европы. Сочинение, написанное в целях возвращения автора на службу к польскому королю и изданное в 1651 г., оказалось предельно актуальным и востребованным, на протяжении последующих двух десятилетий оно было пять или шесть раз переиздано.

XVII в — столетие не столько открытия, сколько описания открытого европейцами в предшествующее столетие мира. «Описание Украины» Боплана принадлежит к очень популярному в XVII в. жанру страноведческой литературы, буквально наводнившей Европу. Правда, в этом жанре было создано огромное количество вымыслов, которые зачастую полностью заслоняли достоверные сведения. Недаром даже спустя полтора столетия в 1774 г, Корнелий де По (Pauw) в своей «Защите философских изысканий» жаловался на то, что лишь 10 из 100 описаний содержат полезную информацию, а читатели этих описаний вынуждены уподобляться ботанику, ищущему в бескрайнем лесу единственную нужную ему былинку[328]. Нельзя сказать, чтобы французы преуспели и в открытии, и в описании новых стран.

Страноведческая географо-этнографическая литература во Франции, у которой в отличие от соседних европейских стран долгое время не было заморских колоний, развивалась с некоторым отставанием, если сравнивать с Англией или Испанией. Внимание французов сосредоточивалось по преимуществу на изучении собственной страны и ее ближайших окрестностей[329], при этом, по утверждению историков начала XX в. Э. Буржуа и Л. Андрэ, путешественники по преимуществу обращали внимание на трудности пути в пределах одной или нескольких провинций собственной родины. За пределы страны выезжали лица, влекомые дипломатическими обязанностями[330], религиозным рвением[331], любознательностью, столь свойственной людям Нового времени, в особенности во второй половине XVII в (таковы Мобильон, Монфокон, Турнефор)[332].

В связи с «открытием» Канады — Новой Франции в начале XVII в появилась коммерческая компания выходцев из Руана и Ла-Рошели для торговли с нею. В 1628 г была основана компания Новой Франции под руководством племянника Ришелье — Де Комбаля в основном с миссионерско-религиозными целями, а в 1622 г. увидело свет первое описание этой страны[333]. Поспешили туда и иезуиты. Один из них, Бр. Садар, в 1636 г. издал «Историю» Канады. В 1617 г. в Париже появилось «Путешествие в Африку, Азию, Восточную и Западную Индии» Ж. Мокэ, а совсем незадолго до издания книги Боплана вышли «Знаменитые путешествия Винсента Лебланка, марсельца» (1649 г.)[334].

Особый тип европейских путешественников составляли путешественники поневоле, которых религиозные распри гнали с насиженных мест. По Европе XVII в. странствовали и воины, предлагавшие свои услуги и жизнь государям различных стран, упорно сражавшимся за передел мира в свою пользу. Были среди них и французы. Так, в России в начале XVII в. подвизался капитан Ж. Маржерет, записки которого стали одним из чрезвычайно важных источников по истории России этого времени. Его, как и многих его соотечественников, за пределы Франции вытолкнули религиозные войны. К числу таких лиц можно условно причислить и Г. Боплана.

В отличие от большинства наемников, находившихся на службе вне Франции, Боплан был не просто воином, но специалистом в области фортификационной архитектуры, практиком-инженером. Острый математический ум, строгая логичность построений, детальность описаний этнографических особенностей казаков, татар, поляков и очевидная аполитичность — вот характерные черты его сочинения и не только сочинения, но и склада ума и психики. Он принадлежал к нарождавшемуся поколению французов, уставшему от религиозных распрей и находившему выход своей энергии в точных науках. Рационализм и прагматизм Европы переходного от средневековья к Новому времени периода нашел точное воплощение в Боплане. Его сочинения — знамение Нового времени. Находясь на службе у польского коронного гетмана и возводя крепости, призванные увековечить польское господство на Украине, будучи заинтересованным в продолжении этой службы, он тем не менее воздержался от того, чтобы занять пропольскую позицию. А в своем «Описании Украины» создал — видимо, не вполне осознанно — памятник казакам, боровшимся против польского господства.

«Описание Украины» отличается не только этим — отличается оно и общим подходом к теме. Боплан — представитель той новой европейской культуры, которая начала складываться на рубеже смены двух эпох. Унаследовав от эпохи Возрождения широту и рационализм мышления, культура нового времени подняла их до невиданных ранее высот. В особенности это касается Франции, духовное развитие которой происходило под сильнейшим воздействием протестантизма. Летаргия последнего в 30-60-х гг., по выражению Р. Мандру, сопровождалась подспудным проникновением протестантского рационализма во все сферы культуры, в католицизм, в науку и в практическую деятельность. Торжество буржуазного рационализма во французской культуре того времени — один из косвенных результатов воздействия протестантизма на духовное развитие общества. К середине XVII в. число страноведческих сочинений увеличилось настолько, что потребовалось создание специальной инструкции по написанию географических трудов. Бернар Варенн в 1650 г., т. е. за год до появления книги Боплана давал такой рецепт: сначала описать внешность аборигенов, затем их пищу, одежду, привычки, занятия и промыслы, искусства и ремесла, охарактеризовать добродетели и пороки, рассказать о семейной жизни и браках, наконец, о языке, государстве, городах, истории и знаменитых людях[335]. Разумеется Боплан не следовал и не мог следовать этому наставлению, как не вняли Варенну и другие сочинители (например, Ла Булайе-Легу, в своем труде «Путешествия и наблюдения, где описаны религии, правительство и положение государств и королевств Италии, Греции, Анатолии, Сирии, Персии, Палестины, Карамании, Халдеи, Ассирии, Великих моголов... Восточных Индий, Африки и т. д.» или бр. Александр де Родес, автор «Путешествий и миссий в Китай и другие королевства Востока», изданных в 1653 г.)[336]. Однако набор тем у названных выше авторов немногим отличается от предложенных Варенном. Структура же сочинения Боплана иная, во-первых, потому, что автор исходил из карты, комментарием к которой должно было служить само описание[337], и, во-вторых, потому, что в центре его внимания были не столько люди, сколько местности и города, крепости и слободы, к созданию которых он приложил руку. Его взгляд — это не взгляд простого путешественника и праздного созерцателя, но взгляд человека, занимающегося техникой, пусть даже и прикладной, взгляд воина, оценивающего силы противоборствующих сторон. Поэтому главное место в его описаниях занимают различные географические объекты, виды и типы оружия, способы ведения войны, и, наконец, люди — действительные или потенциальные воины. Духовный мир человека его почти не волнует. Не интересовали его и вопросы религии и церкви. Н. Н. Бантыш-Каменский в свое время уже отметил пренебрежительное отношение Боплана к духовенству, можно отметить и его ошибки в описании храмов, но дело даже не в частностях, а в общем взгляде «физика» XVII в.[338] на чуждую и незанимательную для него духовность других народов.

Отмечая этот пробел, мы не хотим умалить достоинства его описания. Оно точно и лаконично, как точен и лаконичен список условных обозначений на карте. Но тщетны бы были поиски ответов на вопросы, которые волновали его соотечественников и жителей Речи Посполитой. В 20-ые годы на родине Боплана активно дебатировался вопрос о праве реформатов сопротивляться обращению в католичество с помощью оружия (при этом протестант Миллетьер давал положительный ответ, а католик Д. Тилен — отрицательный)[339]. Вопрос был актуален и для украинцев с их приверженностью к православию и нависшей угрозой обращения в католичество, но для Боплана этой проблемы не существовало. Не коснулся он и другой темы — проблемы суверенитета, понятие о котором в 1577 г. было введено его соотечественником Ж. Боденом в его «Шести книгах о республике». Глух он остался и к теории естественного права Гуго Гроция, хотя применительно к описываемому им региону все это были проблемы не просто первостепенной, но жизненной важности. Впрочем, некоторый отклик они все-таки нашли в книге Боплана, что, в частности, отразилось в ее названии. Прежде всего, второе издание в отличие от первого носит название «Описание Украины», а не просто «Некоторых районов провинций Польского королевства», как это было в первом. Кроме того, автор без всякого осуждения сообщает о выступлении Богдана Хмельницкого, указывая исходный пункт движения его сил[340]. Таким образом, фактически он как бы признает право казачества на выступления против, казалось бы, законной власти.

Первое издание «Описания Украины» Г. Боплана появилось уже тогда, когда во всю развернулись события освободительной войны, в ходе которой польская сторона несла потери и вынуждена была обращаться за помощью к Франции[341]. Данное обстоятельство могло вызвать еще больший интерес к сочинению со стороны французского читателя. Свидетельством востребованности «Описания» Боплана может служить переложение некоторых приводимых им сведений в другом памятнике французско-украинских культурных отношений.

В Париже в 1663 г., то есть через 13 лет после первого и через три года после второго издания сочинения Боплана, было опубликовано описание Украины другого француза, Пьера Шевалье, биографических сведений о котором не сохранилось. Шевалье знал сочинение Боплана, упоминал его имя, по Боплану он описал походы казаков на Черное море, рассказал о днепровских порогах, болезни «кафтун», налетах мошки и саранчи Шевалье пользовался сведениями Боплана, иногда уточняя их. Так, он точнее указал место порогов на Днепре если Боплан определял их как находящиеся в 50 милях от Киева, то Шевалье правильно локализовал их в 50 милях от устья Днепра[342]. Однако его позиция по отношению к казакам резко отличалась от позиции Боплана. В нем ясно угадывается сторонник пропольских настроений. Он резко критикует недостатки украинцев, их пьянство и жадность («пiдступни» и «зрадливы»), низко оценивает душевные качества и умственные способности Павлюка, плохо воспитанного человека, с небольшим опытом и кругозором (С. 36). Шевалье дополняет сообщение Боплана о строительстве крепости Кодак рассказом о том, как казаки разгромили французского полковника Мариона, которого Конецпольский назначил охранять начавшееся строительство с 200 воинами (36). Автор подчеркивает, что запорожского воинство создавалось усилиями Стефана Батория для защиты южных земель, что оно способствовало заселению территорий, находившихся южнее линий Брацлав-Бар-Киев, но подобное соседство было крайне опасно для Речи Посполитой из-за восстаний казаков. Нападения казаков на турецкие суда в акватории Черного моря он называл «пиратскими». Самих казаков рассматривал лишь как войско, а вовсе не народ, «как полагали многие» (видимо, этот камешек был брошен в огород Боплана), и сравнивал их с регулярным войском Карла VII, отличая их от казаков Московии и Дона, или Танаиса (38,39). Вместе с тем он несколько точнее, чем Боплан, понимал причины движения Павлюка, полагая, что в основе лежал захват поляками земель[343], которые казаки считали своими то со времен Сигизмунда I Старого[344], то со времен Стефана Батория[345].

Однако без Боплана Шевалье не мог бы создать своего сочинения. Хотелось бы подчеркнуть особое место «Описания Украины» во французской страноведческой литературе эпохи барокко.

Появление термина «Украина» пусть даже в искаженном виде в заголовке второго издания труда Боплана свидетельствовало о том, что автор рассматривает данную территорию как вовлеченное в орбиту сосуществования европейских стран самостоятельное государство, а за жителями Украины признает права на развитие собственной государственности и решение своей судьбы. «Описание Украины», первым изданием вышедшее в разгар Освободительной войны украинского народа или народов Украины, а вторым уже после ее окончания, пришлось как нельзя вовремя, чтобы дать понять, о каких землях и каких народах, о чьих судьбах пеклось войско гетмана Богдана Хмельницкого, чье право на самостоятельное развитие отстаивало оно в сражениях с армией Речи Посполитой. Этим и объяснялась популярность «Описания Украины», обилие переводов, вышедших в XVII в.

Как правило, издание записок путешественников отставали от момента самого путешествия не менее, чем на 3 года, а иногда и на значительно больший срок. Так, описание путешествия Л. Д. Курмезона в Данию 1629 г. увидело свет в 1664 г., левантийские впечатления 1629 г. Р. Фовеля появились лишь спустя 35 лет, а соответствующие заметки Л. Гедоуина о пребывании в Алеппо в 1623-1625 гг. ожидали этого почти три столетия[346]. Разумеется, причины подобных задержек могут быть самые разнообразные, но все-таки разрыв между написанием, изданием и переизданием того или иного сочинения служит индикатором его актуальности и общественной востребованности.

Историк украинского, польского, татарского и отчасти русского народов в труде французского королевского инженера найдет яркую, полную неоценимых деталей картину их жизни в XVII в., полной драматизма и трагических противоречий. Комментарии, написанные самыми разными специалистами — историками и историками культуры, картографами и этнографами, представляют широкий спектр использования данных Боплана для воссоздания истории народов Восточной Европы, ее юга и юго-востока в 30-40-ые годы XVII в.

И все-таки остаются нерешенными и отчасти даже не поставленными некоторые коренные вопросы. Первый из них — насколько Боплан овладел польским и украинским языком. Думается, что несмотря на длительное пребывание на территории Речи Посполитой, его успехи в этом отношении были весьма относительными, о чем свидетельствуют неточности транслитерации крайне немногочисленных славянских слов в его описании. Второй вопрос касается времени создания публикуемого памятника. В настоящее время считается, что «Описание» он создавал по памяти уже во Франции, в связи с чем вынужден был ссылаться на некоторые провалы в памяти (это касается, в частности, названия церквей в Киеве). Следует еще изучить медицинские увлечения и познания Боплана. Наконец, не выявлено влияние страноведческой французской литературы на творчество Боплана и обратное. Заслуживает специального рассмотрения и вопрос о сходстве и различиях польских хроник середины XVII в. и «описания» Боплана. Предварительно можно отметить, что польские авторы исходили из мысли о хорошей осведомленности читателей относительно общей ситуации на юго-востоке Речи Посполитой в пограничных районах, а посему ограничивались сведениями о конкретных событиях, битвах, победах и поражениях в борьбе против казачества. Будучи по преимуществу военными или администраторами, польские хронисты интересовались преимущественно военной историей. Боплана же больше занимали общие вопросы. Представляется, что здесь дополнительно к тем вопросам, о которых выше уже писал Я. Р. Дашкевич, перед исследователями простирается еще очень широкое поле деятельности.