Оптинские были. Очерки и рассказы из истории Введенской Оптиной Пустыни

КЛЮЧАРЁВСКАЯ ИСТОРИЯ

Осенью 1853 года в тамбовском селе Троекурове умирал старец Иларион, прозорливец и чудотворец, великий постник и молитвенник. Вокруг него в течение последних лет собралась женская община. При помощи верных старцу богатых благодетелей и благодетельниц шли хлопоты об открытии в Троекурове монастыря, и уже куплена была земля, строились храмы. Старец доживал последние дни, не вставал с диванчика и ничего не вкушал, кроме двух-трех ложечек святой воды. В эти дни приезжало проститься с ним много его духовных чад (а потом на похоронах было более десяти тысяч человек). Посетил его и надворный советник Федор Захарович Ключарев, издавна относившийся со своими духовными проблемамик о. Илариону и бывший большим его почитателем. Старец сказал ему: «Прошу тебя, не оставь моей обители, а я, если обрету дерзновение пред Господом, потщусь исходатайствовать тебе Царствие Божие в обителях небесных… Мне уже недолго жить, а ты поезжай в Оптину Пустынь, там ведь хорошие старцы есть – Макарий и другие… вот у них и проси совета, они научат тебя, что предпринять для жизни духовной». Старец Иларион имел особенную любовь к Оптиной Пустыни. Летом 1839 года сказал он Александру Михайловичу Гренкову (будущему старцу Амвросию): «Иди в Оптину… Ты там нужен». Он провидел будущее этого семинарского учителя, стремившегося к монашеской жизни.

Ключарев был человек богатый. Уездные помещики избрали его предводителем дворянства (главное его имение село Иворовка находилось в Тульском уезде). От своих средств он много помогал монастырям, особенно Троекуровской общине, где второй такой благотворитель назначил Ключарева душеприказчиком при своем духовном завещании. Впоследствии Федор Захарович собирал материалы о старце и готовился составить его жизнеописание (эти материалы, оставшиеся после его кончины, пригодились о. Агапиту (Беловидову), написавшему и издавшему книгу об о. Иларионе (Троекуровском).

Шесть лет спустя Федор Захарович исполнил благословение старца Илариона относительно Оптиной Пустыни. 19 января I860 года, уже по благословению оптинского старца Макария, он вступил в число братства Иоанно-Предтеченского Скита, а супруга его – в Белевский Крестовоздвиженский монастырь. Федор Захарович несколько лет жил на скитской пасеке в доме, где некогда помещался старец Леонид. Получив разрешение построить себе келлию, он выбрал место возле пруда, против алтаря скитского храма, где еще находилась келлия покойного схимонаха Вассиана, окруженная небольшой рощицей. Келлию эту за крайней ветхостью разобрали, и Ключарев построил здесь поместительный дом, в котором внизу было две половины (монахам в Скиту полагалось жить хотя в разных келлиях, но в одном доме по двое), а наверху мезонин, в котором размещена была скитская библиотека. Федор Захарович долго ходил в послушниках и только 29 января 1867 года был пострижен в рясофор. Постригали его в скитском храме Иоанна Предтечи перед бдением на праздник Трех Святителей. «В этот самый день, – записано в скитской Летописи, – в Оптину Пустынь была принесена в первый раз св. чудотворная Калуженская[4] икона Божией Матери, которая во время бдения стояла в монастыре в Казанской церкви, а на 30-е число утром в 4 часа была перенесена в скитскую церковь к ранней обедне». Одна из Белевских сестер, видя, как скитские братия в темноте, со свечами и пением, в сопровождении толпы народной, переносили св. икону в Скит, вспомнила, что в I860 году, когда Федор Захарович поступил в Скит, она видела во сне, будто в Оптинский Скит входит какая-то женщина в сопровождении множества людей со свечами, и на ее вопрос, что это значит, ей отвечали: «Постригают Ключарева». «Женщина» эта – чудотворная икона Божией Матери. Сон сбылся через шесть лет. Скитоначальником тогда был о. Иларион (Пономарев). Старцем после кончины о. Макария стал его ученик иеромонах Амвросий. О. Иларион также имел старческие дары. Он и стал духовным отцом о. Феодора. Отцу Феодору было пятьдесят лет. Здоровье его было сильно нарушено. Более всего беспокоили его ноги, особенно правая, бывшая в ранах и иногда укладывавшая его в постель из-за кровотечений.

В 1869 году во второй половине ключаревского корпуса поселен был Александр Николаевич Лихарев, который в миру был – вот уж совпадение какое! – предводителем дворянства Каширского уезда, соседнего с Тульским, где такую же должность имел о. Феодор. Лихареву было 53 года. Он, как и Ключарев, договорился с супругой об уходе их обоих в монашество, он – в Оптину она – сначала в Орловский монастырь, потом в Белевский. Лихарев был высокого роста и тучного телосложения, настоящий великан. Когда он, как послушник, облачился в огромный подрясник и опоясался широким ремнем, то о. Иларион, увидев его, сказал, шутя: «Ну, по коню и сбруя!» Как дворянин, да еще служивший в гвардии (был кавалерийским ротмистром), Лихарев общался очень запросто с высокими особами, ничуть не смущаясь. Но вот при оптинских старцах он смущался. Они его поражали своей тонкостью, умением со всяким человеком найти верный тон. «Ну, о. Амвросий, – скажет он, бывало, – все-таки получил образование в семинарии, а батя-то, батя-то? (так называл он своего старца о. Илариона), ведь он в миру был портной и ни в какой школе не обучался никаким наукам, а какое благородство, какая сдержанность в манерах!»

Послушник Александр из-за своей тучности склонен был к водяной болезни, которая у него и началась. 9 февраля 1873 года, во время болезни, он был пострижен в мантию без перемены имени. Всех – даже старцев и архимандрита Исаакия, настоятеля, удивлял он в предсмертные дни благодушным и даже радостным настроением. «О, что я чувствую теперь! – говорил он. – Во всю мою жизнь, при разнообразных светских удовольствиях, никогда не ощущал я такой радости, как теперь… И кто я? И что я, что сподобил меня Господь такой великой милости?» Вскоре по кончине о. Александра супруга его м. Надежда видела замечательный сон: «Вижу будто бы, – сказывала она, – едем мы с мужем в прекрасном экипаже, запряженном тройкой великолепных рысаков.

Кони мчатся птичьим полетом, а о. Александр только с важностью покрикивает: "Пошел! пошел!.." Взглянула я на него, и вид его представился мне таким величественным, что я сказала: "О, что-то ты уж как царь какой!" А он ответил: "Я не царь, а еду к Царю!"»

О. Феодор как-то отлучился в свою Иворовку и долго не возвращался; о. Иларион послал за ним благочинного, о. Анатолия (Зерцалова), который приехал туда 27 ноября 1870 года на празднование иконы Знамения Божией Матери. В этот день о. Феодор заболел, у него сделалось сильное кровотечение из больной ноги. Едва поправившись, он вернулся в Скит, и там приступ кровотечения повторился. 24 декабря он был особорован таинством елеосвящения, а в январе 1871 года пострижен в келлиях старца Амвросия тайно в мантию о. Анатолием (Зерцаловым). В конце января с о. Феодором был легкий удар, от которого он оправился, но ослабел памятью. К молитве же оставался усерден, посещал службы в обители, а когда ослабевал, то ходил в скитскую соборную келлию на правила. В марте 1872 года о. Анатолий постриг его в великую схиму.

В скитской Летописи под 14 мая 1872 года записано: «В воскресенье пред обеднею привезено из Москвы для погребения тело Александры Николаевны Ключаревой, супруги В. Ф. Ключарева, скончавшейся в Москве 8-го мая. После обедни была соборная панихида, и после оной были похороны». Эта покойница была невесткой о. Феодора, женой его сына Василия. Ее звали Александра Николаевна. Она умерла 25-ти лет и оставила ему двух девочек-близнецов Веру и Любовь, которым еще не исполнилось и года. Василий же, человек еще молодой, далекий притом от всяких духовных вопросов, вскоре после смерти жены увлекся некоей особой, женился на ней, но та решительно отказалась воспитывать чужих младенцев. Что было делать? Он поступил так: отвез детей к матери в Белевский монастырь, а она была уже схимонахиня. Имя ее было матушка Амвросия. По благословению старца Амвросия, ее духовного отца, она вышла из монастыря и поселилась с девочками в гостинице при Оптиной Пустыни. Еще осенью 1871 года по просьбе о. Амвросия матушка Амвросия, находившаяся в монастыре, выкупила в селе Шамордине имение помещика Калыгина, где впоследствии и образовалась с Божьей помощью и хлопотами старца Амвросия знаменитая Шамординская женская пустынь.

Еще перед уходом в монастырь супруги по необходимости произвели раздел имений, так как надо было выделить законную часть сыну, да и матушка Амвросия должна была жить в монастыре на свои средства в своем доме-келлии, со своими келейницами, – Крестовоздвиженский Белевский женский монастырь не был общежительным. Судя по расходам, которые она несла по благословению старца, средства у нее были немалые. В монастыре жила она с целым штатом келейниц, бывших своих крепостных, которые не пожелали расставаться с ней и сами склонны были к иноческому житию. С ними она переселилась и в оптинскую гостиницу, а потом и в Шамордино. Эти женщины, многие из которых еще в монастыре постриглись кто в рясофор, а кто и в мантию (как м. Алимпия) стали потом первыми насельницами новой обители, и, в отличие от поступавших сюда потом, их называли «ключаревскими».

Старец Амвросий пока не открывал своих намерений о будущем монастыре и говорил м. Амвросии: «Будешь жить там как на даче со своими внучками, а мы будем ездить к тебе в гости». Он опекал своих маленьких крестниц, оберегал от роскоши и благословлял одевать их попроще и позволять поститься. Беседуя с малютками, он умел повлиять на их сознание, склоняя их к молитвенному, духовному настроению, и они тянулись к нему, исполняли многое из того, что он советовал, и очень рано начали стремиться к иночеству. Старец знал, что им это нужно сейчас, что у них не будет другого времени. Господь открыл ему их судьбу. В это же время он шаг за шагом побуждал м. Амвросию расширять маленькое имение, прикупать то леса, то земли, то один соседний хутор, то другой… В конце концов было приобретено все, что и принадлежало впоследствии Шамординской обители.

16 июля 1872 года во время вечерней службы с о. Феодором случился удар. Его перенесли из храма в келлию и подали первую помощь. Он пришел в себя и, хотя лишился языка и движения, но был в сознании. Три дня подряд его причащали Святых Христовых Тайн. 20-го пришел к нему старец Амвросий, который преподал ему последнее благословение. 21 июля о. Феодор мирно скончался. Вечером этого дня тело его было перенесено в скитскую церковь, где было отслужено несколько панихид, а 23 числа после ранней обедни – в монастырь в сопровождении всей скитской братии.

На пути пять раз совершалась лития: между келлиями старцев, у скитских Святых врат, возле гостиницы, у северных врат обители и возле Введенского собора. Обедню служил отец игумен (вскоре архимандрит) Исаакий с четырьмя иеромонахами. Похоронили о. Феодора близ могил его тещи – м. Афанасии (Варвары Львовны Мартемьяновой) и невестки – Александры Николаевны Ключаревой. На погребении о. Феодора были о. настоятель и 14 иеромонахов. Присутствовавший здесь обер-прокурор Синода граф Александр Петрович Толстой (перед отъездом за границу для лечения приехавший помолиться в любимой им Оптиной) сказал, увидя, как хоронят о. Феодора: «Монашеские похороны торжественнее царских».

Месяца за два до кончины о. Феодора старец Амвросий приехал в Шамордино навестить м. Амвросию с внучками и посмотреть местность. Автор Жизнеописания о. Амвросия архимандрит Агапит (Беловидов) – тогда, в 1872 году, постриженный вместе с будущим старцем о. Иосифом в мантию – пишет, что старец Амвросий, приехав, «тут же благословил м. Амвросию построить новый корпус для сестер-послушниц (бывших ее крепостных) и проговорил: "У нас здесь будет монастырь". Но какими судьбами могло это случиться? Законные наследницы купленного имения, внучки м. Амвросии, теперь были еще малютки, которым впереди улыбалась долголетняя и, вероятнее всего, супружская жизнь. Так можно было думать по-человечески, так и думала бабушка этих малюток». Старец стал в летнее время приезжать сюда и жить по нескольку дней. Его сопровождали келейники – отцы Михаил и Иосиф. Тайно от всех во время этих пребываний старец обдумал расположение всех построек и угодий будущего монастыря. Матушка Амвросия хотя и не была прозорливица, но она была верная раба Божия и в послушании старцу всегда была тверда. «Благочестивое настроение м. Амвросии (Ключаревой) отражалось на всем, что было к ней близко, – пишет о. Агапит. – В новом имении и тогда уже текла жизнь, близкая к монашеской. Сама же Ключарева продолжала жить по-прежнему на гостином дворе при Оптиной Пустыни, впрочем так, что со своими внучками она была почти неразлучна: то сама подолгу гостила в имении, то их брала к себе».

Отроковицы подросли, и влияние на них крестного отца их старца Амвросия и монастырской жизни усилилось. Они одевались просто, много молились и, по-монашески, отказались есть мясо. В августе 1881 года м. Амвросия занемогла и составила духовное завещание, где Шамордино было отписано в наследство внучкам. Старец, однако, предложил ей внести в завещание и следующее распоряжение: в случае смерти внучек имение должно будет перейти в собственность живущей в Шамордине женской общины. Не придав этому никакого значения, м. Амвросия вписала это и 23 августа мирно почила. Тело ее предано было земле на кладбище Оптиной Пустыни. Одна из ключаревских прислужниц, постриженная в монашество с именем Алипии, стала старшей распорядительницей в Шамордине под руководством старца Амвросия и воспитательницей отроковиц Веры и Любови.

В начале 1882 года вдруг объявился отец отроковиц, В. Ф. Ключарев, живший в Калуге и до сей поры не дававший о себе знать. Он заявил свои права на дочерей, и ему не понравилось полумонашеское их воспитание. Поэтому, забрав их из Оптиной, он отвез их в Орел в пансион госпожи Чибисовой (которая, к счастью, была верным духовным чадом старца Амвросия). Они проучились там одну зиму. На лето отец нанял для них дачу где-то далеко от Оптиной и приказал весной явиться к нему в Калугу. По их просьбе он, однако, разрешил им заехать в Оптину Пустынь проститься со старцем и матушками. Они поселились в знакомом номере оптинской гостиницы и жили там некоторое время, посещая монастырские службы, бывая у старца и печалясь о том, что надо менять образ жизни. О. Амвросий сказал им, что их жизнь изменится не так, как желает того их отец, что они скоро будут счастливы и получат все, о чем они мечтали, думая о своем предполагаемом монашестве.

31 мая Вера и Любовь обе заболели дифтеритом. Их положили в разных комнатах и вызвали врача из Козельска. Болезнь не поддавалась лечению. Отроковицы слабели, угасали. Пока могли, посылали о. Амвросию записочки с просьбою помолиться о них. Их соборовали, а старец пришел и перед причастием исповедал их. Шамординские послушницы с любовью ухаживали за ними и потихоньку от них плакали.

Они знали от врача, что дело идет к смерти… Вера умерла 4 июня, Любовь – 8-го. Их похоронили на оптинском кладбище рядом с могилами их деда и бабушки, прабабушки и матери.

По условию завещания Шамординское имение со всеми строениями и угодьями перешло в полное владение насельниц зарождавшейся обители. Вера и Любовь Ключаревы явились как бы отроковицами-основательницами будущего многолюдного монастыря, и их здесь никогда не забывали. На последней фотографии (снятой зимой в Орле) им по 12 лет. Вера сидит на стуле, Любовь стоит рядом. На них темные пансионские платья и передники. Обе они глядят серьезно, в больших темных глазах их как бы читается спокойная дума о Господе Боге, о Божьем рае, о вечной жизни в общении с Ангелами и преподобными.