Оптинские были. Очерки и рассказы из истории Введенской Оптиной Пустыни

ПОДВИЖНИК НА ПОКОЕ Архимандрит Мелхиседек (из Оптинского Патерика)

Надпись на чугунном памятнике, водруженном над могилой, находящейся близ алтаря Казанского храма Оптиной Пустыни, гласила: «На сем месте погребено тело архимандрита и схимника Мелхиседека. В Оптиной Пустыни жил 17 лет на покое. Сконч. 1841 г. апреля 15 дня в 9 час. пополудни на 81 г. от роду. Из Белгородских купцов. Настоятелем был в знаменитых трех обителях. Добродетельною жизнью стяжал уважение и незабвенную память». Если развернуть эти краткие сведения подробнее, то можно будет увидеть монаха судьбы не совсем обыкновенной.

Мирское имя его нигде не упоминается, а фамилия – Короткий. Белгород и купеческие занятия он покинул очень рано ради монашества, о котором думал уже с отрочества. Он поступил в Николаевский Пешношский монастырь Московской епархии в 1782 году и там через четыре года был пострижен в мантию, а еще через два – посвящен в иеромонаха. Ему суждено было жить во многих монастырях, иногда очень недолгое время, но это зависело не от него, а от начальства и, конечно, всё осуществлялось по Божьей воле. С 1788 года – Тихвинский монастырь. С 1791 года – Александро-Невская Лавра в Петербурге. С 1735 года – игумен в Николаевском Моденском монастыре, но тотчас – наместник Александро-Невской Лавры (с оставлением и на той игуменской должности). С 14 июня 1797 по 1805 год – настоятель Спасо-Яковлевского Димитриева монастыря в Ростове Великом, где построил великолепный собор Св. Димитрия Ростовского. Граф Николай Петрович Шереметев, когда родился у него сын Димитрий, уведомил о. Мелхиседека письмом, что желает в память этого события возвести на свои средства храм в честь этого великого русского святого. Суммы никакой не назначил, а велел из вотчинной конторы своего села Поречье, что близ Ростова, отпускать о. Мелхиседеку деньги по первому требованию без ограничения и немедленно. Отчета никакого граф не спрашивал. Но о. Мелхиседек приезжал к графу с архитекторами для обсуждения плана и отделки собора. Новый собор поражал своим великолепием, – это было как бы сочетание храма и дворца, с колоннами, скульптурными фронтонами и другими украшениями. Из скульптурных рельефов на фронтонах один был особенно замечателен, – он изображал обретение мощей святителя Димитрия, – яркая многофигурная композиция, выполненная И. Фохтом и Г. Замараевым. В просторной трапезной храма устроено было два придела – Димитрия Солунского и святителя Николая. Храм был холодным, а приделы отапливались. Стенные росписи исполнил ростовский иконописец Порфирий Рябов.

В 1805 году о. Мелхиседек переведен был в Арзамасский Спасский монастырь, также настоятелем, и несколько лет спустя – на ту же должность в Суздальский Спасо-Евфимиевский. На этих путях о. Мелхиседек проявил себя не только как умелый восстановитель и строитель обителей и храмов, но и как умудренный Господом духовник. У него было много духовных чад, и не только из простого народа. К нему обращались представители графских родов Зубовых и Шереметевых. Графиня Наталья Александровна Зубова, «Суворочка» (дочь великого полководца А. В. Суворова) была также его духовной дочерью. Митрополит Санкт-Петербургский и Новгородский Гавриил ценил о. Мелхиседека. Святитель Тихон Задонский также хорошо знал его и любил с ним беседовать. Архимандрит Леонид в своей истории Оптиной Пустыни пишет, что, будучи «близким человеком к митрополиту Гавриилу, он имел случай познакомиться у него с большей частью вельмож блестящего Двора Императрицы Екатерины II. Многие из них удостаивали о. Мелхиседека своего расположения и неограниченной доверенности. Вот причина, почему придворная и частная жизнь вельмож были ему хорошо известны. Рассказы его правдивые и одушевленные, могли бы послужить важным материалом для истории века Екатерины Великой».

До старости сохранив твердую память, о. Мелхиседек любил рассказывать о старине, но всегда с назидательной духовной целью, хотя и с живыми, красноречивыми деталями.

Лет в шестьдесят здоровье его от многих трудов и попечений пошатнулось, и он, видя, что уже не в состоянии нести настоятельские заботы, стал проситься на покой и именно в полюбившуюся ему Оптину Пустынь, которую он посетил в то время, как там строился Иоанно-Предтеченский Скит. Получив разрешение в 1823 году, он и перешел туда, но не в Скит, а в самую обитель. И вот что удивительно, – он выбрал себе в духовные отцы монаха Моисея, бывшего в то время скитоначальником, собственно – строителя Скита, бывшего много моложе него. Через два года о. Моисей стал настоятелем Оптиной. В 1836 году о. Мелхиседек оказал монастырю большую услугу: когда игумен Моисей посылал в Петербург сборщика на церковное строение, о. Мелхиседек послал с ним к графу Димитрию Николаевичу Шереметеву, тому, в честь которого построен был великолепный храм в Ростовском монастыре, письмо его отца, графа Николая Петровича, где впервые по рождении сына тот предложил строить собор… Граф Димитрий Николаевич, этого письма ранее не видавший, прочел его (а отца его уже в живых не было) и был весьма растроган. Оптинский сборщик получил от него необыкновенно крупное пожертвование и обещание, потом и исполненное, о дальнейшей помощи обители.

Братия относилась к о. Мелхиседеку с любовью, – он во многом был им примером. За год или за два до кончины он составил духовное завещание, в котором назвал себя «многогрешным архимандритом схимником Мелхиседеком» и просил «у всех и каждого христианского прощения». «Завещаваю, – писал он, – тело мое положить в простой гроб, не обитый и не окрашенный». И далее: «По смерти моей сродникам моим в наследие имения моего отнюдь не вступаться и не входить ни во что, и не требовать от монастыря ничего, потому что оное большею частью состоит в книгах, которые завещаваю отдать в церковную библиотеку здешней Оптиной Пустыни. Прочие же вещи, по прилагаемому при сем реэстру, отдаю в полное распоряжение отца моего духовного игумена Моисея. Денег у меня налицо по сие время не имеется… Наконец, отца моего духовного игумена Моисея и братию св. обители сея, в коей я с 1823 года в преклонных уже моих летах тихо и мирно успокоиваюсь, за любовь и приязнь их ко мне наиусерднейше благодарю. Да воздаст им Господь по безмерным Cвоим щедротам и в нынешней жизни, и в будущем веке. Прошу их и молю, да зряще мя безгласна и бездыханна, помолятся к Премилосердому Богу о успокоении души моей!»

О. Мелхиседек за семнадцать лет жизни в Оптиной Пустыни так сжился с ней, что считал себя истинным оптинцем, а монастырь этот той вожделенной пристанью, куда стремился среди множества хлопот своих прежних настоятельских дел.