На Грин-стрит Энтони попал только к утру — Алрой не отпустил его, пока не вытянул все подробности путешествия. Кроме того, сэр Шелди-Стоун пытался задавать вопросы и про Мари — вскользь, но Энтони старался избежать подробностей о ней. Каждый раз, когда друг с неизменным лукавым прищуром произносил ее имя, на язык так и просилось: «А что тебе до нее? Неужели, эта девушка не только для меня значит больше, чем прислуга? Когда ты успел оценить ее? Где видел?» Но вопросы оставались в голове, а вслух вылетали лишь учтивые фразы.
Вернувшись в гостиницу, Энтони первым делом направился к номеру Мари. Только у ее порога терзавшее до сих пор чувство, будто забыл что-то важное, отпустило. Повернув ключ в замочной скважине, он постарался как можно аккуратнее открыть дверь, не потревожив обитательницу скрипом петель. Как оказалось — не зря. Мари лежала на кровати, укрывшись одеялом. Ее глаза были прикрыты, а грудь мерно вздымалась. Нахмуренные брови и вместе с тем — чистая детская улыбка. Интересно, что ей снилось сейчас?
Пробраться в комнату к спящей девушке, которая нравилась больше, чем полагалось прислуге, казалось чем-то жгуче приятным и вместе с тем — стыдным. Энтони сам не знал, отчего внутри страх быть застанным мешается с радостью снова видеть Мари. Откинув сомнения, он поставил стул ближе к кровати и присел, продолжая рассматривать черточки милого лица. Во сне она казалась такой хрупкой и беспомощной. Сердце будто сжали в кулаке — щемящее чувство нежности вспыхнуло в нем, вытесняя все тревоги и предубеждения. Энтони провел ладонью по темным кудрям, разбросанным на подушке, коснулся щеки, ощущая, как на губах расплывается улыбка. «А ведь я вчера совсем позабыл про посыльного, — скользнуло в голове. — Выходит, Мари осталась на ночь голодной».
Не вовремя подоспевшая мысль спугнула романтизм мгновения. До сих пор Энтони старался, чтобы Мари не чувствовала себя рабыней, но последнее время начал вести себя неподобающе. Карикатурный образ господина — развратного сластолюбца, морющего выкупную прислугу голодом и побоями, замаячил перед глазами. Энтони тряхнул головой, прогоняя наваждение. Ну, уж нет! До рукоприкладства или разврата он никогда не дойдет! Вот только как быть с предложением Алроя? По сути — форменное предательство. Но как найти силы отказаться, если загнан в угол обстоятельствами и долгами? И в то же время не покидал вопрос: зачем это нужно самому Шелди-Стоуну? Какова его выгода? Почему он вызнавал про его жизнь, про закладные и Мари? Сделка казалась более, чем абсурдной.
Веки Мари вздрогнули, морщинка между бровей разгладилась, но при этом исчезла и улыбка. Энтони замер, боясь разрушить ее сон. Наверняка, Мари испугается, если увидит его в своей комнате в такой час. Да и вряд ли она легла спать одетая, значит, Энтони снова будет выглядеть, как бессовестный развратник. Словно подслушав его мысли, Мари перевернулась, освобождая от одеяла часть спины в ночной рубашке. У Энтони в один миг пересохло горло, на лбу выступили капли пота. Сердце застучало в висках, отстраняя из головы все прочие мысли, кроме желания созерцать нежно персиковую кожу под полупрозрачным лифом рубашки…
Со сдавленным вздохом, Тони отвернулся и зажмурился. Перед глазами заплясали яркие пятна, словно он долго смотрел на солнце, но облегчения не вышло. Порочные желания все сильнее овладевали им, и уже не казалось кощунственным, что Мари бесправна и не сможет дать отпор. «Так и должно быть, — пульсировало в мозгу, будто эхо чужих слов. — Девушка выкупная и ничего не скажет против. Сделать хорошо господину — ее долг». Мысли были липкими как грязь и такими же противными, но заглушить их принципами, которые Энтони сам придумал для себя, не получалось. Подлая натура, как адвокат из общественной конторы, подсовывала ту правду, которая выгораживала страсть. «И потом, если ты не сможешь ее выкупить у Алроя, то так никогда и не узнаешь этих сладких губ…» Тони вскочил и опрометью бросился к двери, выискивая в кармане сюртука ключи от номера.
Что творится с его выдержкой и моралью в этом городе? В поместье Энтони никогда не позволил бы себе таких суждений, но в Лондоне, едва хлебнув общения с местным аристократом и его сальными намеками, он словно с цепи сорвался! Или так действует то, что рядом нет опекавшей Мари полнотелой доброй кухарки Мишель? Одного ее грозного взгляда хватало, чтобы низменные желания юркнули куда подальше. А теперь… «В конце концов, — продолжал разоряться внутренний бес. — Ты же не собираешься и впрямь жениться на нищенке? А иначе я не вижу смысла опекать ее добродетель». Это стало последней каплей — Энтони рывком дернул ключи из кармана, порвав его край, и выскочил из номера. Когда он снаружи захлопнул дверь, то услышал по ту сторону вздох и стук деревянных башмаков.
Энтони заперся у себя в комнате, подвинул стул к окну и стал наблюдать, как с Грин-стрит крупные капли дождя выживают продавцов газет и чистильщика обуви, примостившегося было у здания с кованой вывеской в виде сапога. Уже через несколько минут улица опустела, лишь изредка оглашаясь влажным стуком копыт и шумом воды, разбегающейся в стороны от колес кэбов. Энтони всматривался в укрытые воротниками лица кучеров, надеясь отыскать вчерашнего возницу, но ему не везло. Правда, он и сам не смог бы объяснить, зачем ищет вчерашнего знакомца. На душе скребли кошки из-за слабости, овладевшей им в комнате Мари. Все-таки, продолжая оставаться наедине с ней, он рано или поздно поддастся искушению. В этом не было никаких сомнений. Очарованный Мари, Энтони в упор не видел иных женщин, да и сама мысль подыскать проститутку или закрутить роман с другой казалась кощунственной. Поручиться за себя, что длительное воздержание ограничится головными болями и фривольными снами, он не мог. Неплохо бы нанять кого-нибудь для сопровождения. Лучше — строгую старушку с беззубым ртом. Может, она сумеет достучаться до запропастившейся совести?
Решив так, Энтони отогнал воспоминания о случившемся, и стал размышлять — стоит ли согласиться на предложение Алроя? Его намерения по-прежнему оставались неясными. Если предположить, что старый друг ничуть не изменился за прошедшие годы, то это — очередная игра, в которой Рой не получит ничего, но развлечется от души. А если нет? В голову лезли мысли одна хуже другой, но ни одна из них не оправдывала интереса Шелди-Стоуна к Мари. Единственное объяснение — он узнал про случай с мистером Шорти и хочет использовать мистические способности бедняжки, которые на деле оказались всего лишь выдумкой. Хотя… Верил ли сам Энтони, что она не причастна к смерти миссис Шорти? Возможно то, что происходит, неподвластно Мари и творится как-то само собой? Узнать бы, что она делала в тот день, что обещала или говорила мистеру Шорти…
Энтони покинул стул и направился к лакированной тумбе около кровати, достал из верхнего ящика сигару и покрутил ее в руках. Надо бы ненавязчиво расспросить Мари, либо подослать кого-то с расспросами. Правда, если она не смогла внятно объясниться с ним, то с чужим человеком и вовсе онемеет. Прикурив, Энтони вернулся на прежнее место и снова уставился в окно, за которым дождь продолжал набирать обороты. На глаза попались нахохлившие птицы, жавшиеся друг к другу в выемке у крыши соседнего здания. Энтони вскользь подумал, что как только небо перестанет хныкать, надо тут же отправляться в нотариальную контору на Бейкер-стрит. Алрой дал подробный адрес и даже имя служащего, которому отец доверил бумаги о наследстве. Джош Кудроу — значилось на бледно-розовой бумажке, а ниже приписка размашистым почерком сэра Шелди-Стоуна: «Стучи громче, старику перевалило за семьдесят и он жутко не любит гостей».
Стук в дверь вывел Энтони из размышлений.
— Мистер Джортан, — раздался голос портье. — Завтрак готов. Вы спуститесь или прикажете подать в номер?
— Подайте в номер, — ответил Энтони, торопливо вставая со стула и направляясь к двери. Повернув торчащий в замочной скважине ключ, он остановил Льюиса, направлявшегося к лестнице. — Тони! Могу я просить вас об одном деле?
— Конечно, — портье остановился и повернулся к нему.
— Могу я просить, чтобы с нами позавтракала миссис Льюис?
— С вами? — кустистые брови портье взлетели на лоб.
— Со мной и моей служанкой, — поморщившись, ответил Энтони.
— Хорошо, я спрошу Глорию — найдется ли у нее свободное время.
— Буду признателен, — произнес Энтони, хлопнув по карману с деньгами.
Но, похоже, звон шиллингов Льюиса не впечатлил — удивление скрылось с лица, оставив лишь равнодушие. Он склонил голову, а потом развернулся и скрылся на лестнице, оглашая коридор стуком деревянных подошв.
Энтони пожал плечами — причуды портье волновали его в последнюю очередь. Оправив сюртук, он подошел к двери Мари и постучал.
— Мистер Джортан? — тут же отозвалась она.
Энтони показалось, что голос звучал совсем близко, словно Мари караулила его у порога.
— Мари, ты не в постели? — старался говорить спокойно, даже холодно, но слова все равно подрагивали.
— Нет, господин, я давно поднялась.
— Может, тебя что-то потревожило? — отпирая замок, спросил Энтони. Неужели, Мари не спала, когда он позволил себе слабость?
Мысль смутила, кольнула в сердце шпилькой стыда. «Где же ты был час назад?» — мысленно упрекнул Энтони сам себя.
— Нет.
Он открыл дверь — Мари и впрямь стояла рядом с ней в темно-вишневом хлопковом платье, волосы как всегда убраны в строгий пучок, руки — сложены на животе. Помимо воли перед глазами предстали распущенные кудри и нежная улыбка… Энтони стиснул зубы, прогоняя наваждение и давая себе клятву, что больше никогда не посмеет заглянуть к Мари во время сна.
— Нам подадут завтрак в мой номер. Я пригласил жену хозяина гостиницы побыть с нами, — отводя взгляд в сторону, произнес он. А потом, заметив удивление на лице Мари, добавил. — Надеюсь, она развлечет тебя беседой или расскажет нам о новостях. Я не слишком интересовался жизнью столицы последние два года.
Она молча кивнула, продолжая смотреть на Энтони как раз в тот момент, когда он тоже поднял на нее глаза. Вспыхнув румянцем, Мари опустила глаза.
— Прикажете идти сейчас?
— Ты иди, а я захвачу стул.
Когда Энтони со стулом в руках вошел в свой номер, на столе уже красовались тарелки с омлетом, жареным беконом, гренками в масле и свежим ароматным кофе. Мари сидела около кровати на табурете, видимо, принесенном женой Тони, которая устроилась точно на таком же рядом с ней. Внешностью миссис Льюис чем-то напоминала кухарку Мишель — то же добротное тело, морщинистые руки и дряблый подбородок. Ко всему прочему в ее глазах прятались те же теплые искорки, когда она смотрела на Мари. Правда, они тут же потухли, едва миссис Льюис увидела на пороге Энтони. На миг показалось, что она знает все низменные закоулки в его сердце, отчего он стал чувствовать себя нашкодившим мальцом.
Так и виделось — жена Льюиса встает со стула и грозит пальцем, приговаривая: «Мистер Энтони, вы позволили себе неподобающее поведение этим утром». Точно так ругала Энтони жилистая и низкорослая няня фрау Вернер — немка, специально привезенная из Мюнхена для воспитания Джортана-младшего и единственного. Она была суха в словах, скупа на ласку и крайне начитанна — отцу казалось, что это именно то, что нужно семилетнему мальчику, потерявшему мать.
Наверное, из-за этого пробирающего до костей взгляда Энтони кусок в горло не лез. Он устроился на стуле напротив Мари и миссис Льюис, имя которой никак не мог вспомнить, и напряженно ковырялся ножом и вилкой в тарелке. Завтрак так и прошел в полном молчании. Даже убирая тарелки, жена портье не произнесла ни слова, Мари же, как казалось, и вовсе проглотила язык, перейдя на другой вид общения — глазами. На Энтони они смотрели с уважением и боязнью, что уязвило, а вот на миссис Льюис — с доверием и ответной добротой. Оставалось догадываться, когда эти две женщины успели проникнуться симпатией друг к другу.